Песнь Ухуры

Глава 9

Ухура сделала так, как посоветовала ей Яркое Пятно, и это оказалось верным решением. Стремительный Свет позднее сказал, что действительно разозлился бы, если бы Ухура не объяснила свои обычаи, а просто согласилась бы придерживаться местных традиций. Весь вечер они обменивались своими песнями и старались узнать друг о друге как можно больше. Сиваоанец пришел в полный восторг от сережек своей гостьи, но и Ухура в свою очередь была восхищена, узнав, что у хозяина абсолютный слух.

Стремительный Свет не понял ее радости по этому поводу, пока лейтенант не объяснила, что Чехов несносно фальшивит, отчего сиваоанец свернул свой хвост в петлю и сказал:

– Его можно сравнить с одним из животных, которые оглушительно шумят вокруг нашей поляны. Отсутствие слуха ничуть не снижает их энтузиазма, впрочем, как и у Яркого Пятна.

Ухура с улыбкой вынуждена была согласиться.

Время было уже довольно позднее.

– Ну что ж, пора ложиться спать, – предложил Стремительный Свет, и, подумав, что будет разумно с ее стороны не настаивать на противном, Ухура согласилась.

Когда лейтенант проснулась, Стремительного Света в палатке уже не было, и это ее почему-то очень взволновало. Обеспокоенная и разочарованная, она отыскала Спока, и тот в который раз ободрил ее, заверив, что у нее все получится, и они смогут помочь Закату, и Кристине, и всем остальным, чего бы это ни стоило.

Лейтенант представилась одному из помощников Чехова по строительству и спросила о Стремительном Свете. Маленький сиваоанец по имени Медный Глаз в-Тралланс, оказавшийся ростом Ухуре по пояс, если не принимать в расчет его ушей, ответил:

– Он на охоте… ты споешь для меня песню? Его усы шевелились с таким желанием, что она не смогла разочаровать малыша. Вынув джойеуз, она заиграла ему красивую мелодию, популярную среди йауанских детей. Медный Глаз был более чем удовлетворен, и скоро Ухура собрала целую толпу детей, также желавших послушать песни. На краю толпы лейтенант заметила сиваоанку «в маске», с которой она говорила, когда команда «Энтерпрайза» только прибыла. Несчастье в-Энниен с любопытством наблюдала, но, кажется, опасалась присоединиться к остальным.

Когда песня закончилась, одна из подружек Медного Глаза ткнула его хвостом – Мы, наверное, должны дать ей что-нибудь?

– Похоже, что так, – согласился другой мальчик. – Ну, давай.

Медный Глаз застенчиво спросил:

– Должны ли мы дать тебе что-нибудь? Ты ведь спела нам песню?

Ухура задумчиво ответила:

– Я не знаю ваши обычаи. У себя мы поем просто для радости, Мне даже не нужна публика, но разделенная радость удваивается.

Подружка Медного Глаза повернулась, как показалось Ухуре, с неохотой, и обратилась к Несчастью:

– Должны мы дать ей что-нибудь? Ее обычай или наш?

Ухура ждала ее ответа, но когда сиваоанка ответила, то ничего не услышала.

– Пожалуйста, Несчастье, – попросила лейтенант, махая сиваоанке рукой – Подойди поближе.

Несчастье двинулась было к ней, но Медный Глаз спешно сказал:

– Она говорит, что лучше наш обычай это надежнее. Ты действительно не слышала ее?

– Нет, у меня не такой острый слух, как у вас, Медный Глаз.

Медный Глаз критически осмотрел ее уши, затем кивнул:

– Слишком маленькие уши, я думаю – Ухура улыбнулась.

– Все зависит от того, как смотреть, Медный Глаз. Возможно, это ваши слишком большие.

От удивления он дернул своими ушами назад. Пока малыш обдумывал ее фразу, Ухура снова помахала Несчастью.

– Пожалуйста, – попросила она – Конечно, у меня не такой хороший слух, как у вас, но вы правы, я должна следовать вашим традициям. Я гость в этом лагере. Не могла бы ты быть так любезна ко мне, чтобы объяснить, что я должна делать, чтобы не нарушить правила вежливости, я была бы очень признательна.

Подружка Медного Глаза ткнула его хвостом.

– Только не Несчастье, – прошептала она. Несчастье, как и Ухура, услышала эту фразу и с поникшими усами и ушами начала потихоньку удаляться Медный Глаз сказал:

– Дура! – и стукнул подругу, которая зашипела и ответила тем же.

– Подождите, – бросила Ухура этой парочке и затем громче позвала: Несчастье, пожалуйста не уходи! Пожалуйста!

К ее облегчению Несчастье с испуганными глазами остановилась в ожидании.

– Послушайте внимательно, – обратилась Ухура к детям. – Есть у меня один обычай, которому я должна подчиняться. Я не знаю Несчастья, но она ничего не сделала, чтобы обидеть меня. Я не знаю, как она обидела тебя, малышка…

Маленькая серая сиваоанка хлестнула хвостом и сказала, сердито глядя на Медный Глаз:

– Несчастье меня не обижала!

– Тогда почему?

– Просто она Несчастье, – заявил Медный Глаз так, как будто это объясняло все.

Однако Ухура в этом сомневалась.

– Медный Глаз, давным-давно… задолго до рождения бабушки твоей бабушки, люди могли сказать то же самое и мне. Тогда некоторые, даже не зная моего имени, могли прогнать меня только из-за цвета моей кожи.

Уши всех детей дернулись назад от полного изумления.

– Но у всех разноцветная кожа. Смотри! – Он повернул руки ладонями вверх, также сделали и остальные. Одна из ладоней Медного Глаза была серой, другая розовой. У его подруги ладони были розовыми с тремя черными пальцами. – Это было бы глупо!

