Площадка

День 199-й. Суббота

Утро начинается тогда, когда ты проснулся. У меня оно началось в десять, а все потому, что всю ночь я изучал физику дождя. Точнее, физические явления, связанные с дождем. Но вся перелопаченная мной информация никоим образом не давала ответов. Раньше, когда я думал, что причиной изменения поведения людей является непосредственно дождевая вода, я совершенно не обращал внимания на интенсивность дождя, а ведь именно она была величиной непостоянной и менялась по непонятному для меня пока алгоритму. Котовский, который снимал значения с метеостанции, присылал мне усредненные данные по дням, хотя наши датчики снимали показания каждую минуту. Но, как вы понимаете, такой массив достаточно сложно было анализировать. Больше всего меня интересовала зависимость силы дождя в течение дня и ночи. Именно это, как мне казалось, сможет помочь понять, что конкретно приводит к известным последствиям.

Котовский так и не перезвонил, что не очень-то было на него похоже, но на «цитрогипсовый огород» надо было ехать в любом случае. Позвонил Ане, она тоже не ответила. Хотя чему удивляться: тратить свой выходной на работу — не лучшее времяпрепровождение для юной особы. Что же, придется ехать одному.

Я очень люблю одиночество, поскольку, именно когда я один и никто меня не отвлекает, мне удается анализировать и обрабатывать информацию, полученную за день. Однако я так привык ездить по всем нашим площадкам сначала с Андреем, а теперь с Аней, что сегодняшняя поездка даже вызывала у меня дискомфорт.

Дождь сегодня был как-то по-особенному безразличен. Не знаю почему, но с утра было какое-то солнечное настроение. Машина завелась, и тут же прозвучал зуммер бензина. Ну вот, удача сегодня на моей стороне: даже поездка к Котовскому оправдывала себя тем, что по пути можно было заехать на заправку.

Обожаю заправки. В них есть что-то такое до боли тоскливое и теплое одновременно. Они, словно отшельники, сторонятся жилых зон, но, каждый раз заходя туда, ты встречаешь тепло и запах кофе, который, даже если и не хочешь пить, все равно тянет заказать. Здесь часто можно купить то, что нигде, кроме как на заправке-то, и не купишь. Конечно, цены даже на самые обыденные вещи не то чтобы кусаются, а скорее откусывают из твоего бюджета огромные куски, но что поделать: видимо, такова цена одиночества. Когда я тронулся с заправки, заиграл трек:

Несмотря на выходной день, створка ворот на площадку была открыта. Я заехал. Посигналил. В окошке вагончика появился охранник, махнувший мне рукой — знак, который я истолковал как «проезжай». На машине спустился в котлован нашего цитрогипсового огорода. И возле П-образного домика понял, что удача от меня отвернулась.

Дверь была нараспашку. Дождь, который почему-то именно во время наших приездов всегда превращался в сумасшедший ливень, совершенно не изменился, а моросил точно так же, как и дома, и на бензозаправке. Я точно знал, что ничего хорошего в домике быть не может, но и не пойти туда не мог. Я не стал надевать ни маску, ни защитные очки: до домика было пять шагов. Вышел из машины. В воздухе висел странный гул, что-то напоминающий, однако я никак не мог вспомнить что.

Зашел. Закрыл за собой дверь. Как же мне не хотелось открывать вторую! Но ничего другого не оставалось.

Валера лежал на полу. Я наклонился над ним и с радостью отметил, что он дышит и даже что-то пытается сказать, но лучше бы я не мог разобрать этих слов: «В единстве наша сила. Правда всегда за нами. Каждая капля сильна, только если она — часть дождя».

И тут я понял, что мне напоминал звук, висящий в воздухе на улице. Это был речитатив тех самых слов, которые повторял Валера. Тех самых, которые повторял Витя, тех самых, которые слышал я. Все стало на свои места. Цепочка замкнулась.

Электрический разряд, который попал в меня, каким-то образом изменил мою восприимчивость к колебаниям, усилив ее. Точно так же и приступ эпилепсии Вити привел к аналогичным последствиям. Неразличимый на слух речитатив, чем-то напоминающий шаманский напев, скрываемый за шумом дождя, постепенно изменял сознание людей, подавая на органы чувств ритмичные раздражители и влияя на деятельность мозга. Рано или поздно человек сливался с ритмом, сознание сужалось до повторяющихся слов, встроенных в звук падающих капель, и слова оставались в памяти. Дождь просто был регулируемой и усиливающей завесой, скрывающей речитатив, который, видимо, передавался на какой-то практически не воспринимаемой органами слуха частоте.

Недалеко от Валеры я заметил предмет, который не мог сюда попасть по одной простой причине: его я видел в каморке Жоры. Это его Георгий делал за день до того, как его увезли на скорой.

Воды в кране почему-то не оказалось. Тогда я открыл комнатушку, в которой стоял диван. Перетащив туда Валеру, подложил ему под голову подушку. Котовский в полузабытьи, с какой-то особой отчетливостью и монотонностью, повторял слова про дождь.

