Плененный светом

Глава 19

Персефона

Еще не открыв глаза, я понимаю, что лежу не у Аида в комнате. Слишком домашние запахи и слишком привычная постель.

Мне снится сон, что я дома?

Но реальность врывается в сознание пугающим потоком: я дома!

Вскакиваю и, почувствовав сильное головокружение, сваливаюсь прямо возле кровати. На шум прибегает мама. Успеваю отметить, что она снова здоровая, и сердце ноет от боли, ведь я знаю, что это означает.

– Перси, детка… – слышу я сквозь шум в ушах и шепчу единственную фразу:

– Он меня бросил, да?

Меня накрывает темнота. Я словно дрейфую на волнах забвения и не хочу возвращаться обратно. Даже мой свет, кажется, уснул. Я чувствую, как к моему лбу прикладывают холод. Он сменяется каждые несколько минут, но я не могу проснуться. Снова погружаюсь в спасительную дрему и выныриваю, лишь когда слышу посторонние голоса в комнате. Неизвестные прикасаются ко мне холодными пальцами, ощупывают и пытаются привести в чувство. Но ни один из них не в силах заставить меня открыть глаза.

Меня покачивает в океане боли, и я знаю, что слишком слаба, чтобы принять эту действительность. Здесь, в темноте, я не так остро чувствую одиночество. Меня нет. Голос мамы, который я слышу в промежутках между словами молитвы, – только он может вернуть меня, но не сейчас. Еще не пришло время.

Боль становится мне родной. Аид бросил меня. От воспоминаний о нем плавится душа. Даже одно его имя заставляет сердце пропускать удары, а понимание, что он без согласия отправил меня на Землю, буквально выбросил, как старую куклу, царапает сознание раскаленными иглами.

Наигрался? Или все же решил, что я приношу только вред подземному миру и, спасая его, выдворил меня вон? Он мог бы просто сказать мне об этом! Я бы и сама ушла, если бы знала, что лишняя.

Слезы не катятся по лицу, но они каждую минуту орошают мою исцарапанную душу солеными каплями. И тогда я начинаю злиться. Аид мог просто со мной поговорить! Но он не стал обсуждать свои решения с какой-то жалкой человечишкой. Он поступил со мной как с ненужной вещью. Как с игрушкой, которая сломалась и стала приносить намного меньше радости.

Именно эта злость заставляет меня в одно утро открыть глаза. Я делаю глубокий вдох и поворачиваю голову. Мама спит в моем кресле с маленькой книгой в руках. Молитвослов, догадываюсь я. На мне тонкая домашняя пижама и толстые вязаные носки. Наверное, мама надела их на меня, потому что я мерзла. Не помню ощущения холода. Ничего не помню, кроме боли.

Встав на ноги, я больше не ощущаю слабости или головокружения. Нет, но чувство, будто у меня сгорела душа, не покидает.

– Мама? – я мягко прикасаюсь к плечу родительницы. Она вздрагивает и фокусирует на мне взгляд.

– Ох, Перси, наконец-то ты пришла в себя! Я уже не думала, что ты когда-то очнешься!

Я медленно возвращаюсь к жизни. За те две недели, которые я провела в кататоническом состоянии, я сильно ослабла, но все же довольно хорошо себя чувствую. Мои силы выжглись любовью, ненавистью и злостью, но никак не отсутствием питания, которое мне уже в принципе не нужно.

Но мама все равно упорно меня откармливала и старалась развеселить. Она, скорее всего, догадывалась, чем вызваны мои страдания, но не задавала лишних вопросов. А я просто проживала настоящий ад в своей душе, еле выдерживая каждую следующую минуту.

Незаметно проходят дни, недели, даже месяцы. Я не ощущаю течения времени, и только когда на улице распускается весна, мама заявляет мне:

– Перси, это невозможно! Ты не должна убивать себя! Вставай, мы едем в колледж.

– Зачем? – бесцветно спрашиваю я.

– Будешь восстанавливаться на учебе! – серьезно говорит она. – У меня больше нет сил смотреть, как ты медленно умираешь.

