Песни дождей

3

Они проехали по дороге с полкилометра, потом свернули влево и углубились в утопающую в зелени деревеньку. Наконец остановились перед типичным для этой местности маленьким каменным домом с крытой верандой у входа. На веранде стояло несколько деревянных столиков со скамьями. Дверь в дом была широко распахнута, внутри горел тусклый оранжевый свет.

— Это здесь, — сказал Риши, остановив джип у обочины.

— Выглядит очень романтично. — Кристина с улыбкой покосилась на него. — Признаться, я впервые буду обедать в таком заведении.

— Что ж, мне остается надеяться, что тебе понравится здесь.

Набросив на голову куртку, Кристина выскочила из джипа и, шлепая по лужам, бросилась к веранде. Дождь продолжал поливать. Усадив ее на веранде, Риши вошел в дом, и она услышала, как из дома донеслись шумные приветствия.

— Махарадж! Кья хале?

— Тик хэ, махарадж, тик хэ!

Через несколько минут, когда, судя по голосам, доносившимся из дома, ритуал приветствий и дружеских вопросов был исчерпан, Риши вернулся и сел напротив нее.

— Эта семья — мои друзья, — сказал он. — Бедные и честные люди. Когда оказываюсь поблизости, обычно обедаю у них, даже если не очень голоден. Только чтобы поддержать их. Хотя еда у них всегда свежая и чисто приготовленная.

— Но ведь ты сам не очень-то богат, — удивилась Кристина.

Он рассмеялся.

— Если бедный бедного не поддержит, то кто тогда?

Она молча согласилась: и с его словами, и с возрастающим в ее сердце чувством восхищения им. Нет, она не ошиблась — такой, как он, не бросит в беде. И его доброты хватает не только на блуждающих по дорогам Индии отчаянных туристок.

Спустя несколько минут из дома появилась средних лет женщина и, улыбкой поприветствовав Кристину, поставила на стол две металлические тарелки с дымящейся ароматной едой. Они поблагодарили ее, и, снова приподняв тарелку ко лбу, Риши тихонько пробормотал слова короткой молитвы и лишь затем принялся за еду.

— А ты сам умеешь готовить? — спросила Кристина, бегло глянув на него.

— Конечно. Но делаю это крайне редко, в особых случаях, когда приходится принимать гостей, — ответил он. — Если хочешь, однажды угощу обедом собственного производства.

— С удовольствием. — Кристина отправила в рот ложку политого далом риса и, едва проглотив его, снова спросила: — А твои родители живут вместе с сестрой?

— Мои родители умерли, — спокойно ответил он. — Мать умерла, когда мне было десять, отец — пять лет назад. Он один вырастил нас троих — у меня есть еще старший брат — и помог получить образование. Он был заботливым и добрым человеком. Ради нас, детей, отказался от второго брака. Моя сестра работает медсестрой в Кангре, брат, по образованию программист, женился на женщине из Голландии и живет в Амстердаме. Я закончил университет в Шимле — отделение коммерции. Но по окончанию учебы выяснил, что коммерсант из меня получится никудышный. Цифры, проценты и расчеты успели утомить меня еще во время учебы. Вот я и катаюсь теперь на подаренном братом джипе, и, признаться, эта работа мне по душе.

Кристина внимательно выслушала его. Он ответил на все толпившиеся в ее голове вопросы. Этот мужчина с первого дня их знакомства был так поразительно откровенен и открыт…

— У тебя необычная судьба, — наконец сказала она.

Он рассмеялся.

— Ничего необычного. Разве то, что я, в отличие от большинства индийцев, не очень люблю деньги и живу своими ценностями.

— И какими же ценностями ты живешь? — спросила она и тут же невольно вспомнила его пылкие речи о любви и браке.

Но ей хотелось услышать больше.

— Я люблю книги, музыку, живопись, — ответил он, блеснув на нее глазами. — В Амстердаме пропадал в художественных галереях, часами наблюдал за работой уличных художников. Привез с собой пачку репродукций своих самых любимых картин — Рембрандта, Ван Гога… Когда пристрою второй этаж к своему дому, обязательно украшу ими гостиную, — мечтательно закончил он.

