Зимний хрустящий снег… Редкие голоса птиц. Вечерний ветер, вдруг сыпанувший колкой метелью в лицо. Улыбнулась, окунаясь в волшебство момента, оглядываясь на идущего рядом Полоза. Мужчина шел размашистым и уверенным шагом, чуть поправлял ворот отделанной темной меховой опушкой куртки и сейчас вот тоже смотрел на меня.
– Хорошо, что руку удалось восстановить… – сказал он, а я не могла с ним не согласиться.
Ритуал был очень сложный. Чудовищно сложный. Схематика заклятий занимала около двадцати страниц в реликтовой книге. Кровь каждого из старших градусов смешивалась с магическими порошками. Туда же шли и части воплощений. С горынычей – по драконьему зубу, с полоза – чешуйка, с Индрика – прядь чудесных волос, а с меня – перо. Если царапину на ладони я пережила спокойно, то вот отдать перо оказалось весьма болезненно. Казалось, перед глазами от боли даже искры выступили, когда верховный его вырывал. Знала, что остальные испытывали то же самое. И все же, это того стоило.
После ритуала около часа я посвятила уборке. Вместе с девочками-домовыми отдраивала полы, начищала склянки для зелий и мыла ритуальные чаши. Уже и забыла, каково это… Несколько лет прошло.
Полоз меня все это время ждал. Я была просто обязана с ним поговорить о случившемся сегодня с утра, о визите Оресьева, его планах и причастности к ордену.
Сейчас, пока мы шли к моему дому, разговор не очень клеился, но все же я нашла в себе силы сообщить Ивару о произошедшем. Узнав, он расстроился.
Мы остановились у лавочки на набережной. Полоз смахнул рукой снег, и мы устроились рядом.
– И что ты думаешь? – наконец, спросил мужчина.
– Что думаю?
– Кого из нас предпочтешь? Подчинишься воле родителей? Или…
Нахмурилась. Самой бы знать, как поступить правильно.
– Не знаю, – честно выдохнула я. – Мне близка идея того, чтобы заключить брак с кем-то, кто вхож в орден, и кто знает о том, чего я хочу, и чем живу…
– Есть и кое-что иное, что нужно для брака, – мягко сказал Полоз, заглядывая мне в глаза.
Он протянул руку, поправляя выбившуюся у меня из-под шапки прядь волос.
– Что же? – прошептала я.
Прошептала, понимая, что сказала совершенную глупость. Потому что Ивар конечно же говорил о чувствах! Со мной никто прежде не говорил о таком, скорее, потому что я сама не стремилась подпустить кого-то слишком близко. Но Полоза я знала с детства. Вместе играли в снежки… Вместе катались с ледяных горок… Вместе спорили с Сашкой с Черничной улицы и его бандой… После нас соединил орден. Сказки, которые воплотились в реальность… Помощь тем, кто в ней нуждается. Изнанка этого мира, на которой мы исправляем кривые стежки, направляя его к лучшему…
Испытывала ли я чувства к Ивару? Я не знала… От него исходило тепло… Он был похож на солнце. Теплое, нежное.
Горячие губы накрыли мои поцелуем, сбив все мысли солнечным штормом, медовой нежностью, лаской, теплом. Его руки притянули меня к себе обнимая, согревая, закрывая от всего остального мира. Вот и сердце пропустило удар… Вот и во мне нашелся отклик…
“Доигралась!” – вдруг совершенно явственно раздалось в моей голове.
Недовольный рык, смешанный с холодом, сковывающим сердце, едва не заставил меня застонать и отпрянуть в сторону.
– Что не так, Финни? – Полоз смотрел на меня внимательно и с тоской. – Я не… Не хотел нарушать границ дозволенного…
– Да нет, – быстро пробормотала я, понимая, что чувство болезненного холода проходит, и становится легче.
Вдруг резко потемнело, задул пронизывающий ледяной ветер, и мы с Иваром подняли головы вверх, наблюдая нечто странное – огромную крылатую тень, кружащую над городом.
– Это точно не горынычи… – прошептала я.
– Да. – согласился Полоз. – Полагаю, что это…
– Настоящий дракон.
– Это невозможно! – выпалила мама с порога, когда я вернулась. – Ты где-то ходишь все время, а нам отдуваться! Твоя сестра совершенно отбилась от рук, а сейчас и вовсе пошла в разнос! Хоть ты на нее повлияй!
Я приподняла бровь.
– Что произошло?
Быстро повесила шубку на вешалку. И переобулась. Папа в соседней комнате хмуро читал газету, даже не повернув головы. Он всегда так делал, когда злился и не знал, как поступить.
