Первый угленос

Самая длинная ночь

А в это время я терпеливо пережидал первые зимние ветра и гадал, когда же вылупится птенец. Надеюсь, вы помните, что мы с Сив расстались в спешке, и я даже не успел спросить у нее, когда она снесла яйцо. Я предполагал, что это произошло незадолго до гибели Храта.

Обычно полное созревание птенца занимает целый лунный цикл, но я не знал, от какого времени следует отсчитывать этот цикл для моего питомца. И вот однажды, в ветреную зимнюю ночь, последнюю — и самую длинную! — ночь совиного года, когда день краткой сумеречной полосой света на миг прорезает бесконечную тьму, яйцо вдруг засветилось ярче прежнего, а затем принялось вздрагивать.

С каждой секундой оно дрожало все сильнее и сильнее! Затем дрожь прекратилась, и яйцо начало энергично раскачиваться из стороны в сторону. Все это произошло в неверный час бесконечной ночи, когда секунды медленно перебегали из последней минуты старого года в первую минуту нового. Небо сверкало мириадами ослепительных звезд, и укутанный снежным покровом лес отражал их холодный свет, отчего стволы и ветви деревьев казались одетыми не корой, а звездным сиянием.

Тео робко просунул голову в дупло.

— Он появляется, Тео! Пришло время! — воскликнул я.

— Можно мне войти? — спросил он.

Я кивнул, не смея произнести ни слова.

Тем временем яйцо раскачивалось все сильнее. Я склонился над ним. Желудок мой едва не выпрыгнул наружу, когда я увидел на сверкающей скорлупе крошечный кончик яйцевого зуба.

Позже я узнал, что в тот самый миг, когда яйцевый зуб птенца пробил скорлупу яйца, хагсмары напали на Сив.

Сив заставила себя бесстрастно встретить первые лучи желтого сияния, окрасившего лед зловещим янтарным светом. На этот раз хагсмары не застали ее врасплох. Королева крепко сжимала в когтях ятаган погибшего супруга, и всей силой разума и желудка представляла себе своего новорожденного сына. Она рисовала себе его появление на свет. Вот проклюнулся яйцевой зуб, вот еле заметная трещинка начала расползаться по поверхности яйца. Сив казалось, будто она слышит тихий треск скорлупы. Она представляла снеговое гнездо, которое я соорудил для ее птенца, однако запретила себе даже думать о том, где могло находиться наше убежище. Она знала, что любая неосторожная мысль может поставить под угрозу жизнь ее сына.

Она забыла о боли в раненом крыле. Забыла о желтом цвете. В ее словаре больше не было такого слова, и среди цветов радуги отныне не существовало желтой полосы. Желудок Сив был переполнен, но не ненависть и не жажда мести заполняли все ее существо. В эти минуты она была исполнена любви. Могучая сила духа укрепила ее тело. В желудке ее горела сила Га, разум работал четко и ясно, а сердце было твердо, как скала. Она без страха вылетела из ледяной пещеры айсберга и, высоко взметнув ятаган, помчалась навстречу хагсмарам.

Случилось так, что на этот раз сами хагсмары были застигнуты врасплох и поражены до глубины своих черных душ. Они ничего не понимали. Как эта калека может летать? Почему она вырвалась из-под их колдовского желтого света, да еще с такой легкостью, будто это было розовое сияние летней зари? Но сильнее всего их поразил ледяной ятаган, сверкавший в когтях удивительной совы.

Неустрашимая Сив летела навстречу Пенрику.

— Что случилось? — вскрикнул лорд Аррин.

«Я случилась!» — мрачно подумала про себя Сив. Она еще выше взметнула ятаган и бросилась на Пенрика. Но коварный враг сумел увернуться. Сив бросилась было преследовать его, как вдруг почувствовала резкое дуновение в морозном ночном воздухе.

Это лорд Аррин мчался ей наперерез. Теперь в его полете не было ничего совиного. Кромка его маховых перьев еще больше растрепалась, и острые концы со свистом кромсали воздух. Сив крутой спиралью ринулась вниз, к замерзшим берегам фьорда. Ах, если бы там осталась хоть узенькая полоска воды! Но повсюду, куда ни посмотри, лишь толстый лед безжалостно серебрился в лунном свете.

Сив опустилась еще ниже, в надежде что хагсмары, а к этому времени в погоню за ней устремилась уже целая стая, испугаются приближаться к скрытому подо льдом морю. Но хагсмары и не думали отступать. В довершение всех бед проснулась утихшая было боль в раненом крыле.

«Я не стану отвлекаться! — прошептала про себя Сив. — Ни за что не стану! Я смогу вытерпеть эту боль. Я не стану обращать на нее внимания, я все стерплю ради моего королевства, ради сына и всего совиного мира!» Она запрокинула голову — и у нее похолодело в желудке. На фоне сияющей луны ярко чернели косматые тени трех огромных хагсмаров. Ее окружили!

