БЕССМЕРТИЕ

Первая космическая тропа, проторенная Гагариным, становится все более широкой дорогой в просторы Вселенной. В звездном океане побывали новые космические корабли. И в каждом полете Гагарин принимал участие, помогал товарищам, с трудом и терпением учил их и своему ремеслу и своей железной выдержке. Мы помним, как в его присутствии один, пока еще не известный космонавт, сказал с легкой завистью:

— Важно взлететь. Остальное сделается само собой.

Гагарин резко оборвал его:

— Ничего не делается само собой. Не взяв в руки топора, избу не срубишь.

Едва только Герман Титов совершил суточный полет, как в группе космонавтов развернулась подготовка к длительному групповому полету сразу двух космических кораблей «Востока-3» и «Востока-4», командирами которых определили Андрияна Николаева и Павла Поповича. Друзья Гагарина, одновременно с ним вступившие на тернистую стезю исследователей космоса, терпеливо изучали его опыт. И, хотя им предстояли иные задачи, все детали свершенного работали на них.

Все свободное от занятий время в авиационной академии Юрий Алексеевич проводил с товарищами космонавтами. Выступая в роли инструктора на занятиях и специальных тренировках, он готовил к полету Андрияна Николаева, Павла Поповича и их дублеров Валерия Быковского и Владимира Комарова. Помогал ему неутомимый Герман Титов.

Оба до мельчайших деталей знали задания, захватившие их своей смелостью. Новые космонавты должны были изучить влияние состояния невесомости на человеческий организм в длительном космическом полете; вывести два корабля на предельно близкие друг к другу орбиты; совершить трехсуточный групповой полет; поддерживать постоянную, двустороннюю радиосвязь кораблей друг с другом и с Землей. Им предстояла одновременная посадка в заданном районе и превеликое множество медико-биологических исследований. Андриян Николаев должен был провести в космосе четверо суток, Павел Попович, через двадцать четыре часа поднявшись на орбиту, — трое суток.

Николаев, убедившись, что следующим в космос пойдет он, по нескольку раз переспрашивал Гагарина и Титова обо всем, что они видели, чувствовали и переживали в полете. Человеку с аналитическим мышлением хотелось разобраться в особенностях первых космических рейсов.

Гагарин шутил:

— Андриян один задал мне вопросов больше, чем сто зарубежных корреспондентов на пресс-конференциях.

Живя по одному расписанию с командиром «Востока-3», проходил предполетную тренировку и Павел Попович. Все у них было внутренне согласовано — желания, чувства, мысли, даже вкусы. По мнению Гагарина, украинец Попович являлся полной противоположностью чувашу Николаеву. Потомок запорожских казаков, детство и юность проживший в украинском районном городке Узине, он слыл среди космонавтов весельчаком, знал великое множество пословиц и песен и вместе со своей женой Мариной, тоже летчицей, были душой всех вечеров самодеятельности. Гагарин знал Поповича как человека большой честности и принципиальности. Коммунисты отряда космонавтов избрали его секретарем партийной организации.

— Наш запевала, — говорил Гагарин, — а без запевалы и песня не поется.

Наступило 11 августа 1962 года. В 11 часов 30 минут по московскому времени стартовал «Восток-3» с Андрияном Николаевым. Через сутки, в 11 часов 02 минуты на орбиту вышел и «Восток-4» с Павлом Поповичем. С обоими космонавтами Гагарин вел предстартовую связь с командного пункта космодрома, провожал в полет, зорко подмечая характерные особенности каждого старта, поведения и настроения друзей. Николаев был спокоен, деловит и замкнут. Он поднялся в корабль с тем же спокойствием, с каким занимал пилотское кресло в самолете. Встретившись взглядом в группе провожающих с глазами Гагарина, улыбнулся ему и приветственно поднял руку, подтверждая, что все, мол, Юра, будет в порядке. Все его доклады и на земле, и в первые минуты полета были лаконичны и точны.

Старт «Востока-4» выглядел несколько иначе. Сказался искрометный темперамент Поповича. Гагарин подметил, что в дверцах лифта, на котором космонавт поднимается к вершине ракеты, Павел задержался. Накануне, во время встречи с создателями корабля и со стартовой командой, Павел назвал ракету «ласточкой». Перед тем как войти в лифт, он сказал:

— По народному обычаю земной поклон вам, друзья, и сердечное спасибо. «Ласточка» понесет меня в космос. Я верю и знаю — все будет хорошо. До скорой встречи, друзья!

Пока ракета и корабль были на земле, связь с Поповичем вел Гагарин. Всех, кто был с ним, Юрий Алексеевич заражал своим активным жизнелюбием, целеустремленностью, творчеством. Он давал советы другу» справлялся о самочувствии, интересовался показаниями приборов.

— В кабине все нормально. Чувствую себя отлично. К старту готов, — бодро отвечал Попович.

— Подъем! — раздалась команда.

И Гагарин услышал ликующий голос Павла:

— Полетели, «ласточка»!..

«Восток-4» вышел на орбиту, близкую к орбите подоспевшего сюда, как и было задумано, «Востока-3». Космонавты установили устойчивую, двустороннюю связь, как бы обнялись по-братски в космосе и поздравили друг друга с новым достижением Родины.

— Они так крепко «обнялись» по радио, — сказал Гагарину председатель Государственной комиссии, — что их теперь трудно разъединить…

В материалы «Правды», посвященные групповому полету, Гагарин — командир отряда космонавтов — внес свой вклад. На первой полосе газеты была опубликована его статья с точной характеристикой своих товарищей.

Неся дежурство на пункте управления, Гагарин слышал многие радиопереговоры «Сокола» и «Беркута» — таковы были позывные Николаева и Поповича, разговаривал с ними. Бодрое состояние Юрия Алексеевича передавалось товарищам. Трое суток на космических кораблях шла напряженная работа, и все это время Гагарин спал два-три часа в сутки. Он чувствовал ответственность за полет.

Среди деловых радиопереговоров между кораблями и, словно веселая искорка, в эфире порою проносилась остроумная шутка. Насмешил Гагарина разговор, услышанный на исходе второго дня группового полета.

— Ты уже поужинал? — поинтересовался «Сокол».

— Да, — ответил «Беркут», — а на дессерт пожевал ломтик воблы.

— Воблы? — удивился «Сокол». — Дай и мне пожевать…

— Подлетай поближе, так и быть поделюсь… — ответил «Беркут».

Утром 15 августа «Восток-3» и «Восток-4» приземлились там, где их ждали. Андриян Николаев пробыл в космосе 94 часа 22 минуты, за шестьдесят четыре витка вокруг Земли преодолел расстояние в 2 640000 километров. Павел Попович за 70 часов 57 минут космического рейса покрыл расстояние около 2 000 000 километров, сделав сорок восемь витков вокруг земного шара. Оба они стали первыми в мире «космическими миллионерами»!