Я открыл дверь бойлерной, где стоял холодильник, и понял, что совершенно ничего не понимаю. На полу, где обычно была постелена циновка, оказался открытый люк. Конечно же, по всем канонам жанра я должен был немедленно спуститься вниз и выяснить, что за секрет скрывается в глубине нашего полигона. Но я не сторонник типичных решений, к тому же Валере необходимо было оказать помощь.

В холодильнике стояли стеклянные бутылки с минеральной водой. Я взял две и вернулся к Котовскому. Одну из бутылок положил ему под шею, а другую приложил ко лбу. Валера открыл глаза.

— Валера, что здесь произошло?

— Где Аня?

— Аня здесь?

— Да. А как вы думаете, кто меня вырубил?

— Ну, не знаю.

— В бойлерной вы уже были?

— Да.

— А внизу?

— Нет.

— Значит, она там.

— Валера, что здесь происходит?

— Все ответы вы найдете внизу.

— У меня-то и вопросов толком нет!

— Спускайтесь, там вы, возможно, все поймете.

— Что находится внизу?

— Экспериментальная установка.

— Установка чего?

— Вы же уже, наверное, все поняли. Шеф мне так и сказал, что вы приедете сегодня, но она приехала раньше. Спуститесь вниз. Аня, наверное, там. Ее надо вытащить. Возьмите только нейтрализатор.

— Что?

— Устройство, которое нейтрализует инфразвуковой диапазон, — и он указал на предмет, который я видел у Жоры.

— Хорошо.

Я оставил Валеру и вернулся в бойлерную. Спустился. Внизу оказалась комната с высоким потолком. По стенам стояли приборы, чем-то напоминающие низкочастотный генератор сигналов, который мы использовали на уроках физики при исследовании акустических явлений и электрических цепей переменного тока. Размеры и количество приборов поражали воображение. В центре комнаты стоял компьютер, который, по всей видимости, управлял системой. На экране монитора отображалась запись с шумовыми колебаниями голоса, повторяющего речитатив. Тот, кто это сделал, видимо, смог подобрать ритм капель дождя, совпадающий с импульсами головного мозга большинства людей, тем самым вводя их сознание в измененное состояние. Скорее всего, это и объясняло, почему разные люди по-разному реагировали на дождь, несмотря на то, что он одновременно воздействовал на всех. Настройка велась в течение длительного времени. Скорее всего, апробировались разные частоты, амплитуды и ритмичность.

Звук внизу был более высоким, голос более четким, и слова хорошо различимы. У меня застучало в висках. Боль была острой и пронизывающей.

Возле компьютера лежала Аня. Я подошел ближе и наклонился. У нее из ушей текла кровь. Глаза открыты, но взгляд был совершенно бессмысленным, а дыхание — сбивчивым, однако синхронным с ритмом голоса. Я взял ее на руки и отправился к выходу.

Анечка была легкой, словно перышко, и мне в какой-то момент показалось, что я несу тело, в котором уже нет жизни. Я успокаивал себя и в то же время мучился над вопросами, ответы на которые могла дать только Аня. Зачем она приехала сюда одна, зачем и как вырубила Валеру, а с другой стороны, как она поняла и как узнала, что находится здесь?

Я с трудом смог подняться по лестнице. Вначале вытащил Аню, а затем уже выбрался сам. Из комнаты, где я оставил Валеру, раздавались какие-то нечленораздельные звуки. Я вошел, и скрученный от спазмов Валера, на губах которого выступила кровь, прошептал: «Закройте люк». Люк оказался на удивление тяжелым, видимо сделанным из свинца и покрытым каким-то пористым, хорошо поглощающим материалом.

Я перенес Аню и положил рядом с Валерой. Дыхание ее стало более плавным, веки закрыли глазные яблоки, которые немного подрагивали. Я не понимал, что с ней произошло, и поэтому не знал, какую помощь могу оказать.

Впервые в жизни я был в полном неведении, что делать. Такой вопрос никогда не стоял перед о мной. В любой ситуации у меня всегда было какое-то решение, и вот сейчас у меня нет ни одного варианта действий, но мне почему-то не страшно. Странное ощущение, когда ты не знаешь, что произойдет дальше, и даже предположить не можешь, как себя поведешь. Полный раздрай.

Что там сказал Валера перед тем, как я спустился в бункер? «Шеф мне так и сказал, что вы приедете сегодня, но она приехала раньше». Шеф Валеры, которого я никогда не видел. Который настолько хорошо знал Сергея Ивановича, что даже включил нас в свой проект по извлечению редкоземельных металлов из цитрогипса. И этот проект оказался всего лишь ширмой, для экспериментов по использованию низкочастотных колебаний для управления людьми!