– Да, именно так. Но было бы глупо с моей стороны прогнать Несчастье потому, что «она просто Несчастье». Я должна узнать ее, прежде чем решу, нравится она мне или нет. – Ухура подняла глаза на Несчастье. – Может быть, я найду друга.

Уши Несчастья шевельнулись, затем дернулись назад от удивления.

– Не могла бы ты подойти, Несчастье, и объяснить мне, как быть вежливым по вашим обычаям? Она посмотрела на двух малышей. – Может быть, вы тоже ее пригласите? Разделить радость песни, это значит удвоить ее.

Медный Глаз посмотрел на Ухуру, на свою подругу и затем на Несчастье.

– Иди, Несчастье. – Он подтолкнул свою подругу хвостом. – Скажи ей что-нибудь, Серебряный Хвост. Это твоя вина!

– А вот и нет, – заявила Серебряный Хвост, хлестнув хвостом по земле.

Но она тоже повернулась и сказала:

– Пожалуйста, подойди, Несчастье. Мне очень жаль, я сказала глупость. Медный Глаз всегда заставляет меня говорить глупые вещи.

В результате она получила хвостом по голове, и закончилось все тем, что двое свалились на землю и начали драться. К тому времени, когда драка подошла к своему закономерному финалу, Несчастье собрала все свое мужество и присоединилась к группе. Некоторые отодвинулись от нее, как заметила Ухура, но Медный Глаз, попеременно зализывавший то свое плечо, то плечо Серебряного Хвоста, сказал:

– Ты скажи ей, Несчастье. Она бард, а даже не знает об этом.

Ухура посмотрела на молодую сиваоанку, которая казалась такой похожей на Закат Энниена.

– Среди моих людей, – начала Несчастье, – бард – это очень большая редкость, а среди ваших людей разве не так?

– Да, – сказала Ухура, – но я не бард, не профессиональный певец. Я пою потому, что люблю петь.

– Тогда прости меня, но ты как-то неправильно употребляешь это слово… если ты любишь петь и поешь так красиво, тогда по нашим стандартам, ты бард.

– Хорошо, – согласилась Ухура, улыбаясь. – Что я должна делать как бард, по вашим обычаям?

– Ты спела песню для Медного Глаза по его просьбе. Теперь он хочет знать, что он может сделать для тебя взамен.

Ухура раскинула руки.

– Я не знаю, какого рода обмен я должна просить, Медный Глаз. Я не знаю, что вы меняете на песни в вашем мире.

Медный Глаз объяснил:

– Я могу собрать дрова для твоего костра, или принести воды для приготовления пищи, или… я знаю, где растут самые вкусные серебряные ягоды. – Последнее сообщение произвело небольшую сенсацию среди детей. – И я могу собрать для тебя полную корзину.

Ухура обдумала все это. Группа не дыша ждала ее выбора.

– Можешь ли ты помочь мне выучить ваш язык, Медный Глаз? Это будет честно?

– Но ты говоришь на нашем языке! Ухура покачала головой и объяснила настолько просто, насколько смогла, принцип работы универсального переводчика. Затем она выключила его, чтобы продемонстрировать. Изумление пробежало по их ушам волной движений Медный Глаз сказал что-то, и Несчастье перевела это на древний язык, который понимала Ухура.

– Он сказал, что это честно.

– Хорошо, – обрадовалась Ухура. – Не смогла бы ты спросить у него, как сказать по сиваоански: «Как это называется?»

Несчастье перевела, и Медный Глаз сказал фразу, произнося ее очень медленно и очень отчетливо. Ухура повторила, добавив Несчастью:

– Пожалуйста, попроси его исправить меня, если я скажу что-нибудь неправильно. Я не хочу учить наполовину.

Несчастье перевела. Медный Глаз торжественно кивнул Ухуре.

Ухура снова включила универсальный переводчик.

– Я заключу то же соглашение со всеми вами, – предложила она, – Я буду петь, когда вы меня попросите, а взамен вы все поможете мне выучить ваш язык. – Она улыбнулась. – Я буду слоняться по всему лагерю, показывая пальцем и говоря: «Как это называется?»… и я стану очень надоедливой, обещаю вам. Я буду хуже, чем ваши братья и сестры, потому что мне нужно будет говорить все. И, возможно, вам придется говорить мне это несколько раз. Ну что, стоят этого мои песни?

– Ох, да! – сказал Медный Глаз, и, к радости Ухуры, все с ним согласились.

– Хорошо, – одобрила она. – Тогда прежде всего вы должны научить меня, как попросить спеть песню, чтобы я поняла, если вы попросите. И затем вы скажете мне, как называются у вас разные песни, чтобы я смогла спеть ту, которая доставит вам удовольствие.

Ухура пела час за часом, а дети учили ее языку. Один раз она попросила Несчастье объяснить слово. Несчастье удивленно посмотрела на нее. Ухура тут же сказала:

– Мне очень жаль, Несчастье. Я думала, ты тоже согласилась на сделку.

Уши сиваоанки все еще были отодвинуты назад, когда она робко ответила:

– Я не знала, что ты и меня имела в виду.

– Конечно. Я думала, что это понятно. Так ты будешь помогать мне учить язык взамен на песни?

– Конечно – Ее серебряный хвост свернулся петлей от откровенной радости.

Скоро полуденное солнце начало припекать, и они все перешли в тень леса. Несколько малышей ушли по своим делам, и тут же на их место пришли новые, которые пропустили сделку, но также согласились войти в долю.

– Ты не ела, – заметила наконец Несчастье, – Мы должны дать ей отдохнуть, – объявила она всем. – Даже голос лучшего барда устает.

С естественной неохотой дети согласились, и толпа медленно рассеялась по лагерю. Несчастье задержалась. Ухура отложила инструмент, встала и расправила затекшие мышцы.

