Пионерский гамбит 2

Глава 14, в которой непонятно, что сложнее — работать или есть

Они пошептались, потом Бодя подставил банку, а парень из моей палаты вытряхнул в нее содержимое горсти. Закрыл крышку и вручил монетку. Потом то же самое сделал второй. Затем третий. Ага, похоже, наш Бодя зарабатывает своей палате по второму компоту. Покупая колорадских жуков за монеты у парней из нашей палаты. Хитро!

— Ерунда какая-то, — рядом с нами плюхнулся Мамонов. — У меня бабушка жуков всегда в банку с какой-то жижей собирала. Чтобы они сразу дохли. А мы просто так в банки складываем. Вон они там, шевелятся…

Он потряс банку перед глазами. Полосатые жучки как бусинки отскакивали от стеклянных стенок.

— Так у твоей бабушки отрава в банке была какая-то, — сказал я. — Кто же нам станет отраву давать? Какой-нибудь дурак выпьет еще…

— Слушайте, а ведь если этих жуков нам американцы подбросили, то значит и мы их можем кому-то подбросить тоже? — глаза Марчукова загорелись азартом. — Может мы их поэтому живыми и собираем, что их потом сложат в самолеты и сбросят на вражеские поля.

— Это на чьи поля, например? — хохотнул я.

— На американские! — заявил Марчуков. — Чего они их нам привезли? Пусть сами разбираются. А то развели тут эмиграцию, понимаешь!

Марчуков вскочил и принялся обирать с куста картошки жуков. С явно возросшим энтузиазмом.

Вот ведь увлекающийся человек, а! Сам придумал, сам решил, что это правда, теперь сам же претворяет свою идею в реальность и мысленно уже грузит биологическое оружие в самолеты.

— А проверять качество работы у нас будут, интересно? — спросил я, глядя на деловито ползущего по картофельному листу жука. — Вот поделили нас на дорожки, но даже если всех жуков собрать, то новые же наползут…

— Да никто не будет ничего проверять, — махнул рукой Мамонов. — Вон, глянь на нашего Артура Георгиевича…

Я посмотрел в ту сторону, куда указал Мамонов. Наш воспитатель вместе с двумя водителями расположились в тенечке, расстелили какое-то драное одеялко и расставили кружки. Что они там употребляют, отсюда было не видно, но что-то мне подсказывало, что это вовсе не чай. И не вода из здоровенной металлической фляги, которая стояла рядом с ними на тот случай, если кто-то из детишек, в смысле нас, захочет попить.

— На глазок посмотрит, кто больше собрал, и все тут, — Мамонов сорвал травинку и принялся ее жевать.

— Работаем, работаем, не ленимся, — прикрикнул из тенька Артур Георгиевич, даже не глядя в нашу сторону.

— Палата Боди компот получит, — сказал я, глядя как очередная горсть жуков сыплется из горсти моего соотрядника в банку Сохатого.

— Тоже заметил, да? — хмыкнул Мамонов. — Но это вряд ли. Вон, смотри, как у девчонок дела.

Я привстал и посмотрел. Большая часть девчонок были уже далеко впереди. Пока мы тут рассуждали о глобальной истории, ловкие девичьи пальцы ловили полосатых жуков с устрашающей прямо-таки эффективностью. Банка Лили была заполнена копошащимся содержимым примерно на четверть. У других девчонок тоже дела шли вполне бодро. А в Боди, несмотря на торговлю, жуки едва-едва скрыли дно. Я посмотрел на свою банку. Да уж, я прямо-таки ударник месяца! Десяток «полосатиков» ползали по стенкам и, наверное, с укоризной смотрели на меня. Мол, ну вот нафига? Оторвал, понимаешь, несчастных жуков от семьи и детей. Как там в песне? «Жучка будет плакать, слезы проливать…»

— Надо, что ли хоть чуть-чуть поработать…

День казался каким-то бесконечным. И жукам, и картофельным рядам не было конца. Пару раз я сгонял до фляги попить, обжегся крапивой, видел торопливо уползшего ужа. Набрал жуков… Ну, не очень много. Примерно так же я чернику в лесу как-то собирал. Ходишь с этим корытцем, ходишь. Складываешь туда ягодки, складываешь. А там все мало и мало. Но с черникой было понятно. Одну ягодку в корытце, две в рот. А жуков-то почему так мало? Их же я не ем… Кстати, а кто вообще ест колорадских жуков? Птицы какие-нибудь ими питаются?

