Пионерский гамбит 2

Глава 15, в которой я наблюдаю городскую легенду в действии, а потом выслушиваю другую легенду

«А хорошо, что я молоко не люблю», — подумал я, глядя на очередь, выстроившуюся к дощатому домику с двумя дверями на заднем дворе столовой. В принципе, холодное молоко я иногда даже пью. Ну, точнее, пил. В той своей жизни. Как-то по настроению, что ли. Так-то я иногда его иногда просто в кофе добавлял, но где-то раз в полгода на меня что-то такое находило, я хватал с полки супермаркета литровую бутылку и выпивал ее всю прямо по дороге до дома. И ничего, в общем-то, не происходило. С деревенским молоком все было сложнее. Я вообще не помню, чтобы его пробовал. Наверняка, случалось, просто как-то не отложилось в памяти. Зато множество моих самых разных знакомых рассказывали мне, как этот божественный нектар «вышибает дно» у взрослого человека. Вроде как, дети нормально пьют жирное свежее молочко из-под коровки, а вот взрослому это вкусовое наслаждение грозит парой часов верхом на белом друге. Проверять, насколько взрослый Кирилл Крамской, я не стал. И когда половина моих соотрядников выстроилась в очередь к ясноокой ударнице коммунистического труда с бидоном холодного молока, я остался сидеть на своем месте, обдумывая, как бы вообще заставить себя встать, вместе с тонной съеденной на обед еды.

А вот сейчас я стоял на крыльце и смотрел на очередь в туалет. И мне даже отсюда был слышен концерт их их взбунтовавшихся внутренностей. Ну, такое…

Впрочем, далеко не все из тех, кто пил молоко, так отреагировали. Многие еще и по второму-третьему заходу за молочком подошли. И ничего.

Артур Георгиевич о чем-то тихо переговаривался с водилой автобуса. Потом к ним присоединился водитель грузовика, и переговоры явно пошли бодрее и жизнерадостнее. Глаза у всех троих блестели, они активно жестикулировали, но говорили негромко, практически голова к голове. Потом водитель автобуса хлопнул по плечам двух других мужиков, и наш воспитатель в обществе второго водили залезли в кабину грузовика. Старенький зилок зафырчал и упылили куда-то в сторону центра деревни.

Я присел на ступеньку крыльца и сорвал сухую травинку. Да уж, похоже, вторая смена — это как второй ребенок в семье в известном анекдоте. Если в первой смене нас довольно жестко контролировали и следили, чтобы мы вели себя как паиньки, то ко второй старшим стало как-то довольно явственно на нас пофиг. Вот сейчас наш единственный сопровождающий куда-то уехал, даже не потрудившись сообщить, когда вернется, бросив весь всех своих подопечных посреди совхоза «Путь Ильича». Или это колхоз? Когда-то давно я вроде интересовался, в чем разница между этими двумя терминами. Кажется, в колхозе начальство выбиралось самим крестьянским коллективом, а в совхозе — назначалось сверху…

— О, отличненько! — со ступенек лестницы торопливо сбежал мой сосед по палате, тот самый ничем не примечательный парень, которого звали то ли Алеша, то ли Андрей. Рядом с крыльцом стояла массивная урна в псевдо-античном стиле, которую сюда приволокли явно от какого-то дома культуры, настолько чуждо она смотрелась в окружающей обстановке. И вот в нее то и «нырнул» мой сопалатник с выражением крайнего азарта на лице.

— Ты сбрендил что ли, в мусорке рыться? — спросил я.

— Смотри, что нашел! — он гордо продемонстрировал мне две картонные пачки от сигарет космос. Потом стряхнул прилипший к одной из ней окурок и взялся сосредоточенно потрошить крышку.

— Все еще не понял… — пробормотал я.

— Оо-о, везет! — простонал с верхней ступеньки лестницы Марчуков. Он выдул, наверное, стакана четыре молока, и с ним все было в порядке. Ну, если не считать надувшегося живота.

— Да что с этими пачками-то? — спросил я.

— Вот! Смотри! — Андрей-Алеша гордо продемонстрировал выдранный из крышечки картонный квадратик с цифрой 8 в середине.

— А второй? Второй? — Марчуков азартно подскочил к нему и попытался вырвать вторую пачку из рук.

— Руки убрал! Я первый нашел! — Андрей-Алеша спрятал пачку за спину.