– Что такое, Несчастье? – поинтересовалась она. Молодую сиваоанку явно что-то беспокоило. – Что тебя тревожит?

– Ты… ты не хотела бы поесть со мной? – Несчастье, казалось, уже настроила себя на получение отказа.

– Мне было бы очень приятно, – согласилась Ухура. – Это очень мило с твоей стороны пригласить меня. – Несчастье так поразил этот ответ, что на какой-то момент Ухура испугалась, как бы ее новая подруга не сбежала, словно вспугнутый кем-то олень. Но сиваоанка осталась на месте, так что Ухура сказала:

– Пожалуйста, показывай мне дорогу. – Несчастье тут же побежала вперед, ее шаг теперь стал легким, почти танцующим. Грация этих движений прибавила ей еще больше сходства с Закатом. Ухура еле сдержала слезы при этой мысли.

К тому времени, как они добрались до палатки Несчастья, Ухура снова обрела полный контроль над своими чувствами, но тем не менее Несчастье все же вопросительно посмотрела на нее.

Несчастье ввела ее внутрь и указала на складной стул. Когда Ухура принялась ее благодарить, сиваоанка сказала:

– Сначала отдохни и поешь. Мы поговорим потом, когда твой желудок утешится.

Она принесла ярко раскрашенные миски и поднос с фруктами и копченым мясом, отвязав последний от украшенных орнаментом полос, висевших на одной из сторон палатки, и сказала:

– Это пища, которую вы можете есть без вреда для себя. Цепкий Коготь и я проверили ее нашими сенсорами. Но ты не обидишь меня, если проверишь еще раз.

– Я поверю тебе на слово, Несчастье, – Ухура улыбнулась. Эван говорит, что ты и Цепкий Коготь можете ворчать по поводу нашей философии, но вы не можете причинить нам вреда, – Первое правило хорошей медицины, – согласилась Несчастье, затем с видом конспиратора добавила:

– Я показала Эван технику оказания первой помощи сиваоанцам, и она показала мне, что делать в этом случае для вас и мистера Спока. – Это не удивляет меня. Эван не тот человек, чтобы пройти мимо там, где можно что-то узнать.

– Я имею в виду, что она предлагает знания точно так же, как ты песни. Вы все такие?

– Все должны учиться друг у друга, Несчастье. Если бы это было не важно, зачем же тогда столько разнообразия во Вселенной?

Несчастье покачала головой.

– Я не знаю… Ты не ешь. Неужели ваши вкусовые сенсоры настолько отличаются, что ты находишь это невкусным?

– Ох, нет. Я просто отдыхаю и думаю.

– Тогда ешь, пока ты отдыхаешь и думаешь. Ухура улыбнулась и послушалась. Они молча ели, пища незаметно исчезала, ведь Ухура действительно проголодалась, а еда оказалась на самом деле очень вкусной.

Затем они посидели несколько минут также молча. Лейтенант почувствовала огромное удовольствие от простого расслабления.

Наконец, Несчастье потянулась, задействовав каждую мышцу тела, точно так же как делала это много раз на памяти Ухуры Закат, это было красиво.

Ухура заметила, что шкура Несчастья пошла рябью от удовольствия. «Хорошее потягивание, – как-то сказала Закат, – так же хорошо подействует на твое тело, как и хорошая песня на твое сердце».

Наконец Несчастье прервала затянувшееся молчание:

– Я надеюсь, ты простишь мой вопрос. Я не знаю ваших людей и их запахи, но по твоему запаху похоже, что ты несчастлива. Ты хочешь оставить мою компанию?

– О, нет! Я уже долгое время не чувствовала себя так хорошо, как сейчас. Мне грустно только… только потому, что ты очень сильно напоминаешь мне одну мою подругу. – Ухуре столько хотелось сказать, но она не произнесла больше ни слова.

– Поэтому ты спросила меня, не зовут ли меня «Энниена»? – Когда лейтенант кивнула в подтверждение этого, Несчастье заколебалась на секунду, а затем продолжила:

– Ты сказала, что вы принесли вести о моих родственниках… Ты не могла бы рассказать мне?

– Я бы этого очень хотела, – осторожно ответила Ухура, – но когда я впервые заговорила с тобой, Ветреный Путь ударил тебя. Когда капитан Кирк пытался заговорить об этом, его ударили тоже.

– Я не поступлю так с тобой. Даю слово.

– Я беспокоюсь не о себе. Мне просто не хочется, чтобы у тебя были неприятности с твоим народом.

Несчастье поймала свой хвост и качнула им.

– Звездная Свобода, ты видела, как мой народ относится ко мне. В действительности, за исключением Цепкого Когтя, ты единственная, кто когда-либо пытался мне помочь. Ты не сможешь навлечь на меня больше неприятностей, чем те, что у меня уже есть потому что я – Несчастье…

Пожалуйста, расскажи мне свои вести. Я должна знать.

Ухура окинула ее взглядом от кончиков дрожащих усов сиваоанки до когтей, воткнутых в материю, на которой та сидела. Все говорило о ее искренности, и отвергнуть ее сейчас – значило глубоко ранить. Возможно, если она все расскажет сейчас сиваоанке, то это поможет Закату? Капитан Кирк распорядился использовать свои собственные возможности, и Ухура почувствовала, что у нее просто нет другого решения. Она залезла в свой вещевой мешок и вытащила фото Заката Энниена. Слезы заполнили ее глаза и она поспешно смахнула их. Она подозвала к себе Несчастье.

Несчастье взяла фотографию, которую протянула ей лейтенант, и посмотрела.

– Она очень красивая, – сказала сиваоанка Ухура открыла было рот, но слова застряли у нее в горле Она вздохнула и попробовала снова.