С каким нетерпением ожидал Гагарин встречи с друзьями. В их первом беглом рассказе его поразили впечатления о звездном небе. Они видели в космосе значительно больше, чем видели он и Титов, на огромной высоте чувствовали бесконечные глубины мироздания.

— Что вы скажете о полете? — спросили Гагарина корреспонденты.

— Это новый, еще более дерзкий вызов быстротекущему бегу времени, — ответил он.

Гагарин считал — Андрияну и Павлу повезло: они много раз наблюдали красавицу Луну во всем ее блеске. Она казалась им значительно ближе, чем звезды, и была больше похожа на шар, чем на диск. Космонавты рассказывали, что на ее сверкающей, выпуклой поверхности отчетливее, чем с Земли, виднелся рисунок лунного рельефа, напоминавший морозный узор.

Гагарина интересовало, как чувствовали себя Андриян и Павел, когда, отстегнув ремни, покидали пилотские кресла. Первое такое «свободное плавание» продолжалось около часа. По рассказу Николаева это было удивительно приятное, ни с чем не сравнимое состояние и тела, и души. Человек ничего не весил, ни на что не опирался и вместе с тем мог все делать. И мозг работал ясно, четко. И зрение, и слух — безукоризненны. Все видишь, слышишь, что передает Земля. Никаких расстройств вестибулярного аппарата не наблюдалось, и вегетативных отклонений тоже не было.

Юрий Алексеевич радовался. Его открытое лицо всегда отражало движения души.

Среди многих профессиональных замечаний, высказанных космонавтами, Гагарину запомнилась нарисованная ими красочная картина, которую они видели ночью. После того как была выполнена дневная программа наблюдений и исследований, перед тем как улечься спать, каждый поглядел во «взор» на черную бездну и увидел вспышки огня, бушевавшего далеко-далеко на Земле.

— Ты видишь? — спросил Андриян.

— Вижу, — ответил сосед — как ты думаешь, что это?

По массивным наковальням сгустившихся туч, высекая длинные искры, ожесточенно били молоты грозы. Зигзаги ослепительных молний то вспыхивали, то погасали. Что неистовствовало над океаном? Мощный тайфун, ураган, шторм или бешеные тропические ливни? Наверное, там сейчас все клокотало, свирепствовали ветры, и моряки, застигнутые непогодой, самоотверженно боролись с разбушевавшейся стихией. А на высоте более двухсот километров было спокойно и тихо, никакие силы не препятствовали плавному и в то же время стремительному движению двух, идущих близко друг от друга космических кораблей.

Полет Николаева и Поповича дал огромный материал для изучения многим специалистам. Нужно было продолжительное время для того, чтобы расшифровать показатели датчиков физиологических функций человеческого организма и сложной аппаратуры кораблей. И пока над итогами группового многосуточного рейса велась кропотливая, ювелирно-точная работа, началась подготовка к следующему полету. Планировался длительный совместный полет двух кораблей. На одном из них впервые должна была подняться в космос женщина. Юрий Алексеевич никогда не переоценивал силы и представлял все трудности задуманного.

Весной 1962 года Гагарин с товарищами встречал девушек, приехавших в Звездный городок. Это были спортсменки-парашютистки. Их познакомили с программой занятий, рассказали о задачах теоретической подготовки и практических тренировок, показали просторные светлые классы и лаборатории, оснащенные аппаратурой. На другой день в девичьей группе начались занятия. Расписание было жестким. Девушки усиленно постигали новые для них дисциплины: астрономию, геофизику, ракетную технику… Программа их подготовки так же, как и в мужской группе, много времени уделяла спорту. Дело пошло. Все они занимались спортом и сравнительно быстро начали выполнять гимнастические упражнения не хуже мужчин.

Девичья группа в отряде космонавтов являлась своего рода экспериментальной. Никто не знал, как поведет себя женский организм в космосе?

Наблюдая за космической подготовкой девушек, помогая им, космонавты гадали, кто же пойдет в космос первой? По всем показателям учебы и натренированности впереди шла худенькая девушка— текстильщица из Ярославля Валя Терешкова.

Как при полете Андрияна Николаева и Павла Поповича, так и в подготовке к решению новой космической задачи Гагарин принимал активное участие. Командир «Востока-5» Быковский и командир «Востока-6» Терешкова любили Гагарина и многому научились у него.

После первомайских праздников 1963 года подоспела пора отъезда на космодром. Гагарину запомнился торжественный момент заседания Государственной комиссии, на котором присутствовал цвет советской научной мысли. Огромная комната. Яркий солнечный свет освещает большой портрет В. И. Ленина. Кажется, Ильич тоже принимает участие в совещании, отеческим взором оглядывает тех, кому выпало на долю вновь возвеличить славу Отчизны. И слова произносятся необыкновенные. Председатель Государственной комиссии тепло говорит о Валерии Быковском и с еще большей сердечностью о Валентине Терешковой. Вместе с ее именем он называет имена первого президента российской Академии наук Екатерины Дашковой, великого математика Софьи Ковалевской, известных советских летчиц Валентины Гризодубовой, Полины Осипенко, Марины Расковой…

— В том, что командиром корабля пойдет советская девушка, — сказал он, — весь мир еще раз убедится, что в нашей стране Коммунистической партией созданы все условия для совершенствования талантов и способностей женщин.

14 июня 1963 года товарищи надели на Быковского поверх теплозащитного костюма скафандр, а затем ярко-оранжевый комбинезон с множеством карманчиков для необходимых космонавту вещей. И вот венчающая все дело команда:

— Подъем!..

Счет времени на космодроме пошел по другим часам. Гагарин начал измерять его числом витков, проделанных «Востоком-5» вокруг Земли. Почти весь первый вечер после старта и ночь, и весь следующий день он провел на командном пункте космодрома. Там в нескольких залах шла круглосуточная напряженная работа. Гагарину нравилась деловая обстановка. Стены были увешаны множеством схем, таблиц и карт, испещренных условными знаками, цифрами, расчерченных синусоидами проекции орбит. Всюду телефоны прямой связи, выносные радиоустройства, телевизионный экран, магнитофоны для записи переговоров по каналам «Земля — Космос» и «Космос — Земля». Многочисленная техника с марками отечественных заводов надежно обеспечивала непрерывную связь с «Ястребом» — таков был позывной Валерия Быковского — с Москвой, с многочисленными пунктами, расположенными на территории нашей страны и наблюдающими за полетом «Востока-5».

