Плата за страх

Глава 22

Сьюзен Томпсон, опрятная, причесанная и подтянутая, как спортсменка, впустила нас в квартиру, ходившую ходуном от оглушительной музыки. С кивком и улыбкой она произнесла какие-то слова, которые я не расслышал, потом повела плечом и жестом пригласила нас с Халмером следовать за ней.

Мы прошли через прихожую, мимо гостиной, из которой доносился этот гвалт. Бросив взгляд в комнату, я увидел компанию из четырех или пяти цветных парней лет восемнадцати, усердно игравших на музыкальных инструментах: барабанах, пианино, гитаре, саксофоне, может, еще на чем-то. Звуки были такими громкими, что, казалось, можно было видеть, как они заполняют комнату. Ребята так углубились в работу, что было ясно: у них на уме предвкушаемые контракты со студией звукозаписи.

В конце прихожей была дверь, открывающаяся в обе стороны. Проведя нас сквозь нее, Сьюзен Томпсон закрыла дверь за нами, что убавило громкость до переносимого уровня, и с напускным удивлением покачала головой:

– Ребята с утра до вечера только этим и занимаются. Здесь даже сам себя не расслышишь. – Ее речь смягчал едва уловимый южный акцент, хорошо сочетавшийся с ее жизнерадостным выражением лица и уверенными манерами. – Садитесь к столу, – предложила она. – Хотите чаю со льдом?

– С удовольствием, – ответил я.

Мы находились на кухне, крошечной, как все кухоньки на Манхэттене, но аккуратной, чистенькой и обжитой, как корабельный кубрик. Мы с Халмером сели за небольшой столик с пластиковым покрытием и стали наблюдать, как миссис Томпсон готовит чай. Это напомнило мне о доме: о том, как я прихожу туда после работы во дворе, сажусь за кухонный стол и смотрю, как Кейт делает чай со льдом, а зимой – горячий кофе.

Что я делаю здесь вдали от дома, пытаясь понять другие поколения людей с другим цветом кожи, с другими судьбами и печалями? Ладно, все это должно скоро закончиться, и я снова залезу в свою нору.

Мы не пытались завести беседу, пока она не присела за стол, поставив перед нами высокие стаканы с холодным чаем. Я попробовал, мне понравилось, я похвалил, миссис Томпсон поблагодарила меня, и тогда я сказал:

– Вы знаете, что я хочу поговорить об Айрин.

– Знаю. – Она поглядела на Халмера, потом снова на меня. – Может, ужасно так говорить, но, по-моему, это к лучшему.

– Что – к лучшему?

– Что она умерла. Это жутко звучит, но это так. Такой жизни, как была у нее, – врагу не пожелаешь. Теперь хоть отмучилась.

– Думаю, между вами и вашей сестрой было очень мало общего, миссис Томпсон, – заметил я.

– О да, – вздохнула она, печально улыбаясь, – почти ничего. Мы были немного похожи, правда, она всегда была чуть полнее. И мне повезло, вот и все. Я встретила хорошего мужчину. А Айрин – нет. В этой жизни все очень просто, мистер Тобин.

– Я с вами не согласен, – сказал я. – Извините, что возражаю, миссис Томпсон, но мне кажется, что в вас было заложено то, что привлекло к вам хорошего мужчину, а вас – к нему. И я уверен, что Айрин изначально была такой, что рано или поздно нашла бы Джима Колдвелла.

На ее лице выразилось отвращение.

– Вы видели этого человека?

– Сегодня днем.

– Ну и как он вам понравился? Я покачал головой:

– Лично мне ни капельки.

– Айрин втюрилась в него по уши, – сказала она, и в голосе ее послышалось негодование. – Я допытывалась неоднократно, что она, черт побери, в нем нашла, а она каждый раз отвечала: “Ах, Сьюзи, разве ты не знаешь, что он – мой мужчина?” Ничего себе – ее мужчина. Для того чтобы покупать себе такие костюмы, он держал еще трех-четырех девиц вроде нее.

– А в жизни Айрин были другие мужчины? – спросил я.

