Нечто рвалось из шеи Анны Викторовны, пока она орала на меня из-за начальственного стола. Кожа натягивалась, чернела, принимая форму черепа небольшого зверька — и словно он материл меня, а не симпатичная дама под сорок в чине подполковника.
— Давно это началось? — Вклинился я в паузу между раскатами гнева и прикоснулся к своей шее.
Анна Викторовна прикрылась ладонями, как воротником.
— Сильно видно? — Сбилась она.
— Как давно? — Проигнорировал я, изучая стремительно розовевшую кожу гневно дышащей женщины.
Нечто вновь затаилось.
— Неделю. Может, две, — нервным движением убрала шеф резинку, стягивающую светлые волосы узлом на затылке, и распустила их по плечам, но ладонь левой руки от шеи так и не убрала.
— Вспышки гнева? Били по стене рукой?
— Урод. Все подразделение думает, что я с тобой сплю. — Выдохнула она, дрожа голосом.
Между прочим, то же самое она умудрялась формулировать минут пять совсем другими словами и ни разу не повторилась.
— Бес пытается испортить оболочку. Ему кажется, проблема в вашей коже, что именно она не пускает его в мир. На самом деле его держит воля. Когда вы срываетесь, самоконтроля становится меньше.
Вроде как, удалось не сбиться на покровительственный тон. И поза — сидя на краешке неудобного стула — не нарушала субординацию.
— Что-то можно сделать? — Притихла Анна Викторовна.
— Можно, — под ее пристальным взглядом я достал упаковку со спиртовой салфеткой и стерильную иголку. Протер себе безымянный палец левой руки, надколол подушечку, дождался, пока наберется капля крови и предложил женщине напротив. — Примите, как лекарство.
— Вот уж нет.
— Сейчас рана засохнет, а второй раз мне себя жалко.
— Сначала справку принесешь из «кожвена». И я еще подумаю.
Я прижал ранку салфеткой:
— Скоро бес догадается и станет атаковать не кожу, а разум. Ему надо напомнить, кто запечатал его в это тело.
— То есть, чужая кровь не подойдет? — Сделала вывод Анна Викторовна.
— Вы же не вампир, — недоуменно пожал я плечами. — Вам нужно испугать, а не задобрить.
— Сволочь ты, Миша. — Уже устало произнесла подполковник, подытоживая недавний разнос.
Кто ж знал, что у майора язык без костей… Вроде, пронесло — по второму кругу орать не будет, не тот характер.
— Но сволочь полезная, — заодно напомнил я. — У меня уже четыре подписи за октябрь.
— Вчера же было три? — Без особого интереса уточнила она.
Собственно, вчера все равно пришлось с ней объясняться — майор без ее личного визита отпускать меня не желал. Там-то три «подписи» и прозвучали в качестве аргумента защитить и поддержать ценного сотрудника.
— В метро припадочного заметил — паренек на полу валялся и пену изо рта пускал. Шарф сбился, на шее — наклейка с татушкой «Инты». Кто-то наловчился очень качественные делать, возьмите на заметку. Пришлось снимать, чтобы парень не помер.
— Ножом, с кожей? — Выдохнула шеф с отзвуком начинающейся мигрени.
— Ага, лезвием канцелярского ножа. — Бодро отрапортовал я. — Тату уже проросла, ее только с кожей и срезать… В общем, все руки в крови, он же еще брыкается… — Недовольно оглядел я мелкие темные пятнышки на рукавах студенческого костюма. — Потом, понятно, свидетели меня скрутили и держали до прихода полиции.
— Полиция попинала? — Отчего-то с надеждой уточнила та.
— Еще как, — невольно пошевелил я левой рукой и скривился от прострелившей боли. — Зато потом разобрались и галочку поставили.
— То есть, я отомщена. — Впервые улыбнулась Анна Викторовна.
— Надеюсь, вы ощущаете это в достаточной мере, чтобы посодействовать мне в другом вопросе, — изобразил я вежливую улыбку.
— Что на этот раз?
— Анна Викторовна, меня из общаги выселили и куртку в метро порвали.
— Сочувствую. Сочувствую. Не задерживаю. — Указала подполковник глазами на дверь.
— Мне бы где-то переночевать.
Эту ночь кое-как поспал в полиции — кроме поставленной «галочки» мне разрешили подремать в комнате отдыха. Но сон там сильно так себе — постоянно шум, дверь хлопает… Повторять я бы не стал — опять же, ребра жалко…
— Тебе Павел Александрович СИЗО предлагал.