– Она рыдает.
– Рыдает? – удивилась я.
– Да. Отослала сегодня компаньонку, разругавшись с ней в дым, а сама отправилась гулять по городу с этим мороженщиком! Позор на мои седины! А теперь вот слезы горючие льет! Заперлась в комнате, говорит, что больше ей свет белый не мил, а во всем виновата ты!
Я даже закашлялась. Конечно же, кто же еще виноват? Других обвинять легче. Как я понимаю, Лед ей от ворот поворот дал, несмотря на хвост, что Фроська распустила. Странно только, что гулять с ней согласился.
Вздохнула. Некстати захотелось пломбира. Надеюсь, Фроська успела его купить до их ссоры? Впрочем, плевать. Нужно отвыкать от этой пагубной тяги к сладкому!
– Я сейчас с ней поговорю, – пообещала я матери.
– Ты уж постарайся. А то мне еще с компаньонкой рассчитываться и объяснять, как так вышло, что моя дочь – невоспитанная бунтарка!
Я улыбнулась и поднялась наверх, на второй этаж, замерев возле комнаты Фроськи. Постучалась, не надеясь на ответ, однако сестра открыла.
– Заходи! – всхлипнула она.
– Привет… – сказала я, присаживаясь рядом с Фроськой.
Сестра лежала на кровати, уткнувшись носом в расшитые пестрыми нитками подушки.
– Чего тебе? – буркнула она, а я осторожно ее перевернула, заставив посмотреть на меня.
– Что случилось? Лед тебя обидел?
Она несколько секунд смотрела на меня, будто решая, что сказать, а после, приподнявшись, села.
– Я сама себя обидела, Финни, – слабым голосом сказала она. – Придумала себе все, а оказалось… Оказалось, что это все – ложь… Пустота…
– Мама сказала, что ты сегодня гуляла с ним, а компаньонку отослала…
– Да, – Фроська потянулась рукой к тумбочке за носовым платком и шумно высморкалась. – Он отказался продавать мороженное, сказал, чтобы ты сама за ним приходила. После сказал, что нам с ним нужно поговорить… Закрыл свою палатку и повел меня гулять. Мы ходили по улочкам… Снег падал. Было так красиво! Я думала… Думала, что у нас настоящее свидание, Финни! Я ждала, чтобы он взял меня за руку, как бывает в книжках! Но ошиблась. Лед просто хотел сказать, чтобы я больше не ходила за ним.
– Он сказал почему? – напряженно спросила я.
– Сказал, что из всех девушек мира, ему только одна интересна. И это ты, Финни. Предложил остаться друзьями.
Какое-то время я смотрела на Фроську, а после не выдержала и расхохоталась.
– Ну вы даете! – я снова захохотала. – А у него воображение не хуже твоего! Зря он не разглядел в тебе родственную душу!
Фроська надулась, а после тоже немного улыбнулась.
– Ты смеешься, потому что ему не веришь?
– Конечно же нет! – хмыкнула я. – Мы с ним не знаем ничего друг о друге! Ты хоть ходила за мороженным каждый день к нему, а мы виделись всего пару раз. И то эти встречи не назовешь приятными.
Я некстати вспомнила, как меня оба раза тошнило. Вкус у Льда явно так себе, хотя, скорее он просто хотел отвадить Фроську. Или же имеет какие-то другие причины, чтобы говорить подобное.
– Значит, ты думаешь, что все это не правда?
Я кивнула.
– Конечно же.
– Зря, – отчего-то серьезно ответила сестренка. – Он ведь мне еще кое-что рассказал. Но я обещала молчать.
Я нахмурилась. А вот это мне уже не понравилось. Если Фроська обещала молчать и не рассказала сразу, случилось что-то из ряда вон.
– Точно не поделишься?
Она покачала головой.
– Нет, прости…
– И мороженного, как я понимаю, нет?
Она кивнула.
– Нет.
Что ж, браво… Ладно. Буду исполнять приказ верховного и держаться подальше. Надеюсь, все секреты о мороженщике-драконе я узнаю в скором времени и без личного присутствия рядом с ним. А пока лучше пойду готовиться ко сну, выкинув из головы все эти тайны и интриги, которых в моей жизни что-то стало очень много… Лучше подумаю о поцелуе Полоза. И о том, как поговорить с Оресьевым об отмене помолвки.