– Ее зовут Закат, Закат Энниена. Я не знаю, смотрела ли ты на себя в зеркало, или на фото, или на свое отражение в озере, Несчастье, но ты могла бы быть ее младшей сестрой. Ты такая же красивая. Поэтому я заговорила с тобой и спросила, не зовут ли тебя «Энниена».

– Она выглядит рожденной в-Энниен, – подтвердила Несчастье. – Хвост настолько длинный, что он может быть гневным и восторженным в одно и то же время. Но ты продолжаешь говорить «Энниена».

– Она живет в другом мире, Несчастье, очень далеко отсюда. Это их обычай называть себя Энниена, Венсера и т д. Я думаю, это потому, что они знали, что не могут уже больше пойти в Энниен или в Венсер, но они все же хотели помнить этот мир таким же даже после двух тысяч лет изгнания.

Итак, вот… она и сказала.

Несчастье даже не двинулась, чтобы ударить. Она продолжала рассматривать фото Заката.

– Странно думать, – наконец задумчиво сказала сиваоанка, оказывается у меня есть родственники в другом мире… – Она пододвинула стул к Ухуре и продолжила:

– Я знаю, что есть другие миры, и похоже, что там тоже есть жизнь, особенно после того, как я увидела вас и вулканца, но… но иметь родственника в другом мире, я никогда и подумать об этом не могла!

Несчастье не отрывала глаз от, фотографии, даже когда присела.

– Почему она не прибыла с тобой? Снова слезы навернулись на глаза Ухуры. На этот раз Несчастье явно встревожилась.

– Твои глаза! – воскликнула она. Ухура вытерла слезы.

– Не пугайся, Несчастье. Это просто то, что делают люди, когда они очень несчастны.

Ухура взглянула на фото Заката, и снова ей на память пришли образы йауанского госпиталя – Закат не приехала с нами, потому что она умирает. Может быть, уже… – Ее голос затих. Она сложила ладони и попыталась взять себя в руки.

Неожиданно она почувствовала теплоту хвоста Несчастья, обернувшегося вокруг ее талии.

– Извини, – сказала Ухура, – я не хотела плакать, но… Закат и Кристина… и только бог знает, сколько еще других сейчас… Все умирают…

– Поэтому вы попросили у нас помощи? Ухура кивнула.

– Но если мы можем помочь, почему же не помогаем? – кончик хвоста Несчастья махнул, затем снова лег Ухуре на талию.

– Я не знаю, можете ли вы помочь. Я только надеюсь, что можете… Ваша медицина должна была продвинуться далеко вперед с тех пор, как йауанцы оставили этот мир. Существует предположение, что у вашей науки есть лекарство. Но нам запретили говорить о йауанцах. Жесткий Хвост выкинет нас из лагеря, если узнает, что я говорила с тобой.

– Расскажи мне, – попросила Несчастье. – Расскажи мне все, что ты знаешь о болезни и симптомах. Я спрошу Цепкого Когтя вместо тебя. – Она сжала руками портрет Заката и добавила – Я сделаю это для моего родственника, Заката Энниена.

Она наклонилась ближе, и Ухура почувствовала приятное тепло на своем плече сиваоанка сказала – И я обещаю тебе на древнем языке, что никогда никто не узнает, как получилось, что я задавала вопросы.

– С-спасибо тебе, Несчастье. Даже если это не поможет, спасибо тебе за то, что ты беспокоишься о ком-то, кого даже никогда не знала.

Несчастье легко сжала Ухуру своим хвостом.

– Я узнала тебя, – сказала она – И ты подарила мне песни и другие миры, чтобы думать о них. Как же я могу не помочь?

Левое Ухо показалось Джеймсу Кирку очаровательной сиваоанкой средних лет… Правда очень толстой по местным стандартам. Ее шерсть была раскрашена полосками, глаза отливали прекрасным золотым цветом, морда имела несколько кремовый оттенок. Что же касается ее левого уха, он не смог заметить в нем ничего странного.

Яркое Пятно представила их друг другу и затем сказала:

– Он хочет задать детские вопросы. – Она объяснила детально, что имела в виду.

Когда Яркое Пятно закончила, Левое Ухо произнесла:

– Понимаю, капитан. Если это как-то успокоит вас, я привыкла иметь дело с неведением… вы заметили, я не говорю с глупостью, хотя и с этим мне приходилось иметь дело.

Кирк кивнул и, припоминая свой разговор с Жестким Хвостом, осторожно сказал:

– Я не говорю на древнем языке, Левое Ухо, но даю слово, что не повторю информацию, которую услышу от вас никому, если она не потребуется, чтобы спасти жизнь.

Левое Ухо и Яркое Пятно переглянулись, – Бог с вами! – сказала Левое Ухо. Ее хвост свернулся штопором. – Со мной в этом нет необходимости! Яркое Пятно ввела вас в заблуждение!

– Я не хотела, – заявила Яркое Пятно с раскаивающимся видом.

Левое Ухо обернула свой хвост вокруг Яркого Пятна и пододвинула ее ближе.

– Конечно нет, малышка. Но когда ты расскажешь кому-нибудь о наших обычаях, ты также должна упоминать об исключениях. – Кирку же она сказала:

– Ты можешь рассказывать все, что от меня узнаешь. Я только хочу, чтобы ты рассказывал, как это случилось. Без прикрас.

– Я буду внимателен, Левое Ухо, даю слово.

– Хорошо. Садись и задавай свои вопросы. Если хочешь, можешь сесть вне досягаемости моей сильной правой руки…

Это была не шутка, а искреннее предложение, сделанное, чтобы успокоить его. Он так и сделал, сел и дал ей возможность поставить стул, где она пожелает. Кирк почувствовал некоторое облегчение, когда увидел, что Левое Ухо выбрала место так, чтобы он оказался недосягаем для ее когтей. Яркое Пятно села на корточки, ее хвост обвился вокруг ног.