– Мужчины? В жизни Айрин вообще не было мужчин, мистер Тобин, а Джим Колдвелл не в счет. В жизни Айрин ничего не было, кроме иглы, Колдвелла и иногда, может быть, меня.

– А друзья? Подруги?

– У нее не оставалось времени для жизни, мистер Тобин. Айрин пахала, как проклятая, потом пичкала себя этой дрянью, без которой уже не могла обойтись, а потом снова шла на панель. Когда ей было жить?

Я продолжал:

– А ее постоянные клиенты? Вы когда-нибудь говорили с ней о ее постоянных клиентах? Она покачала головой:

– Я ничего о них и слышать не желала. Она попыталась как-то рассказать мне о каком-то полицейском, который давал ей наркотики, но я не стала слушать. Я сказала ей, чтобы свою грязь она оставляла за порогом. Сама – пожалуйста, но всякую мразь чтобы в дом не тащила. Однажды она как-то зашла и привела с собой этого Джима Колдвелла. Я была вежлива, я никому не грублю, если в этом нет необходимости, но, когда остались одни, сказала: “Айрин, чтобы больше ноги этого человека у меня в доме не было”. И она его больше с собой не приводила. Я никогда к Джиму Колдвеллу горячей любовью не пылала, он знает это, да я и не пыталась скрывать.

– Он был у вас во время убийства Айрин?

– Да пришел, думал, что она здесь. Я беспокоилась не меньше, чем он, и не хотела звонить в полицию, чтобы его выпроводили, поэтому позволила ему остаться. Но потом все равно явились полицейские и сообщили, что Айрин убита, и мне пришлось подтвердить его алиби.

– Может, он на это и рассчитывал? – спросил я. Сначала она удивилась, потом задумалась, но в конце концов покачала головой.

– Нет, сэр, это не в его стиле. Он тут несколько часов распространялся о том, что с ней сделает, когда они встретятся, и он явно не шутил. Нет, это на него не похоже.

– Я так и думал. – Я покачал головой. – Не знаю, о чем еще вас можно спросить. У нее не было друзей, не было врагов, вообще не было жизни помимо Джима Колдвелла, героина и иногда вас. Но ее кто-то убил, и я никак не могу вычислить убийцу.

– Простите мне эти слова, – заметила она, – но, может, как считают в полиции, это все-таки сделала ваша родственница?

– Нет. С тех пор еще очень многое произошло. – Я отхлебнул еще чаю. – Поверьте, все упирается в вашу сестру. В ее жизни должен был быть еще кто-то. Может, старый школьный приятель, бывший любовник – словом, кто-то где-то. Айрин когда-нибудь была замужем?

– Нет, сэр. Айрин села на иглу, когда ей было пятнадцать лет, тогда же она и пошла на панель. – Поколебавшись, она добавила:

– Мне не очень приятно об этом говорить, поскольку отчасти тут есть и моя вина. Айрин была младшей в семье, понимаете, когда она родилась, мне было десять лет, и, казалось, ей никогда меня не достать. Моя мама только и говорила:

"Айрин, посмотри на Сьюэен, бери пример со Сьюзен, делай, как Сьюзен, когда ты наконец станешь такой, как Сьюзен”, и все такое. И, естественно, поскольку я сама была ребенком, мне это нравилось, я задирала нос и старалась не давать ей проходу. Поэтому она пошла на улицу, связалась с нехорошей компанией, и вот что получилось. А я иногда думаю, если бы я лучше к ней относилась, когда мы были детьми, все могло бы быть иначе. – Она покачала головой и взяла в руки стакан с чаем. – Но, мне кажется, и мама была не права, что всегда ее так принижала.

– Иногда родителям самим трудно понять, что хорошо для их детей, а что – плохо, – заметил я.

– Мне ли этого не знать. Да, сэр. Ты говоришь себе: у меня-то все будет по-другому, уж я-то не повторю ошибок моей матери. И что же получается? Делаешь другие ошибки, свои собственные.

Я допил чай и сказал:

– Ну что ж, спасибо, миссис Томпсон. Спасибо, что уделили мне время.