— Анна Викторовна, ваш самый эффективный сотрудник будет вынужден бомжевать. — С укоризной отметил я.
— Ты — студент-недоучка на поруках с условным сроком, — прочеканила она. — Во-от такое крошечное расстояние тебя отделяет от восьми лет за решеткой! И ты тащишь в общагу запрещенную литературу! А я должна жилье теперь тебе искать⁈
— Я же за советом, как к старшему по званию, — примирительно поднял я ладони, — а не ворую и не пустующие квартиры вскрываю. Откажете — так и ладно. Будет, что сказать судье: мол, не по своей воле вновь встал на кривую дорожку…
— Бесишь ты меня. — Выдохнула шеф искренне.
— А мне вот для вас даже крови не жалко, — с укоризной покачал я головой.
— Денег совсем нет? — Скептически смотрела она на меня.
— В метро потерялись, — мрачно констатировал я суровую реальность. — Во время хороших дел.
— Линейный отдел?
— Не, там доброхоты из толпы. Сначала стянули с меня куртку, потом искали и отряхивали, потом возвращали. Человек двадцать подозреваемых, и у всех лица честные.
— Документы тоже?
— Только деньги, — отрицательно покачал я головой. — Документы в кармане пиджака, — похлопал я по месту напротив сердца.
— А деньги почему не там?
— Далеко тянуться. — Пожал я плечами.
— Теперь-то, конечно, недалеко… — постучала она взятым со стола карандашом по столу. — Это карма, Михаил. Веришь в карму?
— Конечно. Как только хорошие дела делаю, вечно какая-то гадость происходит, — посмотрел я в зарешеченное окно.
Анна Викторовна отвела взгляд на столешницу.
— Ладно. Вот тебе адрес, — задумавшись, черкнула она в блокноте пару строчек и вырвала из блокнота листок. — Пару дней переночуешь, дальше сам ищи. Вот тебе деньги, — легли поверх бумаги две пятитысячные. — В первую очередь делаешь справку из кожвена. Остальное на куртку. До копейки отработаешь.
На листочке с адресом было строгое и дважды подчеркнутое «звонить до приезда!»; номер телефона прилагался.
— Благодарствую. — Мигом забрал я царский подарок. — И насчет отработки — не сомневайтесь. Если вам, барыня, на кого порчу надо будет наложить, вы только…
— Вон из кабинета!
— А вот и бес проявился, — с серьезным лицом кивнул я, откинув шутовской тон.
Анна Викторовна вновь схватилась за шею, но другой рукой все равно указала на дверь.
Зато не вспомнила про срезанную «татушку». Это хорошо — вещь недешевая, полезная. Студенты в основном «Интеллект» покупают — с ней к любому экзамену за ночь вполне можно подготовиться. Хотя бы на трояк, но можно. «Сила» тоже востребована — культуристы с ними берут рекордные веса, растят «мышцу».
Продавцы всегда говорят, что татушку надо вовремя снять и сжечь. Честно предупреждают — часть «выученного» и «накаченного» уйдет вместе с тату в огонь. Но как им описать то чувство, когда человек, сняв тату, понимает, что он внезапно ослаб или поглупел? В общем, не всякому удается легко «перестать быть умным» или сильным, ловким, выносливым… Вот и врастает эта гадость, начинает человека жрать.
Тату запрещены — создание, распространение, использование. Наркотики в стране, впрочем, тоже запрещены — но как-то меньше рекламы на стенах не становится… Продается оно, понятно, не как оккультная штука — разве что для антуража. Люди думают, что это просто очередная условно-полезная химия — с сильными побочками, которые они-то уж точно преодолеют. Витаминки даже пьют для иммунитета, ага…
Задумавшись, незаметно для себя прошел через несколько постов внутри здания к гардеробам. Пропуск — вон он, на груди прицеплен, только на выходе и заберут.
Поменял номерок на пакет с рваной курткой — то, что от нее осталось, даже на вешалку было вешать неловко. И чуть было не ляпнул гардеробщику «Вы не подскажете, где тут поближе сдать кровь на ВИЧ?».
Даже язык себе прикусил, ужаснувшись, и резко покрутил головой, будто кто-то мог мысль подслушать. Все знают, к кому пришел. А после того, как Павел Александрович, трепло такое, слухи распустил — тут бы меня Анна Викторовна и похоронила.
— Всего хорошего, — выдохнул я, мысленно вытерев пол со лба.
Отпустило — особенно после того, как вышел под холодное октябрьское небо.