Надо же, реально никогда не интересовался. Я рос стопроцентным «дитем асфальта», к сельским работам практически никогда никакого касательства не имел. Когда-то меня-подростка привезли к какой-то родственнице в деревню, а она отправила меня полоть морковку. «Выдергивай все сорняки!» — говорит. А я не решился признаться, что понятия не имею, что именно из этого сорняк, а что нет. Тем более, что дело было где-то весной, и корень морквы еще ну никак не походил на оранжевую морковку, а был просто тощеньким корешком, как и у всей прочей травы. Ну я и повыдергивал все подряд. А когда я гордо похвастался девственно чистой грядкой, тетка схватилась за голову. Потом за сердце. И больше меня к сельхозработам, требующим хоть какого-то навыка, не привлекали. Так и остался я на всю поездку «принеси воды» и «подай грабли». Впрочем, не сказал бы, что меня это как-то расстроило…

— Эй, пионеры! — заорал с края поля водитель автобуса. — Обедать-то хотите, а?

«Ну наконец-то!» — подумал я, натянул полностью крышку на банку и устремился к грузовику.

До столовой нас везли еще минут двадцать. Сначала вдоль возделанных полей, потом по деревне. На зубах скрипела пыль. Да и не только на зубах, она, кажется, вообще была везде. И банка эта еще дурацкая мешалась. С жуками. И каждый из нас свою добычу теперь так старательно берег, будто мы с золотого прииска возвращались. В салун, ага.

Интересно, а как именно Артур Георгиевич собрался считать, у кого больше жуков? Поштучно? На глазок? Или поставит четыре ведра, куда надо будет вытряхнуть всех набранных жуков, а потом поставить их рядом и сверить, докуда ведра заполнены…

Я представил нашего воспитателя в роли барыги из вестерна. Как он на весах взвешивает добытых жуков и торгуется на компоты.

О, надо будет нарисовать это для газеты же!

Вестерны в СССР восьмидесятых точно показывали, во всяком случае, про «Золото Маккены» мне в свое время отец все уши прожужжал, как они то ли в школе с уроков, то ли в институте с пар сбегали, чтобы посмотреть этот шедевр.

— Вновь, вновь, золото манит нас, золото как всегда обманет на-аас, — промурлыкал я. Ха, надо же, даже песенку помню. Хотя смотрел один раз, когда мне было лет, наверное, двенадцать. Помню, что мы с отцом возвращались из магазина или откуда-то еще, а на обшарпанный стенд нашего районного кинотеатра наклеили афишу «Золото Маккены». Вот тут отца как раз и пробило на ностальгию, Мы купили билеты, и как были, груженые сумками, пошли смотреть кино. А потом мама еще ругалась, что пачка пельменей раскисла, а мы — два придурка…

Грузовик тряхнуло на очередном ухабе, а потом он остановился. Я чуть не выронил драгоценную банку, и только потом сообразил, что пока я витал в облаках, вспоминая свой поход в кино, мы приехали. Автобус хлопнул-взвизгнул дверями, Мамонов и еще один парень откинули заднюю стенку кузова.

Длинное здание с побеленными стенами и двускатной крышей я бы, честно говоря, принял за какой-нибудь коровник или… Ну, в общем, что-то такое животноводческое. Но это по незнанию, скорее. Никогда раньше не бывал в таких местах просто. С торца у этого самого здания имелось бетонное крыльцо, над которым темно-синей краской ровными трафаретными буквами было написано слово «СТОЛОВАЯ». Когда я попал внутрь, то за сравнение с коровником мне стало даже немного стыдно. Помещение было светлым, на каждом из множества окон с висела веселенькая занавесочка из белого ситца в мелкий цветочек. А в проемах между окнами — плакаты, разумеется. Куда же без них?

«Больше хлеба родной стране!»

«Мойте руки перед едой!»

«У нас в столовой порядок такой: поел — убери за собой!»

«Хлеба к обеду в меру бери. Хлеб — драгоценность! Им не сори!»