Я хочу опровергнуть ее слова, но вдруг понимаю, что она права. Пытаюсь перенестись куда-то, но ничего не выходит. Тогда я встаю и подхожу к подоконнику, на котором стоит горшок с цветами. Мысли мои полны сумбура и страха. Неужели я утратила силу?

Протягиваю руку к растению и пытаюсь вырастить его, сделать пышнее и больше, но снова ничего не выходит. Я, словно пустой сосуд, больше не способна ни на что. Только не могу понять: Аид отобрал мою силу, чтобы я не смогла вернуться к нему, или же я сама ее утратила? Выжгла вместе с болью и ненавистью к мужчине? Даже в том странном состоянии, в котором я находилась пару недель, я все же понимала, что больше не вернусь в подземный мир, и сила покинула меня. Но полная правда мне тогда не открылась.

– Перси, что ты делаешь? – хмурясь, спрашивает мама.

Я оборачиваюсь и вижу искреннюю тревогу на ее лице. В ее глазах горит огонь жизни. Таких живых эмоций я не видела давно. Неужели она теперь может жить, даже несмотря на то, что я рядом? Слезы набухают в уголках глаз, я не понимаю, что со мной. Кидаюсь в объятия мамы и сквозь плач шепчу:

– Ты здорова… Хоть ты будешь жить…

– Перси, я хочу, чтобы ты знала, – отвечает мама хриплым от слез голосом. – Ты – самое дорогое, что у меня есть и когда-либо было.

– Я знаю, мама…

– Это не все… – она отстраняется от меня и с тоской смотрит прямо в душу. – Он любит тебя. Теперь я это поняла. Он смог отпустить тебя на Землю насовсем, забыв про все свои желания. Это и есть любовь.

Внутри немеет от воспоминаний об Аиде, и я сдавленно отвечаю:

– Нет, мама. Он не отпустил меня. Аид бросил меня. Вышвырнул из своего царства, когда понял, что я несу угрозу для его мира.

Я отворачиваюсь к окну в тщетных попытках не разрыдаться снова. Чувство, что Аид наблюдает за мной, не покидает. А может, эта паранойя вызвана моими желаниями, но я все равно не сдерживаю слезы. Но он больше их не увидит.

– Давай отныне не будем о нем говорить. Никогда.

***

Я действительно восстанавливаюсь на учебе. Это не становится для меня проблемой, особенно когда все узнают о моем похищении и чудесном возвращении. В первый мой визит, когда я появилась на полгода, я старалась не общаться с представителями Гарды и вообще не появляться там, где меня знают. Иначе расспросов было бы не избежать, а я не собиралась задерживаться на Земле надолго. Но теперь выбора нет.

Можно было бы все время сидеть дома и наблюдать из окна за тем, как летят годы. Но совсем скоро у нас с мамой не осталось бы средств к существованию. Да, мама нашла работу, как только почувствовала себя лучше. Ей неплохо платили, но недостаточно для двоих.

Я вышла на учебу, нашла подработку, и жизнь пошла по старому, но такому уже непривычному для меня курсу. Мне не нравилось всеобщее внимание и перешептывания, но я пыталась отвлекаться чтением и занятиями. Но больше всего меня угнетали жалостливые взгляды однокурсников. Мои старые друзья старались даже громко не смеяться в моем присутствии, будто меня ореолом окружал туман траура. И это жутко нервировало. Да, я была грустная. Я действительно не могла снова зажечь свои глаза, хоть и довольно часто улыбалась. Но никто даже не подозревал, что я такая не потому, что меня похитили и бог знает что делали, а потому, что мой похититель отказался от меня. Это дико печалило.

Мама предлагала записаться к психологу, и я даже нашла одного. Но как только попыталась открыться ей – примерно обрисовать ситуацию, не вдаваясь в подробности, – и терапевт сказала что-то о стокгольмском синдроме, я выбежала, не дав ей договорить.

Да, все считали меня жертвой какого-то маньяка. Но это было не так. Не было ни единой души на этой планете, способной понять, что именно происходит у меня внутри. А расскажи я всю правду, меня бы тут же сослали в психбольницу.