Кирк постарался построить вопрос очень осторожно.

– Мы чужие в вашем мире, Левое Ухо. Мы ничего не знаем о ваших традициях. Наш опыт в других мирах говорит, что иногда мы можем узнать что-то, только совершая ошибки.

Левое Ухо кивнула.

«Похоже, все уже освоили этот жест», – подумал Кирк, а она сказала:

– Как говорила Яркое Пятно, ты хочешь задавать детские вопросы. – Ее хвост загнулся вверх, и усы выгнулись вперед. – Есть вещи, которые дети усваивают только отрицательным путем. Их бьют за чрезмерное любопытство по поводу некоторых вещей. В вашем мире это делается так же?

– Боюсь, что да. Но это редко отбивает у них охоту быть любопытными, хотеть или… нуждаться в ответах на определенные вопросы. – Он сделал глубокий вдох. – Вчера, я думаю, мой вопрос был именно такого рода.

Возможно, я из-за своего незнания нарушил религиозный запрет. Если бы я знал, если бы я понимал, что именно я сделал, несомненно, я задал бы свой вопрос таким образом, чтобы он не входил в противоречие с вашей религией.

Это было лучшее, что Кирк мог сказать, не упоминая фактически о йауанцах. Он надеялся, что этого будет достаточно. Он также надеялся, что дистанция между ними даст ему возможность вовремя увернуться, если она прыгнет.

Левое Ухо неподвижно смотрела на него. Кончик ее хвоста дрожал, сигнализируя о подавляемых эмоциях. Вдруг она вскочила на ноги.

Кирк напрягся, готовый отскочить в сторону, чтобы избежать удара, но она не сделала движения в его сторону.

– Яркое Пятно, вон! – крикнула она.

Яркое Пятно съежилась, но в ее глазах светилось неповиновение.

– Я тоже хочу знать, Левое Ухо!

Левое Ухо хлестнула хвостом. Она с угрозой посмотрела на Кирка, затем снова повернулась к Яркому Пятну и повторила:

– Вон!

На этот раз Яркое Пятно метнулась к выходу. Она выскочила из палатки прежде, чем материал, на котором она сидела и который подлетел от ее прыжка, опустился на землю.

Джеймс Кирк встал.

– Прошу извинить меня, Левое Ухо – успокаивающе сказал он.

– Ты сиди.

Он сел так тяжело, что его зубы стукнулись друг о друга.

Очень медленно Левое Ухо села снова, на этот раз отодвигая свои стул еще дальше от него. Ее хвост бил о землю с регулярным зловещим стуком, а уши почти плашмя лежали на голове.

– То, о чем ты говоришь, не имеет отношения к религии, – сообщила она.

Капитан открыл свой рот, чтобы ответить, но она мгновенно сказала:

– Не говори ни слова! Я предупреждаю тебя! Ты не должен давить. Жди!

Левое Ухо несколько раз глубоко вздохнула, и ее уши начали медленно подниматься в обычное положение, затем она сказала с усилием.

– Ты говоришь о постыдной вещи. Если ты и твои люди встречали раньше чужаков, ты должен знать, что чем более позорна вещь, тем труднее говорить о ней с чужаками.

Он кивнул. Это было лучше, чем сказать что-либо, когда она запретила говорить вообще. Было ясно, что сиваоанка прилагает все усилия, чтобы держать себя в руках. Если ей это не удастся, то он может потерять даже этот ничтожно малый шанс получить информацию.

Левое Ухо продолжила:

– Мы не говорим об этом с нашими детьми. Должны ли мы рассказывать это детям чужаков? – Она покачала головой, это был не тот вопрос, на который ей следовало отвечать, для нее самой ответ был ясен.

– Чтобы спасти жизни, – не выдержал Кирк, – я бы рассказал своей семье самый позорный секрет, Левое Ухо.

– Я не знаю. Я не знаю тебя. И, возможно, у меня нет твоей силы духа, капитан Кирк. – Ее желтые глаза сверлили его взглядом, и он сидел, не пытаясь даже шелохнуться. – Я подумаю, – наконец сказала она. – Уходи сейчас и дай мне подумать. Когда мой гнев уйдет, когда я смогу говорить с тобой со спрятанными когтями, я приду в твою палатку и мы продолжим.

– Спасибо, Левое Ухо. – Кирк встал и пошел по направлению к выходу.

Он знал, что сейчас ничего больше сделать нельзя, а если уйдет, может быть, позже у него появится шанс.

– Капитан Кирк! – Ее голос остановил его, и он снова повернулся к ней лицом. Сиваоанка сказала:

– Если я смогу говорить об этом, я сделаю это.

Но я не обещаю ничего на древнем языке.

Он кивнул и вышел наружу. «По крайней мере, это хоть что-то», подумал капитан. И он все-таки получил кое-какую информацию, даже если это и было то, что Вилсон называет ННМП.

Кирк оказался в тени древнего дерева на самом краю окружающего поляну леса и сел, чтобы подумать. «Что-то, о чем не говорят детям…»

Что-то затрещало в верхних ветвях дерева, и, все еще напряженный от встречи с Левым Ухом.

Кирк перекатился в сторону. Яркое Пятно слезала по стволу дерева, и когда до земли оставалось не более пяти футов, спрыгнула, приземлившись на одно колено.

– Она сказала тебе? С тобой все в порядке? Она ударила тебя? Позвать Цепкого Когтя?

Если и ничего больше, то, по крайней мере, энтузиазм, с которым Яркое Пятно выпалила свои вопросы, развеселил его. Он поднял руки.