По «глобусу» — сложному электронно-вычислительному устройству, точной копии прибора, установленного в кабине «Востока-5», Гагарин следил за полетом товарища. Этот тончайший прибор основан на суммировании данных орбитального движения космического корабля и суточного движения Земли. «Глобус» — это своего рода космический компас, с помощью которого космонавт в полете, а наблюдающие за ним на Земле в любой момент могли точно определить долготу и широту местонахождения корабля, число проделанных им витков, зрительно представить себе, над какой точкой земного шара он находится и где приземлится, если в это время включить тормозную двигательную установку.

А тем временем на стартовой площадке полным ходом развернулись работы возле новой ракеты. Сюда, следуя установившейся традиции, на встречу со стартовой командой отправилась Валя Терешкова со своей подругой-дублером. Девушек сопровождал Гагарин. Загорелые до черноты, суровые, мужественные стартовики собрались возле ракеты, чтобы увидеть хрупкую, изящную девушку, которой предстояли трудные испытания. Звонко простучали по бетонным плитам тонкие, высокие каблучки белых Валиных туфелек. На ней нарядный костюм из легкой голубой ткани. Подруга надела платье кораллового цвета, гармонирующее с ее черными, почти цыганскими волосами.

Все смотрели на Валю влюбленными глазами. Гагарину показалось, что она необыкновенная, не такая, как всегда. Было в ней что-то возвышенное, мягкое, ласковое. И в то же время в глазах, в движениях, в голосе чувствовалась непреодолимая сила, решимость.

В конце митинга все цветы, оказавшиеся у нее в руках, Валя отдала Главному Конструктору. То ли порыв ветерка занес песчинку ему в ресницы, то ли еще что другое заставило сурового на вид человека украдкой протереть затуманившиеся, всегда добрые, но требовательные глаза.

Вечером Гагарин проводил Валю и ее дублера в «Домик космонавтов». Там уже все было готово. «Хозяйка» домика, пожилая, убеленная сединами Клавдия Акимовна, в прошлом учительница Начальной школы, позаботилась, чтобы в нем было уютно и тихо. На круглый стол, застланный камчатной скатертью, она поставила хрустальную вазу с белыми гладиолусами, привезенными Николаевым, красными маками и скромными ромашками — любимыми цветами Вали. Приготовила для нее кровать: ту самую, на которой перед полетом в космос спал Гагарин.

В воскресенье 16 июня 1963 года в 12 часов 30 минут по московскому времени «Восток-6» стартовал. Полет Валентины Терешковой планировался на сутки. Но еще на Земле она договорилась с председателем Государственной комиссии в присутствии Главного Конструктора и Юрия Гагарина, что, если ее физическое и моральное состояние будет хорошим, продолжительность полета можно увеличить в три раза и приземлить корабль одновременно с кораблем Валерия Быковского.

Находясь на пункте управления, Гагарин чувствовал, что полет проходит успешно. Записи телеметрических измерений физиологического состояния космонавтки показывали, что она может еще продолжительное время работать на орбите. Гагарин присутствовал при радиоразговоре Главного Конструктора с Терешковой на исходе первых суток ее полета.

— «Чайка»! «Чайка»! Как чувствуешь себя? — спросил ученый.

— Будем летать, как договорились? — вопросом на вопрос ответила Валя.

— Вот и хорошо, «Чаечка», — ласково сказал ученый.

Гагарин понял смысл этого, казалось бы ничего не говорящего, диалога. Валя просила продлить ее пребывание в космосе еще на двое суток, и ученый соглашался с нею. Государственная комиссия подтвердила:

— Согласны на продолжение полета.

Гагарин находился на командном пункте. Он сидел с закрытыми глазами, слишком утомленный, чтобы бодрствовать, слишком возбужденный, чтобы уснуть.

18 июня в Большом Кремлевском дворце открылся Пленум Центрального Комитета КПСС. В адрес Пленума космонавты послали приветствие, а участники Пленума направили им пожелание успешного завершения полета. Председательствующий Л. И. Брежнев сообщил, что с борта «Востока-5» получена радиограмма Валерия Быковского. Комсомолец просит принять его в ряды партии Ленина. Вскоре в космос пришел ответ. В нем было сказано, что ЦК КПСС принял Валерия Быковского в члены партии.

Оба космонавта по нескольку раз брались за ручное управление кораблями, производили киносъемку Земли и неба, вели научные исследования. Обо всем проделанном на орбитах они записывали в бортжурналы кораблей. После возвращения космонавтов на Землю Гагарин внимательно прочитал эти записки.

Валерий Быковский восемьдесят один раз облетел вокруг планеты, пробыл в космосе сто девятнадцать часов и преодолел путь более 3 300 000 километров. На другой день после приземления «Востока-5» и «Востока-6» Юрий Гагарин встречал Валентину Терешкову и Валерия Быковского на берегах Волги.

…Прошли октябрьские праздники, и всю энергию космонавты переключили на учебу. Все они являлись слушателями Военно-Воздушной инженерной академии имени Н. Е. Жуковского. Учеба накладывала свой отпечаток на распорядок дня. Гагарин и его товарищи поднимались в семь утра. Неделя делилась на дни, целиком проводимые в учебном центре Звездного городка, и дни, проходившие в аудиториях и лабораториях академии. В числе преподавателей были крупнейшие ученые, авторы учебников, лауреаты Государственной премии. Никакой скидки в оценках космонавтам не было. Наоборот, иной раз профессора требовали от них больше, чем от других слушателей.

Заниматься было трудно. Кроме учебной программы, которую следовало выполнять в жесткие сроки, приходилось продолжать космические тренировки, принимать участие в подготовке новых полетов, время от времени отправляться за границу, выступать на заводах, в воинских частях, в институтах. Но несмотря на недостаток времени, в классном журнале против фамилии Гагарина стояли пятерки, редко, очень редко попадалась четверка. Начиная с первого курса Юрий Алексеевич сохранил свои учебные тетради. В них настолько подробно законспектированы лекции, так много чертежей, схем и расчетов, поясняющих материал, что, наверное, понадобилось бы совсем мало усилий для превращения рукописей в учебники. Так же хорошо обстояло дело и у других товарищей Юрия Гагарина.

По вечерам в квартирах Звездного городка до поздней ночи горели огни зеленых настольных ламп: учеба продолжалась и дома. Бывало так, что тот или другой космонавт не мог решить какую-нибудь задачу. И тогда на помощь приходили Павел Беляев и Владимир Комаров, уже имевшие академическое образование. Оба были постарше Гагарина и летами и стажем летной работы, но уважали его и видели в нем своего учителя, ибо каждый из них должен был повторить и приумножить то, что уже сделал Гагарин.

Начинался новый этап развития отечественной космонавтики; переход от полетов на одноместных космических кораблях к полетам экипажами в составе нескольких человек. В первый такой полет планировался корабль, на котором должны были лететь три человека: командир корабля, ученый и врач. В группу космонавтов пришли новые люди, среди которых были: ученый Константин Петрович Феоктистов и медик Борис Борисович Егоров — наиболее вероятные кандидаты для включения в состав экипажа многоместного космического корабля «Восход». Командиром корабля намечался Владимир Михайлович Комаров.

