Пещера невольницы-колдуньи

Свиток двадцать седьмой

День лишь начал уходить. Но в красках неба появились уже первые лиловые блики, подсказывая, что закат куда ближе, чем можно было надеяться.

Одна за другой девушки покидали приют спокойствия. Суфия, как всегда, уходила последней. Она погасила светильники, оставив у входа в коридор трут и кресало. Остановившись перед скалой, Суфия проговорила:

— Сим-сим, повелитель, прощай!

И мудрая заколдованная дверь (во всяком случае, так думала Суфия) открылась, выпуская девушку из каменных объятий. Тропинка знакомо вела вниз.

Али-Баба привязал мулов в олеандровой роще. До заката еще оставалось время, и следовало убедиться в том, что никто не сможет воспрепятствовать ему. «О Аллах, творец сущего, повелитель правоверных, помоги мне! Дай мне спокойно войти в пещеру. И клянусь, что моя садака[6] будет необыкновенно, сказочно щедра!»

Али-Баба притаился за камнем почти у серой скалы. Вокруг было столь тихо, что ему самому стало смешно — от кого он таится здесь, где даже птицы, казалось, не летают… Разве что от ящерки в высокой траве… Но этой изумрудной малышке не было дела до какого-то двуногого чудака, который не может достойно выпрямиться.

Али-Баба хотел уже подойти к скале, но тут она отодвинулась и на площадку ступила одна девушка, за ней вышла другая… Юноша понял, что поступил более чем мудро, решив дождаться захода солнца.

Одна за другой мимо него скользили в опускающейся тьме девичьи фигурки. Их было столь много, что Али решил посчитать, скольким людям может дать приют сказочный Сим-сим, но сбился на втором десятке. Подсчет лишь убедил его в том, что это та самая пещера. Пещера, о которой говорил Маруф, пещера сокровищ, пещера, которая сделает его сказочно богатым в один лишь миг…

«Надо бы перевести мулов поближе к скалам… Иначе я буду тратить на переноску сокровищ слишком много времени…»

Али-Баба решительно ступил на тропинку, но в этот миг услышал за спиной шаги — еще одна женщина, закутанная в покрывало по самые брови, спускалась вниз. Али-Баба поспешно юркнул за надежный камень.

«Да будет так… Ночь длинная… Я перенесу все сокровища сюда, на площадку у входа… А потом приведу мулов…»

О жадность, сколь глупой и непредусмотрительной ты можешь быть…

На горы упал вечер. Лиловые сумерки становились все гуще. И вот наконец высоко в небе зажглись звезды. Насмешница луна взошла в своем царственном блеске, окатив и тропинку, и скалу, и самого Али-Бабу серебряным светом.

Смело подойдя к скале, черной, словно уголь при свете звезд, Али-Баба проговорил:

— Сим-сим, по велению сердца, откройся!

И волшебная дверь бесшумно скользнула в сторону. Открылся черный провал, и Али-Баба с замирающим сердцем сделал несколько шагов в темноту. Ток воздуха подсказал ему, что дверь стала на место. Юноша чувствовал себя во тьме словно букашка… И потому торопливо черкнул кресалом, чтобы зажечь заранее приготовленный факел. О да, Али-Баба оказался очень предусмотрительным грабителем, И мешки, и факел, и даже сапожки из тонкой кожи, чтобы не мерзли ноги холодной горной ночью…

В тиши коридора шаги были просто оглушительны. И еще какой-то звук, похожий на голос эха, раздавался вокруг. От всего этого душа у Али-Бабы замирала. О, как хотел он сейчас броситься обратно! Убежать прочь от этих холодных каменных стен и навсегда забыть о таком необыкновенном и страшном чуде… Но жадность пересилила трусость. Она гнала его вперед словами: «Четыре мула, нагруженных мешками… Мешки с сокровищами, которые сделают тебя независимым, богатым, свободным, уважаемым… По два мешка… а быть может, и по три… Ведь тюки с тканями легкие… Четыре груженных золотом мула…»

Пляшущий свет факела бросал на стены странные пятна — словно горные духи плясали вокруг Али-Бабы… Руки юноши тряслись все сильнее. И лишь голос жадности, твердивший о четырех груженых мулах, удерживал его от немедленного бегства…

Вот узкий коридор вдруг превратился в неохватное пространство. Свет факела растворился во тьме огромного зала… Али-Баба повертел головой в поисках места, куда бы пристроить факел, и увидел всего в одном локте от себя светильник…

— Глупец… Трусливый глупец… Здесь же еще час назад были люди. Более того, здесь были женщины, и они не боялись ровным счетом ничего. Отчего же ты, мужчина, дрожишь, словно лист на ветру?

