Письма Скорпиона

Глава 5

Прошел час после обеда, когда уехал «Мерседес»; она поработала еще минут десять, потом' прибрала на столе, заперев за собой дверь, прошла на кухню по коридору вдоль западной стены здания. Лодель оставил там все как обычно, в идеальном порядке. Несмотря на твердый характер, в нем было что-то от женщины. На кухне он чувствовал себя, пожалуй, счастливее, чем в любой другой комнате виллы. Готовя пищу, он, очевидно, мнил себя хозяином положения. «Когда-то, – подумала Мария, – я чуть не влюбилась в него, но потом чувство понемногу заглохло. И в этом Лодель не был виноват, мне просто не дано никого полюбить». Возможно, так получалось потому, что с каждым новым мужчиной желанное отступало все дальше.

Налив стакан холодного апельсинового сока, она поднялась к себе. Выложенную красной плиткой террасу за окном заливало солнце, а ветра не было совсем – бессильно обвисли даже фестончатые края навеса. Мария скинула платье и лифчик, набросила тонкий шелковый халат, постояла немного, потягивая сок и чувствуя, как тело овевает горячим воздухом, потом легла, каждой клеточкой ощущая сладостное погружение в сон и негу.

Она слышала, как вошел в комнату Джан, но глаз не открыла. Он сел подле нее на постель и тронул ее губы своими. Положил руку ей на живот: пальцы у него были прохладные.

– Куда уехал Лодель? – спросил он. Его рука двинулась вверх, охватила грудь Марии.

– В банк. В Сен-Тропе.

– Это правда, что мы завтра уезжаем?

– Да, – ответила она. Барди покинул виллу еще вчера, в аэропорт его отвез Джан.

Рука Джана обняла шею Марии, кончиком пальца он погладил ее по подбородку.

– Будь у меня деньги, – сказал Джан, – и Лодель с Барди поехали бы в одну сторону, а мы в другую.

– Да, будь у тебя деньги… – повторила Мария.

– Настоящие деньги. – Джан рассмеялся и, отняв руку, спросил: – А где их взять, настоящие деньги?

– Кое-кому это удается.

– Да, Барди например. – Он опять рассмеялся и вернул руку на шею Марии. – Может, спросить, откуда он их раздобыл?.. А если бы у меня они были, ты бы со мной уехала?

Мария открыла глаза и увидела, как Джан склонился над ней. Она кивнула. Он нежно поцеловал ее и пообещал:

– Рано или поздно я все устрою. Возможно, это будет нескоро. Но когда-нибудь – обязательно. Ты подождешь?

Мария снова кивнула и с улыбкой ответила:

– Денег – да… возможности уехать с тобой – тоже… но не всего остального… Джан… – Она закрыла глаза и ощутила, как он лег рядом, и вдруг забыла обо всем, кроме его близости и страсти, которая разгоралась в теле.

Джордж нашел подходящее для наблюдений место к югу от холма, на склоне которого стояла вилла. Он лежал под соснами с десяти утра, скрытый беспорядочными ветвями земляничного дерева и зарослями кактуса с напоминавшими усеянные колючками сабли листьями. Терпение его пока что не иссякло. Они с Николя выехали из Сен-Тропе рано утром на катере и под прикрытием скал добрались до мыса Телла, на котором Николя его высадила. Уговор был прост. Николя могла проводить время как угодно – на катере была еда, питье, удочки, интересная книга, но через каждые три часа она должна была возвращаться туда, где Джордж сошел на берег.

Утром Константайн ничего особенного на вилле не заметил. Стоявший у ее дальнего конца «Мерседес» вымыл паренек с волосами медного цвета. Однажды к нему с подносом в руках подошел высокий темноволосый мужчина в белом фартуке, надетом поверх темных брюк. Джордж видел, как они выпили вместе, и убедился, что вчера в «Мерседесе» ехали именно они. Потом на вилле все замерло до после обеда, когда медноволосый вывел «Мерседес» к парадному крыльцу. Затем из дома вышел высокий, сел за руль и уехал, а парень еще полчаса поливал из шланга клумбы возле дома. Джордж подумал, что этим ему лучше было бы заняться под вечер, когда прохладнее. Потом медноволосый отправился в дом и явно устроил себе послеобеденный отдых, заработанный без особого труда.

Близилось четыре пополудни, и Джордж уже начал подумывать, что раньше утра на виллу проникнуть не удастся, как вдруг рыжеволосый появился на террасе, одетый в красные плавки и с полотенцем под мышкой. Он спустился по ступенькам, вышел из-под навеса на солнце, потянулся и двинулся по тропинке к морю. Джордж следил за ним, пока он не скрылся за поворотом тропинки. И Константайн решил: уж если пытаться проникнуть на виллу сегодня, то самое подходящее время настало.

Петляя меж сосен, он поднялся на холм, потом быстро прошел вдоль склона к вилле, стараясь не ступать на сухие ветви. Так он добрался до маленькой зеленой двери в боковой стене здания. За дверью оказался проход в кухню, сверкавшую чистотой. За кухней находился коридор с двумя дверями. Одна вела в туалет с ванной, выложенной черным кафелем с серебряными дельфинами. Другая оказалась запертой, и Джордж решил пока оставить ее в покое. Он миновал занавешенную портьерой арку в конце коридора и очутился в огромном, выложенном сине-белой плиткой зале, что располагался вдоль всего здания. Справа была дверь в другую комнату. Джордж осторожно повернул ручку, приоткрыл створку и прислушался. Из комнаты не доносилось ни звука. Константайн вошел. Он увидел письменный стол, покрытый золотистой кожей, пару кресел в тон ему, а за ними – вделанный в стену сейф.

Джордж приблизился к столу и начал выдвигать ящики один за другим. По большей части они пустовали. Только в одном лежала коллекция морских раковин и причудливых камушков, да несколько коробок с патронами двадцать второго калибра – в другом. Ни бумаги, ни конвертов в письменном столе не было. Тогда Джордж вынул отобранные у Фрагонара ключи и попробовал отпереть сейф. К его удивлению, один из них к старомодному замку подошел. Но в сейфе не оказалось ничего, кроме засохшей бабочки.

Джордж вернулся в зал, обошел диван и приоткрыл дверь позади него. Она вела по всему судя в спальню мужчины. Константайн быстро обыскал ее. Висевшие в гардеробе костюмы и рубашки были сшиты на заказ, но что удивительно – ярлычков с фамилией портного на них не оказалось. Словом, по содержимому спальни определить имя хозяина было невозможно. Да и само это содержимое легко могло вместиться в один большой чемодан.

Не выпуская из рук ключей Эрнста, Константайн вернулся к арке, чтобы отпереть вторую дверь в коридоре. Но едва он собрался отдернуть портьеру, как за спиной раздался голос:

– Медленно повернитесь, не сходя с места.

Часть стенной обивки у двери в спальню была сдвинута, за ней просматривалась лестница на второй этаж. Сейчас на нижней ступеньке ее стояла женщина. Одной рукой она придерживала обивку, а в другой сжимала направленный на Джорджа пистолет. Волосы у нее были спутаны, глаза припухли от сна. Она, видимо, спешно накинула шелковый халат, перехватила его поясом и спустилась вниз, даже не обувшись. Ногти на пальцах ее ног сияли красным лаком.

Джордж улыбнулся, но с места решил не сходить, и, так же старательно выговаривая слова, как только что сделала женщина, сказал по-английски:

– По пути на маяк у меня кончился бензин. И я зашел к вам, чтобы занять немного бензина, ясно?

Сначала Джорджу показалось, что женщина его не поняла. Совершенно бесстрастно оглядела она его с головы до ног. У нее было изумительное лицо – волевое и прекрасно вылепленное.

Наконец она шагнула к Джорджу и на хорошем английском спросила:

– Зачем вам ключи, если вы пришли только за бензином?

Джордж опустил взгляд на свою левую руку. В ней были ключи Эрнста, которыми он собирался отпирать дверь в коридоре.

– Это ключи от машины и прочего, – нашелся он. – У меня карман дырявый, поэтому приходится носить их в руках.

