Пета. Первый сборник

В суматохе вокзала сдерживаются матери.

Навзрыдно прощаются а тоске придушенной…

Они сейчас пойдут на паперти

И будут молиться о том, что разрушено.

Умерло небо в свечении вечера,

Совсем как у Тютчева…

«Милые, плакать действительно нечего!

Прощайте! Всего наилучшего!»

Шинель слезла с худого плечика, –

Лихорадит… Холодно…

– Разве он похож на разведчика, –

Голубь в канаве желобной!

«Мама не надо плакать,

А не то, не то, я сам…»

Слова врезаются как ножи в мякоть,

А над крышею звезды хаосом.

Поезд выкрикнул истерически,

Тормоза зашипели, зазвякали,

Брызнул откуда-то луч электрический,

И все безудержно заплакали.

А когда от поезда остался лишь запах,

И звезды гадали по черной скатерти, –

Под глазами появился синеватый бархат,

И тихо стонали паперти…