В воскресенье вокруг солнца собрался туманный свет и двумя клиньями встал над ним.
— К холодам, — сказал отец. — Солнце с ушами.
— Куда ещё холодней-то! — подала голос мать. — На улице дышать нечем. Ты, Алёша, много не разгуливай, а не то нос отморозишь.
Алёша надел валенки, полушубок, шапку, рукавицы, вышел на волю, и дышать стало больно от мороза. Но домой мальчуган не спешил, он оттягивал то благостное время, когда из холода попадаешь в тепло, и там маковым цветом долго горит лицо.
«Чего бы придумать-то? — соображал Алёша. — Чего бы такое придумать, чтобы дольше побыть на холоде?.. Дров наколю — вот что!»
Он поставил на снег берёзовый чурбак, ударил по нему топором… Топор отскочил и чуть из Алёшиных рук не вылетел!
«Да что он, железный, что ли?» — подумал про чурбак Алёша, собрался стукнуть по нему ещё раз, но не успел. На мороз без пальто выскочила мать, отняла топор, втащила сына в избу и выговорила:
— Нынче на улицу не пойдёшь! Ишь чего выдумал — топором махать!
— Дак, учусь! — оправдывался Алёша.
— Дак, мал ещё топором махать!
— Дак, учусь…
С маминой помощью Алёша расстёгивал полушубок. И было у него хорошее предчувствие: сегодня вся семья будет дома сидеть, и отец расскажет интересное. Когда солнце с ушами, так всегда бывает.
— На печку-то полезешь? — спросил отец.
— Да не знаю ещё, — ответил Алёша и попросил жалобным голосом: — Про дедушку Алексея рассказал бы!
— Сказки он любил — дедушка Алексей, — почему-то застенчиво напомнил отец. — Большинство сказок я позабыл. Вот эту помню…
Он начал сказывать сказку несмело, словно бы стесняясь своего голоса, сперва без выражения, а потом с выражением:
— Жили-были муж с женой. А у них было только скотинки: петух да курочка. Жена говорит:
«Давай делиться».
«Зачем делиться-то? — дивится муж. — Вместе-то лучше продержимся, крепче».
«Раз я сказала: «Давай!» — значит, давай делиться. Мне — курочка. А тебе — петух».
«Не продешевишь ли, жена?»
«Как же я продешевлю-то? Твой петух яиц не несёт. А моя курочка через день по яичку».
Разделились они. Жена курочку от себя не отпускает, кормит её и ест яичницу. А что муж ест, этого я не знаю. Отпустил он петуха погулять. Петух улетел к царю во дворец. А у царя свадьба была, балы давали. Петух сел на дворцовую крышу, на конёк, и запел:
— Кукареку!
У царя-царя нет красных штанов.
А у меня есть!
«Слуги! — распорядился царь. — Поймайте этого петуха и посадите в колодец».
Слуги поймали петуха, посадили в колодец. А сверху накрыли крышкой. Петух выпил в колодце всю воду, выбил крышку, сел на конёк и опять кричит:
— Кукареку!
У царя-царя нет красных штанов.
А у меня есть!
«Слуги! Поймайте насмехалыцика! Посадите в баню да баню-то зажгите! — разгневался царь. — Он сгорит в бане-то».
Слуги поймали петуха, заперли в бане, а баню подожгли. В петухе-то воды — весь колодец! Он пожар залил, сел на конёк и опять:
— Кукареку!
У царя-царя нет красных штанов.
А у меня есть!
«Слуги! В амбар его! В сусек! В серебро! — раскипятился царь. — Да поживее! Что вы как варёные? Царь я вам или кто?»
Слуги словили петуха, отнесли его в дубовый амбар, сунули в сусек с серебром, заперли на замок и доложили царю:
«Батюшка ты наш! На три замка замкнули издевателя. Крышка ему».
«Вот это другое дело», — похвалил царь.
А петух склевал серебро, прилетел домой и кричит:
— Хозяин, хозяин!
Стели красного сукна:
Денег ташшу!
Хозяин обрадовался, занял у богатых соседей красного сукна, постелил на пол. А петух летает по избе, деньги сыплет — только звон стоит. Так целый ворох и насыпал.
Хозяйка давай ругать курицу:
«У мужа какое богатство петух-то принёс! А ты мне ничего».
Курица улетела на поля, поклевала зерна. А для неё зерно всё равно что деньги. Прилетела домой и кричит:
— Хозяйка, хозяйка!
Стели красного сукна:
Денег ташшу!
Хозяйка обрадовалась, заняла у богатых соседей красного сукна. Курица летает по избе и на красное сукно зёрнышки сыплет.
«Разве это деньги? — заплакала хозяйка. — Бестолковая ты».
И хотела побить курицу, а то и суп из неё сварить. Да муж отговорил:
«Не серчай, жена! Помнишь, я тебе говорил: «Зачем делиться-то?»
«Говорил, не отпираюся…»
«Вон петух сколько добра принёс. Розно-то зачем жить?»
«Ты теперь меня, чай, не примешь?»
«Приму».
С тех пор они стали жить дружно, и никто, ни один человек не слышал, чтобы шум там какой был, или крик, или посуда билась…
— Это ты к чему? — насторожилась Алёшина мать.
Но отец не заметил её вопроса и заключил:
— Вот какую сказку любил дедушка Алексей. По нему тебя назвали, сынок… Много он знал сказок, да вот на войне его убили. Сейчас никто столько сказок не помнит.
— Никто?! — охнул Алёша.
— Никто, — в два голоса подтвердили отец и мать.
Окна в избе цвели ледяными петухами, рыбами, папоротниками, и лёгкий свет их лежал на лицах отца, матери и Алёши, будто они все трое живут не в яви, а в небыли, заодно с этим царством на стёклах. Алёша слышал, как у него всё ещё пылают щёки, а тело под одеждой горит, согревается и никак не может согреться.
И думал Алёша:
«Какой он — дедушка Алексей? Весёлый он был и храбрый. У дедушки медаль была. Я его не видел и никогда не увижу. А сказку его я наизусть знаю и всё равно смеюсь в самых смешных местах, когда отец рассказывает».
— Сказка — складка. Песня — быль, — сказала мать.
— Спеть хочешь? — спросил отец.
— Как-нибудь спою, — отозвалась мать.
Отец принёс с морозу берёзовых дров, затопил печь и пообещал:
— Если вспомню, ещё какую-нибудь дедушкину сказку расскажу… Всё равно сегодня никуда не пойдём. Солнце-то с ушами. Морозище!..