Женщина, не обратив внимания на ответ, приказала:

– Садитесь туда. – Левой рукой, отпустив обивку, она указала на диван и добавила: – Только не спешите.

– Послушайте, – начал было Джордж, – вы все неправильно истолковали и…

На сей раз она молча двинула правой рукой, вскинув пистолет. Джордж медленно прошел к дивану, повернулся боком, собираясь сесть… И вдруг выбросил вперед правую руку, схватил подушку, собираясь швырнуть ее в женщину, но не успели пальцы Джорджа сомкнуться на подушке, как раздался выстрел. Пуля попала в гнутую деревянную окантовку дивана в футе от головы Джорджа, толстая щепка со свистом пронеслась у самой его щеки. Он быстро сел. А женщина впервые улыбнулась. Улыбка была зловещей и обескуражила Джорджа.

– И впредь без фокусов, – предупредила женщина. – В другой раз я пущу пулю вам в ногу.

– Вы хорошо говорите по-английски, – отозвался Константайн. – И стреляете неплохо. – Он перевел взгляд на расщепленную окантовку и подумал: «Мадемуазель Гюнтэм потребует за ущерб не меньше пятидесяти франков».

Женщина ничего не ответила. Держа Джорджа по-прежнему на мушке, она отступила к стене рядом с дверью в комнату с письменным столом. Подойдя к ней вплотную, она завела руку за спину. Где-то вдалеке трижды прозвенел звонок. «Видимо, медноволосому придется прервать купание», – догадался Джордж.

Вновь выйдя на середину комнаты, женщина смотрела на Джорджа холодным взглядом и вдруг приказала:

– Расстегните рубашку.

– Послушайте, – запротестовал было Джордж, – вы что, хотите, чтобы я тут стриптиз устроил? Мне нужно было лишь немного бензина…

– Распахните рубашку, – жестко потребовала она. – И пошире.

Джордж медленно расстегнул пуговицы и обнажил загорелую грудь. Женщина приблизилась к нему на три шага, сосредоточенно его разглядывая. Поперек ребер с левой стороны груди Константайна шел шрам, который никогда не покрывался загаром.

И вдруг с лестницы раздался возглас:

– Мария!

Не отворачиваясь от Джорджа, она крикнула по-французски:

– Сюда, Джан!

Джан – это был медноволосый парень – взбежал по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки, и показался на террасе. Увидев Джорджа, он остолбенел. По плечам у него струился пот. Очевидно, три звонка служили сигналом чрезвычайного происшествия.

Джан вошел в зал и что-то очень быстро сказал Марии по-итальянски. Этого языка Джордж не понимал. Мария ответила тоже на итальянском, и Джан, с любопытством взглянув на Джорджа, исчез за портьерой. Но уже через полминуты он вернулся с двумя кусками веревки в руках.

– Встаньте, – приказала Мария.

Джордж подчинился. Он уже привык ей повиноваться, даже мрачно пошутил про себя: «У меня, как у собак Павлова, быстро вырабатываются условные рефлексы».

– Повернитесь.

Джордж встал лицом к дивану, услышал, как приблизился Джан; ухватив Константайна за руки, он начал связывать их у него за спиной. Джордж поразмыслил, не начать ли наступление, пользуясь Джаном как щитом. Но тут же отбросил эту нелепую мысль.

Джан связал ему запястья, потом лодыжки, повернул боком и подтолкнул, так что Константайн с размаху плюхнулся на диван.

Мария проговорила по-итальянски что-то еще, перебросила пистолет Джану, быстро пересекла комнату и исчезла за портьерой.

Джордж оглядел Джана. Тот был высоким, отлично сложенным молодым человеком, широкоплечим, узкобедрым, коричневым от загара, как каштан, с довольно приятным лицом и достаточно умными глазами. Словом, Джордж решил побеседовать с ним.

– Вы говорите по-английски или по-французски? – спросил он.

Джан кивнул, присел на журнальный столик, положил пистолет подле себя и вынул из нефритовой шкатулки сигарету.

– К чему все это? – продолжил Джордж. – Шутка, по-моему, затянулась.

Джан пожал плечами и не спеша выпустил струйку сигаретного дыма. За окном по-прежнему безмятежно стрекотали цикады, вдоль петуний на террасе порхали две бабочки, на дороге купались в пыли и сердито цвиркали друг на друга воробьи… Джорджу ни с того ни с сего вспомнился Уилер, которого скинули с поезда. «Джан, – подумал он, – в те времена был совсем ребенком».

– Чем занята Мария? Выясняет по телефону, что делать со мной? – спросил он.

Джан вновь пожал плечами. Его поведение начинало раздражать Джорджа, и он с неподдельной злостью сказал:

– Ну ладно, не хочешь, черт возьми, говорить – и не надо.

Джан, поигрывая пистолетом, улыбнулся, соскользнул со стола в кресло и вытянул ноги.

– Будь здесь твой босс, ты бы так не куражился, – заметил ему Джордж.

Джан поразмыслил над его словами и вдруг спросил:

– Вы из Лондона?

– Возможно.

Джан приблизился к дивану, остановился на безопасном от Джорджа расстоянии и, зорко оглядев его с ног до головы, сказал:

– На вас хорошая рубашка, отличные брюки, дорогие часы. Вы богаты?

– На жизнь хватает.

– Ну пожалуйста, скажите, что вы богаты.

– Нет. Не богат.

– Черт побери, – буркнул Джан по-французски и вернулся на прежнее место.

– Почему?

Джан подбросил пистолет и ловко поймал его.

– Я дожидаюсь богача, – ответил он.

– И зачем он тебе?

Джан улыбнулся и закатил глаза.

– Чтобы подзаработать денег, зачем же еще? – Наивность Джорджа, казалось, даже обидела Джана.

– Сколько же тебе надо?

Подумав немного, Джан ответил по-французски:

– Восемь тысяч франков.

– Немало.

– Да, немало. – Джан мечтательно кивнул и спросил: – У вас есть такие деньги?

– А если есть, тогда что?

– Тогда я отпущу вас.

– И только?

– Вам этого мало? – Парень усмехнулся. – Ведь вы даже не знаете, что ждет вас.

– Догадываюсь, – ответил Джордж. – Но даже будь у меня деньги, я бы потребовал у тебя больше, чем просто свободу.

– Чего именно?

– Ответить на некоторые вопросы.

– Не люблю отчитываться.

– А ты попробуй.

Джан поразмыслил немного, потом покачал головой и сказал:

– Денег у вас нет. Тогда не будет и ответов, черт возьми.

И он замолк на добрых пятнадцать минут. Сидел и курил, не обращая на Джорджа внимания. Наконец где-то под потолком зазвенел колокольчик, а издалека донесся шум автомобиля.

Джан поднялся с кресла и встал у стола.

За окнами промелькнул «Мерседес», и вскоре в комнату вошел тот темноволосый мужчина, которого утром Джордж видел в бинокль. Он перебросился несколькими фразами с Джаном и ушел на второй этаж. Джан и Джордж вновь остались одни. Но теперь Джан был уже не тот. Он молча, в задумчивости, стоял спиной к террасе, потирая пальцами подбородок. Сверху слышались голоса, звуки шагов. Казалось, там кто-то спорил, даже ссорился. И, как понимал Константайн, происходило это из-за него.

Минут через десять темноволосый спустился в зал. За ним шла Мария. Она надела белое платье, привела в порядок волосы, однако хмурилась и выглядела раздраженной, словно проиграла спор. Кивнув Джану и отобрав у него пистолет, после чего Джан скрылся за портьерой, темноволосый подошел к дивану и, тоненько насвистывая, в упор посмотрел на Джорджа. И вдруг взгляд его стал ледяным. Сжав правую руку в кулак, он ударил Джорджа по лицу, чуть не распоров перстнем щеку. Константайна бросило спиной на окантовку дивана.

– Лодель! – гулко разнесся по залу окрик Марии. Но Лодель на него внимания не обратил. Лишь отступил на шаг, дал Джорджу время опомниться от удара и спросил:

– Кто вы такой?