Комаров пришел в группу космонавтов после окончания академии. По рекомендации Гагарина был дублером командира «Востока-4» Павла Поповича. И теперь, когда встал вопрос о командире первого многоместного космического корабля «Восход», Гагарин радовался, что Главный Конструктор поддержал кандидатуру Комарова.

Как-то ученый полушутя-полусерьезно сказал Юрию Алексеевичу:

— Вы на много моложе меня, но, вернувшись из космоса, стали гораздо старше.

По душе было и настоятельное предложение ученого включить в экипаж «Восхода» Константина Петровича Феоктистова. Это был человек с висками, припорошенными сединой, кандидат технических наук. Гагарин еще до начала подготовки к полету «Восхода» встречался с ним.

С профессиональным любопытством Гагарин присматривался к новому товарищу, которому было около сорока, и скоро убедился, что тому по плечу трудности специальных тренировок. Пожалуй, Константину Феоктистову было труднее, чем другим космонавтам, давно начавшим тренировки и прошедшим летную подготовку. Но он наравне со всеми стойко переносил перегрузки центрифуги, разреженность воздуха в барокамере, испытания зноем и стужей.

Право занять рабочее место в кабине «Восхода» Феоктистов завоевал годами творческого труда. Гагарин полюбил его и во многом ставил себе в пример.

Знал Гагарин и самого молодого в экипаже «Восхода»: врача Бориса Егорова. Он появился среди космонавтов, будучи еще студентом-стажером. Вечерами после лекций нередко дежурил у сурдокамеры, наблюдал за поведением находившегося там космонавта. Это было до полета Гагарина, а 12 апреля 1961 года он встречал Гагарина за Волгой, в районе приземления «Востока». Этот год стал для Егорова рубежом новой жизни. Закончив институт, врач целиком посвятил себя проблемам самой молодой отрасли — космической медицины.

«Восход» с экипажем: командир Владимир Комаров, ученый Константин Феоктистов и врач Борис Егоров — стартовал 12 октября 1964 года. Одежда космонавтов состояла из шерстяных рубашек и брюк.

В 10 часов 30 минут по московскому времени Гагарин сообщил на борт «Восхода»:

— Дается старт!

И снова он сутки, пока «Восход» пребывал на орбите, дежурил на пункте управления.

При старте «Восхода» каждый по-своему ощутил силы, действующие на активном участке полета — с момента отрыва от Земли и до выхода на орбиту. Егорову все показалось похожим на то, что испытывают пассажиры при взлете рейсового реактивного самолета. Феоктистов отметил небольшую вибрацию. Но общее впечатление было таково: ускорения космонавты перенесли легче, чем при испытаниях на центрифуге.

Это было новое явление. И раздумывая над ним, Гагарин объяснял его тем, что оборудование «Восхода» значительно усовершенствовано по сравнению с кораблями типа «Восток». Уменьшение перегрузок на организм людей — прямое следствие оригинального устройства рабочих кресел — ложементов, отлитых точно по форме тела каждого космонавта.

Экипаж «Восхода» оказался куда более в благоприятных условиях, чем все его предшественники. Если Гагарина и других космонавтов, летавших на «Востоках», сковывали скафандры, то Комаров и его товарищи были свободны в движениях.

Гагарина интересовала система ручного управления, которой в своем полете ему не пришлось пользоваться. Комаров рассказал, что на первом витке он брался за ручное управление и убедился, что корабль послушен воле пилота. Это была первая проверка, произведенная на высоте четырехсот километров. Система действовала безукоризненно. Несколько раз Комаров ориентировал корабль по Земле, по звездам, по горизонту, по Солнцу, оценивая работу новой системы управления с точки зрения не только летчика, но и инженера. Когда это требовалось Константину Феоктистову, орудовавшему секстантом, командир, управляя «Восходом», подольше удерживал в поле зрения ученого необходимое для работы созвездие.

«Восход» приземлился по новой системе, так называемой «мягкой посадки». Точно в определенное время произошел отстрел крышки люка парашютов. Динамический рывок — и наступило привычное состояние земного тяготения. Корабль, поддерживаемый большими парашютами, шел к Земле. Включились двигатели системы «мягкой посадки», и «Восход» почти с нулевой скоростью коснулся высохшего жнивья.

Все повторилось в седьмой раз: всенародная встреча, Красная площадь и Золотые Звезды Героев Советского Союза трем новым летчикам-космонавтам. Все трое обнимали Гагарина.

А в канун праздника 47-й годовщины Великой Октябрьской социалистической революции на одной из площадей Москвы собрались первооткрыватели космоса. Состоялась церемония открытия стометрового серебристого обелиска, взметнувшего в небо ракету, и памятника основоположнику космонавтики К. Э. Циолковскому. Бронзовые горельефы вокруг основания обелиска повествовали о великих научных открытиях Советского Союза, обеспечивших запуск первого в мире искусственного спутника Земли, а затем полет первого человека в космос.

В эти торжественные минуты на трибуне, где находились руководители партии и правительства, Гагарин стоял рядом с Комаровым.

В конце апреля 1967 года Гагарин провожал Комарова на испытания космического корабля «Союз-1». Прежде чем спуститься в бетонный бункер к пультам управления, он поднялся вместе с Комаровым на верхнюю площадку ферм обслуживания, обступивших ракету, к люку космического корабля. Это было ночью. И там, наверху, в свете прожекторов они по-братски расцеловались и крепко пожали друг другу руки. Это было последнее рукопожатие Владимира Комарова.

Корабль умчался далеко, а Гагарин никак не мог отойти от репродуктора, вслушиваясь в спокойный голос Комарова. Припомнились картины, нарисованные Комаровым, и среди них ландшафт величественного антарктического сияния, образно названного Владимиром золотой короной планеты.

Все время испытательного полета «Союза-1» Юрий Гагарин провел на командном пункте космодрома и при сеансах связи с кораблем слушал доклады космонавта. Каждая фраза его была проникнута аналитической мыслью опытного летчика, инженера, испытателя космической техники. Коротко, предельно четко отвечал Комаров на вопросы Земли.

Виток за витком опоясывал «Союз-1» планету, и с его борта к специалистам поступали все новые данные, необходимые для дальнейших работ в звездном океане. Гагарин был доволен обстоятельностью, с какой Комаров анализировал каждый этап полета. Когда программа испытаний завершилась, с командного пункта последовал приказ совершить посадку.

На девятнадцатом витке, за тысячи километров от района приземления, где-то над Африкой, были сделаны необходимые приготовления к заключительному этапу; ориентировка корабля и включения тормозной двигательной установки. Гагарин немного волновался. Из своего опыта он знал, что приземление таит в себе значительно больше опасностей, чем взлет.