Но кому я и могла довериться, пусть и немного, не считая мамы, так это Молли. После возвращения к нормальной жизни я пришла к ней и долго рассказывала все, что со мной произошло. Пришлось приукрасить, что Аид простой иностранец, у которого очень много денег и связей, но чувства к нему были настоящими. Пусть и началось все с похищения.

Как ни странно, Молли меня поняла. Может, она догадывалась, что я недоговариваю. Или же ее понимание было вызвано исключительно тем, что ее муж был из Ирландской мафии и ей не привыкать к подобному. Да, именно он – отец ее маленькой дочки, которую я сразу же полюбила. Девочка росла активной и смешливой, а Молли буквально расцветала, глядя на нее.

Однажды подруга мне рассказывает то, что я никак не могу уложить в голове.

– Ты знаешь… – начинает она, когда дочка уже сладко спит в кроватке рядом с нами, – в ту ночь ноября, когда ты пропала, я хотела покончить жизнь самоубийством.

– Я хотела тебя остановить, Молли! Я уже почти добралась, но двое… – мне снова становится больно от воспоминаний о том, как меня похитили. Но не из-за грубости, а потому, что тогда я попала в царство к Аиду. Жизнь обрела краски, неведомые мне до тех пор.

– Я знаю! И очень винила себя за то, что ты вышла в ночь. Именно я стала этому причиной. Хотя уже тогда знала, что за тобой охотятся…

– Ох, Молли… Не вини себя. Не спрашивай, как я это узнала, но можешь быть уверена, я так или иначе оказалась бы у него. Но ты все же не прыгнула… Я так надеялась, что у тебя хватит духу остановиться!

Неприятные воспоминания становятся комом в горле. Я действительно очень сильно переживала за нее и за маму. Наверное, даже больше, чем за себя.

– А я и не останавливалась. Мне помог неизвестный. В последнюю минуту, перед тем как я бы полетела вниз, рядом словно из-под земли вырос силуэт мужчины. Он сказал что-то о тебе и что мне еще рано к нему…

Обнаженная кожа рук подруги покрывается мурашками. Она до сих пор не может поверить во встречу с настоящим божеством. Хоть и, несомненно, догадывается, что это все не просто так.

– Как он выглядел, Мол? – спрашиваю я, пытаясь сопоставить факты. Если это был Аид, то зачем он послал двоих демонов за мной, а не забрал меня сам? Но кто бы это мог быть, кроме него?

– Я не помню, правда. Я вообще мало что помню о том вечере. Только его обещание помочь, пускай и решение все равно остается за мной. И он помог… – шепчет Молли, а на глазах у нее блестят слезы.

– Как? – подаюсь к ней.

– Я еще оставалась на мосту, глядя на темное полотно реки. Незнакомец исчез, но буквально сразу появился он, мой Дэвид.

– Муж? – удивляюсь я такому повороту.

– Да. В тот вечер он отговорил меня от мысли свести счеты с жизнью. Вот только навязчивый бред, что я не могу больше жить и все вокруг потеряло краски, не переставал преследовать меня и днем, и ночью.

Молли тихонько встает и, обняв себя за плечи, отходит к окну. Я вижу, насколько трудно ей дается этот разговор, поэтому не тороплю подругу. Линия плеч девушки напрягается так, будто ей резко стало нечем дышать, но спустя несколько секунд Молли глубоко вздыхает, оборачивается и продолжает:

– Он действительно спас меня, тот незнакомец. Послал мне на помощь такого удивительного человека, как Дэвид. А он уже вытащил меня из этого состояния. Он буквально вытянул меня с того света! – ее глаза горят любовью и нежностью. – А я подарила ему нашу дочь.

– Я так рада за вас!

Я улыбаюсь ее счастью. Хоть мне и не суждено с кем-либо разделить такие большие чувства, но я искренне рада за тех, кому повезло больше, чем мне. Я хочу сказать Молли еще что-то, но меня отвлекает звонок мобильного. На экране высвечивается неизвестный номер, и я не хочу брать трубку. Но стойкое чувство, будто произошло что-то ужасное, полностью охватывает меня.

– Да? – отвечаю я и слышу голос того, кого не хотела бы слышать никогда.

– Перси, дочка! Мне срочно нужно тебя увидеть!