Значит, надо ехать к Сергею Ивановичу и все ему рассказать. Но что делать с Валерой и Аней? Телефон здесь сигнал не ловит. Значит, надо выехать с площадки и позвонить в скорую и полицию? Куда вообще надо сообщать о том, что кто-то проводит опыты над людьми? И как объяснить, где находится полигон: тут ведь нет никакого адреса? История настолько фантастична и неправдоподобна, что мне никто не поверит. Что же делать?

Валера и Аня начали приходить в себя. Наверное, надо было начинать спрашивать и получать ответы, а затем уже принимать решение.

— Валера, Аня, вы меня слышите? — Оба синхронно кивнули.

— Давайте выпьем чайку и все обсудим. Я надеюсь, что вы друг друга не поубиваете, пока я приготовлю чай?

Черный чай — это самый любимый мой напиток. Нет ничего приятнее густого настоя чайных листьев, отдающих весь накопленный аромат лета горячей воде. Во вкусе чая есть что-то особенное; что-то, заставляющее мои мысли приобретать упорядоченное движение.

Хорошо, что у Валеры оставалась в баклажках вода. Чайник закипел. Аня вышла из комнаты первой: то ли она быстрее отошла, то ли еще по каким-то причинам.

— Я умоюсь? — спросила она.

— Из-под крана не получится — только если я вам полью.

— Воды нет, потому что было отключено питание, а резервный генератор включился только для бункера, — сказал появившийся в дверях Валера.

— Понятно. И почему же оно отключилось?

— Это сделала я.

— Зачем?

— Я хотела все это остановить.

— Остановить что?

— Остановить превращение людей в послушных рабов.

— Хорошо, предположим. Но тогда у меня возникает два вопроса. Первый: откуда вы обо всем этом узнали или как вы догадались? А второй: чем вам помешал Валера? Да, и еще один немаловажный вопрос: как вы его вырубили?

— Шокером.

— Вы, однако, отчаянная девушка. Ну а остальные мои вопросы так и останутся без ответа?

Валера и Аня посмотрели друг на друга.

— Давайте все-таки вначале включим питание, — предложил Валера.

— Хорошо, не возражаю.

Валера зашел в бойлерную и щелкнул каким-то тумблером. Собственно говоря, в помещении ничего не изменилось. Но когда Аня открыла кран, побежала вода.

— Ну и что же мы будем делать? — спросил я.

Аня с Валерой снова посмотрели друг на друга.

— Вам надо поговорить с шефом, — не сговариваясь, сказали они.

— Хорошо, и кто же ваш шеф?

— Сергей Иванович.

— В смысле?

— Сергей Иванович — руководитель нашего проекта.

Я думал, меня ничем нельзя удивить, но Сергей Иванович был последним человеком, на которого я мог бы подумать. Это же величина! Не просто ученый, а ученый с большой буквы. Я лишился дара речи, и, видимо, на моем лице читалось такое смятение, что Валера хитро улыбнулся и, заговорщически подмигнув, спросил:

— Судя по всему, чай и конфеты не помешают?

Наверное, необходимо пояснить, почему я не стал расспрашивать Аню и Валеру. Мне нужно было как-то переключиться и отвлечься, чтобы обдумать и обработать всю полученную информацию, которой за такой короткий промежуток времени оказалось слишком много. А где это сделать, как не в любимой кофейне с меренговым рулетом? Именно моменты, когда все клетки мозга получают удовольствие через вкусовые рецепторы, а затем догоняются глюкозой через кровь, позволяли мне на какие-то незначительные минуты отключиться от реальности и слушать тишину.

Я никак не мог решить — позвонить мне Сергею Ивановичу на сотовый или дождаться понедельника и поговорить с ним лично. Но тут в дело вмешалась судьба. Выходя из кофейни, расположившейся недалеко от нашего НИИ, я заметил на стоянке ретроавтомобиль шефа. Машина имела незатейливые очертания, но при этом солидный вид, связанный, скорее всего, с внушительными габаритами. Простецкий передок с незамысловатыми блоками фар и аккуратным бампером, трехобъемный силуэт с «плоскими» боковинами и огромным «отростком» багажника, бесхитростная корма с фонарями, частично заходящими на багажную крышку, — этот автомобиль полностью соответствовал внешности Сергея Ивановича: не красавец, но моментально узнаваем.

Я думал, что с комендантом будут проблемы, но он мне кивнул — типа «проходи».

— А как же директивы?

— А директивы мы не нарушаем.

— Ну а как же посещение работы в нерабочее время?

— Так Сергей Иванович еще вчера принес бумагу, по которой вы сегодня можете хоть заработаться.

— Что ж, очень предусмотрительно с его стороны, — сказал я скорее себе, нежели коменданту, но, как всегда бывает в таких случаях, он все услышал.

— С руководителем вам чрезвычайно повезло.

— Не то слово, — сказал я и прошел через турникет, приложив электронный пропуск.

Я постучался. «Войдите», — раздалось из-за двери.