— Да ладно, давай уже вскрывай, мне интересно! — Марчуков аж приплясывал от нетерпения.

Андрей-Алеша принялся потрошить вторую крышку, Марчуков чуть ли не носом ткнулся к картонные ошметки.

— Эх, пустая… — разочарованно протянули оба.

— Восьмерка у меня уже есть, — вздохнул Марчуков.

— И у меня, — тоже вздохнул Алеша-Андрей. — Надо сменяться с кем-нибудь.

— Да не, я слышал, что если собрать пятнадцать одинаковых номеров, то получишь пневматическое ружье, — сказал Марчуков. — Правда, не помню, за любой номер или какой-то конкретный.

— Я на велосипед собираю, — серьезным тоном сообщил Андрей-Алеша. — У меня «Орленок» и старый, цепь слетает почти все время. А родители новый покупать не хотят. «Кама» — моя мечта!

— А я хочу «Турист»! — радостно сообщил Марчуков.

— За «Космос» же «Каму» дают, — нахмурился Алеша-Андрей. — У моих знакомых из Куйбышева сын собрал всю комбинацию и ему привезли новенькую…

— Так можно получить «Каму», продать ее на барахолке и купить «Турист», — Марчуков мечтательно закатил глаза. — У меня есть уже девять номеров. Осталось всего шесть найти.

— А ты знаешь, что на самом деле номеров семнадцать? — Андрей-Алеша прищурился.

— Уо-о-о, как это? — разочарованно протянул Марчуков. Потом с надеждой добавил. — Свистишь?

— Не-а… — вздохнул Андрей-Алеша. — Говорят, что на сигаретном заводе кто-то выпустил слишком много номерных пачек, начальство сосчитало и решило, что столько велосипедов раздавать будет слишком жирно. И выпустило всего несколько пачек с еще двумя номерами. И теперь надо семнадцать, а не пятнадцать.

— Вот блин, — Марчуков насупился и с видом обиженного воробушка уселся рядом со мной на скамейку. — Буду тогда на пневматическое ружье собирать. У меня скопилось четыре семерки уже… А то мой отец перестал курить «Космос» и теперь курит «Стюардессу»…

— Говорят, что цифры еще и в других пачках можно найти, — неуверенно сказал Андрей-Алеша.

— «Стюардесса» мягкая, там нет картонной крышки, — с недетской горечью проговорил Марчуков.

Я завороженно слушал диалог парней и не знал, то ли плакать, то ли смеяться. Интересно, какой Вилли-Вонка запустил эту городскую легенду про пачки сигарет и призовой велосипед?

— А куда эти цифры надо потом отнести, чтобы велосипед получить? — спросил я.

Оба парня посмотрели на меня с явным недоумением.

— В смысле? — Марчуков наморщил лоб.

— Ну вот соберешь ты все пятнадцать или, там, семнадцать этих вот квадратиков, — я кивнул головой в сторону урны. — И что потом с ними делать? Не закопать же их на поле чудес надо, чтобы утром на дереве велосипед вырос.

— На завод надо ехать сигаретный, — уверенно заявил Алеша-Андрей.

— Так они разве там велосипеды делают? — напустился на него Марчуков.

— Там дадут бумагу, с которой потом нужно будет пойти в спорттовары и получить велосипед, — с то же непрошибаемой уверенностью заявил Андрей-Алеша.

— Нет, все совсем даже не так! — Марчуков упер руки в бока. — Надо отправить их по почте по адресу на пачке сигарет, и в ответ по почте пришлют велосипед.

Они заспорили, как правильнее полагается поступить, чтобы получить вожделенный приз, потом к ним присоединилось еще несколько ребят, каждый предлагал свою версию, так что даже моя, с полем чудес, оказалась не самой фантастической. Потом кто-то сказал, что на самом деле нужно собирать не отдельные квадратики, а целые пачки, потому что квадратики можно подделать, а потом я и вовсе потерялся в этой дискуссии и махнул на нее рукой.

Тем более, что по дороге к нам уже пылил старенький зилок. Блин, неужели нас сейчас опять отправят собирать дурацких жуков? Вроде же не должны? Мы же еще несовершеннолетние, нам не полагается работать больше определенного количества часов…

— Ну что, ребятишки, будем считать, кто победил? — Артур Георгиевич выбрался из машины, сжимая подмышкой что-то продолговатое, завернутое в несколько слоев старой газеты.