Кристина от неожиданности открыла рот. Так он еще и ценитель искусства! Хотя, может, это и не самая приятная для нее новость. Ей хорошо известны и люди искусства, и его ценители. Увы, к человеческим качествам любовь к искусству прибавляет мало.

Она несколько секунд молча смотрела на него. Нет, влюбиться в него она себе не позволит, а вот написать с него портрет — идея довольно заманчивая.

— А хочешь, Риши, я напишу твой портрет? — спросила она, чувствуя, что не на шутку загорелась этой идеей.

Он широко улыбнулся.

— Сочту за честь. Скажи когда, и я с удовольствием поучаствую в таинственном процессе рождения собственного образа.

— А хоть завтра после занятий, — быстро проговорила она. — Скажем, в два часа дня.

— Договорились, — кивнул он. — Буду ждать тебя у института.

Их глаза встретились, и Кристина почувствовала, как под его теплым взглядом в ее сердце закрадывается волнение. Опасное, безотчетное, растекающееся по телу ласковым приливом. И она знала, что это волнение связано не только с предвкушением творческого наслаждения. Что же она делает? Неужели снова готова броситься в головокружительную пропасть страсти?

Наконец она смущенно опустила глаза и заметила, что ее тарелка почти пуста.

— Хочешь добавки? — услышала она его голос и снова была вынуждена поднять глаза.

— Нет, спасибо. Я и так, похоже, слегка переела.

— А чаю?

— Тоже не хочу, спасибо.

Он встал из-за стола, и она догадалась, что он собирается расплатиться. И ей снова придется смириться с мыслью, что этот мужчина не позволит ей оплатить их обед. Что ж, она отблагодарит его, когда напишет и подарит ему его портрет.

Через пару минут он появился из дома в сопровождении хозяина и хозяйки этого незатейливого заведения. Кристина поблагодарила улыбчивую хозяйку за обед:

— Было очень вкусно. Надеюсь, что смогу пообедать у вас снова.

Хозяйка закачала головой, но по ее глазам было видно, что она ни слова не поняла. Риши перевел слова Кристины на хинди, и Кристина заметила, как глаза хозяйки игриво блеснули. Не говоря ни слова, она взяла Кристину за руку и вложила ее кисть в руку Риши. Потом пальцем по очереди указала на них обоих и кивнула. Кристина подняла на Риши удивленные глаза.

Он рассмеялся и тут же что-то ответил хозяйке. А потом, не выпуская Кристининой руки из своей, повернулся к ней.

— Она хочет, чтобы мы приходили сюда только вдвоем. Как ты смотришь на такое предложение? — спросил он с лукавым блеском в глазах.

— Это очень мило, — ответила Кристина, смущенно глянув на хозяйку. — Только вот боюсь, что маловероятно.

— А я так не думаю, — продолжая заглядывать ей в глаза, с неожиданной серьезностью тихо проговорил он.

Дождь превратился в мелкую морось, но переставать, по-видимому, не собирался. Они снова сели в джип.

— Теперь я могу со спокойной душой отвезти тебя домой, — сказал он с усмешкой. — Ты суха и сыта.

Кристине хотелось возразить насчет спокойной души. Несмотря на усмешку, она заметила легкую печаль и взволнованность в его глазах, и эта взволнованность, смешанная с печалью, делала его лицо вдохновенно прекрасным. Ах, с каким упоением она будет завтра писать это смуглое точеное лицо, эти насмешливые, колдовские зеленые глаза! А спокойствие — это что-то такое, что в данную минуту не дружит ни с ней, ни с ним.

Погрузившись каждый в свои мысли, они незаметно оказались у Норбулингки.

— Где ты живешь, Кристина? — наконец нарушив молчание, спросил он. — Я подброшу тебя к дому.

— От института влево по дороге, потом еще немного влево и покажется мой дом, — ответила она. — Кстати, завтра ты можешь прийти прямо ко мне. Я буду ждать тебя.

Он бросил на нее беглый взгляд, как будто на миг засомневался в ее словах. Потом обаятельно улыбнулся.

— Ровно в два, как договаривались.

