Глава 28

Сломя голову, в погоню бросаться не стал, Бес вполне мог где-нибудь затаиться, а когда я аккуратно вышел, его уже и след простыл.

Не теряя времени, быстро вернулся, достал из кармана мел, и во всю стену нарисовал стрелу. Дальше особо не шарил, снял пистолет с трупа, да забрал то что лежало на столе и в тумбочке. Хотел ещё сейф вскрыть, но ключей не нашел, а торчать тут, когда в любой момент могли нагрянуть менты, не хотелось. Для того чтобы вызвать наряд, Бесу достаточно позвонить из любой телефонной будки. Опорник неподалёку, так что дело это всего нескольких минут.

Наверное будь на его месте другой кто-то, я бы так не волновался, но с ним сработал эффект обратной памяти, даже понимая что сейчас это совсем другой человек, воспринимал я его именно тем кого знал когда-то. Исключительно умным, решительным, смелым, плюс невероятно фартовым. Как друга, лучше и желать нельзя, но вот врага такого, хуже не придумаешь.

Распихав трофеи по карманам, уходил я дворами и чердаками, и всё для того чтобы Бес не выследил. Уже потом, сидя перед потрескивающей печкой, осознал как сильно преувеличил его возможности. Ведь он, образца девяностых, и он же через тридцать лет, это абсолютно разные люди. Сейчас Бес всего лишь мелкий беспредельщик, как бы цинично это не звучало.

Плюхнув полную чайную ложку растворимого кофе на половину стакана кипятка, я пил, обжигаясь, и пытался сообразить как человек мог так преобразиться? И это не в смысле лучше всех кидать нож, или метко стрелять, отнюдь. Измениться, превратившись из подонка, каких мало, в верного друга, надёжного боевого товарища, и просто очень хорошего человека. И я знаю о чем говорю, всё же десять лет бок о бок, сотни рискованных операций, трижды он меня вообще полудохлого на себе выносил. А сколько раз прикрывал отход группы? На моей памяти его только четыре раза в двухсотые записывали. Но каждый раз он как птица феникс восставал из пепла.

Случай был когда в то место где он себе нычку организовал, мина стодвадцатая прилетела, боец один проверил, всё говорит, Бес двести. Я, говорит, фалангу пальца ему оттяпал, чтобы по-людски, а то запишут в потеряшки, и шиш с маслом родным выкатят. Так частенько делали когда понимали что тело не достать, вот он и подсуетился.

А через пару недель, когда мы уже и девять дней по нему отметили, все расположение проснулось от диких криков раненого бизона, это вернувшийся из госпиталя Бес в ярости искал того, кто ему палец отрезал. Орал «Какая сука это сделала?» «Порешу падлу!» — кричал.

В общем, сидел я, слушал как трещат угли в печке, пил дерьмовый растворимый кофе, и никак не мог принять этого странного факта.

И даже не то меня напрягало что преступник в прошлом, оказавшись в окопе, стал нормальным человеком. Такое там было сплошь и рядом. Десятки, если не сотни тысяч бойцов пришли из тюрем, и не у всех были «легкие» статьи. Напрягало меня то, что я сам не догадался, не увидел в Бесе хотя бы тень того зверя каким он был когда-то. Многих бывших сидельцев встречал, и никогда на их счёт не ошибался. Было в них что-то общее, единоначалие какое-то. А вот в Бесе не было.

Задумавшись, сам не заметил как уснул. Вроде и кофе выпил, а вырубило. И спал сладко, и сны приятные снились, не розовые пони, но что-то около. А утром, когда проснулся, еще долго лежал в полудрёме, ленясь встать и затопить печку. Гараж хоть и остыл, но под найденным здесь же ватным одеялом мне было тепло и уютно.

Думал поваляюсь немного, и в институт пойду, только когда всё же проснулся окончательно, на часах уже показывало половину третьего.

Умылся остатками холодной воды, печку растапливать не стал, и экипировавшись, вышел из гаража в самом хорошем расположении духа.

— Подписали наконец! — с такими словами встретил меня отец когда я зашёл в квартиру.

— Что подписали?

— Постановление о референдуме по роспуску союза! Проголосуем, и кончится время коммуняк!

Я отлично понимал чувства родителей, намаявшись за свою жизнь, они, как впрочем и девяносто процентов граждан страны, жаждали перемен к лучшему. Но я так же знал что лучшее, для того же большинства, никогда не наступит, во всяком случае в том виде в каком они его ожидают. Впереди безработица, дичайшая инфляция, межнациональные конфликты, разгул преступности, нищета и ещё куча всякого дерьма, о котором они даже не подозревает.