Наша палата набрала меньше всех жуков. У троицы с монетами «полосатиков» было едва-едва на донышке, да и остальные тоже не отличились в деле сбора насекомых вредителей. Но и палате Боди, несмотря на все ухищрения, приз тоже не достался. Переплюнуть девчонок ему не удалось.

А вот выяснить, какая из палат девчонок победила, оказалось не так просто. Так что воспитатель принял волевое решение и пообещал по дополнительному компоту всем девчонкам. А нам, как самым ленивым, завтра предстояло за весь отряд делать уборку отрядной территории. Пока остальные могут заниматься своими делами.

В лагерь нас вернули уже после полдника. Не сказать, чтобы я расстроился. Я был не уверен, что после деревенского гостеприимства и ужинать-то захочу… Хотелось двух вещей — сходить в душ и смыть с себя сантиметровый слой пыли, до сих пор горящие пятна от крапивы, укусов мошки и слепней и пот. Или никуда не ходить, а завалиться на кровать и пролежать так до послезавтра. Потому что горячая вода в нашем санблоке была по расписанию, которое я не помнил, значит, скорее всего, именно сейчас она холодная. Кроме того, сегодня не наш постирочно-помывочный день, значит там толкутся ребята из какого-то другого отряда. Правда, если вода холодная, то нет…

— Кирюха, а мы же идем доделывать газету? — подскочил ко мне Марчуков.

— А… Точно, — я вздохнул, стащил со спинки кровати полотенце и потащился к санблоку. Жарко же. Ничего страшного в холодном душе нет, даже наоборот, поможет взбодриться… Правда, больше мой гигиенический порыв никто не разделил, так что я пришел к душевой совершенно один.

Ну да, все так. После обеда горячая вода бывает только один раз в неделю, и это не сегодня. Зато никого не было.

Я стянул с себя пыльную одежду и прошлепал по коричневой плитке к лейке душа.

«Да ладно, не такая уж и холодная вода…» — мысленно бурчал я, выбивая зубами чечетку. По началу вода и правда была не особенно холодная, нагрелась в трубах. Но это блаженство быстро закончилось, и из жестяной лейки под потолком полился прямо-таки жидкий лед. Ага, понятно теперь, почему когда горячей воды нет, народ не особенно-то сюда стремится. Похоже, водоснабжение у лагеря артезианское, поэтому и вода такая ледяная.

Я выскочил из-под душа, намылил мочалку и принялся оттирать покусанную-обожженную кожу. Зато от вялости и усталости не осталось и следа. Так, сейчас надо собраться силами и запрыгнуть под душ еще раз, смыть мыло, и можно будет уже свой моцион заканчивать.

Ух…

Я закрутил барашек крана и несколько секунд постоял в гулкой тишине душевой. Редкие капли звонко падали на пол. Пальцы на ногах ломило от холода. Но на самом деле было круто. Прямо как заново родился.

По идее, холодный душ и всяческие там обливания — это отличная идея. И даже вроде как чертовски полезная для всего организма. Но в своей прошлой жизни я так и не смог себя заставить что-то такое практиковать, насчет нынешней же жизни тоже был полон некоторого скепсиса. Да, конечно, Кириллу Крамскому с его явно слабыми сосудами, такие процедуры должны быть очень полезны. Но вот сумею ли я себя заставить кроме дополнительной утренней зарядки с Цицероной еще и принимать ежедневный холодный душ?

Тут в душевой стало темнее. Чья-то фигура перегородила дверной проем. Я обернул бедра полотенцем и шагнул к выходу, в сторону постирочной. Хорошо, что успел ополоснуться, пока никого не было, все-таки здесь в лагере редкие моменты одиночества — это прямо-таки удивительная редкость…

— Привет, пацан, — хрипло сказал вошедший. — Извини, если напугал. Думал, тут никого нет. Мне тут это… простирнуть кое-чего надо.

Голос показался мне знакомым, но узнал я его не сразу. Только когда тусклый свет упал на его лицо. Ну да. Один глаз карий, другой серый. Это же тот самый «зомби» с другого берега реки. Заблудившийся тракторист.

— Воды горячей нет только, — сказал я, натягивая одежду.