Я еще немного поболтала с Фроськой, рассказала ей как раз о том, как прошло знакомство с моим будущим женихом, мы немного порассуждали о грядущей погоде и о завтрашнем дне, а после я попрощалась с сестрой и пошла в свою комнату. Я надеялась, что смогу быстро уснуть, когда уже оказалась в постели, однако, спустя полчаса поняла, что это попросту невозможно.
Мне до одури, до темноты перед глазами хотелось пломбира. Хотелось так, что пару раз я подошла к окну, прикидывая, сумею ли выбраться, как в прошлый раз или нет. Это не только настораживало. Это начинало злить. Потому что я понимала, что меня совершенно точно околдовали, привязали к этому клятому мороженному, как щенка к поводку… И что с этим делать я совершенно не знала.
– Так… – сказала я самой себе. – Нужно просто отвлечься.
Я взяла в руки книгу и попыталась читать, но поняла довольно быстро, что это совершенно дурацкое занятие. В голове пульсировало и стучало. Мне грезился пломбир с ореховой посыпкой, я ощущала его тягучий вкус на языке, я представляла, как крошится на моих губах шоколадная глазурь, а еще… Еще почему-то я вспоминала, какое наслаждение испытывала, когда Лед лечил меня своей магией… Вот бы он хотя бы разок еще прикоснулся ко мне этой ледяной силой… Самую капельку, мне же много не надо…
– Сволочь! – застонав, я вскочила с кровати, раскрыла окно, впустив в комнату ледяной ветер и вцепилась пальцами в подоконник. – Ни за что!
Ни за что не приду к тебе! Ты ведь этого хочешь? Об этом сказал Фроське? Так вот, даже не надейся, Ледран Амаэндил Деландис! Я не приду! И от зависимости этой странной избавлюсь.
Ночью мне стало хуже. Я чувствовала, как уходят жизненные силы, как тело сковывает необычная слабость, как ломает мышцы, и как хочется одного – лекарства… Лекарства, которое мог бы мне дать Лед. Апогеем всего стала лихорадка. Ежась от озноба, я накинула теплый халат и спустилась на кухню, чтобы сделать себе горячего чаю с малиной.
– Финни? – оказывается, мама тоже была здесь.
Сидела в кресле и читала какую-то книгу. Заметив меня, она почти сразу же поднялась с места и коснулась прохладной рукой моего лба. Она с детства каким-то неведомым чутьем всегда могла определить, когда я болею.
– Ты вся горишь!
– Простыла, наверное… – соврала я.
Пока волновать родителей происходящим между мной и Льдом я не хотела.
– Нужно вызвать целителя! Я пошлю за доктором Новозорским… – начала было она, но я сказала матери, что пока не надо спешить.
– Думаю, это простое недомогание. Горячий чай с малиной и медом обязательно поможет и, вот увидишь, я наутро проснусь здоровой!
Мама скептически посмотрела на меня, но все же кивнула и после помогла мне заварить чай и даже отнесла его наверх в мою комнату.
– Ложись, милая, спать… Сон – лучшее лекарство.
Я обняла ее, попрощалась и, поудобнее устроившись на подушках, попыталась расслабиться. Горячий чай и правда хорошо помогал от лихорадки. Трясти меня перестало, вместо этого озноб сменился жаром и слабостью. И все больше, все нестерпимее пульсировала мысль о том, чтобы прямо сейчас выскочить на улицу и пойти за проклятым пломбиром… Уснуть было очень сложно.
Уже под утро, когда я промучилась несколько часов, я увидела, как сквозь оконное стекло, проникает, будто его не было, и тянется тонкая ледяная нить. Сияющая, искристая. Как хотелось подойти к ней… Коснуться ее… Силой воли заставила себя остаться в постели, глядя, как нить застыла посреди комнаты, а после вдруг стала заворачиваться причудливыми волнами, и вскоре прямо в воздухе застыла прозрачная и сияющая ледяная роза. Самая прекрасная роза на земле! Как хочется ощутить ее прохладу в руках…
Стиснув зубы, отвернулась к стене, стараясь даже не смотреть на вожделенный цветок.
“Не дури! Хуже только себе делаешь!” – раздался в моей голове такой знакомый голос.
От бессилия застонала. Как же хочется, чтобы это все закончилось…
– Катись к черту! – прошептала, даже не надеясь, что тот, кто послал розу, меня услышит.
Однако я ошиблась, когда получила ответ.
“Я ведь уйду…”
– Мне все равно! – процедила, чувствуя, как беззвучные слезы катятся по щекам.
Роза пропала, растворившись в темноте комнаты. А мне стало так плохо, как не было еще никогда.