Они проехали по переулку, и наконец показался ее дом, стоящий слегка в отдалении от остальных домов.

— А вот и мой дом, — сказала она, протянув вперед руку. — Он желтого цвета и не очень любит соседей. Не перепутаешь?

Он усмехнулся.

— Я ведь таксист, Кристина, мне перепутывать дома не позволено.

Джип остановился в конце переулка, от которого к ее дому вела узкая тропинка. Кристина сбросила с плеч куртку и протянула ему.

— Спасибо за тепло, — сказала она.

— И тебе тоже, — мягко ответил он.

Она щелкнула ручкой на дверце джипа и посмотрела на него.

— Значит, до завтра?

— До завтра.

Они обменялись улыбками. Кристина видела, как он импульсивно снял руку с руля, как будто собирался прикоснуться к ней. Но не решился и уронил руку на сиденье.

А ей так хотелось снова почувствовать ласковое тепло этой руки!

— Ну рассказывай, чем занималась вчера в одиночестве, моя неромантичная подруга.

Жозефин поставила локти на стол и, уронив подбородок в чашу ладоней, уставилась на подругу.

Они сидели за столиком в кафе, расположенном в саду института, и допивали кофе. Кристина откинулась на спинку стула и рассмеялась.

— Ты не поверишь, — сквозь смех проговорила она. — Но, похоже, весь мир в заговоре с моей неромантичностью…

Жозефин лукаво усмехнулась.

— Значит, кому-то все-таки удалось вытащить тебя из объятий безнадежной тоски? И, кажется, я догадываюсь кому…

Кристина перестала смеяться и глубоко вздохнула.

— Не сомневаюсь в твоей проницательности, Жозефин. Только меня вся эта романтика просто пугает. Не знаю, к чему это приведет, — сказала она, внезапно помрачнев.

— Ну вот, начинается… — Жозефин недовольно скосила набок рот. — Сейчас опять загонишь себя в свою безысходную тоску и не заметишь, как жизнь пройдет мимо. Лучше расскажи, что вчера было. Ты снова встретилась с ним, не так ли?

В глазах Жозефин заиграли искорки женского нетерпеливого любопытства.

— Так. — Кристина кивнула и снова глубоко вздохнула.

— Только прошу тебя, не вздыхай так тяжко. Лучше поскорее расскажи, что между вами произошло. А то я сгорю от любопытства.

— Да ничего, собственно, не произошло, — сказала она. — Просто я пошла гулять, а в дороге меня настиг дождь. Скрыться было негде, и я до нитки промокла. А тут вдруг появился он. Неизвестно, откуда он ехал и куда. Остановился, подобрал меня… А потом…

— Потом вы целовались в машине до умопомрачения? — поспешила с догадками Жозефин. — И он признался, что влюбился в тебя с первого взгляда?

Кристина отвела взгляд в сторону.

— Вряд ли у нас с ним до этого когда-нибудь дойдет.

— Не зарекайся, — тоном самой мудрости сказала Жозефин. — Я еще из рассказа о вашей первой встрече поняла, что это не совсем простая встреча. Чувствую сердцем, что это любовь.

Кристина скептически усмехнулась.

— Может быть. Но вот надолго ли?

— Ты хочешь знать, на миг или на вечность? — с ироничной вдохновенностью спросила Жозефин. — Какая разница? Главное, чтоб настоящий момент был наполнен любовью. Все равно, как ты знаешь, в этой жизни нет постоянства. Так зачем ломать голову над бессмысленными вопросами?

Кристина задумалась. Мудрая Жозефин обнажила перед ней правду жизни. Но Кристине хотелось, чтобы миг ее любви длился вечно. А красивых любовных полетов, которые заканчивались крушениями и разочарованиями, у нее было достаточно. Если любовь снова постучится в ее сердце, она откроет его только тому мужчине, который будет готов пройти с ней весь путь земной любви. А на меньшее она не согласна. Но на такую любовь она теперь даже надеяться не способна.