— Все идет отлично, — слышал он голос Комарова, и на душе становилось спокойно.

Но вот связь оборвалась. Гагарин знал, корабль вошел в плотные слои атмосферы и гасит первую космическую скорость. К расчетной точке приземления корабля на вертолетах и самолетах поспешила группа встречи. И вдруг острая, словно молния, разящая весть — с Володей случилось несчастье! Пока еще никто не знал — жив ли космонавт, что произошло с кораблем? Несмотря на все самообладание, Гагарин побледнел…

Комаров мужественно выдержал все испытания в бескрайнем звездном океане и по нелепой случайности, связанной с плохо сработавшей парашютной системой корабля, потерпел бедствие у самой земли.

Горькие наступили дни. Владимира Михайловича Комарова хоронила вся Москва. Делегации многих заводов и коллективов трудящихся принесли к урне венки. Члены Политбюро ЦК КПСС несли урну к Кремлевской стене.

Гагарин шел, опустив голову, прикрыв ладонью заплаканное лицо. Гибель Комарова стала тяжелой потерей. Возвращаясь от Кремлевской стены домой, Гагарин не мог забыть, как к урне с прахом Володи подошла старая женщина, вдова прославленного летчика В. П. Чкалова Ольга Эразмовна. Она положила к постаменту красные гвоздики и заново пережила свою трагедию: три десятка лет назад так же вся Москва хоронила ее мужа, погибшего при испытании нового самолета.

И Гагарин сказал тогда:

— Космонавтика слишком молодая наука и, отправляясь в звездный океан, пока нельзя застраховать себя от непредвиденных случайностей…

Космонавты, взлетая на орбиту, рисковали жизнью. Больше всех рисковал первый — Юрий Гагарин. Ведь до его полета никто не мог утверждать, что человек сможет жить и работать в корабле, бороздящем космос. Гагарин первым доказал, что это возможно, открыл человечеству дорогу в просторы Вселенной. Никто не мог сказать — сможет ли человек жить и работать за пределами корабля: в открытом космосе. На этот узловой вопрос космоплавания должны были ответить Павел Беляев и Алексей Леонов.

Гагарин любил обоих космонавтов, вместе с ними начинал работу в первой группе исследователей космоса, близко сдружился с ними. Ему нравился Павел Беляев. В группу космонавтов, как и Комаров, он пришел после окончания авиационной академии.

Комэск, авиатор, прослуживший на Тихоокеанском флоте более десяти лет, офицер, с отличием закончивший Военно-Воздушную академию, Беляев, как старший брат, был любим молодежью. Часто Гагарин, да и другие товарищи делились с ним мечтами, сомнениями, радостями и тревогами. В этом собранном офицере, коммунисте они видели доброго, отзывчивого и принципиального человека. И тут случилось несчастье: в ветреную погоду на тренировочных парашютных прыжках при приземлении Павел сломал ногу. Перелом оказался двусторонний. Инструктор — чемпион мира по парашютным прыжкам Николай Константинович Никитин схватился за голову: из немногочисленной группы космонавтов выбывал один из самых надежных, и, пожалуй, выбывал навсегда.

В госпиталь к больному приехали товарищи во главе с Гагариным. Привезли фрукты, свежие журналы и последние «космические» новости. Леонов захватил с собой новое издание «Повести о настоящем человеке». Он знал — такая книга может действовать благотворно, как хорошее лекарство. А когда космонавты уходили, врач сокрушенно покачал седой головой и сказал Гагарину:

— Пожалуй, навсегда, отлетался ваш Павел Иванович… Не видать ему больше истребителей…

— А Маресьев… А Сорокин? А полковник Грисенко? — зашумели ребята, называя имена летчиков-истребителей, которым ни тяжелейшие ранения ног, ни перенесенные операции, ни протезы не помешали возвратиться в боевой строй.

— Так ведь это было в дни войны, — возразил медик.

— Ну а мы сейчас тоже как на фронте, — загадочно улыбаясь, заметил один из космонавтов.

Доктор не знал, что за летчики приехали навестить потерпевшего друга, не знал и того, что его пациент принадлежит к людям, для настойчивого характера которых не существует преград.

Хирурги настаивали — нужна операция: она спасет ногу, но летать уже не придется.

— А есть ли другие пути? — допытывался Гагарин.

— Есть. Но это рискованно и нельзя поручиться за успех…

— Тогда пойдем на риск, — решительно заявил Беляев.

— Попробуем, — согласился врач. — Попытка — не пытка…

Но это была самая настоящая пытка. Сломанные кости срастались под нагрузкой. Так, помнилось Павлу, давным-давно отец его Иван Парменович — деревенский фельдшер лечил односельчан. Сначала поврежденная нога испытывала нагрузку тела, а затем и все возрастающий вес гимнастических гантелей. Процесс заживления проходил медленно, и Беляеву так и не удалось проводить в космос Гагарина. Но когда в полет пошел «Восток-2», он вместе с Леоновым был на космодроме.

Шло время. Приближались дни группового полета Николаева и Поповича, а главный вопрос: быть или не быть Беляеву космонавтом, оставался открытым. И Гагарин, и все товарищи верили в него, а медицина сомневалась. Когда кости срослись и окрепли, когда многочисленные рентгеновские снимки подтвердили успех лечебного эксперимента, со стороны врачей-психологов стали раздаваться возражения — человек травмирован и не сможет прыгать с парашютом: забоится.

Больше всех верил в товарища Гагарин. Вместе с ним он отправился на парашютные прыжки. Вместе поднялись они на самолете. Был ветер и облака — все, как в тот несчастливый ненастный день. Но Гагарин не заметил на лице друга и тени сомнения и беспокойства, когда они вдвоем подошли к раскрытой двери самолета. Он положил руку на плечо Беляева, перетянутое парашютной лямкой, и скомандовал словно перворазнику:

— Пошел!

Все на редкость удалось в прыжке. И парашют раскрылся в заданные секунды, и приземление оказалось точным и мягким. Отныне Беляев вновь становился в первый ряд космонавтов. Вскоре его избрали секретарем партийной организации.

Но, пожалуй, еще большая дружба установилась у Гагарина с Леоновым. Может быть, потому, что они ровесники, в одно время кончили летные училища, одинаково полюбили русскую природу и русское искусство. Сдружилась с женой Леонова Светланой Павловной и жена Гагарина Валентина Ивановна. Они часто бывали в гостях друг у друга, семьями ездили на рыбалку, вместе ходили в театр. Гагарины хорошо знали и чудесных стариков — Архипа Алексеевича и Евдокию Минаевну Леоновых. Юрию приятно было смотреть на шахтерские руки отца Леонова с въевшейся в них угольной пылью, когда они ласково гладили головку внучки Виктории, родившейся в апреле 1961 года — через неделю после полета «Востока». Глубокое уважение у Гагариных вызвал орден Материнской славы, приколотый к кофточке Евдокии Минаевны, вскормившей девятерых детей.

