Пфитц

Глава 22

И снова я слышу многоголосую болтовню, видимость общения. Язык есть изощреннейшая из иллюзий, разговор — самая обманчивая форма поведения. Мы не ищем никакого дополнительного смысла в том, что лошадь бежит, что собака вынюхивает след. Но когда говорит человек, мы ищем какой-то ответ, делаем какие-то выводы, словно его речь принципиально отлична от любой деятельности любого другого существа, такой как бег или вынюхивание.

ГРАФ. Как-то тут все очень темно.

Время уже за полночь. Жена Спонтини сидит бок о бок с Пфитцем, граф читает рукопись ее супруга.

ГРАФ. Я предпочитаю книги с крепким сюжетом, где все время что-нибудь происходит. Где есть персонажи, с которыми можно сродниться, и сцены, которые можно понять и зрительно себе представить.

— Я тоже!

Ну вот, снова эта песня. Помолчите, пожалуйста, а то мы никогда не закончим историю Пфитца и графа.

ГРАФ. Я совершенно не понимаю, о ком эта история, что в ней происходит и почему.

ЖЕНЩИНА. Давайте я все вам объясню. Это о группе людей, пишущих совместно книгу, но потом они влюбляются в одну и ту же женщину, начинают спорить и ссориться, а под конец дело доходит до дуэли. Одного из них зовут Вайсблатт, другого зовут Леопольд, и они встречаются снежным зимним утром, чтобы сразиться за сердце своей дамы сердца. Все это так романтично, что мне просто хочется плакать!

ГРАФ. До этого места я еще не дочитал.

ЖЕНЩИНА. Они берут у своих секундантов пистолеты и становятся спиной к спине. Вы видите их лица, побелевшие от мороза, видите облачка пара, вырывающиеся из их ртов при дыхании. Они начинают расходиться; вы слышите, как скрипит под ногами снег. Шаг… второй… третий… Они поворачиваются и прицеливаются. Бах! Бах! С оголенных деревьев срывается большая стая ворон. Там еще есть очень красивые строчки о том, как они взмывают в белое небо. Леопольд лежит на снегу, он умирает, из его рта бежит тоненькая струйка ярко-алой крови. Вайсблатт уходит.

ГРАФ. Что-то я не помню ничего про Вайсблатта и Леопольда.

ЖЕНЩИНА. Может быть, вы не очень внимательно читали. Это же мой муж писал, а я потом за ним переписывала, так что уж я-то знаю. Но теперь он хочет все это переделать наново. В первом варианте Вайсблатта арестовывают и судят за убийство. Мой муж хочет переписать все таким образом, чтобы Вайсблатт остался безнаказанным.

ГРАФ. А почему ваш муж стал для вас опасен?

ЖЕНЩИНА. У него появилась другая. Я знаю это из его последних сочинений. Он пытается скрыть от меня свои чувства, но то, что он пишет, выдает его с головой. Теперь я для него досадная помеха, и не более. Если он меня найдет, то убьет на месте, я абсолютно в этом уверена.

ГРАФ. Со мной вам ничто не грозит. Этот человек буйнопомешанный, это явствует из его книги.

Шум на улице.

ПФИТЦ. Что там такое? (Подходит к окну и отодвигает занавеску.) Там внизу какой-то очень неприятный тип.

ЖЕНЩИНА. Боже, это он!

ГРАФ. Пфитц, сходи и поговори с ним. Сделай так, чтобы он не пришел сюда ни в коем случае.

ПФИТЦ. Господин, я хотел бы сказать, что изо всех приказов, какие вы отдавали мне за многие годы, проведенные нами вместе, этот — самый тягостный.

ГРАФ. Так ты что же, намерен оказать мне неповиновение?

ПФИТЦ. Так как каждое мое действие направляется вами, а каждое ваше действие направляется свыше, препирательство не имеет особого смысла. Я иду. Пожелайте мне удачи.

Граф и жена Спонтини смотрят в окно. Через некоторое время на улице появляется Пфитц. Он заговаривает со Спонтини. Завязывается вполне мирная беседа, во время которой Пфитц указывает куда-то вдаль, отвлекая внимание своего слушателя от постоялого двора. Граф и жена Спонтини изо всех сил напрягают слух, стараясь разобрать, о чем говорят собеседники.

ЖЕНЩИНА. Он вроде бы говорит что-то насчет того, как ему угораздило родиться.

Но затем обстановка изменяется к худшему. Спонтини явно возбужден. Он вскидывает голову и обводит глазами окна второго этажа.

ЖЕНЩИНА. Он нас заметил!

Спонтини сшибает Пфитца с ног и направляется к постоялому двору.

ЖЕНЩИНА. Нам крышка.