Звук собственного голоса придал Али-Бабе сил, и он уже смелее начал обходить зал, зажигая светильники, которые заботливая рука расставила вдоль стен.

— О Аллах милосердный! Да здесь хватит сокровищ на всю мою жизнь… Что это? Ага, шелка… Шаровары… Кальян… Сласти? Целое блюдо… А что тут? Ого, плов… И почти не остывший… А это? Жемчуга… Духи…

Голова Али-Бабы кружилась. Он уже не думал о том, что это все надо перетащить ко входу и как можно скорее уносить отсюда ноги. Теперь он пытался осмотреть залы и закутки пещеры — каждый сундук и мешок, каждую шкатулку и кувшин…

— О Аллах, ковры… Хорасанские, багдадские, хорезмские… Изюм… Халва… Шербет… Да тут можно прожить жизнь, не выходя на свет солнца… Сукно… Хлопок Самарканда… Меха… Сотни шкурок… Рис… Пряности…

Али-Баба сунул нос в шкатулку и… отчаянно зачихал. Горький перец слегка отрезвил юношу, но разума полностью ему не вернул.

— Но зачем мне, о небо, торопиться? Здесь есть еда… Есть питье… Есть даже кальян… Ночь впереди столь длинна, что я успею и вкусить яств, и отдохнуть… И подумать о том, с чего мне начать…

Горный дух, охранявший расщелину и вечером перебиравшийся в пещеру, только головой качал, удивляясь такой необыкновенной наглости… «Жаль, что я не успел его напугать, — подумал дух. — Он бы бежал со всех ног, не успев увидеть и крохи сокровищ… Но я же могу сделать иначе… Юноша труслив и жаден… Тогда будет так…»

Посмеиваясь своему решению, горный дух умостился прямо над головой Али-Бабы. Тот вкушал плов с золотого блюда, запивая его шербетом из золоченой чаши, которая в свете факелов играла драгоценными камнями необыкновенной, редкой красоты. Али-Баба, должно быть, еще не понял, что за чудо он держит в руках. Но юноша и не пытался теперь это понять. Плов был столь вкусен, а голод, навеянный трусостью, столь велик, что он более и не стремился хорошенько осмотреться.

Но вот трусость насытилась, и Али-Баба, довольный, откинулся на подушки.

— Четыре мула по два сундука… А потом еще по два мешка… Эту пещеру за одну ночь мне не очистить… Сначала я возьму вот это и вон то…

Али-Баба пытался показать пальцем на сундуки, где увидел бесценные самоцветы… Но руки плохо его слушались, а глаза стали закрываться. Он еще успел пробормотать: «А потом еще вон те меха…» — и сладко заснул.

Горный дух был доволен. Юноша спал… И будет спать до тех пор, пока его не разбудят хозяйки пещеры. Уж об этом он, дух, позаботился на славу.

И пусть тогда смелые женщины решат, что делать с вором, который забрался в их пристанище, но от великого ума объелся и уснул.

«О-о-о, — подумал горный дух, — я не завидую этому дурачку… Его ждет интереснейшее пробуждение…»

— И-и-эх, — закричала прекрасная женщина. Черты ее исказились, и она за один лишь миг превратилась в павлина, который кричал громко и отчаянно, временами срываясь на визг.

«О Аллах, повелитель правоверных, но павлины же не визжат… Более того, они и не кричат, подобно джиннам или ифритам…»

От этой мысли в голове Али-Бабы прояснилось и он открыл глаза.