И вся многочисленная семья Леоновых, все братья и сестры, и старики, и сам Алексей питали к Гагарину почти родственные чувства.

В дневнике Алексея Леонова есть немало задушевных страниц, посвященных Гагарину. Летом 1963 года он записывал:

«Вчера звонил Юра. Договорились выехать на катере сегодня. Я от него давно слышал о замечательных ходовых качествах судна. Юре его подарили в Дании. Подарил бывший летчик капитан Ботвед, который нынче является владельцем небольшой судостроительной верфи. Выехали на рассвете, в 7.30 были в Химкинском речном порту. Небольшая погрузка, и наш корабль пошел в плавание.

Я «устроился» старпомом, Света и Валя — матросами. Дела хватало всем. За первым мостом легли в дрейф и организовали первый завтрак.

Конечный пункт — огромный участок побережья Клязьминского водохранилища. У нас были водяные лыжи. Первый пошел за катамараном Юра. У него уже в этом имеется небольшой опыт.

У нас великолепное судно на шесть спальных мест с тентом и стосильным мотором. От Клязьминского водохранилища своим ходом пошли через шесть шлюзов на Московское море. Пять часов хода, и мы — у шестого шлюза. Перед началом шлюзования было немного времени, и я сделал эскиз этого интересного сооружения. Только к двенадцати часам ночи прошли все шлюзы.

На каждом шлюзе нам дарили от коллективов цветы. Катер был похож на клумбу. В два часа ночи остановились на базе в «Уходово».

* * *

Поднялись ночью. Полусонные сели на баркас, затарахтел мотор, и мы уже скользили по водной глади — холодно!

Небо со звездами и кругом глубокая чернота. На одном из островов пересели на лодки, и тут уж совсем тишина, только всплеск воды изредка нарушает ее, и не поймешь — весло ли это, или большая рыба…

Начало рассвета застало в заросшей лагуне. Над нами со свистом стали пролетать чирки, с шумом — кряквы. Юрия поставили на «бочку», я должен пойти на следующую. И вот тут-то началось! На полпути из-под лодки вылетела с шумом и брызгами крупная кряква, за ней — вторая. С первого выстрела попал в одну, по другой промазал. Гулким эхом разошлись выстрелы в хрустальной тишине, стало просто жаль ушедшей красоты.

Никогда не забуду этого утра — розовой дымки, багрового солнца над лесом и тумана, пластами и клочками зацепившегося за что только можно. И эти звуки — поднимающейся на крыло утки, плеск воды и эхо…

Трофеи были богатые: семь крякв, гоголь и четыре чирка.

* * *

Нам надоела «культурная» охота. Отошли от базы и пошли в неизвестном направлении. Даже егерю не сказали, куда идем. Подошли к одному острову и решили его сделать обитаемым. Юрий пришвартовался к наклоненному дереву. Разбили лагерь, начали готовить пищу.

Я отошел за валежником. И — чудо! На солнечной поляне, среди белогрудых берез стоят, как пеньки, белые грибы. Их столько, что сразу и не пересчитаешь. Каково было удивление Вали и Светы, да и кто бы не удивился! За пять минут набрали два ведра грибов — все на подбор: чистые, скрипучие.

Жизнь наша на «необитаемом» острове была безмятежной. Я и Юра заготавливали дичь, а наши «матросы» готовили пищу. Под конец им надоело возиться с пером, и они взбунтовались. Пришлось нам самим и стрелять, и готовить еду. Юрий все чаще начал осматривать катер, особенно во время приготовления обеда — ничего не скажешь — шкипер!

* * *

Мы идем домой! Как ни хорошо на природе, но и домой надо: нас ждет дочка Виточка, а Юрия Галя и Лена. Тишину утра нарушило тарахтенье двигателя, отдали швартовые, и катер весело побежал навстречу солнцу. Минут через тридцать хода температура двигателя поднялась выше допустимой — пришлось лечь в дрейф. Просмотрели все, начиная от зажигания и кончая дренажем. Так ничего и не нашли. Пришлось идти малым ходом. К обеду достигли только первого шлюза.

На самом входе нас догнал теплоход «Юрий Гагарин». Оттуда немедленно последовало приглашение нашему шкиперу подняться на палубу.

Набросив носовой, стал цеплять кормовой конец. Катер в это время отшвырнуло волной от стенки, и мне ничего не оставалось, как упасть в воду на глазах у хохочущего Юры и сотни любопытствующих пассажиров. В конце концов мы все же пришвартовались и благополучно дождались команды забрать на борт нашего шкипера…»

Много внимания и энергии уделил Гагарин подготовке к полету экипажа космического корабля «Восход-2». Значение этого полета, по определению Юрия Алексеевича, можно было приравнять к значению его собственного полета. На этот раз планировался выход человека из кабины корабля в открытый космос. Осуществить это выпало на долю Алексея Леонова. Было проведено превеликое множество тренировок. Действовали по мудрой народной пословице: «Семь раз отмерь — один раз отрежь».

Опыт был необычайно смелым, похожим на фантастику. Но Гагарин помнил высказывание В. И. Ленина: «Фантазия есть качество величайшей ценности». Новый космический корабль с талантливо придуманным и созданным советскими конструкторами шлюзовым устройством и выходным люком был похож на фантастическое сооружение. Подумать только— человек, словно орленок, освободится от сковывающей его скорлупы корабля и, раскинув руки, будто крылья, станет парить над планетой.

— Человек поплывет в космосе, как в море, — говорил Главный Конструктор, напутствуя космонавтов. Он сказал им:

— Дорогие мои орелики! Науке нужен серьезный эксперимент. Если в космосе вдруг случатся серьезные неполадки — не устанавливайте рекордов, а принимайте правильные решения.

Провожая в полет товарищей, Юрий Алексеевич советовал:

— В космосе надо вести себя осторожно. Терпение, предусмотрительность, упорство — главные качества космонавта…

Гагаринских советов свято придерживались командиры всех космических кораблей. Юрий Алексеевич знал характеры и возможности тех, кто уходил в космос. Для каждого перед стартом и во время полета у него находились свои особые, теплые и сердечные наставления. Его энергичный, вдохновляющий голос связывал космонавтов с Землей.

Гагарин присутствовал на старте «Восхода-2» и во время полета поддерживал связь с экипажем, сообщая фактические данное его орбиты.

В конце первого витка вокруг земного шара «Восход-2», миновав мыс Горн, оказался над Африкой. Алексей Леонов, покинув свое рабочее место, вплыл в шлюзовую камеру. Гагарин слышал переговоры космонавтов между собой и то, что они сообщали в эти минуты на Землю.