— Знаешь, Жозефин, — наконец сказала она серьезно. — При всем непостоянстве жизни мы, люди, все же стремимся придерживаться каких-то чисто человеческих принципов и идеалов. И для меня одним из таких идеалов является любовь. Я знаю, что найти такую любовь почти невозможно, но размениваться на мелкие увлечения больше не намерена.

Жозефин закусила губу и покачала головой.

— Что ж, тогда постарайся не упустить эту любовь, если она однажды появится в твоей жизни. Или уже появилась, — добавила она, пристально посмотрев Кристине в глаза.

— Постараюсь, — улыбнулась Кристина и глянула на часы.

Было без пятнадцати два. За пятнадцать минут она вполне успеет добежать до дома. Внезапно охватившее ее волнение не скрылось от проницательных глаз Жозефин.

— Первое свидание? — спросила она, лукаво улыбнувшись.

— Да. И чтобы не случилось то, о чем ты меня предостерегала, мне пора бежать.

Кристина встала и принялась нервно поправлять волосы. Потом сняла со спинки стула свою сумочку и стала шарить в ней в поисках кошелька.

— Беги-беги, искательница идеальной любви, — тепло усмехнулась Жозефин. — Не волнуйся, я сегодня заплачу за твой обед.

Вихрем промчавшись через деревню, Кристина забежала в дом и бросилась к зеркалу. Дрожащей рукой схватила с туалетного столика расческу и несколько раз провела ею по растрепавшимся волосам. Потом быстро подкрасила бледно-розовой помадой губы и вдруг расхохоталась.

Как глупо! Как чертовски глупо! Она пригласила этого мужчину, чтобы написать его портрет, но почему-то вообразила себе, что у них свидание. Более того, он видел ее и уставшей, и не накрашенной, и даже похожей на мокрую курицу. К чему тогда это глупое женское стремление понравиться ему?

Она собралась было стереть помаду с губ, когда послышался тихий стук в дверь. Мгновенно забыв о помаде, она замерла, прислушиваясь к глухим ударам несущегося галопом сердца. Потом, пытаясь усмирить волнение, несколько раз глубоко вздохнула, медленно подошла к двери и открыла.

Он стоял на пороге с большой картонной коробкой в руках и обаятельно улыбался.

— Привет!

— Привет! — Она улыбнулась ему в ответ и открыла пошире дверь, приглашая его войти. — Прошу.

Он вошел и тут же протянул ей коробку.

— Это разные мелочи к чаю, — сказал он и огляделся. — А у тебя здесь уютно.

— Спасибо.

От него веяло таким спокойствием, что она тут же сама слегка успокоилась и тоже невольно огляделась. И правда, с его появлением в ее доме стало намного уютнее.

— Располагайся, где тебе удобно, а я приготовлю чай, — сказала она, удивляясь внезапной метаморфозе своих чувств.

— Нет, давай лучше я приготовлю, — быстро предложил он.

Она с усмешкой покосилась на него.

— Но ведь теперь ты у меня в гостях, — возразила она. — Или ты мне не доверяешь?

— Просто я знаю, что мой чай будет вкуснее, — заявил он. — Так что давай оставим формальности. Где у тебя кухня?

— Пойдем, — засмеялась она и повела его в кухню.

Войдя в кухню, он деловито огляделся. Быстро заметил на полке небольшую кастрюльку, снял ее и повернулся к Кристине.

— В этой можно?

Она улыбнулась.

— Конечно.

— Теперь покажи мне, где у тебя чай, сахар и молоко, — сказал он, направляясь к плите. — И можешь отдыхать.

Ей нравилось, что он ведет себя так свободно, абсолютно не смущаясь. Она сняла с полки банку с сахаром и пакет чая, потом достала из холодильника молоко и поставила все на стол.

— Вот.

— Спасибо. А теперь можешь идти.

Его непринужденность и естественность очаровывали. Увидев, что он сосредоточенно занялся приготовлением чая, она безропотно покинула кухню. Не прошло и десяти минут, как он появился в гостиной с чаем и тарелкой, наполненной печеньем и пакорой.

— Признаться, я ужасно волнуюсь, — сказал он, когда они уже сидели за столом и пили чай. — Как перед экзаменом. Меня еще никогда не рисовали.

