Пленники Барсова ущелья (илл. А. Лурье) 1956г.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
О том, как Ашот достиг того, к чему так упорно стремился

Возглас Гагика привел Ашота в себя.

— Эй, парень, — кричал он Саркису, — летаешь без парашюта, а нам — заботы!

— Довольно разговорами заниматься! — оборвал Гагика Ашот. — Давайте быстрее спустимся в ущелье и с другой стороны попробуем определить высоту, на которой застрял Саркис: Надо же знать, какой длины должна быть наша веревка.

Ребята спустились, и Ашот, снизу глядя на скалу, долго что — то прикидывал. А Саркис сидел в своей тесной впадине, побледневший, измученный, и смотрел на горы. Хорошо еще, что елка своими лохматыми путаными ветвями закрывала от него пропасть, иначе, пожалуй, у него сердце бы разорвалось от страха и он скатился бы вниз, не ожидая спасения.

Услышав голоса товарищей, Саркис начал свои обычные причитания:

— Милые вы мои, вытащите меня отсюда!.. Никто не отозвался.

— Спаси меня, Ашот-джан, может, и я тебе как-нибудь пригожусь! — умолял Саркис. Ашот надменно улыбнулся.

— Черта с два ты мне понадобишься! — сказал он словно про себя.

Настроение у него было отвратительное, и все накопившееся раздражение и злость он изливал сейчас на Саркиса.

Шушик смотрела на него и с упреком покачивала головой. Взгляд ее, казалось, говорил: «Нехорошо, Ашот, не надо быть таким злопамятным».

— Что ты на меня смотришь? Впервые увидела? — рассердился Он, поймав этот взгляд. Ему казалось в этот день, что все настроены против него, начиная с Бойнаха.

— Вытащите меня отсюда, милые мои! — снова послышался рыдающий голос Саркиса.

— Как вытащить? Нет таких средств…

— Как нет? В самом деле? — взволновалась Шушик. — Разве нельзя канатом?

— Выход один, — сказал Ашот, — навалить под канатом снега, пусть прыгает.

— А вы испытали свой канат? Не оборвется? — боязливо спрашивал Саркис.

— Почему оборвется? Ты похудел, с курицу стал, — утешал его Гагик. — Не бойся.

— Нет, Гагик, он прав, надо проверить. Саркис, отпусти-ка веревку, мы ее испытаем.

Нескладный, кривой и узловатый канат, производивший впечатление такого крепкого, оказался никуда не годным. Ребята привязали его к ветвям одного из деревьев, и кто бы на нем ни повис, неизменно падал. Канат рвался. Значит, впустую пропал весь труд бессонной ночи!

— Да — а, ловко освободили бы мы Паруйрова сынка, честное слово — невесело смеялся Гагик. — Это была бы настоящая «братская» помощь!

— Это потому, что зимою кора у карагача сохнет, — оправдывался Ашот. — А попробовал бы ты весною свить веревку из такой коры, не оборвалась бы. Но что поделаешь, надо придумать что — то новое. Шушик, остались еще шишки? Да? Ну, дай Саркису, пусть ест, а мы пока подумаем. Только вот так, без дела, сидеть нельзя. Пойдем поработаем пока на тропинке, а тем временем и решим.

Вскоре они снова были на Дьявольской тропе. Тяжелая работа возобновилась.

Увидев комья снега, падающие с горы, Саркис подумал, что товарищи о нем забыли.

— А я? — раздался из — под обрыва его плаксивый голос. — А для меня что вы делаете?

— Мы идем в село за помощью тебе, — снова зло пошутил Гагик и передразнил: — «Я… для меня… мне!»

— Да, знаю, что вы делаете… О себе только и думаете… Мамочка, милая!..

— Не реви! Мы и работаем и думаем. Канат негодным оказался, а лестница слишком короткой, — пояснил Ашот.

Вечером ребята кинули несчастному Саркису белку и зорянку, а сами в дурном настроении вернулись в пещеру.

«Хоть бы шкурку он сохранил, чтобы потом мы могли подарить ее Шушик», — думал Асо. Пастушок еще находился под впечатлением своей удачной охоты на белку.

Вечером ребята сидели вокруг костра и думали. Еще ни разу не охватывала их такая безнадежность.

Гагик должен был сегодня рассказать какую — то историю, но он утратил весь свой юмор, и ему не хотелось говорить. Все мысли были о том, как освободить злополучного товарища.

— Ну, что же ты тянешь, Гагик? — поторапливала его Шушик.

— Ладно, расскажу, — наконец решился он. Рассказывал Гагик без настроения, и все — таки во всех его рассказах ощущалась та жизнерадостность, какой было пропитано все существо мальчика. Происшествия, которые он описывал, были трагичны, но кончались благополучно и забавно.

Первое из них произошло с женщиной из Гарни, решившей расстаться с жизнью.

Семейная трагедия привела женщину к скале над рекой Азад. Здесь она сказала миру последнее прости, закрыла глаза и кинулась в пропасть.

— Ой, бедная! — вскрикнула Шушик.

— Нет, моя дорогая, не бедная. Сейчас она очень хорошо живет в своем селе. Только хромает, и то совсем немного.

— Как! Жива осталась? Каким чудом?

— На свете чудес не бывает. Ты знаешь, что женщины в наших старых селах носят очень широкие юбки. Причем не одну, а сразу несколько. Так вот, если ветер летит низко, то обязательно поднимет и раздует эти юбки. Кажется, вот — вот их хозяйка взлетит на воздух!

— Ну-ну, — наклонившись вперед, с живейшим интересом слушала Шушик. — Скажи, а что же было потом?

— Потом? Потом эта женщина замечательно опустилась на берег реки. Жаль, что ты не так одета, а то пригодилась бы твоя юбка Саркису. Надел бы и… как на парашюте опустился.

Трагическое начало было и у второго рассказа:

— В селе Гармрашен медведь поймал в поле жену председателя колхоза и своими нежными лапами приласкал ее круглые щеки.

— Ой, Гагик, вечно ты придумаешь что-нибудь необыкновенное!

— Нет, правда. Ну так вот. Припустился мишка за женщиной. Она перепугалась до смерти, бежит, а медведь следом. Добежал до обрыва. Внизу — пропасть, сзади — косолапый. Все равно погибать. Вот она и кинулась в пропасть. И что же? Такие же юбки спасли — распустились парашютами… А пропасть глубокая была! Не случись ей упасть на кучку сухих листьев, наверняка бы разбилась… Ну вот, — закончил свой рассказ Гагик, — я и думаю: не может ли нам что-нибудь вроде такой подстилки из сухих листьев помочь? Может, травы нарвать, набить ею наши рубахи и положить, как подушки, одну на другую. Упадет на них Саркис и не разобьется. Хотите? О, погодите, вот так находка!

Рассказывая, Гагик все время вертел в руках обожженный с одного конца длинный дубовый прутик. Он хотел сломать его и бросить в огонь, но прутик не давался.

Странно: в холодном состоянии он легко ломался, а сейчас, разогретый, только гнулся.

— Поняли? — обрадовался Гагик и вскочил с места. — Завтра же мы освободим Саркиса из его тюрьмы! Мы нарежем дубовых веток, разогреем их на огне и наделаем колец. А из колец — длинную цепь. Ясно?