Плененный светом

Глава 20

– Как ты смеешь мне звонить? – дрожащим от злости шепотом спрашиваю я. Мне бы хотелось не проявлять эмоций хотя бы перед Молли, но, кажется, я уже никогда не буду прежней, той самой покладистой и всепрощающей девушкой.

– Перси, послушай! Мне правда очень нужна твоя помощь! Мне недолго осталось, и меньше всего на свете я бы хотел уйти из жизни не извинившись! – его голос сочится скорбью, в нем даже слышатся нотки страха… и слезы.

– Мне не нужны твои извинения! – говорю я, но уже не так уверенно. Что значит – недолго осталось? Сердце все равно чувствует жалость, как я ни пытаюсь его образумить. Он предал меня! Продал первому, кто готов был заплатить, а теперь кается?

– Дочка, пожалуйста! Всего пару слов, я обещаю не задержать тебя надолго. Ты моя единственная надежда! Я понимаю, что тебе не нужны мои извинения, но позволь хотя бы так очистить свою душу перед смертью.

Я долго молчу, в раздумьях кусая губы. Ведь и правда, мы же не чужие. Какой-никакой, но он мой отец, и если ему хочется извиниться, то кем я буду, если не дам ему такой возможности? В конце концов, мне самой хочется посмотреть в его глаза. Признаться, я давно хотела задать ему один вопрос: «За что?».

– Хорошо. Но только на пять минут. Где ты?

– Спасибо, дорогая, спасибо тебе! – уже не скрывая слез, бормочет отец. – Я на Пирс-стрит, возле бара «Баттер-Дуо», знаешь, где это?

– Да, примерно. Я буду через полчаса, – смотрю в окно. Снова льет дождь. – Не стой на улице, зайди внутрь, я тебя найду! – бросаю я напоследок и отключаю звонок.

– Перси, это кто? – с опаской спрашивает Молли.

– Неважно, Молл. Спасибо тебе за все… и за разговор. Он был мне нужен. Я поеду.

Встаю и иду к двери. Надеваю пальто и слышу встревоженное:

– Точно не хочешь рассказать? Тебе не грозит опасность?

– Нет, мне просто некогда. Я обязательно все расскажу потом, – целую подругу в щеку и выхожу под дождь. Раскрываю зонт, выхожу на главную улицу и ловлю такси.

Приехав по указанному адресу, я долго не решаюсь зайти в бар. Что-то будто бы отталкивает меня от этого места. Оно слишком мрачное и кажется давно заброшенным. Но неяркий свет, просачивающийся сквозь промасленные жалюзи, дает понять, что заведение все же работает.

Мои волосы давно намокли, да и пальто полностью напиталось водой, но я все так же топчусь у входа. Уговариваю себя, что это ненадолго и я, поговорив с отцом, сразу же уйду из этого поганого места. Приеду домой, закутаюсь в плед, зажгу пару своих любимых свечей. От этих мыслей на душе становится намного уютнее, и я делаю шаг вперед.

Не могу понять, что за скребущее чувство гложет мою душу. Захожу внутрь и озираюсь по сторонам. Посетителей практически нет. Только одинокий мужчина; он курит, держа сигарету в дрожащих пальцах. Поднимает на меня взгляд, и я не сразу узнаю в нем своего отца.

– Дочка? Ты приехала! – он встает и хромает ко мне. С ужасом замечаю, что вся его левая нога в крови. Серые брюки, пропитавшись ею, потемнели. И я замираю, всеми клеточками тела чувствуя опасность.

– Папа? – хрипло шепчу я, всматриваясь в его пустые грустные глаза. Не сразу замечаю шум за спиной. Не успеваю обернуться, как мне к лицу прижимают тряпку со сладковатым дурманящим запахом. Пытаюсь вырваться, но меня крепко сжимают чужие руки, и сознание уплывает. Последнее, что я вижу, это всплеск радости в глазах отца и его кривую ухмылку.

***

Прихожу в себя от дикого чувства жажды и сильной головной боли. С усилием открываю глаза, но зрение слишком рассеянно.

Что произошло?

Двигаться тоже не получается. Все тело затекло, я практически не ощущаю конечностей, но понимаю, что сижу на стуле со связанными ногами и привязанными за спинкой руками.

– Помогите… – хриплю не своим голосом.

Ответом мне является только тишина. Что со мной сделали? Пытаюсь напрячь память, но в воспоминаниях все мутно, как и перед глазами. Но вдруг в мыслях вплывают обрывки фраз отца. Он зовет меня куда-то… В бар? Да. Я приехала к нему, увидела… А дальше ничего не помню.