— По тебе этого не скажешь, — заметила она. — По-моему, ты спокоен как скала.

— Это только снаружи.

— Знаешь, я тоже волнуюсь, — призналась она.

— Это мое волнение передается тебе. Думаю, что мы сможем его преодолеть. Как ты считаешь?

Она кивнула, опустила глаза в чашку и вдруг почувствовала, как он накрыл ладонью ее руку. По телу разлилась теплая волна. Она вздохнула, потом осторожно подняла голову. И встретилась с двумя тихими и глубокими турмалиново-зелеными озерами.

— Жаль, что я не умею рисовать, — сказал он. — Потому что, глядя на тебя, очень хочется увековечить твою красоту.

Кристина содрогнулась. Эти слова говорили ей все ее мужчины. Они все стремились любыми известными им способами увековечить ее красоту, но ни один из них не стремился по-настоящему полюбить ее, связать с ней жизнь. Неужели мужчинам нужно от нее только одно — вдохновение?

Она отняла у него свою руку.

— Хорошо, что ты не умеешь рисовать. Я предпочитаю просто жить, чем быть увековеченной на мертвом холсте, — проговорила она с досадой. — Кстати, если ты готов, то давай лучше начнем увековечивать тебя.

Он непринужденно рассмеялся.

— Я готов.

Стоило Кристине сделать первые штрихи карандашом на холсте, как она мгновенно погрузилась в привычное состояние творческой сосредоточенности. Живописное лицо Риши быстро возрождалось на холсте. В какой-то момент ей даже стало казаться, что их стало двое, и оба были реально-живыми. Наконец, заметив, что он все чаще вздыхает, она заставила себя прервать работу.

— Ну вот, думаю, что на сегодня хватит, — сказала она и отложила на столик палитру. — Вижу, что ты устал, и уверена, что смогу дописать портрет без тебя. Должна признать, что ты довольно усидчивый натурщик.

— Профессиональные навыки водителя пришли на службу искусству, — ответил он, и на его лице расцвела улыбка, которую он, видимо, непривычно долго сдерживал.

Он встал с кресла, потянулся, потом подошел к ней.

— Можно взглянуть?

Кристина окинула портрет профессиональным взглядом.

— Вообще-то нежелательно. Пока работа слишком сырая. Над ней еще нужно потрудиться.

— Пожалуйста. Очень хочется взглянуть, — неожиданно произнес он голосом пытающегося задобрить родителей ребенка.

— Ладно, — сказала она снисходительным тоном строгой матери и искоса глянула на него.

В его глазах блеснули искорки радости. Он встал за ее спиной. И в тот же миг для нее в целом мире ничего, кроме его присутствия, не осталось. Исчезли и портрет, и краски, и мысли. Было только море тепла, окутывающее ее, ласкающее, проникающее в каждую клетку, пробуждающее желание жить и быть любимой. Она прикрыла глаза и вдруг почувствовала, как его теплые, тяжелые ладони накрыли ей плечи.

Нет, ей совсем не хочется сейчас слышать похвалу в адрес своего искусства! Ей хочется, чтобы эти теплые добрые руки ласкали ее! Ей хочется забыть обо всем на свете и утонуть в объятиях мужчины, который…

— Неужели у меня такие выразительные глаза?

Мягкий голос за спиной заставил ее вернуться в реальность. Она открыла глаза и повела плечами, давая ему понять, что ей хочется, чтобы он убрал с них свои руки. Нет, она не поддастся на любовные чары, потому что хорошо знает, что впереди ее ждет очередное разочарование и опустошение.

— В жизни они еще выразительнее, — дрогнувшим голосом проговорила она, чувствуя, как его ладони соскользнули с ее плеч.

Она встала из-за мольберта, и он, вежливо посторонившись, помог ей освободиться от плена его близости.

— Ты талантливая художница, Кристина, — продолжая смотреть на портрет, сказал он. — Ты сумела не только точно отобразить мои черты, но и привнесла в портрет свое восприятие меня, уловила мой характер. Я смотрю на него как в волшебное зеркало, которое не только отражает, но и подсказывает мне что-то, помогает лучше понять себя, открывает нечто новое во мне.

