Пилотируемый космический полет

18. Почему все-таки именно Гагарин стал первым? Расскажите подробнее об обстановке в отряде космонавтов в период подготовки первого космического полета. Как американцы решают подобные вопросы?

Для каждого космонавта полет в космос это огромный шаг в собственном развитии. Каждый из них после полета становится абсолютно другим человеком, и прежде всего по внутренним ощущениям. Это не что иное, как обновление сознания, или вернее новое осознание происходящих событий и явлений.

Уже более 50 лет мы с полным основанием восхищаемся Юрием Гагариным, забывая о том, что таким он стал только после 12 апреля 1961 года.

Многие люди встречались с ним до полета, практически ничем не выделяя его среди других молодых летчиков.

До момента старта все могло измениться. Не зря ведь на старт вместе с Гагариным в полном облачении выезжал и Герман Титов.

Он не выходил на стартовой площадке из автобуса. Но к полету был готов стопроцентно. Если бы у Юры случилось что-нибудь перед стартом, и медики не допустили бы его к полету, то и Гагарин мог в принципе остаться неизвестным никому летчиком.

Ведь вот никто не знает имени Дмитрия Заикина, а он, из первого отряда космонавтов. Был последним отчислен по состоянию здоровья аж в 1969 году.

После полета Юра Гагарин не только для всего мира, но даже для своих товарищей по отряду, стал вдруг ГАГАРИНЫМ ЮРИЕМ АЛЕКСЕЕВИЧЕМ!

Ведь они могли! Они тоже хотели рискнуть! А он стал первым космонавтом! Он смог! И он сразу стал другим для всех!

Гагарин по гороскопу рождения был Рыба, и потому всегда колебался принимая окончательные решения, рассматривал много вариантов, старался никого не обидеть. От таких мыслей он сам мучился, но только до приятия окончательного решения. Свои решения он выполнял без колебаний и с полной отдачей сил и способностей.

Даже к учебе и тренировкам в отряде космонавтов Гагарин и некоторые молодые летчики поначалу относились несерьезно.

Об этом говорит, например такой факт. Юрий Гагарин и Валерий Быковский на лекциях любили играть в «морской бой». Вероятно, считали, что все, что от них требуется, они смогут выполнить и без непонятных объяснений ученых.

Посерьезнели они только после партийного собрания, на котором их «пропесочили» так, как тогда это умели делать коммунисты.

А чего стоят разговоры между космонавтами в период подготовки и осуществления парашютной подготовки.

Сомневался, что справиться с такой подготовкой Павел Попович. Подумывали о том, что «не пора ли сваливать с этого поезда» Шонин и тот же Быковский. И наверняка задумывались над этим вопросом Гагарин и другие космонавты. Вот только не высказывали такое мнение вслух.

И это в то время, когда реальность космического полета с каждым днем становилась все более очевидной. Ну не понимали они до конца всю свою значимость.

В то же время с огромной скоростью у каждого члена первого отряда космонавтов росло и понимание того, что не все смогут слетать в космос, росла неопределенность их космического будущего. А с профессиональной авиацией они начали терять связи и навыки. Им не давали вообще никакой практики самостоятельных полетов на самолетах. Сплошные лекции, парашютные прыжки, вращения с большими перегрузками на центрифуге, двухнедельные сидения в сурдокамере, подъемы и спуски в барокамере. Нагрузки запредельные, а перспективы призрачные.

Когда в октябре 1960 года из состава первого отряда окончательно была отобрана шестерка кандидатов на первый космический полет, отношения в ней стали обостряться. Нет, явной борьбы и антагонизма не было. Но напряжение присутствовало. Ведь теперь уже каждый хотел показать свои максимальные возможности.

В результате. Варламов повредил шею, прыгнув в озеро, Карташев перегрузился на центрифуге. Отчислили. Остальным пришлось задуматься и искать для себя «золотую серединку», что в дальнейшем удалось не всем.

Каждый кандидат был на виду, каждый шаг их оценивался не только руководителями подготовки, но прежде всего своими товарищами по отряду. Скрыть что-то, даже вроде потаенное, было невозможно.

Как таковой открытой борьбы не было, но явное соперничество было. Особенно оно прослеживалось между Германом Титовым и Григорием Нелюбовым с одной стороны. С другой стороны им как бы противостоял Юрий Гагарин.

Титов был лучше подготовлен в техническом отношении, более остальных интеллектуально развит, много читал и был очень амбициозен. У него не было сомнений в том, что кто-то может быть готов к полету лучше него.

Нелюбов был прекрасным талантливым летчиком, виртуозом пилотажа, прекрасным оператором при работе с техникой и любимцем женщин. На своих товарищей по отряду он посматривал несколько свысока, не видя среди них себе равных.

Титов и Нелюбов не скрывали своих амбиций. Более того. При каждом удобном случае подчеркивали серьезность своих намерений, свое право на первенство.