– Пожалуйста, помогите… – шепчу чуть громче, но язык не хочет слушаться. Он неестественно распух, шевелить им практически невозможно. Если мне сейчас не дадут воды, боюсь, я просто умру.

Еще пара попыток позвать на помощь, и силы снова покидают меня.

В следующий раз я прихожу в себя очень резко. На меня плеснули ледяной воды, и мне показалось, я задохнусь. Хватаю ртом воздух и открываю глаза.

– Очнулась, детка? – окликает меня гнусавый голос коренастого мужчины. – Что ж, отлично! Райан говорил, что у тебя есть доступ к денежкам одного бандита. Не хочешь поделиться? Нам много не нужно!

Он едко усмехается, а у меня в голове стоит звон. Я ничего не понимаю.

– Папа говорил? – хриплю, стараясь привыкнуть к яркому свету фонаря под потолком.

– Да кто вас знает, папочка он твой или любовник. Деньги давай! Или твой богатенький дядя будет собирать твои кости по всему Дублину. Сечешь? – выплевывает мужчина мне в лицо.

Я вся сжимаюсь от страха, понимая, что попала в ловушку. Только теперь до меня доходит, что именно я чувствовала, когда входила в тот бар. Я как будто не шла, а снова плыла в той лодке прямиком в бездну Тартар. Ощущение предательства кислотой разъедает мою душу. Я снова доверилась отцу и снова получила пинок под дых. Господи, за что он так со мной?

– Я не знаю никаких богатых бандитов. Отец что-то перепутал. Отпустите меня… – безжизненно отвечаю я, облизывая потрескавшиеся губы. Да, если в прошлый раз мне повезло и Аид не убил меня, то из этого похищения мне не выбраться живой.

Будто в подтверждение моих слов мужчина хватает меня за волосы и с силой оттягивает назад. Я невольно вскрикиваю от резкой боли, но сжимаю зубы и смотрю прямо в глаза похитителю.

– Не знаешь? – шипит он мне, обдавая зловонным дыханием. – Что ж, а это мы сейчас выясним, крошка. Поверь, тебе вряд ли это понравится. Я заставлю тебя кричать от ужаса и боли. Ты узнаешь, что такое настоящий ад!

Он еще сильнее оттягивает мои волосы, буквально вырывая их из кожи. А я нагло усмехаюсь сквозь физические страдания.

– Встретимся там! – хохочу я, словно умалишенная, и уже серьезно добавляю: – Поверь, я знаю, что такое ад! – грязно ругнувшись, плюю ему прямо в лицо.

Я больше не боюсь боли. Мне выпало ощутить практически все ее оттенки. И смерть мне не страшна, я знаю, что будет после, знаю, куда попаду. Меня даже немного радует такая перспектива. Есть надежда, что напоследок я все же увижу Аида. Но мама… ей будет больно.

Мужчина еще раз сильно дергает меня за волосы, затем отпускает. Голова отдает пульсирующей болью, но я уже не воспринимаю ее как часть себя. Это просто тело, в конце концов. Боль от предательства, та, которая оседает в внутри удушающей пылью, – вот что по-настоящему ранит. И сколько бы времени ни прошло, она никогда до конца не забудется, тогда как физическая боль утихает буквально сразу.

– Я бы поиграл с тобой в игры, но сейчас мне важнее получить деньги. И поверь мне, тварь, я научу тебя вежливости!

Он ехидно улыбается и, не отводя от меня взгляда, достает телефон.

– Кай, приведи сюда Райана. Пусть в заключение поговорит с дочуркой.

Мужчина отключает звонок и осматривает меня голодным взглядом. Его глаза буквально кричат о том, что он хотел бы сделать, если бы не необходимость получить то, зачем я здесь оказалась. Но что ему помешает сделать это потом, когда он выяснит, что я не в состоянии дать ему желаемое?

Меня не пугает боль, да. Но такое унижение я бы не хотела испытывать. Так что, если у меня не получится выбраться, я предпочту умереть сразу. А как это сделать, я уж придумаю.

Спустя несколько минут еще один амбал, которого назвали Каем, приводит моего отца и грубо толкает его в комнату. Папа падает навзничь, не удержав равновесие из-за простреленной ноги. Как долго он в таком состоянии? Разве он не должен был уже истечь кровью?

Кай замечает мой взгляд и отвечает на немой вопрос:

– Пуля прошла по касательной, но это не значит, что я плохо стреляю, – едкая ухмылка трогает его тонкие губы. – Это значит, что я дал ему шанс оставаться в сознании и не умереть раньше, чем мы получим деньги. А задолжал он немало.

