Его разбудил дождь – надоедливый, нудный, осенний – и сильный порыв ветра с моря, сотрясавший оконные рамы. Он с трудом пробудился и еще в объятиях то ли грез, то ли воспоминаний смотрел, скосив глаза, на потоки воды, струившиеся по стеклам.
В такие минуты он помнил происшедшее наиболее ясно, оно возвращалось к нему в разрозненных, но ярких образах… Элзи, благополучно устроившаяся в Англии вместе с сыном, вдруг превращалась в высокую древнегреческую жрицу, выполнявшую давний обет… Распластавшийся на бетоне Скорпион, его лицо розовело в отблесках пожара… И яростный треск и гул пожиравшего виллу пламени.
Джордж выскользнул из постели, подошел к окну, оглядел море, что пенилось под ветром внизу у скал, пальмы, чьи похожие на корзины верхушки сильно раскачивались, длинные песчаные змейки, гонимые ветром по пляжу, трепещущие красно-желтые навесы, надутые, словно паруса. Огромный вал с ревом ударился о скалу, вздыбился вверх, поднял здоровенную шапку пены, закрывшую, казалось, весь мир.
Позади Джорджа раздался голос Николя:
– Что ты там делаешь?
– Гляжу на шторм. Если он вскоре не прекратится, нашему отелю придется стать на якоря.
– Который час? – Голос у нее был сонный.
– Пять утра.
– О, Боже…
Он, не поворачиваясь, улыбнулся. Услышал, как она заворочалась в постели. Потом спросила:
– Ты всегда встаешь в пять и начинаешь слоняться по комнате?
– Ты к этому быстро привыкнешь. Она сонно сказала:
– Ложись обратно. Да взгляни на свои плечи. Они сгорели ко всем чертям. Смажь их чем-нибудь.
– Я? Разве это не твое дело? Ты забываешь о своих обязанностях.
Николя улыбнулась ему и, выпростав из-под одеяла руку и плечо, маняще похлопала по смятой постели рядом с собой и спросила:
– Неужели?
Джордж лег рядом, прижал ее к себе, и под шум ветра за окном сказал, желая поддразнить ее:
– Самое время встать и прогуляться под дождем… Она в отчаянии закатила глаза.
– Почему никто не предупредил меня… Он прервал ее поцелуем.