— Я «Алмаз-2», — донесся голос Леонова, — место в шлюзе занял…

— Понял, — чуточку глуховатым голосом ответил ему Беляев.

— Беру управление на себя.

— Понял.

— Докладываю: «Алмаз-2» находится в шлюзовой камере. Крышка люка «П1К» закрыта. Все идет по плану. Все идет по графику. Самочувствие отличное. Я «Алмаз». Прием.

Серия кинокамер, установленных в кабине «Восхода-2», в шлюзе, на поверхности корабля, позволила после возвращения космонавтов на землю проследить весь путь Леонова, увидеть и проанализировать все его действия: как он проплывал, находясь в состоянии невесомости, от своего кресла — ложемента до выходного люка из шлюзовой камеры. Гагарину было приятно видеть, что Леонов в космосе делал все так же, как сотни раз проделывал это на Земле.

А из космоса продолжали доноситься знакомые голоса, рисующие картину происходившего на орбите.

— Люк «ИСК» открыт. Приготовиться к выходу, — приказал командир корабля.

— К выходу готов, — ответил Леонов. — Я «Алмаз-2» нахожусь на обрезе шлюза, — он повторил: — Нахожусь на обрезе шлюза. Самочувствие отличное. Под собой вижу облачность, море…

— «Алмаз-2», я вас понял. Слышу хорошо. Говорите немного потише. Поздравляю с выходом.

— Спасибо.

— Леша, сними крышку с кинокамеры, — тепло, по-дружески напомнил Беляев.

— Я уже снял крышку.

— «Алмаз-2», я «Заря-1», что наблюдаешь? — спросил с командного пункта Гагарин.

— Кавказ, Кавказ. Кавказ вижу под собой, — немедленно откликнулся Леонов.

— «Алмаз-2», «Алмаз-2», каковы условия для работы?

— Условия нормальные. Начинаю отход от корабля.

И Гагарин, и все находившиеся на командном пункте услышали то, ради чего снаряжался «Восход-2», ради чего они не спали ночами, ради чего было вложено столько творческих усилий в подготовку к космическому полету. Все услышали слова рапорта Павла Беляева, прозвучавшие как гимн силе и воле советского человека:

— Я «Алмаз», «Алмаз». Человек вышел в космическое пространство… Человек вышел в космическое пространство!.. Находится в свободном плавании…

И все на командном пункте, сгрудившись возле телевизионного устройства, увидели, как Леонов, одетый в специальный скафандр, действовал в фантастическом океане, отталкивался от корабля, раскрылив руки, парил в бесконечных просторах Вселенной, где не было ни верха, ни низа.

Десять минут плавал и парил в звездной бездне Алексей Леонов, и эти десять минут потрясли мир. Он летел рядом с космическим кораблем со скоростью двадцать восемь тысяч километров в час. Не удивительно, что, выйдя из корабля над Черным морем, он через десять минут оказался над Енисеем. Гагарин знал — где-то там, внизу, в сибирских лесах, недалеко от великой русской реки затерялась маленькая деревушка Листвянка, где родился космонавт. Вернулся Леонов в кабину корабля над Сахалином. Всю нашу огромную страну пролетел он, находясь за пределами кабины корабля — в вакууме.

В этот момент все, кто был на командном пункте— ученые, специалисты, космонавты, восторгаясь достигнутым успехом, обступили Гагарина. Затем подняли его на руки и стали подбрасывать кверху. В этом товарищеском внимании заключалось признание заслуг Гагарина. Он сделал первый шаг освоения человеком просторов Вселенной, второй не менее смелый шаг сделал Алексей Леонов, установив новую истину — человек может жить и работать в открытом космическом пространстве.

В конце суточного полета «Восхода-2» обнаружились неполадки в работе солнечной системы ориентации корабля. А раз они возникли, стало ясно, что автоматическое включение тормозной двигательной установки не произойдет. Тишину тревожных минут, наступивших на командном пункте и в космосе, нарушил Юрий Гагарин, передавший Павлу Беляеву распоряжение технического руководителя полета:

— Разрешается посадка на восемнадцатом витке посредством ручного управления…

Система ручного управления на «Восходе-2» оказалась на редкость удобной и надежной. Беляев чувствовал корабль, как летчик чувствует самолет. И хотя это требовало больших знаний, точности и выдержки, в нужный момент он сориентировал корабль и вручную включил тормозную двигательную установку. Это делалось в космосе впервые, и вполне понятно, что и Гагарин, и все специалисты, находившиеся на командном пункте, хорошо понимали всю ответственность момента: теперь все зависело от умения и хладнокровия Беляева.

«Восход-2», замедляя движение, сошел с орбиты и по гигантской кривой направился к Земле. Когда траектория снижения достигла определенной высоты, в действие вступила система «мягкой посадки». Она сработала безотказно. Космонавты почти не ощутили, когда корабль коснулся земли. Он опустился в лесах под Пермью, в глубокий снег между трех высоких сосен. На их кронах повис гигантский парашют с ярко видимыми издалека оранжевыми полосами.

Через сутки Юрий Гагарий обнял Павла Беляева и Алексея Леонова, удлинивших и расширивших начатую им дорогу к звездам.

* * *

К исторической дате — полувековому юбилею Великого Октября — свыше двухсот пятидесяти космических аппаратов направил советский народ в просторы Вселенной. Космические корабли, спутники Земли и Луны, автоматические межпланетные станции… Увеличивается их вес, совершенствуется оборудование, повышаются орбиты, удлиняются маршруты, решаются все новые научно-технические задачи. Многое сделано, большие средства вложил советский народ в развитие отечественной космонавтики. Результаты космических исследований с каждым днем все больше и больше используются в нашем народном хозяйстве. Это и спутники связи, и метеорологические спутники… А сколько решено коренных вопросов познания Вселенной, как широко раздвинулись горизонты нашей науки.

Путь к звездам тернист и далек, и прокладывало его не одно поколение и не один народ; были взлеты, падения, жертвы, все было на этом нелегком пути. Рассказывая о Юрии Гагарине, добрым словом следует помянуть и русского подъячего Крякутного — первого человека, поднявшегося на воздушном шаре, и Михайла Ломоносова, и Дмитрия Менделеева, и Константина Циолковского, и Игоря Курчатова, и Валерия Чкалова, и стратонавтов Т. Ф. Федосеенко, А. Б. Басенко и И. Д. Усыскина, впервые в истории человечества достигших высоты двадцать две тысячи метров, и американских космонавтов, сгоревших в космическом корабле «Аполлон» Вирджила Гриссома, Эдварда Уайта и Роджера Чафи.