Ну и комуняки, как презрительно называет их отец, никуда не денутся, перекрасятся в триколор, и дальше будут делишки свои проворачивать. Ну а те кто уйдет из властных структур, пойдут в криминал, или бизнес, хотя эти два понятия долгое время будут синонимами. Так что, повторюсь, не разделял я восторгов отца, хотя и прекрасно понимал его настрой.

— Дима, ты куда-нибудь собираешься на новый год? — когда сели ужинать, как бы невзначай поинтересовалась мама.

— На новый год? Не знаю пока.

За всеми последними событиями я не то чтобы забыл, но как-то не придавал значения. С возрастом этот праздник, впрочем как и все остальные, теряет свою актуальность. Когда ты маленький, новый год кажется чем-то сказочно-волшебным — ёлка из лесу, подарки, дед мороз, снежинки на окне, бенгальские огни. Потом, когда дорастаешь до подросткового возраста, видение несколько меняется, но налёт волшебства, предчувствие чего-то хорошего в новом году, остаётся.

Позже, лет в двадцать — двадцать пять, новый год это возможность собраться с друзьями, пригласить в ресторан понравившуюся девушку, ну или просто весело провести время.

Тридцать, тире, сорок, видение праздника вновь меняется, и зависит от наличия своих детей. Есть они есть, значит ты сам превращаешся в деда мороза, ну а если нет, тогда появляется очередной многодневный повод выпить.

Ну а когда полтинник и дальше, новый год становится скорее помехой, чем-то досадным, и неотвратимым. Напрягают длинные выходные, нежданные гости, разрывающийся от смс телефон, ломанный график работы магазинов и всяких других, мелких, но неприятных особенностей этого периода.

У меня же ещё проще. Лет мне много, по факту я даже старше своих родителей, а знание того что будет дальше, не позволяет надеяться на чудо. Единственное что греет душу при упоминании праздника, это мамин новогодний «оливье», пельмени, и ещё немного «селёдка под шубой». Так что я просто поем, посмотрю новогодний огонек, и спать завалюсь, как делал это все последние годы.

— Ну смотри, нас к Мироновым пригласили, если хочешь можешь с нами пойти. — Улыбнулась мама.

Мироновы, давние друзья родителей, отец на рыбалку иногда мотается с дядей Егором, а тетя Вера так вообще завсегдатай маминых чайных посиделок.

— Да оставь ты его, пусть парень с друзьями отметит, себя-то помнишь в его годы? — отламывая хлеб, усмехнулся отец.

— Ну а что я такого сказала? Может Дмитрий с нами захочет пойти, тем более у Веры с Егором дочка такая умница! — пристально глядя на меня, заявила мама.

Я хорошо знал Вику Миронову, она, может, и умница, но далеко не красавица, поэтому выдержав мамин взгляд, молча отвернулся.

— Да брось. Скажешь тоже. — Отмахнулся отец. — Лет ей сколько?

— Шестнадцать через месяц исполнится. — Ответила мама.

— Ну вот, маленькая она ещё для нашего Димки. Ты лучше почитай вон, что в комсомолке пишут!

Не желая участвовать в очередном застольном диспуте, я доел свою порцию, и сославшись на уроки, ушёл к себе в комнату.

О референдуме объявили, союз, считай, обречён, значит и всё остальное произойдёт в том же порядке. Инфляция, крах экономики, развал сельского хозяйства, банкротство предприятий и всякое другое нехорошее.

Остановить распад я не смогу, да и желания такого нет, а вот предпринять некоторые шаги для собственного обогащения, вполне. Взять хоть те же ваучеры, насколько я знаю, умные люди массово скупали их у населения, чтобы потом с выгодой куда-то вложить, например в Газпром. Дело это стоящее, но очень непростое, и пока ещё далёкое, а вот что можно сделать сейчас, я как-то не очень понимаю. Не торгаш по жизни, я мало разбираюсь в том что в мире принято называть бизнесом. Не то чтобы нет совсем мыслей, но такое всё, простенькое, без изысков.

Первое что приходит в голову, развивать отцовский кооператив. Купить станки, расширять производство, магазины свои открывать. Мне бы что-то такое вспомнить, оттуда, из будущего, какую-нибудь фигулину интересную. Пионерами стать, первооткрывателями типа.

Но как не напрягал память, как ни старался, в голову ничего не приходило. Помог случай.

Буквально за неделю до нового года, возвращаясь из магазина, я наткнулся на похороны. Прямо возле подъезда соседней пятиэтажки стоял гроб, и собравшиеся вокруг него люди дружно грустили. Так бы я стороной обошел, не люблю это дело, но друга из детства заметил, как и он меня. Виталя Мотин, до седьмого класса вместе учились, дружили даже. Потом он с родителями переехал куда-то, и вот, такая встреча.