– Не стоит благодарности. Всегда буду рада вам помочь, звоните, сделаю все, что в моих силах. А если вы сможете найти того, кто на самом деле убил бедняжку Айрин, ну, это было бы здорово. То есть я помню, что сказала, мол, хорошо, что она отмучилась, но все-таки – за что же ее так зверски зарезали. Тот, кто это сделал, должен получить по заслугам.

– Надеюсь, что получит. Можно мне перед уходом от вас позвонить?

– Да, конечно. Там, на стене. Я бы вас провела в гостиную, но вы оттуда ничего не услышите.

– Ничего страшного. – Я подошел к холодильнику, рядом с которым на стене висел белый телефон.

– Не буду вам мешать, – сказала она, поднимаясь из-за стола.

– Нет-нет, оставайтесь, я просто позвоню домой, – попросил я.

– Мне все равно нужно поговорить с мальчишками, – сказала она. – Должны же они когда-нибудь остановиться. – Она поспешила прочь из кухни, дверь слегка качнулась ей вслед.

– Что ты думаешь? – спросил я у Халмера.

Он выглядел удивленным.

– Вы хотите сказать, не врет ли она?

– Естественно, нет. Она сказала всю правду, какую знала. Вопрос в том, много ли она знает?

– Вы меня спрашиваете?

– Я сам с собой разговариваю, Халмер, – ответил я. – Извини, мне просто нужно было к кому-то обратиться. – Я отвернулся и набрал свой домашний номер. Мне хотелось знать, не звонил ли кто-нибудь из моих старых приятелей-полицейских – может, появились новости про Вилфорда и Айрин Боулз – и звонили ли мне вообще. Если нет, я собирался поехать прямо домой, ночью осмыслить информацию, и завтра с утра попробовать найти другую зацепку.

У меня за спиной послышался голос Халмера:

– Сдается, она неплохо знала свою сестричку.

– И мне тоже сдается, – сказал я. – Что осложняет дело. Тут Кейт подошла к телефону, и я сказал:

– Привет, это я. Кто-нибудь звонил?

– Митч, – произнесла она изменившимся голосом, – тут два...

– Что?

Вмешался другой голос:

– Тобин? – мужской, грубоватый, властный.

– Кто это?

– Инспектор второй категории Вагнер. Откуда вы звоните?

– Из Манхэттена. А в чем дело?

– С вами хочет поговорить капитан Дрисколл.

– Дрисколл? А, этот. О чем?

– Этого мне знать не положено, – ответил он. – Он дал мне ваш адрес, я на машине, могу за вами заехать.

– В этом нет необходимости, я сам доберусь. Где он, снова в Куинсе?

– Нет, в участке. Знаете, где находится двадцать седьмой участок?

– Нет.

– На Кармин-стрит, сразу как свернете с Седьмой авеню. К западу от Седьмой.

– Хорошо. Он сейчас там?

– Да.

Я взглянул на часы. Было почти полшестого.

– Сейчас – час пик, – сказал я. – Я могу немного задержаться. Я в Гарлеме. Выезжаю.

– Я позвоню капитану, – сказал он.

– Будьте добры, позовите мою жену к телефону.

– Конечно.

Кейт, взяв трубку, спросила:

– Митч? Что-нибудь случилось?

– Не знаю. Поеду к Дрисколлу и выясню, чего ему нужно. Потом перезвоню тебе.

– Митч, звонила Рита Кеннели, они выпустили Робин.

– Что они сделали?

– Она сказала, что это произошло через пять минут после того, как ты ушел; пришел человек в штатском и сказал, что Робин освобождается из-под ареста, через час принесут официальные бумаги и она свободна. Теперь они договариваются, чтобы ее перевели в частную клинику.

Что-то произошло. Интересно знать, что именно и имеет ли это какое-то отношение к тому, что меня вызывает Дрисколл.

– Что ж, я, пожалуй, поеду, Кейт. Как только выясню, в чем дело, сразу тебе позвоню. – Повесив трубку, я обратился к Халмеру:

– Отвезешь меня обратно в Виллидж?

– Конечно, – сказал он, поднимаясь на ноги. – У вас такой вид, будто что-то случилось.

– Случилось.

– Что? То есть можно мне узнать?

– Я сам бы хотел узнать, – ответил я ему.