ГРАФ. Будем надеяться, что он не перебудит все это заведение. Что за непристойная сцена!

Через несколько минут дверь графского номера рывком распахивается, и входит Спонтини, высокий, крепкого сложения мужчина. Он при шпаге.

СПОНТИНИ. Что здесь происходит? Что вы делаете с моей женой?

ГРАФ. Успокойтесь, пожалуйста. Я хотел бы объясниться.

СПОНТИНИ. Обращайте свои объяснения к острию моего клинка. (Обнажает шпагу.) Грязные опечатки! Омерзительные ошибки! Я сотру с этой страницы вас обоих!

Он пронзает шпагой грудь своей жены, а затем поворачивается к графу.

СПОНТИНИ. Вас тоже нужно вырезать из моего повествования.

ГРАФ. Так это, значит, и есть прискорбная цель моего сюда путешествия?

СПОНТИНИ. Обнажите свой клинок, если хотите умереть смертью, достойной мужчины!

ГРАФ. Оставьте меня как есть. Пожалуйста!

Спонтини пронзает ему грудь и убегает. Граф падает, обливаясь кровью, рядом с мертвой женой Спонтини. Он чувствует странную, головокружительную легкость, в его голове мешаются мысли, образы, воспоминания. Возвращается Пфитц.

ПФИТЦ. Господи! Да он же вас поранил!

ГРАФ. Все в порядке, Пфитц. Рана совсем не глубокая. Помоги мне лечь на кровать.

ПФИТЦ. Боже, да вы только взгляните на нее. Думаю, она уже отмучилась. Ну вот, герр граф, теперь лежите и отдыхайте. Я схожу за помощью.

ГРАФ. Нет, ни в коем случае! Ты представляешь себе, что о нас с тобой подумают? Ну как мы объясним, почему здесь лежит мертвая женщина? Попробуй от нее избавиться.

ПФИТЦ. Вы это серьезно?

ГРАФ. Унеси этот труп отсюда и запрячь куда-нибудь. А затем возвращайся и помоги мне перевязать рану.

Пфитц заворачивает мертвую женщину в одеяло и волочит ее к двери.

ПФИТЦ. Если кто-нибудь увидит, нас с вами вздернут на виселицу, герр граф.

ГРАФ. Ну так постарайся, чтобы никто не видел.

Разбуженные шумом постояльцы все еще боятся выйти в коридор, так что Пфитц не встречает на своем пути никаких препятствий. Он то несет труп на плече, то волочит его по мостовой, поминутно останавливаясь, чтобы перевести дыхание, и непрерывно бормоча: «Вот посмотрел бы на меня сейчас папаша, что бы он сказал?» В конце концов он добирается до реки, выходит на мост и сваливает свою ношу через парапет; труп несчастной женщины вздымает фонтан брызг и исчезает в темной воде.

На постоялом дворе самые смелые из гостей начинают выходить в коридор. Несколько человек заглядывают в комнату графа и в ужасе отшатываются.

ПОСТОЯЛЬЦЫ. Убийство! Какой кошмар! Вы только посмотрите на эту странную лужу, несчастный граф может умереть от потери крови.

ГРАФ. Это был Спонтини. Он убил свою жену.

ПОСТОЯЛЬЦЫ. Какой Спонтини? Какая жена? Лежите спокойно и не волнуйтесь, мы уже послали за врачом.

ГРАФ. Где Пфитц? Где мой верный слуга?

ПОСТОЯЛЬЦЫ. О чем это он? Он бредит. Кто такой Пфитц? Граф прибыл сюда в одиночку, у него не было слуг.

ГРАФ. Не оставляй меня, Пфитц.

ПФИТЦ. Я вернулся, хозяин, все в порядке.

ПОСТОЯЛЬЦЫ. С кем он разговаривает? Здесь нет никакого Пфитца. У несчастного графа начинаются галлюцинации. Где священник?

ПФИТЦ. Следуйте за мной, хозяин. Нам предстоит новое путешествие.

ГРАФ. Иду, Пфитц.

ПОСТОЯЛЬЦЫ. Видите, он говорит с пустым местом. Из него истекают последние капли жизни.

ХОР ПИСАТЕЛЕЙ.

ГРАФ. Я слышу многоголосое пение. И вижу фантастический пейзаж — неприступные вершины и бездонные провалы. Где это мы, Пфитц? В раю?

ПФИТЦ. Пока еще нет.

КАРТОГРАФ. Наш последний путь уже обозначен. Влеки нас ввысь, о вечное кружение светил.

ГРАФ. Странно это, Пфитц, вот вроде бы я умер, а чувствую себя точно так же, как живой.

