Темнодейство

— Прошу прощения, мадам, — проухала старая полярная сова. — Надеюсь, вы не откажетесь дать приют несчастной пестроперке, которая дочиста истрепала бахромки на своих перьях и вот уже целых пол-луны не пробовала мяса лемминга?

По совету мудрой Миррты, они с Сив полностью изменили свою внешность, украсив перья кусочками мха, зимними ягодами и су хими цветами, чтобы быть похожими на крикливо разодетых пестроперых. Для большего сходства Миррта говорила нараспев, подражая голосам бродячих певцов. До сих пор беглянкам удавалось ловко обманывать своих врагов, но из соображений осторожности они решили, что Миррта первой отправится на остров Полноводный и потихоньку разузнает, как там дела и на месте ли настоятельница, приходившаяся королеве двоюродной сестрой. Несколько лет назад Сив и Миррта навещали настоятельницу в ее обители и провели чудесное лето в обществе добрых и благочестивых Глауксовых сестер.

Матушка-настоятельница, которую в обители называли Глауксисса, окинула цепким взглядом полярную сову, переступившую порог подземного жилища. Потом медленно кивнула и произнесла:

— Разумеется, сестра. Добро пожаловать в нашу обитель.

Миррта пристально смотрела на Глауксиссу. С виду это была все та же Роркна, добрая кузина Сив, но что-то в ее облике неуловимо изменилось, вот только что? Миррта насторожилась. Следом за Роркной она полетела по извилистым коридорам, соединявшим жилища сестер с обителью. Вскоре они влетели в просторную пещеру, где была сложена целая куча сочных полевок.

При виде таких обильных запасов у Миррты даже в животе заурчало.

— Как зоветесь-то, мадама? — спросила Глауксисса.

У Миррты екнуло в желудке. Вот оно! Как зоветесь? Мадама? Глауксисса обратилась к ней на вульгарном кракиш, на котором никогда не говорят совы благородного происхождения. Миррта чуть не отрыгнула погадку. Нет-нет, она ничем не выдаст своих подозрений, и страха тоже не покажет. Она спокойно съест полевку и постарается как можно быстрее покинуть этот остров. Слава Глауксу, что она отговорила Сив лететь сюда и оставила бедняжку ждать на Ледяном Кинжале! Не зря Миррта с самого начала подозревала неладное… Если ее опасения окажутся правдой, значит, могущество темнодейства намного превосходит самые страшные ее догадки.

Когда-то давно старая тетушка рассказывала Миррте, будто самые сильные хагсмары владеют особой черной магией под названием Мрак-Га. Но тетушка была совой нервной, экзальтированной, ей за каждым углом чудились притаившиеся хагсмары, поэтому она непрерывно чертила в воздухе когтями охранные знаки, защищающие от колдовства.

Миррта никогда не придавала большого значения этой старческой болтовне о хагсмарах и темнодействе, но сейчас у нее самой тревожно дрогнуло в желудке.

Надеюсь, любезный мой читатель, ты позволишь мне дать кое-какие объяснения? Было бы огромным заблуждением считать мускульный желудок совы обычным вторым желудком, который помогает нам избавляться от неусваиваемой пищи, прессуя кости, шерсть и зубы проглоченной дичи в аккуратные маленькие погадки. Нет! Это самый загадочный орган нашего тела, в котором рождаются и обретают жизнь наиболее сильные совиные чувства, эмоции и настроения. Но и это еще не все. Мускульный желудок совы порой становится вместилищем так называемого «Га» или великой силы духа, которая не зависит от происхождения, и может отличать как сову благородной крови, так и последнего простосовина.

Лишь немногие совы в истории обладали высокоразвитым Га, и считанные единицы были отмечены великой силой мускульного желудка.

Храт, к примеру, был добрым и храбрым королем, но можно ли с уверенностью сказать, что он обладал великой силой Га? Я не стану отвечать на этот вопрос… Скажу лишь, что в тот период своей жизни, о которой я вам рассказываю, мне ни разу не довелось повстречать сову с сильным Га. У каждой совы свой Га, и это справедливо. Помните, что семена Га есть в желудке каждой совы.

Злые чары хагсмаров, в особенности чудовищное колдовство Мрак-Га, замораживает эти семена, подавляет редкую чувствительность мускульного желудка совы, превращая этот таинственный и сложный орган в то, чем он является у большинства птиц — в обычный второй желудок, мышечный мешок для переработки пищи. Темные чары позволяют хагсмарам завладевать волей совы и превращать ее в свое орудие.

Внешне сова может нисколько не измениться, однако ее мускульный желудок, личность и сама совиная сущность отныне находятся в плену у темных сил хагсмаров. Вот и несчастная Глауксисса, хоть и оставалась похожей на прежнюю Роркну, уже не была ею. Она больше не могла отличить добро от зла, утратила все свои убеждения и способность думать собственной головой.

Миррта догадалась, что Глауксисса и остальные сестры попали под чары хагсмаров. Даже если бы она не знала о заклятиях Мрак-Га, ее бы все равно насторожил странный скрежещущий звук, раздавшийся из мускульных желудков обедающих сестер Глаукса. Такой звук не вызывается плохим мясом или обычным несварением желудка, дело было гораздо серьезнее. Нужно было как можно скорее уносить крылья из этого проклятого места.