– Неужели нельзя было просто спросить, а кулаки поберечь? – ответил Джордж, едва сдерживая ярость: первый раз в жизни он не мог дать сдачи обидчику.

– Кто вы такой? – повторил Лодель.

Джордж, пытаясь сесть, вцепился в жесткие подушки дивана, но вдруг резко оттолкнулся, распрямил согнутые в коленях ноги и ударил темноволосого в пах. Лодель грохнулся навзничь, спиной въехал в журнальный стол, но тут же вскочил, не выпуская пистолета из рук и не давая Джорджу преимущества ни на секунду. Он встал, тяжело дыша, и если ему и было больно, то боль он сумел спрятать так глубоко, что ее невозможно было заметить. За спиной у него негромко рассмеялась Мария.

Джордж локтями помог себе поудобнее сесть и сказал:

– Теперь мы квиты. Итак, что вас интересует?

Поначалу казалось, Лодель снова набросится на Джорджа – он даже рванулся было к дивану, но пересилил себя. И в третий раз повторил:

– Кто вы такой?

– Конвей Джордж.

– Что вы здесь делаете?

– У меня кончился бен…

– Бросьте лгать, – перебил Лодель на хорошем английском. – Зачем вы приехали сюда?

– Не очень-то любезно вы встречаете гостей. Я разыскиваю одну женщину. Миссис Элзи Лонго, в девичестве Пиннок. Когда-то она жила на этой вилле.

– Зачем вам эта женщина?

– Ее ищет мать. Она уже много лет ничего не знает о судьбе дочери.

– Я вам не верю. На кого вы работаете на самом деле?

– На мать Элзи Лонго.

– Нет. – Лодель покачал головой. – Будь это правдой, вы бы пришли сюда не как вор. Итак, на кого вы работаете?

Джордж тоже покачал головой.

– Вас нелегко убедить.

– Скажите, кто ваш хозяин, и с вами ничего не случится. Но если начнете упрямиться… – Лодель пожал плечами.

Джордж сделал головой отрицательный жест, ожидая нового удара. Но удара не последовало. Лодель просто сказал:

– Подумайте хорошенько. И если не заговорите, завтра на берегу найдут ваш труп.

Потом он обошел диван, остановился у Джорджа за спиной и, ухватив его за шею, умело сжал ее и в нужную минуту бросил Константайна боком на диван. Уходя, он напомнил:

– Так что подумайте.

Эти слова Джордж слышал, уже погружаясь в красный туман, однако он успел заметить, что в зал входил в эту минуту кто-то еще. Через некоторое время, когда Джордж пришел в себя, он увидел, что в зале, кроме него, был один только Джан, которого, видимо, оставили как охранника.

Уже начинало смеркаться, когда Лодель вернулся. Он поговорил о чем-то по-итальянски с Джаном, и тот развязал Джорджу ноги.

Тычком Константайну приказали подняться, направили к террасе. Его заставили спуститься по лестнице, толкнули к тропинке, которая вела к морю по склону. Джордж подумал, не устроить ли сидячую забастовку, но решил, что это приведет только к одному – врежут хорошенько по голове рукоятью пистолета.

Спустились к самой воде, взошли на плоский валун. Пока Лодель сталкивал ялик в воду, Джан стоял у Джорджа за спиной с пистолетом в руках. Потом Лодель запрыгнул в лодку и опустил подвесной мотор. Подняв голову, он жестом велел Джорджу забираться в ялик. Ему указали сесть на среднюю скамейку, и Лодель сказал:

– Если вы все-таки хотите ответить на мой вопрос, можно вернуться в дом. Еще не поздно.

Джордж покачал головой. Джан прошел в носовую часть ялика.

– Не пытайтесь выпрыгнуть за борт, – предупредил Лодель, – а то получите несколько пуль, чтобы утонуть побыстрее.

Он завел мотор, вывел ялик с крошечной пристани и в сиреневых сумерках направил его к скале с возвышающимся маяком. Они держались поближе к берегу. Солнце уже зашло, и с моря тянуло холодом. Один луч маяка безуспешно пытался пробить сгущавшуюся тьму.

«Экие чистоплюи, – думал Джордж. – Боятся запятнать кровью дорожку перед виллой. Наверно, меня везут на пляж Пампелон. В его дюнах, ограниченных с суши зарослями бамбука, тянущимися на несколько миль, в такой час в июне уже никого нет». Джордж попытался ослабить веревки на руках, но из этого ничего не вышло. Джан, очевидно, заметил его ухищрения, потому что предостерегающе постучал Джорджу пистолетом по спине.

К ночи ветер окреп, море волновалось, на подножье скалы с маяком накатывали один за другим белые бурунчики.

Джордж оказался прав – его везли на пляж Пампелон. Ялик по-прежнему держался берега – Константайн различал даже пену прибоя. Пройдя вдоль побережья с четверть мили, чтобы миновать, как догадался Джордж, несколько летних домиков, стоящих недалеко от маяка, – ялик повернул к берегу и вскоре врезался в песок. Джан выпрыгнул на сушу и, когда набежала новая волна, продвинул ялик вперед.

Лодель жестом приказал Джорджу выходить. Он повиновался и сразу же оказался по щиколотки в воде. Через несколько секунд ялик вытащили на сушу полностью, а Джорджа вывели на песчаный холм, заставили перейти через его гребень и пересечь вброд узкий ручей, за которым начинались заросли бамбука, где на тысячу ладов пел ветер. Пройдя по тропинке метров пять, они оказались на поросшей кустарником песчаной площадке, со всех сторон окруженной рядами высоких, похожих на перья фантастически гигантской птицы, растений, тревожно шелестящих под ветром.

Лодель грубо развернул Джорджа лицом к себе. Перед Константайном на миг мелькнуло молодое лицо Джана, неясное в свете звезд. Взгляд Джана был устремлен на Джорджа.

– На кого вы работаете? – повторил свой вопрос Лодель ровным, бесстрастным голосом.

– Полагаю, вы попусту теряете время, – ответил Джордж.

И началось. В лицо Коистантайну врезался кулак. Удар был нанесен со знанием дела, с красивой точностью, и Джордж упал бы навзничь, не поддержи его стоявший сзади Джан.

– Меня не интересует твоя болтовня, – сказал Лодель и снова ударил Джорджа кулаком, на этот раз чуть выше сердца. Джану вновь пришлось поддерживать Константайна.

Лодель нанес еще один удар, и ночь вокруг Джорджа стала как бы сгущаться. Джан не смог его удержать. Джорджа уже не били, а пинали. Вскоре сплошная чернота закрыла его сознание, словно бы он соскользнул в туннель с шершавым дном и вот теперь летит по нему все быстрее и быстрее, тело его моталось из стороны в сторону, ударяясь о стенки. И вдруг путешествие по туннелю прервалось. Джордж вывалился наружу, стукнулся обо что-то, остановился и неожиданно увидел все с пронизывающей болью и ясностью.

Над ним склонялись двое мужчин.

Потом раздались слова: «Пора кончать его. Мы только теряем время». Это сказал Джан, и в голосе его прозвучала скука – словно представление, которое он так жаждал видеть, оказалось совсем не интересным.

Затем пронзенные острыми звездами небеса заслонила рука, державшая что-то черное и уродливое. Прозвучал выстрел, за ним еще два и немного погодя два других. Джордж лежал на песке и, теряя сознание, зачем-то считал их. Наконец раздался шестой выстрел, и Джордж полностью отключился.

Константайн пришел в себя и долго не мог понять, сколько прошло времени и что с ним происходит – события разворачивались как в каком-то идиотском фильме, сосредоточиться и вникнуть в смысл которого никак не удавалось, и это злило его.

Джорджа куда-то тащили. Ноги заливало водой. А женский голос кричал, проклиная Джорджа с отчаянием. Почему-то пахло духами «Мисс Диор». Потом вода залила Константайна с ног до головы, так что даже раны на голове заныли от морской соли, и снова были ругательства, и затем очень долго после них Джордж слышал лишь звук работающего мотора. Это был лучший эпизод фильма, и Константайн пожалел, когда он кончился. А кончился он опять криками: какой-то француз кричал что-то о своем катере. Потом голос переменился, в нем вдруг зазвучали сочувственные, почти отеческие нотки, и Джордж догадался, что его ведут, поддерживая под локти.