Юрий Гагарин, особенно на начальном этапе тренировок первой шестерки, спокойно относился к выбору первого. Считал, что вся первая шестерка кандидатов готова и достойна к полету в космос. Он был открыт душой для всех ребят в отряде, а не только для первой шестерки. Поэтому и шли к нему многие члены отряда со своими проблемами и за советом. И для каждого он находил нужные слова. Вот только, может быть, стал более сдержан в проявлении своих эмоций.

Гагарин не считал себя лучшим. Но он хотел знать и уметь все, что знали и умели Титов и Нелюбин. Он наблюдал, анализировал, пробовал, и у него многое стало получаться лучше, чем у его коллег. Потому, что он от природы был талантлив, хотя и не выпячивал свои способности. Разве что был настойчивее других, и умел свои решения претворять в жизнь.

Гагарин считал, что сам вопрос выбора первого космонавта находится не в его компетенции и нечего из-за этого «рвать жилы». Есть отцы-командиры. Это их задача. Они и назовут того, кто уйдет в первый полет. Назовут его, и он будет рад выполнить задание. Не назовут, и он с пониманием отнесется к тому, что его время еще не пришло.

Однажды вечером, неожиданно для всех, к космонавтам приехал С. П. Королев с одни вопросом:

— Кто готов к полету немедленно? Сейчас.

Все космонавты ответили: «Готов».

Возразил только Гагарин.

— В данный момент не готов. Вам ведь нужен здоровый кандидат на полет, а у меня был эксперимент на выживание. Нужно время на восстановление. Завтра буду готов.

А ведь в эксперименте на выживание участвовал не он один. Да и у других был не менее напряженный рабочий день.

Именно на эти качества открытости и порядочности, вместе с обезоруживающей, как бы извиняющейся, улыбкой, и обратили внимание руководитель подготовки космонавтов Н. П. Каманин и Главный конструктор С. П. Королев при выборе первого космонавта.

Ну и конечно нельзя не признать, что выступать перед людьми Юра Гагарин тоже умел. Не тушевался, говорил грамотно, аналитически верно обосновывал свою позицию и поступки. Н. П. Каманин именно это качество Гагарина отметил как особенно важное.

Нельзя не сказать и о психологической обстановке в отряде при подготовке первого космического полета.

Гагарин, Титов, другие космонавты и их жены утверждали, что до первого полета они не знали и не ведали о возможных послеполетных почестях, которые выпадут на их долю.

Лукавят. Всего предвидеть не могли. Но кое о чем знали, кое о чем ведали. Хотя бы потому, что уже к лету 1960 года было утверждено «Положение о космонавтах», в котором уже было сказано, что за первый полет космонавт получает звание Героя Советского Союза. И без предварительного обсуждения с космонавтами такое положение просто немыслимо.

Так что уже тогда они понимали, что им есть за что бороться. Но в силу молодости, неопытности в «подковерной» борьбе, они не сразу осознали всей важности этого постановления.

Нужно сказать, что в то время никто в полной мере не понимал всей значимости полета человека в космос.

Начальником Центра подготовки космонавтов был назначен врач, полковник Карпов Е. А. Сам Центр организационно подчинили ГКНИА и КМ (Государственный научно-исследовательский институт авиационной космической медицины). Специалисты института видели в космонавтах объекты широчайших практических исследований о влиянии невесомости на человека. И как следствие многочисленные защиты степеней и получение научных званий. Создание космических кораблей и управление ими медиков практически не интересовало.

В тоже время Главком ВВС утвердил должность своего помощника по космосу, назначив на нее генерала Каманина Н. П. Для него главным вопросом было — чем будут заниматься космонавты в полете и как их этому подготовить?

С. П. Королев и его конструкторы тоже видели в космонавтах только молодых здоровых людей, и не особенно заботились об их функциональных обязанностях в космическом полете. Они сами хотели летать в космос, и разрабатывали корабль под себя.

С учетом этого тройственного влияния разрабатывалась и программа космического полета и методы подготовки к выполнению этой программой. Каждый «тянул одеяло на себя», с учетом своего понимания стоящих именно перед ним задач и интересов.

Космонавты же крутились в этом клубке интересов, не имея никакого права голоса, и никто из них до дня старта не знал — кто же конкретно полетит в космос. В открытой печати имя космонавта сообщалось только после выведения космического корабля на орбиту. Такое положение сохранялось вплоть до полетов на МКС (международная космическая станция) в начале 21 века. И это только усиливало психологическую напряженность в отряде, особенно перед самым полетом.

Американцы в этом плане поступили более разумно. Астронавты уже за несколько месяцев знали, кто и когда полетит. Об этом было сообщено в открытой печати. Замены возможны были только по причине ухудшения здоровья астронавта.

После полета Гагарина в первом отряде космонавтов началось настоящее соревнование за право на полет, и уже начали проявляться элементы политической борьбы за каждого космонавта, чтобы использовать его в своих играх.