«Сначала — новую куртку», — зябко поежившись, решил поменять я указанную начальством очередность. Тем более, что крупный торговый центр был почти под боком. Лучше бы, конечно, рынок с завалами китайского барахла — теплого и дешевого, но это если деньги были бы свои. На чужие средства всякую ерунду брать как-то неловко. Плюс, пока до рынка доберусь — замерзну насмерть, что тоже довод.
— Мне, пожалуйста, осенне-зимнюю куртку с максимальным количеством карманов. — Обратился я к первому подошедшему продавцу, что голодными пираньями рванули ко мне, стоило пересечь вход фирменного магазина.
Сегодня как-то малолюдно — вот и устремились.
— Сюда, прошу вас, — с плохо скрываемым торжеством указали мне на ряды в дальнем конце отдела. — Есть модели со снимаемой подкладкой, потайными карманами и вашего размера.
— Снимаемая подкладка — это очень хорошо. — Покивал я, следуя за ним. — Мне, пожалуйста, что-нибудь немаркое. Чтобы кровь хорошо смывалась.
— Что, простите?
— Я медик, — вновь прикусив язык, соврал я с располагающей улыбкой.
— Тогда плащевая ткань, прошу. — Замявшись на секунду, показали мне длинную темно-коричневую куртку с крупными пуговицами.
Неплохая вещь — потрогал я рукав. Из рукава вывалился ценник в сорок тысяч.
— Бюджет, увы, не более семи, — улыбка моя стала чуть нервной.
— Медики, понимаю, — с уважением и понимаем кивнули мне.
После чего продавец вытащил с нижнего ряда вариант ничем не хуже. А еще — со стоячим высоким воротником, широким тканевым поясом и пуговицами для капюшона у шеи. Цвет — темно-серый. И огромное количество карманов — больших, нашитых крупными прямоугольниками, и малых внутри больших.
— Поверхность и подкладка из особой мембранной ткани. Зимой будет ничем не хуже утеплённой. — Рекомендовали мне, заодно показав цену ровно в семь тысяч с красивым обрамлением «акция!» «скидки!» и азартно перечеркнутой старой ценой в десять тысяч. — Водоотталкивающая, износостойкая. Америка!
— Замечательно, — искренне выдохнул я. — На нее можно подобрать глубокий капюшон?
— Эм. К сожалению, нет. — Вновь с сомнением посмотрели на меня.
Значит, про крепления для ножей тоже спрашивать не будем.
— Я бы хотел переодеться и сразу пойти в ней. И вещи из старой переложить, — показал я пакет в руках.
— Никаких проблем. Кабинки, пожалуйста. — Указали мне на закутки с зеркалами, столиком и шторками.
Убедившись, что никакие видеокамеры не направлены внутрь, я закинул старую куртку на крючок, рядом повесил новую и минуты за две перекидал из потайных карманов канцелярский нож, свечи двух видов — новые и почти прогоревшие огарки, комплект цветных мелков с парой дополнительных черных и дополнительных белых, секстант, пачку презервативов, зажигалку, угольник, пакетик со связкой мышиных хвостов, десять тысяч, листок с адресом, плотно запечатанные бутылечки с сомнительного вида содержимым, тщательно отмытую в спирте «татушку» и прочие вещи, которые при обыске способны серьезно озадачить. Как спрашивал Павел Александрович при первом знакомстве: «ты психопат или маньяк?». А я студент. Как многие считают — перспективный.
Переложил — отлично все поместилось. А как примерил, плотно затянул пояс и посмотрел в зеркало — так вообще настроение поднялось. И главное, когда прыгаешь — ничего не бренчит. Красота.
— Вам очень идет, — браво отрапортовал продавец и предложил пройти к кассе.
— Вот, кстати, — задержался я с пробитым чеком в руках, поблагодарив за помощь. — Не одолжите на полминутки телефон? Мне бы с адресом сориентироваться, а свой мобильник забыл, — располагающе улыбнулся я.
— Да, конечно. — Без особых сомнений вручили мне современный аппарат с крупным экраном.
Но выход из отдела, тем не менее, будто ненароком перегородил. Город большой, люди разные — тут и обижаться не на что.
Слава современным технологиям, медцентр с возможностью сдать кровь располагался совсем рядом — сотовый быстро привязал свое местоположение к карте и сообщил, что идти мне всего остановку.
Собственно, потому я телефон уже полтора года не ношу — слишком легко отдать свое местоположение в чужие руки. Все мои проблемы, можно сказать, от этого… Даже настроение как-то испортилось от нежданного воспоминания.