Когда я зашел в кабинет, Сергей Иванович стоял ко мне спиной и снимал книги с полки.

— Наконец-то! Я тебя совсем заждался. Поможешь?

— Чем?

— Вещи собрать. Завтра уезжаем из города.

— Надолго?

— Навсегда.

— В смысле — навсегда?

— Работа выполнена, да и дождь этот совсем здоровье Таечки подорвал, она ведь у меня гипертоник. Ты присаживайся: разговор у нас будет долгим и не самым простым.

— Зачем это все?

— Таечка мне всегда говорила: «Сережа, ты ведь не настоящий ученый, а просто хваткий человек, который оказался в нужное время в нужном месте и попал в струю». — А вот когда тебя увидела, сказала, что ты — настоящий.

— Когда это было?

— Помнишь, ты приходил ко мне домой на день рождения с Жорой? Вот тогда-то за столом она тебя и Жору увидела. В жизни ведь так мало настоящих людей, и встретить хотя бы одного — уже большая удача. Но что я трачу время только на разговоры: надо ведь дела делать, вещи собирать. Ты, конечно, хочешь задать очень много вопросов, но просто слушай меня — и вопросы исчезнут.

Понимаешь, когда долго работаешь в какой-либо области, в какой-то определенный момент возникает потребность, напоминающая зуд, — потребность передачи накопленных данных. Только вот в институте, где я работал, не было молодых, которых бы можно было зажечь и передать им свои знания. Ты же понимаешь, в какое время мы живем: физикой и тем более киматикой уже почти никто не занимается. Даже ты, наверное, не знаешь, что это за раздел науки, а ведь я отдал ему большую часть своей жизни. Ужас смерти научных школ заключается в том, что поколение уходит без наследников, и тогда все приходится начинать сначала. Знания нужно передавать не в пустые коробочки, которые будут их просто хранить, а тем людям, которые смогут их развить и приумножить. Трудно найти тех, кто не только дотянется до такого уровня, но еще и отличается высокой работоспособностью и усидчивостью.

Ты знаешь, я, несмотря на мою любовь к науке, всегда любил читать фантастику. Таечка поэтому и не считает меня ученым — оттого что все мои идеи я почерпнул из фантастических книг, а потом просто применил свои знания. Вот и в этот раз меня выручила книга. Вспомнился мне роман, который я читал когда-то, — «Похищение чародея». Так вот, в этом произведении группа людей из будущего пыталась спасти и вывезти в свое время выдающегося ученого, который неминуемо должен был погибнуть в далеком Средневековье. Вот мне и подумалось: а вдруг можно как-то таких людей находить и вычленять из общей массы? Сколько гениев погибло и не смогло реализовать своей потенциал или занялось зарабатыванием денег вместо того, чтобы творить, создавать и приближать будущее! В этом же романе приводится и текст «Поминальник XX века», в котором перечислены вымышленные автором гении, с раннего детства якобы проявившие совершенно выдающиеся способности к искусству, наукам, в том числе самостоятельно повторявшие (часто в совершенно неподходящей обстановке) величайшие научные теории, но не ставшие известными по причине ранней смерти.

Вот я и решил: а почему бы не разработать прибор, который мог бы вычленять таких вот выдающихся людей, а затем, может быть, как-то привлекать их в науку? Но, как ты сам понимаешь, идеи и проекты, приносящие моральное удовольствие, — это хорошо, но кушать-то все-таки хочется. Я принял участие в конкурсе на получение гранта, который, как казалось, мне не светит, но удача улыбнулась мне, и я получил финансирование на три года. Пришлось немного углубиться в твою сферу исследований — любимую биологию, а точнее, физиологию.

Не буду вдаваться в детали работ, которые я использовал, но общий смысл таков: при обработке информации корой головного мозга происходят ошибки на уровне синапсов, и чем выше склонность индивида к такого рода ошибкам, тем ниже его IQ. Измерение таких ошибок не может, конечно, выполняться напрямую, но возможно измерить два следствия частого возникновения ошибок: большую изменчивость и меньшую сложность следов вызванных потенциалов. Два этих показателя связаны между собой и могут быть объединены в характеристику интеллекта: для этого нужно первый из них вычесть из второго. Вычитание необходимо потому, что изменчивость отрицательно коррелирует с IQ, а сложность следов — положительно. Впоследствии для обработки данных я использовал анализ Фурье и другие, более сложные математические методы. Это позволило мне построить математическую модель, которая оценивала интеллект, и на ее основании можно было выделять потенциально перспективных индивидуумов.

Следующим шагом стала разработка прибора, который мог бы каким-то образом фиксировать вызванные потенциалы вне лабораторных условий. Здесь как раз и пригодились мои знания в области киматики. Мозг в состоянии бета-ритма работает на частоте четырнадцати — тридцати пяти герц. У людей с повышенной умственной активностью эта частота остается на самом высоком уровне в течение всего дня. Интеллектуалы не могут не думать: их мозг занят постоянной ежесекундной работой, именно этим активность их мозга отличается от активности мозга обычных людей, ну а мозг гениев пашет на самых высоких оборотах. Как показала практика, и здесь можно ошибиться: различные психические заболевания тоже часто связаны с высокой активностью мозга.