Проснулся он в три часа ночи. Время он определил точно: открыв глаза, он, благо в комнате горел свет, первым делом машинально взглянул на свои часы. Стекло на них треснуло, но секундная стрелка уверенно двигалась.

Оказалось, он лежит в постели у себя в номере, а свет исходит от ночника на туалетном столике. Все тело одеревенело настолько, что, казалось, пошевелись он, и оно треснет. У изножья кровати стояла Николя в халате. Увидев, что Константайн проснулся, она бросилась к нему.

– Джордж, Джордж… – лепетала она. – Господи, я уж думала, ты никогда не очнешься.

К удивлению Джорджа, Николя нагнулась, положила руки ему на виски и поцеловала в окаменевшее от синяков лицо.

Он прикрыл глаза, расслабился и сказал:

– Вот это мне нравится. А теперь расскажи, что случилось.

– Не сейчас, – ответила Николя и отняла руки. Джордж посмотрел на нее, попытался улыбнуться – ему показалось при этом, что мускулы его лица такие хрупкие, словно сделаны из сахарной ваты, – и попросил:

– Не мешало бы выпить.

– Я уже и так влила в тебя немало коньяку.

– Тогда налей еще рюмочку. Может, хоть она отложится у меня в памяти.

Николя принесла коньяк, села на кровать и помогла Джорджу выпить, приподняв его за плечи. Спиртное возымело действие – мускулы лица перестали казаться хрупкими, зато синяков и болячек как будто прибавилось.

– Что это за тип спорил с тобой? – спросил Джордж.

– Владелец лодки. Увидев, что мы плаваем на ней ночью, он пришел в ярость. Но потом успокоился и даже помог привести тебя сюда.

– А выстрелы? Черт! – Константайн даже приподнялся. – Неужели это стреляла ты?

– Да. Из пистолета матери. Успокойся. – Николя подтолкнула Джорджа обратно на подушки. От слабости он даже закрыл глаза.

– Значит, ты и патроны прихватила?

– Да, я подумала, они могут пригодиться.

– Подстрелила кого-нибудь?

– Одного, кажется. Он вскрикнул. Впрочем, толком я не разобрала. А теперь забудь обо всем до утра. Как ты думаешь, кости у тебя целы?

Он устало кивнул.

– Со мной все будет в порядке. Во время игры в регби бывало и похуже.

– Ну, тогда спи.

Джордж и в самом деле задремал. А когда открыл глаза, Николя все так же сидела в кресле у туалетного столика, положив ноги на стул и накрыв их одеялом.

– Ты же спать собирался? – забеспокоилась она. Он улыбнулся – теперь это удалось ему лучше – и спросил:

– Как ты умудрилась скрыть пистолет от таможенников?

– Сунула в сумочку.

– О, Господи…

За окном шел дождь. Июньский, ровный, он падал отвесно и нравился Франсуа Лаборду не меньше солнечного света. Ведь дождь позволял по-новому взглянуть на знакомые вещи. Вот и теперь прекрасно известная Лаборду улица за окном вдруг показалась совершенно неузнаваемой. Капризная мысль связала блестевшие от влаги стены высоких домов с отвесными скалами северного побережья полуострова Киберон. Он родился там и мечтал в один прекрасный день туда вернуться. К блинчикам со свежими сардинами. К блинчикам с ар-маньяком. От этих мыслей Франсуа захотелось есть, а ведь завтракал он совсем недавно. Ему снова вспомнились высоченные скалы, о которые бьются могучие волны, и прямой-прямой дождь без ветра, дождь, от которого скалы становятся похожи на мраморные.

Вошла Доротея, поприветствовала Лаборда традиционным «бонжур». Он неохотно отошел от окна, сел за стол и неприязненно смотрел, как она кладет на стол лист бумаги. Будь его воля, он никогда не нанял бы ее в секретарши. Хотя с профессиональной точки зрения к ней не придерешься – идеальная работница. Но секретарша и смотреться должна на уровне. Если, конечно, Доротею раздеть, фигура у нее окажется неплохая, но вот лицо… столь заурядное, что лучше б уж оно было безобразным. Лаборд взял себе за правило: глядеть на Доротею раза два в году, не чаще, и видел всегда одно и то же – белую блузку, ужасные картонные нарукавники, серую юбку, скромные туфли и никаких чувств в глазах за толстыми стеклами очков.

– У нас неприятности, – произнесла Доротея. – Вчера ночью мне звонил Лодель. Я все записала. – Она кивнула на бумагу.

«Джордж Конвей приезжал в Сен-Тропе, – прочитал Лаборд. – Его застали на вилле «Горные сосны». Справлялся об Элзи Лонго. Имя работодателя назвать отказался. К сожалению, убеждение на него не подействовало, и его решили убрать, однако помешала сообщница. Почему о ней не сообщили? Виллу пришлось покинуть».

Поразмыслив немного, Лаборд спросил:

– Где Барди?

– В Швейцарии.

– Надо сообщить ему обо всем.

– Это сделает Лодель.

– И вы тоже. Зачем эти остолопы вздумали его убивать?

– Оставшись без Барди, Лодель, очевидно, растерялся.

– Барди происшедшее не понравится.

Лаборд поднял глаза к потолку, нахмурился и продолжил:

– Откуда я, черт побери, мог знать, что Конвей поедет в Сен-Тропе?

– Верно, не могли, – откликнулась Доротея. – Но сейчас главное в другом: предаст ли Конвей огласке случившееся с ним на вилле.

– Только если он готов обратиться в полицию. Но даже если он и разболтает обо всем, ему это не поможет. – Лаборд угрюмо усмехнулся. – Этот Конвей времени даром не терял. Обнаружив его на вилле, ее обитатели, наверно, обмерли. Интересно, как он на нее вышел?

Дороти промолчала.

В то утро Джордж пробудился в восемь часов. Николя в номере уже не было. Сознание Джорджа совершенно прояснилось, и мысль о том, что нельзя терять ни минуты, подбросила Константайна в постели. Но, став на ковер, он тут же скорчился и покачнулся, ощутив себя чуть ли не семидесятилетним стариком и сильно сомневаясь, удастся ли ему распрямиться. Он с трудом проковылял в ванную и принял душ. Под струями воды вновь заныли ссадины, но одеревеневшие мышцы мало-помалу расслабились. Джордж уже увереннее вернулся в спальню и оделся. Посмотрел в зеркало и не узнал себя – разбитое лицо напоминало неудачный газетный снимок боксера-тяжеловеса, тщетно пытающегося понять, что с ним стряслось в десятом раунде.

Когда Джордж надевал пиджак, в номер вошла Николя.

– Итак, я все испортил, верно? – мрачно пробурчал Константайн. – Ввалился к ним как слон в посудную лавку. Меня бы надо выпороть за то, что я разучился думать.

– Не знаю. Ведь дело могло обернуться по-другому.

– Главное теперь – решить, что предпринять.

– А я уже кое-что сделала. Дважды позвонила на виллу сегодня утром. Никто не берет трубку. По-моему, оттуда все сбежали. Но перед тем как что-либо предпринимать, нам надо в этом убедиться.

– Нам? Да теперь я тебя к вилле и близко не подпущу. Ведь те двое убили бы меня глазом не моргнув. Об их хладнокровии мне до сих пор вспоминать жутко.

– Неужели ты опять хочешь вернуться к спору о том, быть мне с тобой или нет?

– Хочу. По-моему, тебе надо возвратиться в Лондон. А я, пожалуй, посоветуюсь с Сайнатом и послушаю, что скажет он.

– Но сначала тебе все равно необходимо узнать, не остался ли кто на вилле. Возможно, трубку не снимали потому, что все ушли спозаранку купаться. Хотя, могу поклясться, вилла пуста. А насчет моего отъезда в Лондон замечу – если бы не я, тебя бы вчера убили. Впрочем, – Николя посерьезнела, – твое беспокойство я разделяю. Ведь теперь мы знаем, с какими мерзавцами столкнулись. С ними надо держать ухо востро.