— Да я как-нибудь так, — мужичок как-то бочком подошел к стопке тазов и взял верхний. Подставил его под кран. Потом повернулся ко мне. — Ты это… пацан… только не говори, что меня здесь видел, а?

— А вы кто? — спросил я. Интересненько… Похоже, наша столовская тетя Таня, или как там ее, нормально так этого мужичонку подкармливает. Он выглядел явно лучше, чем в тот раз, когда мы его встретили. Щеки выбриты не сказать, чтобы идеально, но уже не были заросшими пегой щетиной. Да и приодела она его тоже, как я посмотрю… Тогда он выглядел как стопроцентный бомж, а сейчас — как вполне благополучный такой замухрыжечный мужичонка при суровой жене. «Орел-мужчина!» — вспомнился тут же пластилиновый герой, которого жена послала в лес за елкой.

— Так я это… — его разные глаза забегали.

— Давайте так, дяденька, — я усмехнулся. — Вы мне расскажете, что здесь делаете и кто вы на самом деле такой, а я про вас никому не скажу.

— Ишь ты, борзый какой, — набычился мужичонка.

— Ну или я убегу сейчас и заору, что тут чужак какой-то на меня напал, — я пожал плечами и сделал два шага к двери. Даже если он сейчас молниеносно кинется ко мне, то все равно не успеет меня перехватить. Вряд ли он спецназовец или ниндзя, вообще ни разу не похож.

— Пацан, ну ты чего… — мужичок замер и как будто стал еще ниже ростом. — Ты это… того… этого…

— Дяденька, да я сам не хочу орать и звать сюда кого-нибудь, — я развел руками. — Мне просто интересно, правда.

— Да чего тут интересного-то… — пробурчал он, пряча взгляд. — Ничего тут интересного и нету вовсе.

— Ну тогда я заору, — я подавил смешок. — Так что давай, жги глаголом, дядя. Ну, в смысле, жгите.

— Чего? — протянул «зомби».

— Дяденька, мне вообще-то надо стенгазету идти делать, — сказал я, сделав еще шаг к двери. — Так что давайте как-то быстрее решайтесь. Поболтаем или участкового вызовем?

— Да тихо ты, тихо… — он примирительно выставил ладони и бочком двинулся в сторону стены. На знаю зачем. Вода перелилась через край таза и полилась на пол. — Я это… тракторист, в общем. В Делижановке. Был. Там колхоз «Луч октября», знаешь?

Я кивнул. Не знал, конечно, но, в общем-то, до названий деревень мне особенно дела не было. Скорее было любопытно, что это такое произошло с человеком, если он теперь нелегально в пионерлагере прячется.

— Ну и мы это… в общем… — он-таки сфокусировал внимание на перелившейся через край воде, которая как раз дотекла до его стоптанных ботинок. Шагнул в сторону таза и стал спешно закручивать барашек. — Выпили… немного. И поехали кататься. А возле Лежи, это речка такая, знаешь? Там на взгорке есть место такое коварное, где раньше была дорога, а потом берег осыпался… А я трезвый вродь как помнил всегда про это, а пьяный — забыл. И передними колесами на обрывчик и въехал. Из трактора я выскочить успел, а он вниз весь и ухнул. А там под обрывом омут глубоченный. И его вместе с крышей-то и скрыло. Ну я, это… даже протрезвел сразу. Что делать-то теперь, думаю? Ну и тут кум мой говорит, что надыть к председателю колхоза на поклон идти. Ну мы это… И пошли…

Мужик с лица как-то сник, рукой в воде поболтал. Шмыгнул носом. поддёрнул штаны. Великоваты, висят на заднице пузырем, подпоясаны дерматиновым ремешком с пряжкой с пионерской звездой. Ремень от парадной пионерской формы. Футболка поношенная, но чистенькая. Заштопана в паре мест, аккуратные такие стежки. Блин, не могу никак к этому привыкнуть. Здесь в СССР реально все штопают, даже носки. И даже приспособа для этого есть специальная, в виде грибочка. У девчонок много раз видел. Я как-то привык в прошлой жизни, что если носки порвались, их можно просто выкинуть в мусор…

Снова посмотрел на мужика. Похоже, все-таки, правда не зек. Слишком трусоватый какой-то. С другой стороны, почему-то же он прячется…

— А дальше что случилось? — спросил я.