Кстати про помыть руки… Раковины обнаружились за загородкой-ширмой. А вот туалета там не было. Зато его было отлично видно в окно — дощатая будка с двумя дверцами с намалеванными краской буквами «М» и «Ж». И к этому домику уже выстроилась длинная очередь из моих соотрядников.

Да блин. Как-то все… гм… через «Ж». Вода в здании есть, а туалет все равно на улице.

— …кто еще такие? — раздался неприятно-визгливый женский голос.

— Так пионеры же! — водитель автобуса гулко захохотал. — Выехали на сельхозработы. Накормить надо теперь!

— Да какие они пионеры, лбы такие здоровенные! — хозяйка голоса соответствовала ему на все сто — матерая такая деревенская баба, слона на скаку остановит и хобот ему оторвет. — Я думала там дети будут, а этих я и не прокормлю…

— Не прибедняйся ты, Павловна! — водила похлопал ладонью по столу. — Давай уже, мечи на стол, что там есть…

— А тебя пусть жена кормит! — отрезала суровая Павловна. — У меня все порции под счет!

— Ну Па-авловна… — протянул водила.

— Давай-давай, шуруй отсюда! — женщина толкнула его в плечо. — Фу-уу… Ты что ли набрался уже?

— Да нее, это тебе показалось! — отмахнулся водитель. — Контакты протирал, спирта на рубашку плеснул!

— Ага, знаем мы твои… контакты, — повелительница столовой величественно прошагала вдоль длинных столов к окошку раздачи. — Значит так, пионеры! Порядок такой — подходите к раздаче, получаете свою порцию и садитесь за стол! Потом доедаете, подходите за вторым. По столовой не бегать, едой не кидаться. А то знаю я вас… — она сфокусировала взгляд на банках в наших руках. — А эту гадость вы зачем сюда притащили?!

— У нас соцсоревнование, кто больше собрал, — объяснила Лиля, которая как-то уже оказалась рядом с ней. — Не волнуйтесь, все банки закрыты крышками.

— Ну вы их… на подоконники что ли поставьте, — проговорила она и посмотрела на пол. Пол был покрыт коричневой плиткой, как в общественных туалетах. Хм, понимаю ее беспокойство. Если банку на такой уронить, то она разлетится прямо-таки на крошечные осколки. И будет полная столовая полосатых жуков…

На раздаче стояла совсем молодая девчонка, вряд ли старше Елены Евгеньевны. Вид она имела замотанный и затравленный. Волосы прикрыты косынкой, несколько непослушных прядей, правда, из-под нее выбивались, так что было понятно, что девчонка блондинка. Одета она была в синий рабочий халат, а поверх него — оранжевый клеенчатый фартук. Никаких тебе белых халатов и пышных колпаков. Суровая практичность, как она есть!

Практикантка, наверное. Выпустили из кулинарного училища и отправили по распределению куда пришлось.

Когда очередь дошла до меня, она взяла очередную «солдатскую миску», зачерпнула великанским половником из здоровенного чана огненно-красного борща. Потом плюхнула сверху неслабый такой кусман разваренной говядины. Следом за мясом в суп упал ком сметаны по консистенции больше похожей на слегка размякшее сливочное масло.

— Ложки вон там, — она ткнула рукой на судок, в котором высилась гора ложек из вездесущего алюминия. Я взял тарелку за «крылышки» и потащил к столу.

Подождите-подождите… Она сказала, что нам может… не хватить? Да мне кажется, я от одной этой миски борща лопну. Порция была как минимум втрое больше, чем в лагере.

Ложка была склизкой и липкой, но к этому я уже привык. Мне вообще кажется, что отмыть алюминиевые ложки до ощущения чистоты просто нереально…

Итак, супчик! Густой, наваристый, невероятно вкусный и очень много. К середине тарелки с меня лил пот. Но останавливаться все равно не хотелось. Вкуснотища же! Наши повара готовили гораздо более пресные и жидкие супы.

А это было прямо-таки испытание борщом! Тот случай, когда понимаешь, что еды слишком много, но остановиться все равно не можешь, потому что это дело чести — опустошить миску до дна!

Уф. Хорошо… Я отвалился на щербатую спинку стула и посмотрел в сторону окна раздачи. Кое-кто из парней уже справился с порцией первого и получал свое «продолжение банкета».