ПФИТЦ. А вы уверены, герр граф, что еще помните, как чувствовали себя живым?

Мы начинаем восхождение. Воздух истончается, небо темнеет. Влажная прохлада ласкает нам кожу.

ГРАФ. Мир остался далеко внизу. Я вижу, как Земля — крошечный зеленый шарик, подобный влажному изумруду — исчезает из глаз. А теперь и планетные орбиты, они тоже съеживаются и улетают вниз. Звезды и даже скопления звезд превращаются в едва различимые точки. Какая огромность! Я словно вишу на тончайшем волоске над бескрайней, бездонной пропастью, вокруг меня нет ничего, кроме бессмысленной тишины. Мне холодно, Пфитц, холодно и страшно.

ПФИТЦ. Прежде, герр граф, вы не боялись ничего, так стоит ли бояться теперь, когда ничего тут нет?

Мы все поднимаемся и поднимаемся.

ГРАФ. Наконец-то! В темноте проглядывают некие формы.

ПФИТЦ. Мы достигли края Вселенной!

Далее мы продвигаемся прямо сквозь величественный механизм, состоящий из шестерен, балансиров и рычагов, слишком огромный, чтобы окинуть его взором, слишком сложный, чтобы объять его разумом. Все это хозяйство двигается очень медленно и со скрипом. Впечатление такое, будто мы попали внутрь непомерно большого будильника. Когда мы наконец проходим его насквозь, нашим глазам открывается новое чудо.

ГРАФ. Что за круги окружают нас теперь?

ПФИТЦ. Стеллажи огромной Библиотеки. Надо думать, это и есть положенный нам Рай.

ГРАФ. Я вижу истории своих пращуров, ставшие доступными для восприятия, для прочтения. Огромные фолианты перекладываются с места на место, мысли перемещаются и корректируются. Эта Библиотека есть конечная цель всех наших странствий. Давайте останемся здесь навсегда, будем читать и копировать биографии моих благородных предков, писать и редактировать историю нашего великолепного путешествия.

Мы идем вдоль огромных стеллажей, на которых получила свое выражение каждая мыслимая мысль, каждое движение души. Думать или чувствовать — здесь это дело твоего выбора.

Библиотека имеет коническую форму; где-то там, на непостижимо огромной высоте, ее галереи сходятся к ослепительно сияющей точке. Мы поднимаемся, круг за кругом. Неожиданно из-за стеллажей появляется зловещая фигура.

КАРТОГРАФ. Вайсблатт?

ГРАФ. Боже мой, это Спонтини! Неужели он решил убить меня вторично?

Пфитц становится между графом и приближающимся Спонтини.

ПФИТЦ. Черт с ним, что никто из нас не существует, все равно я не дам тебе меня убить!

Спонтини презрительно отшвыривает Пфитца к ограждающим галерею перилам, затем поднимает его с явным намерением сбросить вниз.

ГРАФ. Пощади его!

Гремит выстрел. Спонтини роняет Пфитца на пол, а следом падает и сам; на его груди расползается кровавое пятно.

ПФИТЦ. Такому удачному спасению мог бы позавидовать и мой папаша.

Появляется еще один человек, в его руке пистолет.

ЛЕОПОЛЬД. Я был один из тех, кто создавал тебя, Спонтини, и теперь я завершу твою историю.

СПОНТИНИ. Переписать меня? Ты не получишь такого удовольствия.

Спонтини встает, зажимая рану рукой, и бросается через перила. Его тело рассекает пустоту не бесшумно, как можно бы того ожидать, но с оглушительным грохотом.

Льющийся сверху свет становится еще ярче. Мы поднимаем головы и видим сияющую фигуру, имя которой Эстрелла.

ХОР ЧИТАТЕЛЕЙ.

АНГЕЛ (в прошлом жена Спонтини). О, сладостный покой!

ВТОРОЙ АНГЕЛ (в прошлом фрау Луппен). Да помогите же мне наконец подняться. Я хочу найти своего мужа. Пошли, Флусси.

— Ну а как же там с нашим Автором?

Теперь я вижу, что никакого Автора нет, — или, вернее, Авторов много, бесконечно много, и наша история не одна, а множество историй, а сами мы — измышления, чья видимая сложность и многозначительность возникает из наипростейших вещей, имеет более чем скромное происхождение. Мы — мимолетная мысль в некоем мозгу, жест, вряд ли достойный толкования.

КАРТОГРАФ. Должен ли я расстаться с этим видением?

ЛЕОПОЛЬД Только если вы хотите вернуться и жить среди людей.

КАРТОГРАФ. Трудный выбор.

ХОР ЛОГИКО-ФИЛОСОФИЧЕСКИЙ.