Варя дожидалась утра с ужасом. Ей было до того совестно, что она тихонько стонала. Она просто не понимала, как теперь глядеть в глаза Захару Петровичу, что сказать. Так бы и жила-вековала мышкой за занавеской, на свет бы не показывалась.
Но подошло время, за окнами посветлело, пришлось одеваться, приниматься за неотложные утренние дела: кормить поросенка, кур, носить воду, греть кипяток, готовить.
Захар Петрович встал серьезный, с Варей не говорил и все к чему-то прислушивался. Сам вымыл эмалированную кружку, нацедил воды для бритья и поставил кружку на плитку. Потом приладил ремень к спинке стула и стал править бритву.
«Хоть бы зашел кто-нибудь», — тоскливо подумала Варя. С той поры, как поселился Захар Петрович, горница стала похожа на проходную контору. Как ни приучает председатель людей к порядку — ничего не получается: и в обед и в завтрак лезут к нему на квартиру, курят, следят, галдят каждый свое, пьют воду. С самого ранья толкутся. А сейчас, когда надо бы, нет никого…
Захар Петрович наладил бритву, стал искать мыло. В другое время он спросил бы, конечно: «Варя, где мыло», — а сейчас молчит, ищет сам, да не там ищет…
Слава богу, застучали сапоги, в сенях всполошились куры — идет кто-то.
Дверь распахнулась — вбежал Лопатин. Он был в черном свадебном костюме, но на лбу его сверкали очки-консервы, да в руках он мял кожаные перчатки.
— Дождались, Петрович, — раздраженно сообщил Лопатин. — Вызывают.
— В район?
— Выше. — Лопатпн сдержанно оглянулся на Варю. Варя взяла ведро и вышла. — К Ефиму Васильевичу. Подвела королева-то…
— Худо дело! — Столетов подумал, стряхнул с плеча Лопатина цветную бумажку, спросил: — Как погода?
— Все то же. Жжет.
— У Ниловны спину не ломит?
— Нисколько. Как думаешь, сильно будут драить?
— Думаю, сильно. Гонять технику холостяком в такое время не шутка.
— Строгача?
— Не меньше.
Столетов нашел мыло и принялся бриться. Брился он сегодня особенно тщательно, и это раздражало Лопатина.
Лопатин зашагал наискосок по горнице и, стараясь успокоить себя, заговорил:
— На правлении решили — косить не будем. Верно? Коси не коси — что в лоб, что по лбу. Все равно корму не будет. Верно? А дождя дождемся — может, что-нибудь да уберем. Верно?
— Барометр куда глядит?
Лопатин безнадежно махнул рукой. Потом подошел к председателю и нерешительно произнес:
— Может, вместе поехать?
— Меня не вызывали.
— Ну и что же. Ты, Петрович, председатель,
— А ты бригадир. Тебе и карты в руки. Ты инициатор.
— Кто? Я? — Лопатин даже встал от изумления.
— А кто? — спросил Столетов, выбривая себе косые височки. — Кто предложил вместо клевера кукурузу? Ты. Кто косилки ночью услал? Опять ты.
Лопатин долго ошеломленно глядел на председателя. Это было похоже на издевательство.
Сейчас в самый бы раз стукнуть кулаком по столу и напомнить председателю его же слова: «У тебя, Юрка, на плечах голова растет — не тыква. Веришь в дело — давай. Учись творить, а не указания выполнять. А я тебя в обиду не дам». Но стукнуть по столу Лопатин не мог — его сбивали с толку теплые, ласковые глаза председателя. Никогда не было у Петровича таких глаз.
— А ты… А вы, следовательно, сбоку? — произнес он наконец. — Тогда конечно… Тогда не о чем толковать…
Он мял рукавицы. Руки его дрожали.
— Кваску хочешь? — спросил Столетов.
Лопатин посчитал это за новую издевку. Он грохнул дверью с такой силой, что с гвоздочка слетела кепка, но тут же вернулся и сказал:
— В разведку я с вами не пошел бы, товарищ Столетов!
И только после этого ушел окончательно, и за окном возмущенно зарычал мотоцикл.