Павел Булушев

Салют (27 января 1944 года)

Мне повезло: я был в числе тех, кому 27 января 1944-го было поручено произвести праздничный салют в честь окончательного снятия блокады и полного разгрома фашистов под стенами Ленинграда. Это был всем праздникам праздник! Яркие всполохи многоцветных ракет высвечивали из январского мрака лица ленинградцев. Люди смеялись и плакали. Я выбрасывал в черное небо шары ракет большой мощности и тоже смеялся и плакал. Но слезы были горьки, как пороховой нагар.


Победа! Победа! Но на войне даже огромная радость ходит рука об руку с большой бедой...


Черное небо вспорото

сабельным взмахом ракет.

Небо великого города

окрашено в разноцвет.

Падает черное небо

отблесками в Неву.

Отныне блокада — небыль!

В полнеба салют — наяву!

Вьюжится, вьюжится, вьюжится

огненный снегопад.

В огненном вальсе кружится

праздничный Ленинград.

А мы у моста Дворцового,

из сквера, что у дворца,

привычные к ливню свинцовому,

впервой палим без свинца.

И я — сотоварищи рядом, —

сбросив на снег шинель,

развешиваю над Ленинградом

праздничную шрапнель.

Небо золотом вспорото,

но черен январский лед.

И по червонному золоту —

черный свинцовый налет.

И свет, и мрак непролазный

отныне в едином ряду.

Победа, вобравшая разом

и празднество и беду.

В сверкающем сабельном взмахе

взмывает салют в зенит...

За этот салют в атаке

в среду мой брат убит.

У старой землянки

Проносятся весны, уносятся весны.

Вздымаются к небу могучие сосны.

И в спилах дерев — многоцветные кольца,

как память о том, что я был комсомольцем.

...В сосновой тиши, на забытой полянке

мы с дочкой нашли котлован от землянки.

А в центре, где взвод наш ютился когда-то,

зеленый дневальный — сосна вполобхвата.

Когда ж ты успела — из крошечки-семечка?

И сколько же минуло времени-времечка?!

Но в спил не взглянуть — от корья до средины.

И не перечесть календарные кольца...

Вдруг ветер смахнул седину и морщины,

и вновь я увидел себя комсомольцем.

И юность, моя комсомольская юность

к землянке со взводом из боя вернулась.

И — слышишь? — в соседнем густом мелколесье

вновь завелась наша взводная песня.

И жизнь не прожита, и песнь не допета.

И каждый уверен: «...вернусь, Лизавета».

...Недлинно нам песенки пела война.

И все ж я вернулся. — Ну, здравствуй, сосна!

Загрузка...