– Пожалуйста! Спрашивай по порядку!

– С тобой все хорошо?

– Да, – ответил он – Левое Ухо не тронула меня и пальцем.

Казалось, что Яркое Пятно почувствовала облегчение.

– Она напугала меня. Я никогда не видел ее такой злой. Она не злится. Ну, злится, конечно, но не так! – Казалось, что Яркое Пятно не может успокоиться. Очевидное расстройство по поводу поведения Левого Уха усилило ее негодование.

– Она так же разозлилась, когда ты спрашивала ее, Яркое Пятно?

Яркое Пятно покачала головой.

– Нет. Она немножко дернула хвостом и, как и все остальные, сказала, что мне нужно держать свой хвост подальше от вещей, которые мне не положено знать. – Это, видимо, успокоило ее – А разве сейчас она не разозлилась на меня?

– Нет, она разозлилась на меня.

– Так она тебе ничего не сказала?

– Мне кажется, она пыталась, Яркое Пятно, но не смогла. О некоторых вещах очень трудно бывает говорить вслух.

– Может быть, она попытается еще?

– Надеюсь.

Долгое время они просто сидели в тени дерева и молчали. Внезапно Кирк подумал о своем детстве.

Как он получал тогда информацию, которую взрослые не хотели ему давать? «Конечно!»

– Яркое Пятно, где ближайшая библиотека?

– Что? – не поняла Яркое Пятно.

– Библиотека, – повторил Кирк, но ему сразу стало ясно, что в сиваоанском нет эквивалента этому слову. Он минуту смотрел на нее, не веря своим глазам, затем начал долгое объяснение. «Библиотека», «книга» и «справочник».

– Достаточно! – взмолилась в конце концов Яркое Пятно. – У меня уши болят! – она имела в виду жест удивления, производимый ушами при каждом слове капитана. В наступившем молчании она потерла свои уши.

– Ты имеешь в виду, – сказала она наконец, – ты не помнишь о чем-то?

– Не могу же я помнить все, Яркое Пятно!

– Ты помнишь ту ночь, когда мы говорили в первый раз о детских вопросах?

– Конечно. Это было бы трудно забыть – Расскажи мне, как это было. – Должно быть, в ее просьбе содержалась какая-то формула или ритуал. Кирк рассказал сиваоанке все, что смог вспомнить об этом. Изо всех сил стараясь быть как можно более точным, он вспомнил детали, о которых в другой обстановке даже и не подумал бы.

А когда он закончил, Яркое Пятно воскликнула:

– Да ведь ты даже этого не помнишь! Вот как все было. – Она продолжила, чтобы дать ему ее собственную версию. Сиваоанка включала в свой рассказ каждую строчку диалога, независимо оттого, насколько важной та была, и описания глаз говорящих, были ли они расширенными или прищуренными, и каждое из положений ее хвоста, когтей и ушей. Примерно на половине описания Кирк включил свой трикодер и просканировал остаток их тогдашнего разговора. Спок записал его в тот вечер для корабельного компьютера. Яркое Пятно не пропустила ни единого момента в своем описании.

Закончив, Яркое Пятно посмотрела на крохотную картинку на экране трикодера и изумилась.

– Ты хранишь свою память в машине?

– Это гораздо точнее, чем моя природная память, как ты уже заметила.

Что, все сиваоанцы могут запоминать с такой степенью точности?

Яркое Пятно подумала.

– Левое Ухо советовала говорить тебе и об исключениях. Нет, совсем нет. Иногда очень сильный жар или удар по голове… а, вот что случилось!

Когда Жесткий Хвост ударила тебя, ты забыл?

– Нет, Яркое Пятно, все не так просто. У меня очень хорошая память для человека. Спроси доктора Вилсон, или Ухуру, или Спока. У Спока память лучше, чем у меня, но это нормально для вулканца.

Яркое Пятно была уже на ногах и дергала его за руку хвостом.

– Пошли, я должна спросить Эван! – Она поспешила с Кирком через поляну, где прямо около хижины Чехова Спок сооружал себе импровизированный стол. Вилсон помогала ему, и, когда она и Спок повернулись, чтобы поприветствовать их, Джеймс Кирк увидел, что доктор не разочаровала Вызывающего Бурю. Эван носила подаренную ткань, обмотав ее дважды вокруг талии и накинув по диагонали на плечо, так, что она закрывала грудь, а рука и другое плечо оставались обнаженными. Складки, уложенные сзади, подчеркивали ее оголенную спину. Цвет ткани сделал голубые глаза доктора еще голубее, но больше всего бросалась в глаза непринужденность, с которой материал облегал тело женщины… Затем Кирк вдруг вспомнил, каким образом эта ткань попала к Вилсон, и наконец понял, что означали ее слова насчет хирургического клея.

В любом случае, это открытие не разочаровало капитана, но Яркое Пятно не дала ему времени выразить его восхищение.

– Эван! – позвала она. – Ты помнишь наш разговор о детских вопросах?

Эван слегка наклонила голову набок.

– О чем-то спорите? – поинтересовалась она. – Мистер Спок может проверить запись на трикодере. Кирк объяснил:

– Яркое Пятно хочет проверить вашу память, доктор Вилсон.

– А-а, – сказала Эван так, как будто это все объясняло. – Ты хочешь услышать от меня краткую версию или всем куском, Яркое Пятно?

– Куском, – конечно, это не переводилось, но Яркое Пятно поймала суть выражения.

– Расскажи мне, как все тогда было. Эван Вилсон закрыла глаза и, словно Алиса в стране чудес, начала сначала… Ее версия события оказалась существенно более аккуратной, она включила в нее выражения лиц и описание положения хвоста и ушей Яркого Пятна. Спок заметил:

– У вас прекрасная память, доктор Вилсон.