— Димон! Как же я рад тебя видеть! — разулыбался во всё лицо он.

— Взаимно Виталь, ты куда пропал-то? Ни слуху, ни духу, хоть письмецо бы тиснул, адрес знаешь ведь… — упрекнул его я.

— Ну вот так вот, Димон, извини уже, расскажи лучше, как сам, учишься? Или работать пошел? — оценивающе «мазнул» он взглядом по моему «прикиду».

— Учусь пока, на юрфаке, третий курс. Ну и подрабатываю помаленьку, чтобы у родаков не клянчить. А ты где? Ты ж хотел в военку поступать? Не получилось?

— Да ну, какое там… Школу-то еле осилил, после восьмого в каблуху пошел, но не доучился, в армейку загремел. Отслужил, теперь вот, в ритуальное агентство пристроился, гробы таскаю. — смущённо пожал плечами Виталя, и хотел ещё что-то сказать, но его позвали, как он сам только что сказал, «таскать гробы».

— Ты во сколько освободишься? — уже в спину окликнул его я.

— В четыре, может чуть позже! — ответил Виталя.

— Тогда давай к половине пятого сюда же подходи, поболтаем!

Виталя кивнул, и взяв из рук какой-то женщины длинное белое полотенце, подошел к гробу с покойным.

И уже потом, когда мы встретились вечером, он и навёл меня на эту интересную идею, отвечая на вопрос о работе.

— Перспектив никаких, платят мало, и те задерживают. А теперь ещё и дефицит к нам пришел.

— К вам? — искренне удивился я, потому как совершенно не представлял что может быть дефицитного у гробовщиков.

— Ну да. У нас контора муниципальная, и если оклад голый, там совсем слезы. Поэтому надбавка идёт от реализации ассортимента.

— Постой, а что вы можете реализовывать?

— Ну как. Памятники, оградки, кресты, венки, гробы те же. Спрос хороший, сам понимаешь, но с поставками проблемы. С памятниками ещё с осени беда, а теперь то венков не подвезут, то с гробами засада. Люди сами ищут как-то, поэтому мы без процента, на голом окладе.

— Не пойму, у нас что, столяров нету, гроб некому сколотить?

— Так и я о чем говорю. Столяры есть, но такие… У них то доски кончились, то ткани нет, то ещё какая-нибудь херня. Тухло, в общем…

Заинтересовавшись темой, я узнал у Витальки некоторые цены, в том числе на гробы и кресты.

— Обычный сосновый, от сорока до семидесяти. Кресты разные, самый простой тридцать пять рублей, если побогаче, то полтинник и выше.

Даже не будучи специалистом в столярном деле, я предполагал что при наличии станков и хороших инструментов, сделать гроб особого труда не составляет. Те же кухонные гарнитуры с мойками идут у отца по двести рублей, но за счёт дороговизны материалов накрутка выходит совсем небольшая. Здесь же нужны обычные доски по шесть пятьдесят за куб, гвозди копеечные, и ткань самая недорогая. Навскидку, — себестоимость гроба рублей пятнадцать, работы часа на четыре, и на выходе четвертной с экземпляра.

— Слушай, у меня отец занимается столяркой, могу спросить, вдруг он сможет помочь. Надо? — быстро прикинув что к чему, предложил я.

— Блин, Димон, конечно, а то гляди, сегодня трое похорон, и все мимо кассы. За ямы копари кладбищенские себе берут, транспорт и водила ПОГАТовский, нам только и остаётся что за грузчиков, да сопровождение. Без гробов вообще вилы… — явно не ожидая такого предложения, удивлённо ответил Виталик.

— Кроме гробов и крестов есть ещё что-нибудь по столярке?

— Столики, лавочки. Но это в сезон, обычно по весне, до родительского, а гробы постоянно требуются, если заниматься, то не распыляясь. Ты узнай у отца, и чем скорее, тем лучше, пока ещё кто-нибудь не нашёлся…

Заверив школьного товарища в том что обязательно узнаю, я перевёл тему на общих знакомых, но вскоре Виталий посмотрел на часы и засобирался, сказав что у него ещё какое-то дело.

Я же, вернувшись домой, незамедлительно «провентилировал» эту тему у отца.

— Можем, почему нет? Досок у нас достаточно, есть не только сосна. С тканью, думаю, тоже проблем не будет. Пусть приходят твои гробовщики, обговорим. — ответил он, удивляясь что эта идея не посетила его самого.