— О Аллах всесильный, да пребудет твоя милость надо мной во веки веков… Это был всего лишь сон… — Трудно передать облегчение, которое снизошло на душу юноши от одного лишь осознания этой истины.

Он попытался утереть испарину со лба и понял, что не может пошевелиться…

— Что со мной? — спросил он у незнакомого потолка в незнакомых покоях. — Я болен? Почему я не могу пошевелиться? Меня околдовали злые духи? Или это тоже сон?..

Многоголосый женский смех стал ему ответом. И тогда Али-Баба наконец повернул голову. Три, нет, четыре прекрасных женщины с открытыми лицами, без хиджабов стояли вокруг его ложа.

— Кто вы, женщины? И что делаете здесь, в моих покоях?

В голове Али-Бабы еще царил сумбур, вызванный странным сном и вчерашней бессонной ночью. (Если бы Али-Баба жил ближе к холодным странам и не был приверженцем Аллаха всемилостивого и всесильного, он бы сказал, что вчера вечером слишком много внимания уделил веселой браге…) И сейчас сумбур говорил голосом юноши. Ибо разум еще прятался от страшного, воистину ведьмина визга приснившейся красавицы.

— В твоих покоях? Наглец… Вы слышали, сестры?

Прекрасные девушки вновь рассмеялись. Каждая нота этого смеха смывала сонную одурь, которая еще пряталась в мыслях Али-Бабы. И вот настал миг, когда он пришел в себя. Но лишь мысленно. Ибо до сих пор не мог двинуть ни ногой, ни рукой.

— Смотрите, сестры, это же просто мальчишка-вор. Никакой не горный дьявол… Только молоденькому дурачку могло прийти в голову попировать в покоях, которые он собирался ограбить…

— Ограбить, женщина? Почему ты решила, что я грабитель?

— Юноша, неужели ты глупее, чем мне показалось сначала? Неужели ты не сам придумал отправиться в пещеру сокровищ, а тебе кто-то приказал это сделать? Тогда жаль…

— О сестра, что ты такое говоришь? Чего тебе жаль?

— Ну подумай сама, Зульфия… Ведь если бы этот юноша сам решился нас ограбить, он должен был бы предусмотреть тысячу разных разностей. И судя по тому, что мы нашли у двери мешки, а в стенных опорах — новые факелы, до кое-чего он все же додумался. Но если же его послал кто-то другой, более умный, более хитрый или просто более ленивый, то наш нечаянный гость и пленник велик лишь лихостью и глупостью… А это очень обидно.

Девушка задумалась над словами подруги. А Али-Баба вновь попытался пошевелить плечами. И понял, что он связан по рукам и ногам. Но добрые хозяйки, связав юношу, все же уложили его на мягкое ложе под шелковым балдахином.

— Развяжите меня, добрые девушки, — негромко попросил он.

— О нет, незнакомец, — заговорила самая решительная из девушек. — Мы не развяжем тебя. Что, если ты горный дьявол? Что, если ты только и ждешь мига, чтобы убить всех нас?

— О нет, я вовсе не горный дух… Я просто несчастный Али-Баба, которого бросила возлюбленная… И который скитался по горным тропам, пока не набрел на уютное пристанище…

— О Аллах! Вы слышали, сестры? Несчастный, которого бросила возлюбленная… Несчастный, который с факелами и мешками бродил по горным тропам… Несчастный, который привязал в роще четырех мулов…

Али-Баба потерянно молчал. О да, эта грациозная, словно кошка, девушка, была необыкновенно, сказочно красива. И столь же необыкновенно, сказочно умна и наблюдательна.

— Но, прекраснейшая, подумай, взвесь, — почти взмолился Али-Баба. — Если бы я был горным дьяволом, разве дал бы я себя связать? Да я бы в единый миг стал невидимым… Только для того, чтобы творить свои черные дела и никому не попасться на глаза…

«Ну, не такие уж и черные дела, — с некоторой обидой подумал горный дух, который невидимым парил над головами хозяек пещеры. — Но, Иблис-покровитель, юноша прав… Связать себя я бы точно не дал…»

Девушка нахмурилась. Что-то в словах этого смешного юноши было чистой правдой. Но и мешки у входа, мулы в роще, кресало и факелы тоже были правдой. Значит, он просто вор… Но это уже не так страшно. Хотя и необыкновенно противно, ибо одно осознание того, что их приют осквернен, делало присутствие этого юноши просто ужасным.