В ответ Вилсон покачала головой.

– Только о недавних событиях, мистер Спок.

Яркое Пятно повернулась к вулканцу:

– Теперь ты, мистер Спок. Ты расскажешь мне?

– Если хочешь проверить мою память, Яркое Пятно, то выбери другое событие. Я только что прослушал версию доктора Вилсон, и это послужило мне напоминанием, хотя у меня есть кое-какие комментарии и поправки к рассказу.

Яркое Пятно поймала свой хвост и обмотала им руки. Скорее всего, это был жест сильного нетерпения.

– Расскажи мне о разговоре, который у нас был недавно с Жестким Хвостом.

– В деталях?

– Расскажи мне, как это случилось, – заявила Яркое Пятно.

Спок принял это за одобрение и рассказал в деталях. Яркое Пятно слушала, уши и усы шевелились от напряжения. Когда Спок закончил, она поймала свой хвост обеими руками, сжала его и быстро сказала:

– Ждите здесь. Мне нужно привести Жесткий Хвост. – Она стремительно умчалась, а Кирк рассказал всем об их разговоре, который привел к этой ситуации.

– Нет книг! – воскликнула Эван. – Нет библиотек! Вот значит как!… не удивительно, что я не смогла ничего узнать о медицинских справочниках! Она села и неосознанно сжала ладонью подбородок. Через минуту Вилсон подняла глаза:

– Не удивительно, что они так долго помнят обиду!

Кирк вопросительно посмотрел на нее, и доктор объяснила:

– Если получаешь информацию из книги, то можешь изложить ее для себя по-разному, если получаешь информацию от кого-либо, то скорее всего на тебя окажет влияние его эмоциональный настрой.

– Очень верная мысль, – заметил Спок, задумавшись. – Однако устная традиция в таком объеме оставляет большое пространство для передачи неточностей.

– Ты бы не сказал этого, – Спок, если бы услышал Яркое Пятно и ее версию нашего разговора. Она не отличается от версии твоего трикодера. Джеймс Кирк положил руку на прибор, подчеркивая сам факт.

– Поразительно, – сказал Спок. Но дальше не продолжил.

Вернулась Яркое Пятно, волоча за собой Жесткий Хвост и что-то быстро говоря ей. Когда они подошли на расстояние досягаемости универсального переводчика, Джеймс Кирк понял, что Яркое Пятно рассказывает своей матери его версию их разговора по поводу детских вопросов, включая отказ рассказывать Яркому Пятну об их срочных вопросах и обоснование этого отказа.

Затем Яркое Пятно указала на Вилсон и повторила ее версию. Она закончила быстрым пересказом Жесткому Хвосту версии Спока. Бровь Спока поднималась все выше и выше, когда он просматривал свой трикодер.

Жесткий Хвост указала на прибор.

– Это запоминает за вас? – спросила она.

– Да, – ответил Спок, – когда я хочу оставить точную информацию для корабельных отчетов, я записываю таким образом события.

– Я бы хотела посмотреть, – заявила Жесткий Хвост, – Но сначала я хочу своими собственными ушами услышать версию разговора.

– Как пожелаешь – сказал Спок. – Я предполагаю, ты хочешь услышать устную копию разговора, который произошел между нами в лаборатории. – Она кивнула, и вулканец продолжил. Один или два раза во время пересказа ее уши дергались назад от удивления, но она не перебивала. Затем он проиграл запись их разговора на трикодере. Для слуха Кирка разница между двумя пересказами была минимальной.

В конце концов, Жесткий Хвост сказала:

– Могу я, не имея намерения оскорбить вас, задать детский вопрос?

Кирк предложил:

– Давай, Жесткий Хвост.

– Эта неспособность помнить, является ли она результатом повреждения?

Я не знаю местной болезни, которая бы так заметно нарушала память…

Спок сообщил:

– То, что ты слышала, Жесткий Хвост, и я склонен предполагать, что Яркое Пятно сообщила тебе также версии разговора, которые выдали капитан Кирк и доктор Вилсон, является абсолютно точным примером нормальной человеческой и вулканской памяти.

– Это нормально? Физиологически нормально?

– Для нас и для наших народов, да. Некоторые другие народы, также члены Федерации, имеют как и вы, способность полного запоминания, но не мы.

– Жесткий Хвост, – вставила Вилсон, – память у нас в голове, мы просто не можем так же хорошо извлекать ее оттуда, как твои собратья.

Мистер Спок мог бы продемонстрировать. Существует вулканская технология, которая позволяет ему считывать с чужой памяти абсолютно точную версию данного события. Например, мой разговор с Вызывающим Бурю. Мистера Спока при этом не было, но он смог бы рассказать тебе, как это случилось, даже если я не могу сделать этого.

Усы дернулись, выражая заинтересованность, и Жесткий Хвост сказала:

– Я бы с удовольствием посмотрела этот феномен.

– Доктор Вилсон, – обратился Спок, – я должен предупредить вас, что это очень часто болезненный процесс. Человеческое сознание отдает свои секреты неохотно.

Вилсон немного нахмурилась, и в первый раз с тех пор, как Кирк встретил ее, показалась ему нерешительной. Наконец, Эван сказала:

– Я хотела бы этого, если вы согласны, мистер Спок. – Когда Спок кивнул, она добавила Жесткому Хвосту:

– Я допускаю, что Вызывающий Бурю будет способен оценить точность версии мистера Спока?

Жесткий Хвост ответила:

Вызывающий Бурю рассказал мне, как это случилось. Я сама смогу оценить точность версии.