Его искренность растрогала ее. Она села в кресло и тепло улыбнулась.

— И что же нового ты увидел в себе благодаря портрету?

— Страсть, — просто ответил он. — Много страсти. Я и не подозревал, что она полыхает в моих глазах и это так видно. Хотя… Мне кажется, что это появилось во мне совсем недавно. С тех пор, как я встретил тебя.

Кристина опустила глаза и почувствовала, как улыбка сползла с ее лица. От его слов ей стало жарко. Он откровенно признался ей в том, что она пробуждает в нем страсть. Но ведь он то же самое делает с ней! И наверняка чувствует это!

— Не знаю, что сказать… — Она потупила взгляд и растерянно пожала плечами. — Просто…

— Просто между нами что-то происходит, — договорил он.

Она попыталась усмехнуться.

— Возможно.

Он прошел по комнате и опустился в кресло напротив нее.

— Тогда скажи мне честно, Кристина, — заговорил он, пытаясь поймать ее взгляд, — ты готова пойти дальше и увидеть, что между нами происходит?

Взволнованная его словами, она с усилием сглотнула слюну. Ее сердце заколотилось с такой бешеной скоростью, будто ему стало невыносимо тесно в груди и оно пыталось вырваться на свободу.

— Не знаю, — пробормотала она.

Он заметил, что она покраснела и смутилась.

— Кристина, прошу тебя, не надумывай себе ничего, — мягко сказал он. — Внутри нас есть то, что поможет нам разобраться в себе.

А что будет дальше? — скептически подумала она, но не отважилась задать этот вопрос вслух.

— Что ж, подождем и узнаем, — ответила она.

Он встал с кресла.

— Если ты завтра днем свободна, можем прокатиться в древний храм Шивы в Кханьяре, — легко предложил он.

Она улыбнулась и, догадавшись, что он собирается уходить, тоже встала.

— Именно туда я вчера пыталась дойти. Но, похоже, без сопровождения истинного поклонника Шивы мне в этот храм не попасть. Что ж, придется принять твое приглашение, — с легкостью ответила она.

— Значит, встречаемся у института в два?

Она кивнула.

— А теперь мне пора на работу, — сказал он. — Спасибо за портрет.

— Еще рано благодарить. Я допишу его и подарю тебе.

— Правда?

— Правда.

Он несколько секунд простоял, приятно ошеломленный. Потом ловко поймал ее руку, поднес к губам и нежно поцеловал. Кристину пронзило трепетом. Почему каждый мелкий жест, каждое прикосновение этого мужчины вызывают в ее теле бурю? Почему ей не хочется, чтобы он уходил?

Но он уже выпустил ее руку и подошел к двери. Стоя на пороге, обернулся.

— До завтра. Я буду ждать.

— До завтра.

Выйдя на крыльцо, она стояла под мелким моросящим дождиком, провожала Риши взглядом и ждала, что он, перед тем, как сесть в джип, обернется и помашет ей рукой.

И он обернулся, помахал ей рукой, а потом жестами показал, чтобы она поскорее спряталась от дождя в дом.

— У твоих друзей были очень удивленные лица, — сказал Риши, как только они проехали Норбулингку.

Кристина откинулась на спинку сиденья и захихикала.

— Я специально не сказала им, что ты будешь ждать меня. Хотела слегка шокировать.

— Что ж, у тебя это неплохо получилось. Похоже, они так и не поняли, куда ты исчезла.

— Уверена, что Жозефин догадалась, когда увидела проезжающий мимо твой джип.

— Ты думаешь, она узнала его?

— Конечно. Она ведь тоже художница, а у нас, художников, очень хорошая зрительная память.

В просторном джипе было привычно комфортно, а близость обаятельного и красивого водителя волновала и будоражила. Кроме того, солнце сегодня играло с миром в прятки: оно временами проглядывало сквозь плывущие по небу облака, озаряя мир и оживляя краски, а временами скрывалось, набрасывая на него огромную тень и лишая пестроты.

— Как ты думаешь, сегодня будет дождь? — спросила Кристина просто от избытка чувств.