— Ну что ж, юный глупец… Раз ты не горный дух, а просто воришка-неудачник, то мы тебя, конечно, развяжем… Но из пещеры никогда не выпустим… Ибо ты не сможешь тогда выдать нашей тайны…

«О Аллах, да я бы и рад остаться здесь на какое-то время… Хотя богатство, почет, уважение — вещи, радующие каждого настоящего мужчину. Но пусть будет так… А попозже я придумаю, как отсюда сбежать».

«О нет, юный глупец, — подумал горный дух, которому все мысли Али-Бабы были видны, как яркая рыбка в стремительной горной речке. — Я не дам тебе сбежать отсюда… И не надейся…»

— Да будет так, добрые хозяйки сокровищ! Я согласен остаться здесь навсегда!

— Да будет так, сестры! Развяжите его! — проговорила самая старшая из девушек. Но про себя подумала: «Какой странный вор…»

— О нет, прекрасная хозяйка этих стен, — сказал Али-Баба, словно услышав эти мысли. — Я вовсе не вор. Я…

— Да-да, мы уже слышали тебя, глупенький воришка… ты несчастный юноша, которого бросила возлюбленная и который ушел бродить в горы… Должно быть, для того, чтобы броситься с высокой скалы…

— О нет, красавица, — проговорил Али-Баба, садясь на ложе и потирая затекшие руки. — Я шел сюда именно за богатством. Ибо я знал, что где-то в горах есть пещера, полная сокровищ. И что охраняет ее горный дьявол. А увидев, что какая-то женщина поднимается в горы, просто пошел за ней следом и услышал заклинание… Ну я и решил, что это именно та пещера. А женщина, которая входила туда, это вовсе не женщина, а лишь прикидывающийся красавицей этот самый горный дьявол…

— Как же бывают неразумны мужчины… — проговорила одна из девушек.

А другая, та самая, решительная и необыкновенно красивая, перебив ее, спросила:

— Так значит, в городе известно о пещере сокровищ?

— О да, прекраснейшая…

— Зови меня Суфия, мальчик.

— О да, прекрасная Суфия. Мне о ней рассказал Маруф-башмачник, знаток всех тайн в наших горах и в половине окрестного мира.

— Но ведь Маруф мог и приврать…

— О да, мог, но я же видел сам, как уходит в сторону заколдованная скала… А таких совпадений не бывает…

— Умный мальчик… А повел себя, как глупец…

— Увы, красавица, ты права. Я действительно глупец. Ибо столь невежлив, что до сих пор не назвался, до сих пор не воздал должное вашей красоте и вашей доброте… Ибо вы оставили меня в живых, а за одно это моя душа преисполнилась великой благодарности.

— Учтивые слова, юноша. Так кто же ты?

Говорила та самая красавица, которая представилась Суфией. Остальные трое молчали, лишь девушка в черной накидке опустилась на подушки у столика с фруктами.

— Зовусь я Али-Бабой, торговец коврами. Моя лавка на базаре первая в ряду ковровщиков и портных…

— Те самые белые шелковые ковры, о которых говорит весь город?..

— Да, прекрасная, этими коврами торгую лишь я…

— Но тогда я знаю тебя, юноша… Ведь не так давно я приходила вместе с мужем именно в твою лавку выбирать ковер в гостевую комнату…

Это произнесла та самая девушка в черной накидке. Но на словах «с моим мужем» голос ее почему-то звучал так печально.

— Но ответь мне, почему же ты, достойный торговец, внезапно столь резко сменил свое ремесло и стал искать сокровищ?..

— От отчаяния и тоски, добрая Суфия. Ибо я сказал правду… Моя несравненная возлюбленная изгнала меня из своей жизни…

Однако юноша не стал говорить, что почему-то теперь его это не ранит. Что, более того, он даже рад этому. Ибо совсем другие вопросы стали мучить его теперь, когда он увидел перед собой мудрые глаза красавицы.