Так. Сейчас. Надо чуть отдышаться. Я вытер со лба выступивший пот и встал.

А, блин, точно. Второе же в ту же миску накладывают. И хотел бы возразить, что, мол, это как-то неправильно, но подозревал, что меня отбреют чем-то вроде: «А посуду ты сам не помоешь, умник чистоплюйский?!» Так что возражать не стал. Вернулся за своей тарелкой и встал в очередь за вторым.

Тарелка наполнилась снова. Шмяк — чуть сероватое и неоднородное картофельное пюре. Сверху — кубик сливочного масла. А потом все это накрыли два циклопических шницеля. Которые по длине в тарелку чуть-чуть не помещались.

— Я же сейчас лопну… — простонал Марчуков и плюхнулся на стул рядом со мной. Он методично взялся разламывать ложкой шницели на кусочки, а потом перемешал их с толчёнкой и маслом в почти однородную массу. Зачерпнул полную ложку и принялся жевать.

Взрослый настоящий я эту гигантскую порцию не осилил бы. От одного взгляда на это количество еды у него бы начал ныть весь ливер во главе с желудком. Но молодому растущему организму это оказалось вполне по силам! Правда, пришлось сделать небольшой перерыв между первым и вторым шницелем и сбегать за стаканом воды. Но доел я все. Даже до цвета толчёнки докапываться не стал. Ну, ливанули в пюре холодного молока, делов-то.

— Так, кто доел, пустые тарелочки несем вот на этот стол! — снова возвысился над всеми голос суровой Павловны. Надо же, как меняется ощущение от женского голоса… Когда Павловна разговаривала с несимпатичным водителем автобуса, ее голос был противным и визгливым. А сейчас кажется властным, но заботливым. — Доедаем, доедаем, знаете, что такое «Общество чистых тарелок?»

Переваливаясь, как обожравшаяся утка, я доплелся до стола с грязной посудой, поставил свою пустую тарелку в общую стопку, кинул ложку в прямоугольный судок и с почти благоговейным ужасом увидел на раздаче два подноса — на одном полные стаканы компота, а на втором — гора румяных булочек. Здоровенных печеных кусков теста. Каждая больше ладони размером. И они головокружительно пахли свежей сдобой.

Я тяжело вздохнул и подумал, что сейчас сдохну. И на моем надгробии надо будет написать «убит свежей булочкой в сговоре с борщом и котлетами». Потому что вопреки всякой логике, рука уже тянулась за чертовой булкой.

Очень вкусной булкой. С хрустящей корочкой и нежной сладковатой мякотью.

Неужели в деревнях все время так кормят? Или это только для гостей так?

С другой стороны, а почему бы им так и не кормить? Они же это все у себя и выращивают. Начиная от картошки и заканчивая мясом…

— Вот бы нас в лагере так кормили, — Марчуков хищно глянул в сторону подноса с булками. Там их еще было довольно много.

— Тогда бы мы дома в двери не пролезли, — я хотел посмеяться, но вместо этого икнул. Надо бы написать про этот обед в столовой в газете тоже… Что-нибудь про «не посрамим честь советских пионеров в деле поедания борща и запивания булок компотом!»

Вообще, конечно, все доели далеко не все, несмотря на грозные увещевания про «общество чистых тарелок». И специально для таких вот «недоедков» рядом со столом для грязной посуды поставили кухонный чан, куда нужно было высыпать и выливать то, что не поместилось в желудках. Ну то есть, нужно было подойти, самостоятельно ложкой соскоблить все из своей тарелки в эту мешанину их супа, толчёнки, кусков мяса и компота.

Правда, кажется, эта кастрюля с помоями с том же зале, где все едят, смущала только одного меня. Да и как, смущала… Ну, просто я обратил на нее внимание. И потом никак не мог выкинуть из головы то, что она вообще здесь существует. Хотя, казалось бы, ну что такого-то? Там же не вчерашняя-позавчерашняя еда. Просто перемешанная…

Но и все равно как-то это… Как-то неправильно, что ли.

В дверях столовой появилась еще одна дама. Высокая, такая вся статная, с лицом модели для советских плакатов — распахнутые глаза, румяные щеки.

— Ребятишки, молочка хотите? — жизнерадостно спросила она.