— Конечно, — ответил он. — Только начнется не раньше четырех.

— Откуда ты знаешь? — удивилась она.

Он усмехнулся.

— Небеса знают, что мы едем в храм Шивы, и не допустят, чтобы мы промокли. Кстати, как поживает мой портрет?

— Становится все живее и живее, — ответила она. — Я вчера писала его почти до полуночи. Давно так не увлекалась.

Она вспомнила, как, оставшись вчера одна, снова уселась за мольберт, и портрет заменил ей его общество. Она прописала его еще дважды, а когда улеглась в постель, его образ стоял перед ее глазами до тех пор, пока она не заснула.

— А ты не боишься, что он оживет? — спросил он, бросив на нее лукавый взгляд.

Она с опаской покосилась на него. Вчера в какой-то миг, когда от усталости у нее уже слипались глаза, ей вдруг показалось, что глаза, смотрящие на нее с портрета, взволнованно блеснули, а на слегка впалых щеках и рельефном подбородке дрогнули мышцы. Как будто он собирался сказать ей что-то важное. Потом она долго, как завороженная, смотрела на портрет, как будто ждала, что он наконец решится заговорить с ней об этом важном. Но так и не дождалась.

— А почему я должна бояться твоего портрета? Я ведь тебя не боюсь? — бодро ответила она. — Будет намного интереснее, если он оживет, когда переселится в твой дом. Что ты тогда будешь делать?

Он рассмеялся.

— Придется общаться с ним. И наверняка выслушивать много неприятных вещей в свой адрес.

— А может, наоборот, приятных?

— Сомневаюсь. Уверен, что приятные вещи от него сможешь услышать только ты.

Когда справа, перед крутым поворотом дороги показалась высокая, пестро выкрашенная арка, Кристина догадалась, что это вход на территорию храма. Риши свернул на небольшую площадку напротив арки и остановил джип.

— Приехали.

Они вышли из джипа, пересекли дорогу и вошли в арку. От арки, через буйные дикие заросли тянулась тенистая аллея, в начале которой находилось несколько скромных деревенских чайных, лавок и закусочных. Риши вошел в одну из лавок и купил благовония и несколько пачек печенья.

— Это подношения Шиве, — пояснил он удивленно заморгавшей Кристине.

Они молча дошли до конца довольно длинной аллеи и наконец оказались на широком, выложенном мраморной плиткой дворе, окруженном со всех сторон множеством небольших и очень разных по стилю храмиков.

Повторяя действия Риши, Кристина сняла босоножки и смочила стопы, потом сполоснула руки под краном, и они направились к старой на вид постройке с верандой, расположенной в центре двора.

Прикоснувшись пальцами к ступенькам, ведущим на веранду, а потом к собственным лбам — в знак почтения святому месту, как догадалась Кристина, — они поднялись на веранду. За решетчатой дверью, ведущей во внутреннее помещение, Кристина увидела большой квадратный очаг, в котором тлело огромное бревно. Она дождалась, пока Риши дочитает свою молитву, а потом легонько тронула его за плечо.

— Это место священного огня, — тихо пояснил он. — И этот огонь горит здесь, не угасая, в течение шестисот лет. Этот ритуал поддержания священного огня, над которым читают молитвы и совершают подношения, является одной из основных практик шиваитов-аскетов. Говорят, Шива никогда не покидает таких мест и помогает всем, кто обращается к нему с молитвой.

Кристина понимающе кивнула и молча последовала за ним. Они обошли все мелкие храмики, воскуряя у шива-лингамов благовония, а потом, спустившись по крутым ступенькам, оказались у кипящей, мутной речки.

— Это ведь та же речка, что течет мимо моего дома, — обрадовалась своему открытию Кристина и, бросив босоножки на камень, по очереди окунула в воду стопы.

— И ты хочешь в ней искупаться, — усмехнулся он.

— Нет. Пожалуй, будет лучше, если я дождусь конца сезона дождей. Надеюсь, тогда вода в этой речке будет прозрачной.

— Небесно голубой, — поправил он.

Кристина невольно подняла лицо к небу и увидела, что оно затянуто тучами. Воздух становился плотнее и удушливее.