Первого космонавта в мире интересовало, что делается в США? Зная английский язык, Юрий Алексеевич регулярно просматривал американскую прессу, интересовался биографиями американских исследователей космоса, был в курсе всего, что делалось там в этой области. Его тревожила милитаризация американской космической программы.

Юрий Алексеевич не раз говорил, что неустанные поиски нового оружия заставили американцев обратить свои взоры в космос. В июне 1961 года он вычитал в одном из американских бюллетеней, что курс на «смелое проникновение в космическое пространство с открыто выраженными военными целями объявляется кратчайшим путем к установлению контролируемого мира во всем мире».

Как-то значительно позже, будучи в гостях у Гагариных, мы обратили внимание на журнал «Лайф» номер 14 за 1965 год. Рукой Юрия Алексеевича было отмечено: «Сейчас совершенно очевидно, — было заявлено с трибуны конгресса, — что Соединенные Штаты должны создать вооруженные силы, способные действовать в космическом пространстве. Они так же необходимы, как морские или подводные силы, как танковые или воздушные соединения… Настало время, когда программа по созданию космических вооруженных сил должна стать нашей ударной программой… Теперь не стоит вопрос, будем ли мы иметь космические танки, космические доты, космическую артиллерию и космические сторожевые подразделения. Вопрос заключается в том, когда… мы будем их иметь».

Гагарин сильно возмутился тем, что в Америке сторонники открытого военного проникновения требовали немедленно принять программу ВВС по созданию военных пилотируемых орбитальных лабораторий, которые должны были провести опыты, связанные с решением проблем стратегической разведки, перехвата и уничтожения чужих спутников и космических кораблей, разработать тактику и приобретать навыки в ведении космического боя, организации командно-стратегических пунктов для руководства глобальными военными операциями на суше и на море, выявлять эффективности космических вооружений, в том числе и ядерных, а также жизнедеятельности человека в космосе и возможности его сражаться там.

Во время этого разговора Ю. А. Гагарин цитировал высказывания ряда зарубежных изданий. У него была великолепная память. От него мы узнали, что журнал «Юнайтед Стейтс ньюс энд Уорлд рипорт» писал: «Достигнутая Соединенными Штатами и Россией мертвая точка в развернувшейся между ними ракетно-ядерной гонке может быть преодолена только с помощью космического оружия».

Журнал «Эйр форс мэгэзин» пошел еще дальше. В марте 1967 года на его страницах появились такие строки: «Можно предположить, что перспектива создания лазеров, работающих в диапазоне гамма-лучей, становится реальной. Это дает нам надежду получить в свои руки настоящие лучи смерти. Ничто не сможет противостоять им. Пучок лучей такой высокой энергии может уничтожить любую цель, на которую он будет направлен».

Юрий Алексеевич интересовался своими последователями. Как-то мы видели у него таблицу рекордов, установленных при полете человека на космическом корабле. Все рекорды на одноместных космических кораблях принадлежат Советскому Союзу.

* * *

…12 апреля 1961 года мир впервые услышал голос человека из просторов Вселенной.

Совместный труд возбуждает в людях энергию, которую невозможно достичь в одиночку. Первый полет человека в космическом пространстве гражданина Советского Союза, коммуниста Юрия Алексеевича Гагарина явился плодом творческого труда советских ученых, конструкторов, инженеров и рабочих, создавших чудо XX века: космический корабль «Восток». Все вместе они одержали беспримерную победу человеческого разума над силами природы.

К своему бессмертному подвигу Юрий Гагарин шел трудовым путем, по которому идет к заветной цели — коммунизму все поколение советской молодежи. В его биографии, как солнце в капле воды, отражается полная горения и благородных устремлений жизнь миллионов советских юношей и девушек, воспитанных Коммунистической партией. Успех одного побуждает к рвению и мужеству все поколение. Молодежь почувствовала, как у нее вырастают крылья. Молодой человек нашей страны, видя в Гагарине себя, всем сердцем разделяет его кредо: «Наша жизнь вся до последней кровинки, до последнего дыхания принадлежит прекрасной Советской Родине!»

Труды Гагарина оплодотворили и еще долго будут оплодотворять космические свершения. В каждом полете будет работать частица его души.

Ученые многих стран будут писать подробные исследования его необыкновенной жизни, изучать каждую строку, написанную его рукой, вглядываться в снимки с его изображением. Он вечно будет влиять на всех исследователей космоса и путешественников к далеким планетам, которые, отправляясь в неизведанный океан, будут вначале стойкими и беспомощными в борьбе со стихиями, как Колумб, Магеллан, Васко да Гама. Но со временем все притрется, как притерлись в мироздании небесные тела, совершающие вечный круговорот.

Гагарин погиб. Но он бессмертен! И любое правдивое слово о нем не имеет теперь цены.

Все важно для истории — и свидетельство о рождении, и партийный билет, и запись на листке календаря за 27 марта 1968 года, на котором Гагарин расписал время рокового для себя дня:

«1) 10.00 — тренировочные полеты.

2) 17.00 — редакция журнала «Огонек», «Круглый стол», надо выступать.

3) 19.30 — встреча с иностранными делегациями. ЦК ВЛКСМ».

В этом календаре остался лежать билет члена-корреспондента датской Ассоциации астронавтики, действительный до 1999 года.

Календарь был первым предметом, на который обратила внимание его вдова Валентина Ивановна в день гибели мужа. В этом настольном календаре космонавт по часам расписывал свое время, которого у него всегда не хватало.

Авторам этих записок посчастливилось быть свидетелями исторического подвига Юрия Гагарина, услышать его первый рассказ обо всем увиденном и пережитом в космосе. Вместе с ним побывали мы в его родных краях, поездили по белу свету, видели, с каким триумфом встречали героя космоса народы Земли. В дни свершений отечественной космонавтики нам посчастливилось видеть Гагарина, провожающего с космодрома уходящих в звездный океан всех космонавтов. Может быть, это и дало нам право написать о Гагарине эту небольшую книжечку, отнюдь не претендующую на полную его биографию.

…Провожая друзей в космос, Гагарин мечтал о дне, когда ему поручат новый космический полет, и тогда в его синих глазах, сохранивших отблеск звезд, увиденных в просторах Вселенной, загорался теплый свет. Какой это будет полет, он не мог сказать. Первый космонавт глубоко верил: придет заветная минута, когда на космодроме будет подана долгожданная команда: «Ключ на старт!», и ракета с космическим кораблем устремится ввысь. Кораблем этим будет командовать он — Юрий Гагарин, чья жизнь до последней кровинки, до последнего дыхания принадлежит социалистической Родине. Он твердо верил в свою звезду. Ему было мало того, что он совершил для Родины, он хотел сделать еще больше!

Своим великим деянием он сохранил для потомства свою жизнь — навсегда вошел в бессмертие.

Загрузка...