– Пуганая ворона куста боится. Но к вилле ты все равно не подходи. А когда мы узнаем, уехали ее обитатели или нет… тогда и поговорим о твоем возвращении в Лондон.

– Нет смысла. Теперь я не выйду из игры ни за что. Но сегодня буду паинькой и подожду в Раматюэле, пока ты осматриваешь виллу. Пойду подгоню к подъезду машину. – Николя легонько поцеловала Джорджа в щеку. – Бедняжка… Вот, возьми на всякий случай. – Она протянула ему свой «вальтер».

Через пятнадцать минут они уже ехали по дороге в Раматюэль, где Джордж должен был расстаться с Николя. Стояло чудесное утро, высоко в небе плыли белые, похожие на нежные клецки, облака, солнце пригревало розовато-белые дома крестьян. «Классное получилось бы утро, – подумал Джордж, – будь я в форме и встреться хоть на полчаса наедине с Джаном или Лоделем».

Он высадил Николя у кафе в Раматюэле и поехал дальше. Миновав въезд на виллу, подобрался довольно близко к маяку, оставил здесь машину и спустился к «Горным соснам». Хотя злость в нем так и кипела, он решил напрасно не рисковать.

Ворота виллы оказались заперты. Джордж перелез через забор, прошел через заросли сосен и приблизился к зданию. Зорко осмотрел его: ни автомобиля перед домом, ни каких-либо признаков жизни, окна и двери закрыты – дело для теплого июньского утра необычное.

Подождав минут пять, Джордж выбил стекло в боковом окне, поднял шпингалет и залез в дом.

Внутри было пусто. Все, кроме мебели, исчезло, и, переходя из комнаты в комнату, Джордж подумал, что обитатели виллы, очевидно, к кочевой жизни уже привыкли. Даже кухонный мусор кто-то сжег дотла в специальной печи. На глаза Джорджу не попался ни забытый клочок бумаги, ни полная окурков пепельница, ни неприбранная комната. Белье с постелей было снято, одеяла сложены в одну аккуратную стопку. В письменном столе не оказалось даже ракушек, не говоря о патронах 22-го калибра. Единственным следом первого визита Джорджа была выщербленная пулей окантовка дивана в зале.

Константайн вернулся к машине и поехал в Раматюэль, где они с Николя наконец позавтракали, сидя на улице под вязом. Допивая кофе и докуривая сигарету, Джордж изложил ход расследования, а Николя составила из его рассказа отчет – первый из тех, что они условились посылать Сайнату, а тот в свою очередь обязался довести его до остальных жертв Скорпиона.

В общих чертах положение было такое:

– И куда нам теперь податься? – спросила Николя.

– Обратно в Париж. Сначала отыщем эту Гюнтэм, потом займемся Лабордом и Фрагонаром.

– У Лаборда, по-моему, найдется, пусть и лживый, ответ на все наши вопросы. Словом, в Париже нам придется туго.

– Что ж, мы не станем падать духом. Да и тебе оттуда будет легче добраться до Лондона.

– Об этом и не вспоминай.

Джордж вскинул на Николя глаза, но о ее отъезде решил пока молчать.

– У них на «Мерседесе» была швейцарская наклейка, – вспомнил он. – Интересно, не вернулись ли они в Швейцарию? Ты уверена, что ранила одного из них?

– Пожалуй. Но там, на пляже, была такая неразбериха. Признаться, я порядочно струсила. Да и стрелять со злости мне еще не приходилось. Я видела, как тебя посадили в ялик и повезли. По крайней мере, в бинокль мне показалось это именно так. Я последовала за яликом. У мыса я его потеряла из виду, но вскоре заметила у пляжа. Тогда я пристала и добралась до вас пешком.

– И слава Богу. Когда-нибудь – если случай представится – я отблагодарю тебя за это по-настоящему.

– Ты, как я вижу, быстро поправляешься.

– Помогает кофе и свежий воздух. Ладно, едем в Париж. Только сначала отправим отчет Сайнату. А сэр Александер, если захочет, ответит нам на адрес своего парижского агента.

Они двинулись в столицу после обеда, а прибыли туда под вечер следующих суток. Это была суббота. В отеле «Святая Анна» решили не показываться и устроились в маленькой гостинице на левом берегу Сены, рядом с набережной Св. Бернара. Главное достоинство гостиницы, как выяснилось в справочной, состояло в том, что мадемуазель Гюнтэм жила совсем неподалеку, за Ботаническим садом.

По пути в Париж Джордж снова попытался заговорить с Николя об ее отъезде в Лондон. Но она ни в какую не соглашалась, отвечая, что заинтересована в поимке Скорпиона гораздо сильнее Джорджа. Она упрямо отказывалась выйти из игры, а принудить ее Константайн просто не мог. Наконец он сдался, но оба согласились, что отныне рисковать не станут. Ведь Скорпион и те, кто с ним, – люди жестокие и не пощадят даже Николя.

На другое утро, в воскресенье, Джордж прогулялся по Ботаническому саду, понаблюдал за влюбленными, гревшимися на солнышке, за детишками, клянчившими у родителей денег на воздушные шарики, за стариками со старухами, сидевшими на скамейках в размышлениях о том, как быстро прошла мимо жизнь. В другое время он с удовольствием провел бы здесь целый день, но теперь ему было не до цветов. Он охотился за человеком.

Улица Поливо оказалась правым ответвлением бульвара де Лепиталь, неподалеку от Орлеанского вокзала; дом № 203 стоял почти на самом ее углу – высокое здание с булочной в нижнем этаже, откуда женщины несли длинные хлебцы. Парадное было открыто, за дверью начиналась крутая лестница. Комнатки консьержа Джордж не обнаружил, однако заметил на стене небольшую доску с радами покрытых пылью визитных карточек в бронзовых рамках. Мадемуазель Гюнтэм жила на четвертом этаже.

Джордж стал подниматься по лестнице, надеясь, что владелица «Горных сосен» дома. Он бы позвонил ей и договорился о встрече, но ее фамилию в телефонной книге не нашел. На площадке второго этажа ему пришлось посторониться, чтобы дать дорогу спускавшейся женщине. Она казалась счастливой, была полноватая, с мелко завитыми светлыми волосами, на которых сидело фантастическое сооруженьице из бархата и кружев, именовавшееся шляпкой. На третьем этаже через распахнутую дверь одной из квартир лились звуки пасторальной симфонии. На одной из дверей четвертого этажа из бронзового держателя торчала карточка с надписью «Д. Гюнтэм», а ниже примостился маленький бронзовый херувим, и Джордж не сразу догадался, что, для того чтобы в квартире раздался звонок, нужно нажать на пупок этого самого херувима.

Шаги послышались за дверью только после второго звонка. Она распахнулась примерно на фут, и в дверном проеме показалась голова женщины. Эта голова, признаться, несказанно удивила Джорджа. Женщина, очевидно, только что вымыла волосы и обвязала их на манер тюрбана маленьким розовым полотенцем, однако несколько рыжих прядей выбились и висели за ушами крысиными хвостиками. Лицо у женщины было розовое, после ванны посвежевшее, а глаза увеличивались толстыми линзами очков. Джордж ее сразу узнал.

Женщина попыталась захлопнуть дверь, но Константайн успел сунуть ногу за порог и навалился на створку плечом. Не в силах одолеть Джорджа женщина отступила в прихожую. Джордж вошел в квартиру, прикрыл за собой дверь, стараясь не спускать с женщины глаз. Он уже убедился, что с Лабордом и его компанией шутки плохи.

– Доброе утро, мисс Гюнтэм, – сказал он. – Как мило, что вы пригласили меня войти.

Глаза за толстыми стеклами очков обрели некое выражение, но охарактеризовать его Джордж бы не взялся. Мисс Гюнтэм повернулась к Константайну спиной и пошла из прихожей в комнаты.