— Спасибо, — улыбнувшись через силу, вернул я сотовый.
Шум торгового центра, его подвижная толпа не позволила остаться наедине с собственными мыслями. Большой город, тесный, беспокойный — нравится мне тут. Легко потеряться, и никому нет до тебя дела. Кроме полиции — заметил я патруль у выхода и со спокойным любопытством выдержал взгляд отчего-то заинтересовавшегося мною сержанта. Нельзя дергаться и быстро отводить взгляд — это еще в первый год жизни в столице усвоил, ценой определенного количества здоровья. Вон, и полицейский, поскучнев, уже потерял ко мне интерес и перевел внимание на группу южан возле лифта. Вдруг кто из них поведет себя нервно?..
На улице куртка выдержала первое испытание — продувавший улицу ветер не смог забраться за высоко поднятый ворот. По счастью, дальше дуть ему предстояло в спину — вдоль проспекта, подталкивая и помогая идти. В тот день, полтора года назад, была такая же погода — с низким серым небом и пронзительным ветром. Только не осень была — весна… Вот же, зараза, прицепилось…
Я ускорил шаг, будто бы пытаясь опередить воспоминания, не дать им себя нагнать — но долгий пеший путь по улице все равно заставил пережить участок прошлого. И тот вечер, и заброшенный ангар в промзоне на краю города.
Гулял я там — так потом отвечал я следователю — вот нравится мне индустриальная архитектура, а еще родной город напоминает.
Товар — самодельные «татушки», к тому моменту давно лежали в тайнике и ждали покупателя. Оставалось просто уйти из небезопасного места — вот как сейчас, подняв ворот, щурясь от редких порывов ветра в лицо, особо не глядя по сторонам.
В общем, шел бы себе и шел — мало ли кто там орет женским голосом из ангара за бетонным забором и колючкой и по какой причине. Может, игры у них там ролевые, в промзоне… с шестиметровой пентаграммой, обнаженной женщиной и людьми в черных халатах со свечами в руках — из окошка, после того как я все-таки поднялся на забор, был виден только этот участок пола.
Ну и что? Это же столица — кто его знает, вдруг в другом углу, который я не вижу, камеры стоят, режиссер-постановщик и всякие там ассистенты.
Но потом громко бормотавший дядька у изголовья пентаграммы достал черный ритуальный нож и шагнул к жертве.
Так мы и познакомились с Анной Викторовной. Я ее, получается, в тот день спас.
А потом добрые следователи, вызванные анонимным доброхотом на пять трупов и даму в беспамятстве, обратились к сотовым операторам, а те дали распечатки с базовых станций о всех, кто шастал поблизости — и вот, я уже второй год собираю по пять подписей в месяц и буду так делать, если повезет с досрочным, еще два с половиной года. А ведь идея с телефоном-автоматом с его бесплатным «ноль-два» казалась надежной…
Потому что надо ограничивать себя в добрых делах. Спугнул бы — и все. Камень в окно бросил, пожар бы устроил там…
«Но вызванного беса зачем было в Анну Викторовну запечатывать?..» — сочувственным тоном будет спрашивать следователь, подталкивая ко мне заботливо оформленное кем-то чистосердечное признание, которое теперь нужно переписать от руки…
«А иначе бы она умерла», — игнорировал я бумагу. — «Крайняя необходимость».
«Кто-то может это подтвердить?..» — вновь начал ленивую дуэль человек на том конце стола.
Да никто не может.
Еще в «чистосердечном» было что-то про пять трупов, трое из которых оказались государственными чиновниками. Следователь настаивал, что их тоже — я. И ритуал этот — я. Все — я, начиная с убийства Кеннеди.
— Хватит. — Сказал я сам себе строго, возвращая в реальность и чувствуя, что еще немного, и стану себя жалеть, решать — правильно ли сделал или нет.
Все давно решено. Еще на том заборе, за секунду до того, как я таким же черным ножом резанул себе левую ладонь, и в собранную пальцами горсть набралась кровь.
Я успел дать бесу жертву раньше, чем мужик в черном. Не важно, что стоял я в этот момент не в центре круга — призванный уже прорвался.
Потом бес порвал пятерых неудачников, упустивших контроль за ритуалом. Потом его нужно было куда-то деть. А на полу лежала Анна Викторовна, до которой неудачник-предводитель все-таки успел добраться со своим ножом. И она умирала.
— Хватит! — Рявкнул я на себя.
Мимо шедший мужчина удивленно обернулся, а я ускорил шаг.
Надо будет пошить капюшон…