Будь дело в «моём» мире, достаточно было бы достать телефон и нажать пару кнопок. Здесь же «переговоры» растянулись на несколько дней. Пока я встретился с Виталием, пока тот сообщил о новом поставщике в свой трест, пока снабженец нашёл время доехать до мастерской. В общем, решили всё уже прямо перед новым годом, изготовив пробную партию в десять штук.

Я хоть в разговоре и не участвовал, но по довольному выражению лица обоих кооператоров — Борисыча и отца, понял что переговоры прошли успешно. Вот только мама отнеслась к начинанию с некоторой опаской, но ей сам факт производства гробов не понравился, всё же такая тема, не самая приятная.

Да, незадолго до этого эпохального события «нашелся» Игорь, и наконец очухался Гусь. Игоря я не видел, его дома «закупорили», а вот с Гусем успел пообщаться. Думал расскажет как дело было, но не повезло.

— Ты знаешь, Дим, я ведь почти ничего не помню… — огорошил он.

— В смысле?

— В прямом. Последнее что осталось в голове, как бухали с пацанами.

— А дальше?

— Ну и всё, потом здесь очнулся, смотрю мама рядом, сестрёнка.

— Про то как за деньги дрался тоже не помнишь?

— Помню. Два раза было, оба раза отхватил, но заплатили хорошо, по полтиннику.

— А где бои проводились?

— На тракторном, цех там есть один новый, туда станки не завезли ещё, вот в нём и организовали. Нормально, холодно только.

— Миха говорил что ты тогда должен был бухла принести, денег вроде обещал много. Помнишь что-нибудь?

— Неа. Провал полнейший, как пили, помню, а потом уже только здесь, когда глаза открыл…

Не помнил Гусь и про письмо, говорит сестра рассказала, удивился очень, в том числе сумме которую я передал. По его словам, в тайнике было всего три сотни. Клялся что отдаст, благодарил, но мне как-то не до этого было, очень уж я рассчитывал на его «показания», думал ключ подберу, но не свезло.

* * *

А время шло, не успел оглянуться, как на дворе уже тридцать первое декабря, без пяти двенадцать. На улице валит снег, у соседей через стенку надрывается «Комбинация» со своим хитом «Америкэн бой», а в телевизоре юморят хорошенько забытые мной артисты. Сказав родителям что иду к друзьям, я никуда не пошёл, сижу один за журнальным столиком, положил в тарелку оливье, налил домашнего вина и терпеливо жду когда пробьют куранты.

Был бы телефон с интернетом, пиликал бы сейчас, разрывался от смс и картинок с поздравлениями. И ведь нет чтобы просто, от души черкнуть что-нибудь типа — «Братан, с новым годом!», люди шлют друг дружке всякую хренотень, и радуются, создают иллюзию праздника. Особенно тяжко стало когда смс бесплатные сделали, особенно одаренные ставят рассылку на все контакты, и поздравляют одной смс-кой. И неважно что там и парикмахерская, и бухачий сантехник, и газовая служба, и баня, и даже померший три года назад крановщик с соседней улицы. Плевать, главное отправить, а кому и зачем, дело десятое. Вот только и получателям плевать, многие не поймут даже от кого поздравления, а уточнять не будут, потому что плевать. Да и самому рассылателю халявы, тоже глубоко безразлично, но делает, потому что дурак, наверное.

Здесь же, в самом начале «святых девяностых», интернета нет, что такое смс тоже никто не знает, и чтобы поздравить человека, надо прийти лично, позвонить, отправить открытку, или отбить телеграмму, то есть напрячься. Разумеется, газовую службу и баню с парикмахерской поздравлять уже не станешь, хлопотно, а вот близких, если есть таковые, не забудешь.

Пока предавался унынию, картинка на экране телевизора сменилась часами, потом красным флагом на башне кремля, затем что-то мигнуло, и появилась знакомая физиономия с пятном на лысине.

— Дорогие товарищи, дорогие соотечественники! — чуть кося мимо камеры, начал человек с пятном — Стрелки часов приближаются к отметке, отделяющей не только один день от другого, но и старый год от нового. В эти минуты мы перебираем в памяти события уходящего года, с надеждой думаем о том, что ждёт нас и наших близких, нашу великую страну в наступающем одна тысяча девятьсот девяносто первом году.

На этом месте я сбавил звук, слушать меченного не хотелось, и добавил уже в конце, чтобы не пропустить бой курантов.

'……согласие и благополучие в каждом доме! Пусть возродится к новой жизни наша Отчизна! С Новым годом, дорогие согра…

Не дотянув каких-то секунд до боя часов на башне, в телевизоре громко щёлкнуло, экран погас и запахло палёным.

Том 2: https://author.today/work/432743

Загрузка...