Джордж последовал за ней в большую гостиную с окнами на улицу и с удивлением обнаружил здесь стенной шкаф со множеством книг, а на полке камина, в который была вделана жаровня со слюдяным окошечком, – ряд бронзовых фигурок, среди которых была даже копия роденовского «Мыслителя». Поодаль располагались пара кресел, большой диван и узкий стол, покрытый зеленой скатертью, на которой стояла ваза с мимозами. Доротея остановилась у окна и выжидательно уставилась на Джорджа.

– Мне нужны от вас кое-какие сведения, – сказал он, – и только. Я долго не задержусь.

Доротея Гюнтэм заговорила высокомерно и неприязненно:

– Врываться сюда вы не имеете права. Я могу вызвать полицию.

– Тогда не откладывайте, – парировал Джордж, присаживаясь на краешек дивана и дружески улыбаясь.

Доротея Гюнтэм немного постояла в нерешительности, потом, к удивлению Джорджа, вынула из халата сигареты со спичками и закурила. У Джорджа создалось впечатление, что под халатом на ней лишь юбочка и лифчик. На ногах у нее красовались пушистые розовые шлепанцы с черными помпонами, как у Пьеро. «Как в ней уживается все это: чопорность, очки с толстыми стеклами, картонные нарукавники, чтобы не маралась блузка, расторопность, исполнительность – и вдруг розовые пушистые шлепанцы под цвет сделанного из полотенца тюрбана, квартира – уютная, словно гнездышко холостяка?» – подумал Джордж, тоже закуривая.

– Так-то лучше, – сказал он. – А теперь перейдем к вопросам. Насколько мне известно, вам недалеко от Сен-Тропе принадлежит вилла под названием «Горные сосны». Неплохая, однако хотелось бы знать, как вам удалось купить ее на жалование, получаемое у Лаборда.

Мадемуазель Гюнтэм совершенно спокойно ответила:

– Хотя это и не ваше дело, знайте: никакого жалованья мне Лаборд не платит. Я владею половиной доходов от его агентства. А вот вам дельный совет: улетайте в Лондон ближайшим рейсом.

– Покинуть Париж в такой чудный день?! Побойтесь Бога! Нет, вернемся к вопросу о вилле. Я бы хотел также узнать, кто живет там теперь. Кстати, несколько дней назад обитатели ее покинули, причем довольно спешно. Однако оставили все в чистоте и порядке – если не считать щербины на окантовке дивана в зале. Вам придется потребовать у них возмещения ущерба.

Доротея не спеша подошла к каминной полке и аккуратно стряхнула с сигареты пепел в бронзовую пепельницу, сделанную в форме рыбы.

– Меня не интересует ни ущерб, ни вилла, и уж конечно я не могу назвать вам того, кто снимает ее сейчас.

– А по-моему, можете.

– Нет, месье, вы заблуждаетесь.

Джордж кивнул в сторону небольшого секретера у камина:

– Вы, я знаю, женщина аккуратная. Так, может, стоит поискать у вас в столе кое-какие записи – с вашего позволения, конечно.

– Они вам не помогут, – хладнокровно ответила Доротея. – Не знаю, где вы раздобыли сведения о вилле, но, поверьте, они устарели. Несколько лет назад я продала ее одному южноамериканцу. Его имя сеньор Капариотти, он из Бразилии. А сейчас уходите, вы портите мне воскресное утро, – в голосе мадемуазель Гюнтэм слышалось раздражение.

– Не будем торопить события. Допускаю, что виллой вы не владеете. И не владели никогда. Вы были только подставным лицом – как теперь этот Капариотти. И сдавали виллу. В частности, некоему Лонго и его жене Элзи. И от вас мне нужно узнать лишь одно – адрес, который оставила Элзи, уезжая.

– Никакого Лонго я не знаю.

– И никогда не слышали об Элзи Пиннок или Элзи О'Нил?

Доротея покачала головой. Ее высокомерие начинало задевать Джорджа.

– Послушайте, мисс Гюнтэм. Пару ночей назад – во время своего расследования – мне довелось побывать на вилле и провести там несколько весьма неприятных часов. Но бросать расследование я не собираюсь. И мне бы хотелось вести его по-джентльменски. Но скоро, видимо, придется послать этикет к черту.

– В таком случае, месье, скоро мне очень захочется остаться одной.

– Тогда ради общего блага давайте пойдем друг другу на уступки.

– О чем вы?

– Вы заканчиваете свой туалет, а я осмотрю здесь все, особенно секретер, покопаюсь там. А потом уйду, оставив все в полном порядке. Согласны?

Джордж поднялся и затушил сигарету о бронзовую пепельницу. Тем временем Доротея отошла от камина к окну. Джордж заметил у нее в руке статуэтку «Мыслителя».

– Хотя это испортит мне воскресенье, не подумайте, что я отступлю от своих намерений или что история, которую вы расскажете полиции, повредит мне.

– Не понял. – Джордж нахмурился. – К чему вы клоните?

Она не ответила, лишь поставила статуэтку на подлокотник кресла, поближе к себе, и скинула халат. Взглянув на нее, Джордж убедился, что был прав насчет лифчика, но не юбочки. На Доротее были коротенькие трусики, а фигурой она обладала вполне приличной. Бросив халат на кресло, она взяла статуэтку и спокойно сказала:

– Даю вам одну минуту. Если за это время вы не уберетесь, я брошу фигурку в окно, закричу и начну рвать на себе белье. – Доротея попятилась к окну, верхняя половина которого была открыта. – Если не хотите угодить в тюрьму за попытку изнасилования, быстро выметайтесь. У вас осталось чуть больше тридцати секунд.

Джордж призадумался. Доротея не шутила, а противопоставить ее намерениям он пока не мог ничего. Всякий присяжный из французов станет на ее сторону и осудит le monstre anglais… la bete de la Rue Poliveau[1]. И Джордж решил уйти, не уронив своего достоинства. Хотя Доротея и была явно связана с этим мерзавцем Скорпионом, Джорджу в ней все-таки что-то нравилось – может быть, ее ум.

– Хорошо, – сказал он. – Наденьте халат. А то у окна вас продует.

Он улыбнулся и вышел из гостиной. Уже от двери он оглянулся. Доротея стояла на пороге гостиной, набросив халат на руку, и смотрела на Константайна. «Как жаль, – подумал он, – что у нее эти ужасные очки и такое некрасивое лицо при столь славной фигурке». Джордж помахал ей на прощанье, вышел из квартиры и спустился по лестнице на улицу.

В гостиную Джордж вернулся в одиннадцать. Прежде всего он рассказал Николя о происшедшем, а затем, следуя намеченному плану, они сели в «Лянчу» и отправились на авеню Марсо.

– От Доротеи без вмешательства полиции ничего не добьешься – разве что вернуться и заткнуть ей рот кляпом, чтобы не закричала, – заметил он по пути, все еще вспоминая свою встречу с секретаршей Лаборда.

– Нет, к ней ты больше не поедешь, – решительно возразила Николя. – Судя по твоим словам, у нее слишком хорошая фигура, да и вообще Доротея может не закричать. И как знать, вдруг тебе нравятся женщины в очках?

– Возможно, ты права. Однако у меня сложилось впечатление, что подручные Скорпиона слишком мало знают о нас, чтобы действовать слаженно. После обеда мы это проверим. А сейчас я хочу еще раз заглянуть в контору Лаборда.

– Знатное утро выдалось у тебя сегодня, верно? Сначала пытался изнасиловать мисс Гюнтэм, а сейчас думаешь взломать дверь к ее патрону. За такие штучки тебя могут и из «Клуба путешественников» исключить.

Оставив «Лянчу» на улице Боккадор, они пешком прошли до авеню Марсо, благо она располагалась за углом. В здании, где находилась контора Лаборда, размещались не только служебные помещения, но и квартиры, поэтому дверь парадного была распахнута настежь. Джордж вынул связку ключей Эрнста – обитатели виллы не придали им значения и не отобрали их. Старомодный замок открылся без труда.