Так вот, я придумал прибор, который посылает низкочастотные импульсы на самом высоком пределе бета-ритма, и мозг людей с такими значениями начинает резонировать. Именно этот резонанс прибор и улавливает.

— И что в итоге?

— А, собственно сказать, ничего. Все условия гранта я выполнил. Количество статей и других показателей были соблюдены, так что я думал, тема закрыта.

Но полтора года назад мне предложили участвовать в междисциплинарном мегапроекте по созданию научных лабораторий с участием молодых исследователей. При этом переезд и все расходы оплачивались, да и квартиру новую обещали. Я сначала как-то даже не поверил своему везению. Мои работы находятся в области фундаментальной науки, я не прикладник — а тут возможность взаимодействия с разнопрофильными специалистами, да к тому же еще и молодыми.

Мы с Таечкой посоветовались и подумали: а что мы теряем? Институт и городишко наши вымирают, молодых почти не осталось, все стремятся в столицу, поближе к основным финансовым потокам. А что у нас? Даже смешно говорить, какие деньги на институт выделяются. Опять же, знания некому передавать, а желание-то ведь есть. Вот мы и решились переехать в ваш город. Он, как оказалось, был выбран не случайно.

— Неслучайно?

— Все очень просто. Мой экспериментальный прибор превратили в более мощный и использовали в панорамомобиле. Таким образом была собрана первичная информация почти по всем городам. Это как раз связано с проектом по проведению мониторинга на площадках города. С одной стороны, оценка зеленых насаждений, а с другой — оценка человеческих ресурсов.

— И что в итоге? Как это повлияло на выбор?

— В вашем городе оказалась максимальная емкость гениальных, скажем так, людей на единицу площади. Поэтому город и был выбран площадкой для масштабируемого эксперимента. Может, ты как биолог, сможешь мне объяснить этот феномен?

— Скорее всего, гетерозис.

— Что это значит?

— Город расположен на приграничной территории двух стран с различным генофондом. Межнациональные скрещивания дают гетерозиготы, которые могут обладать повышенной жизнеспособностью и, судя по полученным вами данным, высоким уровнем интеллекта.

Вы сказали, что проект междисциплинарный, а какие еще специалисты участвуют?

— В городе работает несколько групп ученых, которые не знают ни о том, чем занимается другая группа, ни о том, кто входит в эту группу. По почте просто присылаются задачи, на решение которых нацеливается группа.

— И кто же входит в вашу группу?

— Я, Таечка, Курцев Николай Семенович, ну и мои ученики из вашего города с высокими показателями бета-ритма, которых я смог привлечь к проекту, — Валера и Аня.

— И в чем же заключалась ваша задача?

— Первоначально моя задача заключалась в регулировке и отладке стационарных низкочастотных генераторов инфразвука, расположенных по городу и за ним.

— Я так понимаю, что генераторы находятся на всех тех площадках, где я проводил исследования?

Мне вспомнились окурки от папирос на карбоновом полигоне.

— Да, именно так, а потом меня попросили записать на низкочастотных колебаниях ничего не значащий текст. Сейчас я его тебе перешлю.

Сергей Иванович достал свой телефон и, сделав несколько движений указательным пальцем, произнес:

— «Отправил».

Я вытащил сотовый, уже догадываясь о том, какой именно текст, скорее всего, прочитаю. На экране высветилось сообщение. Я открыл его, но в нем оказались какие-то иероглифы.

— Тарабарщина какая-то.

— Можно мне взглянуть? А ты пока не мог бы обвязать вот эти книги шпагатом?

— Конечно, — ответил я и протянул ему разблокированный телефон.

Пока Сергей Иванович колдовал над моим аппаратом, я старательно обвязывал старые фолианты.

— Готово. Читай.

И он вернул мне телефон. На экране в мессенджере был текст, который я уже слышал несколько раз за последние дни.

«Дождь был и будет всегда. Без дождя невозможна жизнь. Дождь — это вода. Мы состоим из воды. Вода находится в нас. Значит, мы являемся частью дождя. Каждый из нас — это капля. Каждая капля — это дождь. Вместе капли могут разрушить все. Чтобы что-то построить, надо что-то разрушить. В единстве наша сила. Правда всегда за нами. Каждая капля сильна, только если она — часть дождя».

— И как вам объяснили значение этого текста?

— Да никак, просто сказали, что данный текст будет реперной точкой при личной оценке.

— Что значит «реперной точкой»?

— При небольшой электрической стимуляции человек должен был воспроизвести этот текст.

— Но зачем это нужно?