После недолгих приготовлений Спок посмотрел вопросительно на Вилсон, она сделала глубокий вдох и кивнула, подтверждая свою готовность. Спок потянулся к ней руками. Кончики его пальцев едва поглаживали ее висок, но она, казалось, находилась в шоковом состоянии от силы контакта, затем закрыла глаза и не сказала ни слова, пока Спок рассказывал Жесткому Хвосту, как это случилось между Вилсон и Вызывающим Бурю…

Спок убрал ладонь от ее лица. Еще раз глубоко вздохнув, Эван открыла глаза и с трудом сфокусировалась на Споке. Наконец, слабым голосом она сказала:

– Спасибо за этот опыт, мистер Спок. – Она повернулась к Жесткому Хвосту. – Был ли его рассказ точен по вашим стандартам?

– Да! – сообщила Жесткий Хвост, положение ее ушей показывало, что она просто поражена.

Вилсон кивнула, вынула медицинский сенсор и начала снимать параметры со Спока. «Восстановилась полностью», – подумал Кирк.

Жесткий Хвост спросила:

– Это тоже часть процесса?

Эван Вилсон покачала головой.

– Я все еще изучаю вулканцев, Жесткий Хвост, – объяснила она. Мистер Спок, вы знаете о понижении температуры вашего тела, когда вы делали это, особенно на кончиках ваших пальцев?

– Нет, доктор, – Спок был откровенно заинтригован, – Ощущение, как от капли жидкого азота, холод такой, что обжигает. Она потерла висок и удивленно посмотрела на вулканца. – Я ожидала найти волдырь. Когда мы вернемся на «Энтерпрайз», не согласитесь ли вы повторить эксперимент вместе с несколькими объективными пробами ваши анализов?

– Конечно, доктор, я сам заинтригован этим.

– Мне тоже интересно, – сказала Жесткий Хвост. – Когда вы проведете свои тесты, я хотела бы, чтобы вы рассказали мне, как это происходит. – Ее уши мгновенно дернулись назад. – … Но вы же не можете!

Жесткий Хвост схватила свой хвост и сжала его, ее разочарование было очевидным.

– Поэтому у нас есть записывающее устройство всех типов… так что ты можешь сама увидеть, что было во время эксперимента, – сообщил ей Кирк. Спок, мы разве не видели графики в лаборатории?

– Видели, капитан, – подтвердил Спок, – но на них не было названий. Я собирался спросить Яркое Пятно по поводу такой неортодоксальной системы обозначений.

– Мой народ не соблюдает точности в том, что касается вещей, которые должны быть представлены визуально, – объяснила Жесткий Хвост. – Если бы я попросила Яркое Пятно изобразить график по памяти, он был бы настолько же приблизителен, насколько ваше воспроизведение разговора. Я храню графики здесь для того, чтобы, в случае чего, смогла объяснить, как я пришла к тому или другому заключению.

Жесткий Хвост и Спок изучающее посмотрели друг на друга. Наконец она сказала:

– Да, мне ясно, почему вы изобрели машины для хранения информации; но я не понимаю, как вы справились с тем, чтобы развить такой высокий уровень технологии.

Кирк не мог подавить улыбку.

– Это нас уравнивает, Жесткий Хвост. Я не понимаю, как вы умудрились достичь такого высокого уровня технологии без записывающих устройств.

Жесткий Хвост снова скрутила свой хвост.

– Я обеспокоена этим, капитан Кирк… Люди и вулканцы гораздо больше отличаются друг от друга, чем я ожидала, исходя из внешности. Я не отважусь выносить суждения о вас без дальнейшей информации.

Кирк кивнул.

– Мы тоже не осмеливаемся выносить суждения о вашем народе, Жесткий Хвост. Мы будем делать шаги тогда, когда узнаем, как…

Она прервала его, дернув хвостом.

– Один момент… вы сейчас говорите совсем о другом. Может ли вулканец быть одним из вас, хотя он совсем не человек?

– Мистер Спок является моим офицером по науке, и он мой друг. В этом случае я могу сказать, что он из моих людей.

– Вы не находите его настолько же чуждым вам, как мы?

Джеймс Кирк улыбнулся.

– Я действительно нахожу мистера Спока чуждым. Обычно в самых неожиданных ситуациях. Но это нисколько не делает его меньше моим другом, чем он есть.

– А вы, мистер Спок?

– Если я понял твой вопрос, Жесткий Хвост… да, и мне доставляет огромное удовольствие считать Джеймса Кирка в числе моих друзей.

– Хотя вы находите его чуждым?

– Он обладает совершенно особенными сторонами личности, это касается своеобразия его человеческих сторон. Очень часто мне приходится прилагать дополнительные усилия, чтобы понять его. Но вулканская философия одобряет такой подход, так как мы верим в «Бесконечные различия в Бесконечном Количестве Комбинаций».

– «Бесконечные различия в Бесконечном Количестве Комбинаций», повторила она. Спок кивнул.

– Ваша форма памяти испугала меня так, как я очень редко когда была напугана. Надо бы отослать вас прочь, но я видела, как Эван Вилсон рисковала, столкнувшись с таким же неизвестным для нее, как и для меня, и я была заинтересована и благодарна ей за этот опыт. Яркое Пятно сказала мне, что вы оберегаете наши с ней отношения, – Жесткий Хвост с видом собственника обернула свой хвост вокруг талии Яркого Пятна и продолжила И я слышала, как вы называете друг друга друзьями. Мой народ может рискнуть многим ради возможности дружбы и ради «Бесконечных различий в Бесконечном Количестве Комбинаций».

Она кивнула Споку, а затем закончила:

– Мы все должны быть осторожны. Я скажу другим в лагере – Она медленно пошла прочь. Кирк увидел, что ее хвост все еще дрожит от переполнявших ее эмоций, но она не позвала с собой Яркое Пятно.

Яркое Пятно воскликнула:

– Ну и дела! – и Джеймс Кирк с облегчением рассмеялся.