Впоследствии я часто спрашивал себя, что бы я сделал, если бы знал о том, что происходило в миг рождения птенца… Но тогда я ни о чем таком и не ведал… На глазах у меня свершалось маленькое чудо, и мысли мои были далеки от хагсмаров. Каждое рождение — это чудо, с которым не сравнится никакая, даже самая сильная, магия. Но чудо, свершавшееся в ту ночь в дупле заснеженного дерева было особенно необыкновенным, учитывая все злоключения, выпавшие на долю этого птенца.

Как только яйцевой зуб пробил скорлупу, по поверхности яйца побежала быстрая трещина. Затем яйцо с силой содрогнулось, и мы с Тео затаили дыхание. Послышался громкий треск, а через несколько секунд скорлупа раскололась на две части. Мы в один голос ахнули, глядя на голый мокрый шар, выкатившийся на мягкий пух гнезда.

В ту самую секунду, когда яйцо раскололось пополам, хагсмары загнали Сив на льдины замерзшего фьорда. Она стояла с высоко поднятым ятаганом в бледном озерце лунного света и смотрела на своих преследователей.

— Это несерьезно, Ваше Величество, — насмешливо заметил лорд Аррин, опускаясь на лед в нескольких шагах от нее.

— Я серьезна, как никогда, лорд Аррин. Отойдите прочь.

— Послушайте, моя дорогая… — начал было он.

— Я вам не дорогая, — хрипло крикнула Сив.

— Как скажете, Ваше Величество. Подумайте хорошенько. Вы еще можете спасти себя и свое дитя. Присоединяйтесь к нам. Вы будете моей супругой, моей королевой, госпожой темнодейства. А вот и ваша свита, — с этими словами оборотень обвел косматым крылом стаю хагсмаров, медленно приближавшихся к Сив.

— Никогда.

— Попробуйте рассуждать здраво, Ваше Величество. С помощью своей магии мы можем подчинить себе весь мир. Вы оказались маленьким исключением, и мы поражены тем, как вам удалось сопротивляться нашим чарам. Ты согласен со мной, Пенрик? — обернулся он к своему товарищу.

Хагсмары продолжали шаг за шагом подходить к Сив.

— Чистая правда, лорд Аррин, — ответил отвратительный хагсмар, самый огромный во всей стае. Он уставился на Сив своим жутким взглядом и спросил: — Как вы ухитрились спастись от нашего желтого света?

Сив не удостоила его ответом.

«Они пытаются отвлечь меня», — догадалась она. В этот миг она была готова к смерти и ничего не боялась.

— Птенец уже вылупился из яйца? — спросил лорд Аррин.

Она не стала отвечать. Она была нема, как ночь, и тверда, как лед, сковывавший берега фьорда. Она стала неуязвима для колдовских чар. Страх покинул ее, она боялась лишь потерять своего сына или позволить хагсмарам догадаться о том, что драгоценное яйцо находится не с ней, а с Гранком.

В этот миг она поняла, что ее птенец появился на свет.

Он был жив. Теперь они были в одном мире, несмотря на все разделявшие их расстояния. Таинственная связь объединила их друг с другом, и никогда еще Сив не чувствовала такой привязанности к кому бы то ни было на свете.

Я с радостью ощипал для гнезда перья со своей грудки, ибо птенец, как ему и полагается, пришел в этот мир голым. На коже его не было ни единой пушинки. Он был забавным неуклюжим созданием с огромной головой и слепыми выпученными глазками. С первых секунд он упрямо пытался подняться на ножки, но тяжелая голова все время перевешивала, и малыш беспомощно плюхался на дно гнезда. Наконец, у него получилось приподнять головку.

— Добро пожаловать, Хуул, — тихо прошептал я, и он забавно склонил головку набок, будто слушал меня, хотя и не мог видеть. — Добро пожаловать, маленький принц.

В этот миг ветер стих, деревья перестали скрипеть, и даже звезды в небе прекратили мерцать, словно затаили дыхание. Казалось, весь мир почувствовал свершение невиданного и неслыханного чуда. На свет родился маленький птенец, которому предназначено изменить судьбу всего мироздания.

А тем временем Далеко-Далеко от нашего острова, на другом берегу Горького моря, на льду узкого фьорда одинокая пятнистая сова с высоко поднятым ятаганом готовилась встретить свою смерть. Она ничего не боялась, ибо в глубине своего желудка знала, что ее птенец явился на свет, а значит, новая жизнь уже началась.

Меня зовут Гранк. Я уже очень стар. Все, что я рассказал вам, есть лишь начало великой истории. Моя исповедь заканчивается здесь, но история продолжается. Пусть другие совы, пережившие это смутное время насилия и колдовства, продолжат начатое мной дело.