— Наш прибор выделял людей с повышенной мозговой активностью. Но я ведь уже упоминал, что такая активность характерна не только для гениев, но и людей с определенными патологиями головного мозга, например эпилепсией. Как мне объяснили, внедрение данного кода позволит отделять одних от других. Люди с патологией не смогут точно и полно воспроизвести весь текст.

Мне вспомнились Витя и его приступ. Вся его дотошность, эти полиэтиленовые пакетики для окурков — все это было признаком некого заболевания, и, если бы его при мне не скрутило, я бы никогда не узнал, что он болен. А еще с особенной отчетливостью вспомнились окурки в тот день, когда мы приезжали с Андреем и он упал в воду. Шеф, возможно, даже следил за нами, потому-то он точно знал, что там произошло.

— Понятно, и что же дальше?

— Через неделю после того, как я внедрил этот текст в наш инфразвуковой сигнал, начался дождь. И вот тогда-то я понял, что ничего не значащий текст теперь имеет совершенно определенное значение. Мои знания и опыт использовали. Это ведь уже не первый раз, когда, в общем-то, мирное и совершенно безобидное открытие превращают в оружие массового поражения. За примерами далеко ходить не надо: самым известным и наглядным является создание атомной бомбы, а самым неизвестным — электромобиля.

— Но почему вы не отказались от участия в проекте?

— Все очень просто, и ты, как ученый, меня поймешь лучше всех. Когда ты начал что-то делать и получать результаты, которые обогащают твою теорию новыми подтверждающими данными, сложно остановиться. Сложно прервать эксперимент, когда результаты настолько обнадеживающие.

Я не знаю, чем занимаются другие группы на нашей площадке, каковы их цели и задачи. Но в связи с дождем необходима была перенастройка наших генераторов.

— Почему?

— Капли дождя незначительно искажают и поглощают инфразвуковые волны, была необходима дополнительная настройка.

— Вы же видели, к каким последствиям приводит ваше воздействие, почему вы это не прекратили?

— Все из-за тебя.

— Почему? Как? При чем тут я?

— Из всех выделенных нами потенциальных гениев у тебя были лучшие показатели. Я очень жалею о том, что не смогу стать твоим учителем. Ты уже приблизился к середине жизненного пути, и на изучение знаний, которые я мог бы тебе передать, уйдет слишком много времени. Но дело было не только в этом. Наш заказчик захотел выяснить причины твоего успешного сопротивления воздействию инфразвука. Подчинить обычных людей очень просто, а вот заставить гения делать что-то против его воли, скорее всего, непосильная задача.

Поначалу я все никак не мог понять, почему при полном подавлении у окружающих в тебе сохранялась индивидуальность. Мне даже показалось, что воздействие инфразвука усилило твои мыслительные способности. Гений, работающий в условиях нехватки ресурсов или под каким-то прессингом, создает более великие произведения, чем в мире с самим собой. Для творчества необходимо страдание, проходя через которое и возникают гениальные идеи. Ты же ездил по площадкам и находился вблизи наших генераторов инфразвука, а я пытался подобрать оптимальные частоты для того, чтобы и ты превратился в управляемого. Но ничего не выходило, и мне было совершенно непонятно, откуда возникает твоя, даже для тебя повышенная мозговая активность…

— У меня вопрос. Как вы сами избегали последствий действия инфразвука? Он же проходит сквозь любые перегородки.

— Все очень просто: для этих целей я придумал нейтрализатор. — Шеф положил на стол передо мной металлический предмет, который я видел у Жоры и использовал на цитрогипсовом огороде. — Прибор генерирует импульсы, гасящие инфразвуковые волны, но его действие порядка одного метра.

— Хорошо, и что же дальше?

— Ты знаешь, современное общество пропагандирует победу силы над силой. Весь современный кинематограф — это одна сплошная битва между двумя людьми, победа тела над телом. Я жалею о том, что наше с тобой движение к истине никак нельзя ни увековечить, ни записать.

Он вздохнул и уселся в кресло перед компьютером.

— Кажется, все собрал. Осталось только сбросить на флешку все мои файлы — и можно уходить. Давай выпьем чайку на дорожку, мой рассказ уже почти подошел к концу. Но только до того, как я закончу, мне хотелось бы узнать: как ты понял, что является источником изменения поведения людей?

Сергей Иванович включил свой старенький, повидавший виды оранжевый электрический чайник.

— Сплошное стечение обстоятельств — и больше ничего.

— Это как?

— Череда случайностей привела меня к заключению, что дело не в воде, а в чем-то другом. Когда Андрей упал в воду, он ведь был очень долго под дождем. И когда у него начались признаки отравления железом, то ему сделали плазмаферез.

— И что из этого следует?

— Из этого следовало, что если причина в проливне, то Андрей не должен был подвергнуться его влиянию, но когда я к нему пришел, то увидел человека, у которого не было никаких устремлений и желаний.

— Ну и что же ты сделал дальше?