Джордж и Николя вошли в контору. Письменный стол Доротеи был аккуратно прибран. Зеленые картонные нарукавники лежали на подносе для исходящей почты, рядом с бронзовой карандашницей в виде лебедя. «Доротея обожает бронзовые безделушки», – заметил Джордж и невольно вспомнил, как она стояла у окна, полуобнаженная, со статуэткой Родена в руках. Константайн и Николя обыскали ее стол. Лежавшее там находилось в столь безукоризненном порядке, что, глядя на это, любой директор школы секретарш просиял бы от удовольствия.

В левом ящике отыскалась толстая тетрадь, откуда торчали ярлычки с буквами.

– Взгляни-ка сюда, – обратилась к Джорджу Николя, листая тетрадь.

Это был самодельный справочник по всем клиентам Лаборда. На его составление трудолюбивая Доротея потратила, должно быть, не один день кропотливой работы. В тетрадку были прилежно вклеены фото подопечных Франсуа, а напротив размещались все данные о них: имена, адреса, амплуа, гонорары – и еще отводилось место примечаниям. Так, с первого снимка на Джорджа смотрела некая Клеа Альбертин, брюнетка с влажными глазами, а примечание гласило: «Певица в кабаре. Для работы в театре непригодна. Имеет успех у мужчин. Не особенно».

– Что значит «не особенно»? – спросил Джордж.

– Давай не отвлекаться, – пожала плечами Николя.

– Хорошо, – согласился Джордж, вынимая из кармана снимки Элзи и Рикардо Кадима. – Пролистаем тетрадь до конца, посмотрим, что отыщется.

Но никого похожего на Элзи они не обнаружили, зато фото Рикардо Кадима попалось почти сразу и под собственным именем. Снимок был сделан гораздо позже фотографии, полученной от миссис Пиннок. У Кадима было длинное, гладкое, бледное лицо, высокий лоб, большая залысина (волосы остались только над ушами; темные, они были набриолинены и плотно прилегали к коже), слегка крючковатый нос и выразительный, даже, можно сказать, умный рот. Однако сведения о нем были довольно скудны.

Джордж убрал тетрадь в стол и спросил в раздумье:

– Почему же он не выступает в Англии? Очень интересно…

– Вопрос в другом, – откликнулась Николя. – Где Кадим теперь?

– Думаю, мы это выясним. Когда я спросил Лаборда об Элзи, он похлопал по черной амбарной книге у себя на столе. Там и должны быть все новости о его клиентах. А все-таки он мерзавец: сказал, что давно потерял Кадима из виду. Знаешь, у меня создается впечатление, что мы с тобой вышли на крупное, хорошо организованное дело.

Дверь в кабинет Лаборда оказалась заперта, но ключи Эрнста подошли и к ней, так же как и к замку ящика письменного стола, в котором хранилась черная амбарная книга. А еще в ящике была увядшая веточка белого вереска, бутылка виски «Блэк энд Уайт» и пластмассовый стаканчик.

– Он – тайный алкоголик, – сказала Николя. – Наверное, напивается в стельку, а потом со слезами вспоминает о давней поездке в Хайленд.

– Это не хайлендский вереск. Это веточка средиземноморского растения. А теперь посмотрим, что у нас есть на месье Мажик – господина «Волшебство».

Полистав амбарную книгу, Джордж довольно быстро нашел в ней фамилию Кадима – она стояла в начале страницы, а ниже были перечислены его контракты и гонорары. Список получился такой длинный, что в одну колонку не уместился. Оказалось, Кадим за последние годы исколесил континентальную Европу от Стокгольма до Неаполя, а зарабатывал столько, что к нему было впору приставлять личного фининспектора. Гонорары его всегда значительно превышали восьмисотфранковый минимум. Последние две недели он работал в Каннах и закончил свои выступления сутки назад. Его новые гастроли начинались в ближайшую субботу в отеле «Лемпир» в Аннеси. Они должны были продлиться две недели, потом он уезжал за пределы Франции – в Испанию и Италию до самой осени.

Джордж бросил книгу обратно в ящик, к виски не притронулся – посчитал, рановато, – и обратился к Николя:

– Я думаю так: разберемся с делами здесь и в конце недели рванем в Аннеси. А сейчас надо аккуратно прибрать за собой, иначе Лаборд обязательно догадается, что у него побывали незваные гости.

Константайн бегло просмотрел остальные ящики письменного стола. Они были незаперты и ничего интересного не содержали.

Уже уходя из конторы, он пролистал телефонную книгу в надежде найти координаты Фрагонара. И не ошибся. Адрес у Эрнста, как припоминал Константайн, был тот же, что и в удостоверении личности.

… Они поехали на авеню Марсо, на площади Звезды повернули на авеню Ваграм, добрались до площади Терний. Эрнст жил довольно близко от Лаборда, встречаться им было нетрудно. Дом, где поселился Фрагонар, находился на улице Терний. Он стоял поодаль от дороги, в глубине дворика, в котором росло даже тюльпановое дерево. А еще там была небольшая клетка с тремя курочками-бантамками. Какой-то старик кормил их засохшими хлебными корками.

На вопрос Джорджа он, не отводя глаз от бантамок, буркнул: «Второй этаж».

– Какие красивые птицы, – сказала Николя, пытаясь задобрить старика.

Он мельком взглянул на нее и, растроганный, откликнулся:

– В городе, мадемуазель, я провел почти всю жизнь, но сердце мое принадлежит деревне. Вот я и гляжу на птиц – они переносят меня туда.

На площадку второго этажа, куда поднялись Джордж и Николя, выходили две двери. На одной была табличка «Тремпо», на другой – «Фрагонар». Джордж постучал по слову «Фрагонар», и скоро из-за двери послышалось французское: «Антрэ!»

Джордж и Николя шагнули за порог и сразу очутились в просторной гостиной-спальне с двумя дверями. Большую часть комнаты занимала огромная железная кровать, накрытая красным шерстяным одеялом. Над изголовьем висела бело-голубая гипсовая статуэтка Мадонны. Эрнст сидел у окна в кресле из лозы, положив ноги на порожек открытого балкона. Он был в рубашке с зеленым галстуком. На полу валялись листы воскресной газеты. Вошедших он оглядел без удивления.

– Не вставайте, – мрачно ухмыльнулся Джордж. – Мы с неофициальным визитом.

Эрнст кивнул, снял ноги с порожка и повернулся вместе с креслом лицом к вошедшим.

– Я видел, как вы шли по двору, – сказал он, потом оглядел Джорджа и спросил: – Вы ввязались в драку, месье?

– Другого выхода не было.

– Надеюсь, меня вы бить не станете.

– Это зависит от вас.

Эрнст улыбнулся:

– Тогда обойдемся без драки. – Он взглянул на Николя, и улыбка его стала еще шире.

– А вы, должно быть, мисс Нэнси Марден. Знаете, месье Лаборд из-за вас наказал меня: я не догадался, что вы остановились в отеле «Святая Анна» вместе с месье Конвеем.

– Вы же сказали мне, что с Лабордом незнакомы, – перебил его Джордж.

– Естественно. В то время я обязан был защищать своего босса. Ведь вы на моем месте поступили бы так же.

– А теперь? Что-нибудь изменилось?

– Обстоятельства, месье. Какой смысл упорствовать во лжи, если правду из вас готовы вышибить кулаками? Потому, защищая самого себя, я буду с вами откровенен.

– Значит, вы работаете на Лаборда?

– Время от времени. Когда ему нужны сведения. И я добываю их как могу. А получаю за это, признаться, гроши.

– Значит, Лаборд интересовался нами?

– В первую очередь именно вами, месье Конвей. Я просмотрел в отеле ваш паспорт и сообщил Лаборду обо всем, что прочитал в нем. Потом вы исчезли из отеля, и Лаборд рассердился. А несколько дней назад попросил навести справки о мадемуазель. Я прочел запись о ней в книге регистрации гостей.

– Больше ничего?

– Совершенно ничего, месье.

– Почему Лаборд так заинтересовался нами? Эрнст пожал плечами.

– Не знаю, да и не мое это дело. Он платит мне – и только. Я работаю и на других.

– Неужели Лаборд больше, чем театральный агент?