– Мне все равно, – сухо и безэмоционально выдаю я и отвожу взгляд. Я сама не могу понять, что чувствую в этот момент. Мне захотелось кинуться к отцу и помочь ему подняться. Я буквально почувствовала его боль, но, с другой стороны, будь у меня возможность, я бы сама прострелила ему вторую ногу. Эта двойственность разрывает.

– Так уж и все равно? Что за дочурку ты воспитал, Райан? – брезгливо кривится Кай.

– Он и не воспитывал! – бурчу я, на что один из мужчин отвечает:

– Конечно, если бы тебя воспитывал этот отброс, ты бы уже продавала себя где-то в грязной подворотне.

– А папаша отбирал бы всю выручку! – язвительно подтверждает Кай.

Я молча смотрю исподлобья на мужчин и понимаю, что рано лишилась силы. Будь она со мной сейчас, я бы одним щелчком пальцев поставила всех этих уродов на колени, а потом бросила Церберу – поиграть со свежим мясом. Я даже облизнулась, представляя эту сцену.

– Ну что ж, Рай. Разговори девчонку, если хочет еще выторговать хоть несколько часов своей никчемной жизни.

Мужчины разворачиваются и молча выходят, оставляя меня наедине с отцом. Тот сидит на полу, держась за больную ногу, и не решается поднять на меня глаза. А я не могу поверить, что произошла от этого… человека? Неужели по нашим венам течет одна и та же кровь? Как мама вообще могла его выбрать?

– Развяжи меня! – не прошу, приказываю я.

Отец наконец поднимает на меня пристыженный взгляд, но теперь я понимаю, что это все игра. Понимаю, почему мама его выбрала. Это уже не мой папа. От того прежнего Райана, которого любила мама, не осталось ничего. Теперь передо мной сидит настоящий демон, а не человек. Он будет изображать из себя жертву, будет плакать и молить о пощаде, но во главе всего у него останется только его жалкая жизнь и азартные игры. У него-то и души не осталось. Он и ее проиграл.

– Я не могу этого сделать! Они… – отец косится на дверь и уже тише добавляет, – они убьют меня, если я это сделаю.

– Но они в любом случае тебя убьют, но теперь и меня тоже, как ты не понимаешь?!

– Нет, нет! Я давно с ними знаком! Они могут пригрозить, но не убьют, если я выполню условия. Вот только отдам им долг…

– Какой же ты глупец! – выплевываю я и пытаюсь самостоятельно вырваться из пут, раз уж помощи не дождешься. Но ничего не выходит. Да еще и головная боль наряду с жаждой лишают каких бы то ни было сил.

– Хорошо, не отвязывай. Дай попить, или я ничего не скажу!

Отец долго сомневается, но потом не без труда поднимается, идет в дальний угол комнаты и зачерпывает воду стальной кружкой из железного ведра. Подносит посуду к моим губам. Я ощущаю гнилостный запах, но мне уже все равно. Я хватаю край кружки и жадно глотаю воду. Напившись, облизываю губы, ощущая слабый прилив сил.

– Что ты от меня хочешь? – спрашиваю я, как только отец снова оборачивается ко мне. – Разве тебе мало было продать меня неизвестному, словно я какой-то скот? Тебе хоть интересно, что они со мной сделали? – мой голос сочится ядом, но даже я слышу в нем плохо скрываемую боль.

– Перси, но ведь ты жива, а это главное! Все можно пережить, да и тот мужчина, который попросил тебя в счет долга, выглядел довольно презентабельно.

– Это все, что тебя убедило отдать родную дочь? Презентабельность? – шепчу я, но внутри клокочет буря.

– Ну… ты должна понять отца. Тем более судя по тому, что я узнал, тебе понравилось. Вот скажи, какая вам, женщинам, разница, перед кем раздвигать ноги?

Я даже открываю рот в немом изумлении. Это говорит мой отец? Мне? Но он не замечает моего шока, а довольно серьезно рассуждает дальше:

– Он богатый и влиятельный – это видно сразу, – а значит, ты была в шоколаде.

– А если бы он решил продать меня в рабство?! – визжу я. – Если бы отдал на растерзание толпе каких-то отбросов, тебя это не волновало?

Отец лишь хитро улыбается и качает головой.

– Нет, – говорит он, – я знаю людей. Мой образ жизни заставил научиться читать по лицам, мельчайшим жестам. И я сразу понял: он берет тебя для себя.