— Я просто выпил дождевую воду и стал ждать последствий, но ничего не произошло. У воды была повышенная кислотность, отчего меня рвало весь день. И вот тогда я вспомнил, что читал еще в начале наших исследований: при длительных осадках концентрация ионов в воздухе уменьшается, а значит, и кислотность тоже. Я проверил наши пробы с цитрогипсового огорода и понял, что все показатели дождевой воды оказались на удивление стабильными.

— Ты думаешь, дождь — это дело рук людей?

— А вы в этом сомневаетесь? Некоторые даже в дожде ищут и получают выгоду. Продавать маски и защитные приспособления от угрозы, которой нет, — что может быть циничнее и безнравственнее?

— Люди всегда больше всего наживаются на несчастьях других. Понимаешь, проще всего управлять теми, кто имеет общую цель или врага. Но зачем ты поехал на цитрогипсовый огород?

— Я поехал к Валере, что бы убедиться в том, что пробы воды, которые мы отбираем, никто не подменяет. Приехал туда, а там ваша Аня зачем-то вырубила Валеру и пыталась отключить генератор инфразвука. В общих чертах получается как-то так.

— Ты, как всегда, смотрел вдаль и совершенно не обращал внимания на девочку, которая влюбилась в тебя.

— Аня — в меня?

— Да. Вот она и захотела что-то доказать тебе и мне. В итоге мы имеем то, что имеем.

— И что же в сухом остатке?

— Моя последняя задача заключалась в том, чтобы найти причину твоего невосприятия инфразвука и устранить ее. Последняя для меня, потому что я больше так не могу. Этот бесконечный дождь, последствий которого мы еще не понимаем… Но я-то знаю, что там, на другой стороне, они есть, и они настолько разрушительны, что могут привести к вымиранию человечества. Конечно, будем надеяться на то, что все это не дойдет до города, но я очень устал и хочу вернуться домой. Аня остается здесь, а Валера решил ехать со мной. Хоть какой-то плюс из этой истории: я все-таки нашел достойного преемника.

— Почему ушел Курцев?

— Когда Николай Семенович понял, как используют нашу установку, он не выдержал и сказал, что ему наплевать на деньги, что он на такое не подписывался. Написал заявление и уволился.

— Ну а почему не уволились вы?

— Установка уже была собрана и отлажена, я ведь, собственно, ничего не делал. Но если бы настройкой занимался не специалист — а уж поверь, что в моей области я остался один, — ее использование могло привести к печальным последствиям. Неправильно подобранные частоты инфразвука могут ведь и убивать. Но когда Жора попал в больницу после того, как я дал ему нейтрализатор, чтобы он сделал несколько дубликатов, я понял, что не могу и не хочу больше продолжать. Мне ведь непонятно, случайное это было стечение обстоятельств или снова непредсказуемый человеческий фактор? Какова степень случайности?

У каждого человека есть ахиллесова пята, и у меня она тоже есть. Я не мог бросить работу неоконченной еще по одной причине. По условиям договора на меня накладывают штрафные санкции, если я откажусь от выполнения поставленной задачи. В итоге я лишусь своей квартиры, и мы останемся на улице. Дело ведь даже не в квартире. Таечке требуется дорогостоящее лечение — только ради одного этого я держался за проект.

— Так вы поняли, что вызывает мою устойчивость к инфразвуковым волнам?

— Дело ведь не только в том, что вызывает устойчивость у тебя, — дело ведь еще и в том, что Андрей, который был с тобой постоянно, пока вы работали, тоже не подвергался действию инфразвука. И я уже было решил, что твой мозг самостоятельно создает некое защитное инфразвуковое поле.

— Поэтому вы гоняли меня по врачам с такой настойчивой периодичностью?

— Да, конечно. И, как это ни смешно, но, когда Андрей попал в больницу и ты понял, что все дело не в дождевой воде, я догадался, что твой мозг тоже ни при чем. Мне нужен был кто-то близкий в твоем окружении, и я предложил Ане поработать с тобой, чтобы она понаблюдала и выделила факторы, которые могли бы привести к эффекту нейтрализации.

— И что же нашла Аня?

— Ничего полезного. Ну, может быть, кроме одного очень важного для меня ключа к пониманию твоей повышенной мозговой активности.

— И что же это за ключ?

— Мы еще вернемся к этому вопросу, но вначале надо все-таки объяснить твою устойчивость.

— Хорошо, — согласился я.

Закипевший чайник остыл. Сергей Иванович включил его еще раз. Чайник нагрел воду, заклокотал, забулькал и выключился. Шеф из нижнего ящика стола достал две кружки, в которые забросил по пакетику чая и по два кусочка рафинада.

— Ну а теперь перейдем к самому главному. Мне всегда нравились антиутопии, но не так давно я понял, что, скорее всего, ни Замятин, ни Оруэлл ничего не придумывали, а просто описывали то, участниками чего они стали. Наша площадка — это очередная попытка государства создать общество, в котором все его члены послушны и адекватны. На этот раз у них все получилось, за исключением тебя.