– Насколько я знаю, нет. А в шоу-бизнесе он уже давно.

– Что вам известно о Доротее Гюнтэм?

– Его секретарше? Лишь то, что живет одна, француженкой является по паспорту, а не по рождению.

– Ладно. Попробуем другие имена. Об Элзи О'Нил или Пиннок слыхали?

– Нет.

– О некоем Лонго?

– Нет, месье.

– Он нам ничем не поможет, – заметила Николя.

– Слово «Бьянери» вам что-нибудь говорит?

– Бьянери? – переспросил Эрнст так, словно хотел это слово попробовать на язык, и печально покачал головой.

– Ладно, – повторил Джордж, – но если вы найдете человека, способного ответить на эти вопросы, получите тысячу франков, а может быть, и больше.

На миг глаза Эрнста ярко вспыхнули, но тут же погасли, он снова с грустью покачал головой: «Увы, месье».

Провожая гостей, Фрагонар вышел на площадку, прикрыл дверь и поспешно прошептал Джорджу:

– Послушайте! Вы и впрямь готовы дать тысячу за ответы на вопросы? – Тут он с опаской указал себе за спину и пояснил: – Там прячется Доротея. Она пришла предупредить, что вы можете заявиться ко мне.

Джордж понимающе кивнул.

Эрнст, не повышая голоса, предложил:

– Встретимся здесь же. В восемь вечера сегодня. – И добавил обычным тоном: – Жаль, что ничем больше вам помочь не могу, месье. Оревуар… мадемуазель, месье.

Он закрыл дверь и щелкнул задвижкой.

Николя хотела было что-то сказать, но Джордж остановил ее, покачав головой. По лестнице они спустились бок о бок. Старика во дворе уже не было.

Эрнст подошел к окну, развернул кресло так, чтобы, сидя в нем, опять можно было видеть двор, и сел, по-прежнему положив ноги на порожек. Он посмотрел, как Джордж и Николя скрылись за поворотом к площади Терний и, подождав еще немного, не поворачивая головы, произнес:

– Они ушли.

Не полностью закрытая дверь у изножья кровати после его слов отворилась, и в комнату вошла Доротея Гюнтэм. На ней был коричневый костюм довольно строгого покроя, такого же цвета берет, в руке она держала большую сумку.

Эрнст сбросил ноги на пол, закурил и, поглядев на Доротею, сказал:

– У него хорошая память. Он запомнил мой адрес по удостоверению личности. А это доказывает, что он профессионал, верно?

– Может быть.

– Почему вы решили, что он придет сюда?

– Он был у меня. А такие, как он, не упускают из виду ничего.

– Как я сыграл свою роль?

– Отлично. Деньги вы отработали честно.

Доротея щелкнула замком сумки, вынула две банкноты и протянула Эрнсту. Он сунул их в карман, отвернулся к окну, снова положил ноги на порожек и лениво выпустил колечко сигаретного дыма.

Доротея стояла у Фрагонара за спиной, разглядывая из-за его плеча двор. В ветвях тюльпанового дерева шумно ссорились воробьи.

Несколько отрешенным, механическим голосом она повторила слова, только что сказанные о ней Фрагонаром:

– Значит, Доротея Гюнтэм живет одна. И никого у нее нет, даже любовника…

– Вы же просили, чтобы я вел себя естественно, правдоподобно, иначе Константайн мог бы заподозрить неладное и, скажем, обыскать мою квартиру.

– Вы действовали прекрасно. Я все слышала. Да, просто прекрасно…

– Как вы думаете, откуда он узнал о Бьянери?

– Понятия не имею.

Эрнст выпустил новое колечко.

– Он предлагал мне деньги. Тысячу, если я отвечу на несколько вопросов. – Фрагонар тихонько хихикнул. – Да, тысячу… Старик, что кормит курочек у меня во дворе, мечтает вернуться в деревню. А я постоянно мечтаю о деньгах, да все впустую.

Доротея снова щелкнула замочком сумки, закрыла ее. Сказала голосом еще более отрешенным, с ноткой самозабвенного восторга:

– У меня тоже есть мечты. И время от времени они сбываются. Но, по-моему, иногда лучше, чтобы мечта оставалась мечтой.

Эрнст покачал головой.

– Одними мечтами сыт не будешь.

– За тысячу вы бы и родную мать продали, верно, Эрнст? – угрюмо усмехнувшись, произнесла она.

Фрагонар рассмеялся:

– Возможно. Если бы нашелся покупатель. Ну а вы? За то, чтобы к вам благосклонно относился Барди, Лонго или Скорпион, – называйте как хотите, – что сделали бы вы? Я люблю деньги, вы – мужчину. И придет ли день, когда мы получим вдоволь того, чего жаждем?

– Вряд ли, – вздохнула Доротея и подняла руку, скрытую сумочкой. Только сверкнул на длинном лезвии солнечный луч. Движение было быстрым, уверенным и точным. Эрнст умер даже не шелохнувшись, не вскрикнув.

Закрыв глаза, она постояла еще немного у Эрнста за спиной, подождала, пока дрожь во всем ее теле окончательно не унялась. Потом выдернула нож из раны и, медленно повернувшись, направилась в ванную. Через несколько минут она вернулась в гостиную, положила нож в сумку. Взглянула на Эрнста, ноги которого по-прежнему лежали на порожке; на Эрнста, мечте которого так и не суждено было сбыться; на Эрнста, спросившего: «И придет ли день, когда мы вдоволь получим того, чего жаждем?»; на Эрнста, приговоренного к смерти раньше, чем он высказал это. Доротея пожала плечами, прогнала мысли о Фрагонаре и, оставив входную дверь открытой, ушла по черной лестнице, чтобы не столкнуться во дворе со стариком, мечтавшим вернуться в деревню.

В восемь часов вечера Джордж обнаружил Эрнста все так же сидящим у открытого окна. Вечерний воздух наполнял гостиную прохладой. Труп уже окоченел, из раны на шее вытекло на удивление мало крови. Фрагонар сидел словно живой – маленький сухощавый человек, с застывшей на губах заветной мечтой. В руке он держал по-прежнему сигарету, давно превратившуюся в пепел. Дорого же он заплатил за то, что не скрывал, будто устал ждать осуществления своей мечты.

Джордж натянул шоферские перчатки, задернул тяжелые шторы и включил в гостиной свет. При этом зажегся маленький фонарик около статуи Мадонны, висевшей над кроватью. Константайн обыскивал Эрнста, не очень-то гордясь собой за это. Но, вспоминая об избиении на пляже, о профессоре Дине, о Наде Темпл и других жертвах Скорпиона, подлинное имя которого могло быть Лонго… думая о Доротее Гюнтэм, вероятной убийце Фрагонара, и прикидывая, кто мог заставить ее взять в руки оружие, он все-таки довел дело до конца.

Почти все содержимое карманов Эрнста Джордж уже видел в отеле «Святая Анна». Однако в брюках оказался еще и маленький серебряный портсигар, который Фрагонар во время обыска не показал. Возможно, Эрнст его на «дела» и не брал. В нем были пять сигарет без фабричного клейма. Джордж понюхал их и сразу узнал марихуану. За сигаретами скрывалась захватанная, потрепанная визитка со словом «Бьянери», напечатанным на ней курсивом, и числом 17, написанным ниже чернилами. На обороте карточки сам Эрнст или кто-то другой нацарапал карандашом: «Кафе «Юлий Цезарь». Набережная Рапи. Среда».

Джордж рассовал Эрнсту обратно по карманам все, кроме визитки, рассудив, что, если у Феттони тоже была карточка со словом «Бьянери», может пригодиться и эта.

Потом он осмотрел гостиную и остальные две комнаты. В квартире не было письменного стола и никаких личных бумаг. В этом мире Эрнст владел, казалось, лишь горсткой одежды да заветной мечтой.

Покидая квартиру, Константайн вытер ручку двери, на которой оставил отпечатки пальцев, когда входил в гостиную, выключил свет и на цыпочках прокрался мимо консьержа, спавшего у себя в комнатке. Николя ждала его в «Лянче» неподалеку.