Миррта опустила глаза на каменные плиты пола большой пещеры, где были разложены полевки. Ужас охватывал ее при мысли о том, что со всех сторон ее окружают не добрые сестры Глаукса, а жуткие хагсмары, лишь внешне похожие на прежних сов. Одно неверное движение, один неосторожный взгляд, и они набросятся на нее, как стая ворон. Ей нужно было действовать со всей осторожностью.

Миг спустя желудок Миррты съежился и затрепетал от страха, потому что Роркна громко сказала:

— А теперь, гостья дорогая, побалуй нас какой-нибудь старой пестроперой песенкой.

«Старой пестроперой песенкой?» — в отчаянии подумала Миррта. Откуда ей знать эти песни? И тут в мозгу ее слабо забрезжил выход.

— С удовольствием, — пролепетала она. — Вот только зубы полевки что-то меня беспокоят, дайте-ка мне минутку перевести дух.

Она глотнула и сделала вид, будто напрягает желудок, который так дрожал от страха, что едва мог справляться с едой. На самом деле Миррта просто тянула время, пытаясь собраться с мыслями. Потом она робко откашлялась. Слова песни зазвучали у нее в голове, и она запела:

С давних-стародавних пор — ах, даже раньше!

Мы летим по свету вдаль — ах, даже дальше,

Над морями, над долами и горами,

Машем пестрыми свободными крылами.

Пусть сечет нас дождь, грозят раскаты грома,

Мы не строим себе гнезд, не ищем дома.

Что нас гонит в путь с заката до восхода?

Ах, свобода нам нужна — одна свобода!

Нам дупло — небесный свод,

А стены — ветер,

Друг нам звездный хоровод,

И путь наш светел.

Всю бы жизнь нам летать,

Песни петь, танцевать.

Мир бескрайний — гнездо пестроперых,

Мы кочуем в бескрайних просторах.

— Прелестно, прелестно! Верно, сестренки? — воскликнула Глауксисса, оборачиваясь к остальным.

Слово «сестренки» резануло Миррту по ушам, на миг заглушив скрежет совиных желудков вокруг. Но она не могла выдать своего нетерпения и покинуть обитель в спешке. Ей показалось, будто прошла целая вечность, прежде чем она смогла распрощаться с околдованными сестрами Глаукса.

Вылетев с острова, Миррта на всякий случай сделала большой крюк, чтобы обмануть возможных шпионов и преследователей, и лишь потом вернулась к Сив, поджидавшей ее в трещине Ледяного Кинжала. Сив сидела на перевязи, в которой она носила свое яйцо.

— Как дела? — нетерпеливо спросила она. — Почему ты так задержалась?

— Плохие новости, госпожа, — устало ответила Миррта.

— Только не говори мне, что Роркны нет в живых! Она жива, правда?

— Жива, да только лучше бы ей умереть. Сив пошатнулась.

— Что ты такое говоришь, Миррта?

— Роркна и все ее сестры околдованы, — сурово произнесла Миррта и добавила: — Мрак-Га.

Ей показалось, будто королева потеряла сознание. Сверкающие глаза Сив потухли, и она покачнулась, едва не опрокинувшись со своего насеста.

Добрая Миррта впервые в жизни пожалела, что Глаукс не наградил ее зобом, как у других птиц. Тогда она смогла бы принести своей госпоже хоть кусочек полевки, чтобы подкрепить силы.

— Тише, госпожа, прошу вас, успокойтесь, — запричитала она.

Сив выпрямилась и поудобнее уселась на яйце.

— Не тревожься, Миррта. Со мной все будет в порядке. Мы должны как можно скорее улететь отсюда.

— Да, госпожа, вы правы. Надо поторапливаться, благо, погода хорошая.

— Какое счастье, что ты смастерила мне такую удобную перевязь для переноски яйца!

— Спасибо, мадам. Я всегда говорила, что мыши годятся не только в пищу, шкурку тоже можно пустить в дело. Вы слушаете, мадам?

— Да, Миррта.

Миррта высунула клюв из трещины. Снаружи разыгрался настоящий снегопад.

— Думаю, лучше всего отправиться немедленно, сегодня же. Судя по всему, сейчас разыграется настоящая метель, и это нам с вами как раз на пользу. Меня и вовсе не будет заметно в снежных вихрях, надо только избавиться от этой пестрокрылой гадости.

— Да, — слабо кивнула Сив. — Пора снять с себя этот веселый маскарад… Странно, ты не находишь? Моя тетушка, в которой, разумеется, никогда не было и капли пестроперой крови, всегда обожала все эти яркие украшения. В разумных пределах, конечно, но все же… Что касается меня, то крапинки на перьях кажутся мне лучшим украшением пятнистой совы. Попробую-ка я как следует распятниться, чтобы мои темные перышки не так бросались в глаза. Миррта одобрительно кивнула.

Вообще-то, первым «распятнение» придумал я, и мы с Хратом и Сив частенько пользовались этим трюком, чтобы незаметно летать в снегопад. Для этого нужно было так распушить перышки, чтобы белые пятна, усеивавшие темную бахромку наших крыльев, закрыли коричневые перья, делая нас белее. Этот фокус всегда приводил Миррту в восторг, и она с любопытством смотрела, как Сив медленно превращается в почти белоснежную сову. Затем королева со служанкой взлетели с Ледяного Кинжала и вскоре растворились в белых вихрях метели.

Загрузка...