Я все никак не мог понять, что служит стимуляцией твоей мозговой деятельности, — думал, что это реакция на воздействие инфразвука. Но Аня, рассказывая мне о том, как проходит ваш день, сообщила, что ты прервал проведение исследований после одного сообщения от единственного человека, для которого у тебя не отключен звук. И я наконец-то понял: cherchez la femme — ищите женщину. Это фактор, который не под силу преодолеть никому. Связь, возникающая между двумя людьми, не обязательно должна заканчиваться постелью. Достаточно просто факта существования человека, который совпадает с тобой по каким-то внутренним установкам, и именно это и стимулирует мозговую активность, придает смысл существованию и делает картину мира окончательно завершенной. Почему я так уверенно об этом говорю? Нет, не потому, что именно женщина привела к изменению главных героев Замятина и Оруэлла, а потому, что у меня было точно так же с Таечкой. Конечно, если бы ее не стало, я бы не умер. Возможно даже, что если бы я ее не встретил, то смог бы добиться большего. Но все это не так важно, как факт того, что ее близость делает меня настоящим, она — словно ключ в электрической цепи. Такого ключа у тебя я не видел, пока не понял, что это Ольга Николаевна. Никогда бы на нее не подумал, но что же — у всех нас свои вкусы и предпочтения.

— Как вы об этом узнали?

— О том, что ты симпатизируешь именно ей?

— Да.

— Телефон. Я просто посмотрел, для кого у тебя оставлен звук. Только не надо обижаться. По-другому у меня никак бы не получилось это узнать.

А теперь самое главное. Твоя устойчивость к инфразвуку была связана с твоим плейлистом. При прослушивании музыки ее ритм входит в резонанс с ритмом мозговых структур. Любая музыка, воздействуя на мозговые колебания, изменяет эмоциональное состояние слушателя, тем самым вольно или невольно вводя его в измененное состояние сознания. Одни мелодии делают это быстрее, другие медленнее.

Музыка оказывает влияние не только на слуховые рецепторы: человек чувствует звуки всеми порами своего тела. В зависимости от ритма, темпа, построения композиции, частот и использованных инструментов изменяется и состояние человека. В машине ты практически все время слушаешь музыку. Так вот, набор твоих треков, сочетающих классическую музыку и роковую, настолько уникально подобран, что именно они и стали той самой защитой от действия инфразвука.

Мне вспомнилось, как исчезли звуки из моей головы на карбоновом полигоне после того, как я завел машину и включилась магнитола.

— И что теперь?

— Ничего. Я просто хочу тебя попросить больше не слушать музыку, вот и все.

— А если я не соглашусь?

— Это твое право. Заставить я тебя не могу и не буду. Просто у кого-то не получится его эксперимент, а я ответил на все вопросы и теперь могу спокойно уехать.

— Хорошо, а если я пообещаю вам не слушать музыку, вы сможете сделать для меня кое-что?

— Да, конечно, что именно?

— Вы не могли бы как-то передать нейтрализатор Ольге Николаевне, ну и придумать какое-то объяснение, чтобы она с ним не расставалась?

— Зачем тебе это? Ты ведь понимаешь, насколько вы разные? Ты никогда не сможешь с ней быть. Ты же понимаешь это?

— Да понимаю.

— Она ведь совершенно чужой тебе человек! Что за глупое, совершенно нерациональное решение? Ты хочешь променять свою свободу, свой интеллект на свободу женщины, о которой ты не знаешь, по большому счету, ничего?

— Да, я хочу сделать именно так.

— Но почему?!

— Наверное, потому что это единственное, чего я хочу на самом деле. Вы же должны понимать меня как никто другой, потому что у вас есть Таечка. Мне не важны ни мой интеллект, ни мои способности, если у меня не будет отражателя — человека, с которым я могу разделить свои открытия, свои радости и несчастья. Который меня понимает. Мне даже незачем понимать его и быть все время рядом с ним: важно просто знать, что он где-то есть и я хотя бы иногда могу его видеть.

— Хорошо, я сделаю так, как ты хочешь.

Мы пожали друг другу руки. Двое ученых, оказавшихся по разные стороны эксперимента, два человека, которые никогда не нарушат свое слово.

Я не стал надевать ни дождевик, ни маску. Вышел вместе с Сергеем Ивановичем под косой и хлесткий дождь, укрывая стопку книг рукой.

Когда машина отъехала, я еще какое-то время стоял под дождем, а затем сел в автомобиль. Завел двигатель. Включилась магнитола. Я вытащил флешку и положил ее в бардачок. Пока мотор прогревался, я взял телефон, нашел в списке контактов ее и отключил звук.

Мне вспомнился наш разговор с Андреем о свободе выбора и о том, что, кроме нашего плейлиста, мы ничего не можем решать и плейлист — это и есть самая крайняя точка нашей свободы. А теперь у меня нет даже ее…