Площадка

День 193-й. Воскресенье

Сегодня громыхало как-то по-особенному и с определенной периодичностью, еще и сверкало. Проснулся, как всегда, рано. Включил компьютер и стал загонять и обрабатывать полученные данные. К девяти большая часть работы была выполнена. Можно позволить себе сходить в кофейню, чтобы насладиться свежеприготовленным капучино и каким-нибудь пирожным.

Дождь, несмотря на ночные громыхания, был мелким и редким. Машин на дороге нет, а во дворе суета. Какие-то незнакомые люди в одинаковых робах установили белый шатер в центре детской площадки и подключили аппаратуру, из колонок которой звучала музыка:

Чтобы дойти до кофейни, мне пришлось пройти полквартала и перейти на другую сторону улицы. Широкие громадные стекла создавали ощущение, будто сидишь на улице. Однако здесь имелись места, защищенные от любопытствующих перегородкой, что позволяло злоупотреблять кофе двумя возможными способами: в одиночестве и наблюдая за прохожими. Вопреки тому, что сегодня воскресенье, да еще и утро, в кофейне, как мне показалось, было слишком много людей.

Еще одной изюминкой, которая в свое время покорила мое сердце, стал бюст на входе, одетый в очки и защитную маску с надписью: «Мы всегда вас ждем». Но если в начале введения защитных средств это было оригинально, то через пару месяцев проливня такой прием уже казался до противного банальным и даже пошлым, а еще через пять месяцев от напоминаний о том, что мы попали в величайшую эпоху — эпоху бесконечного ливня, — меня тошнило.

Дождь пробивался во всем. Мужчина — широкоплечий, высокий, с крупным носом и толстыми губами, обрамленными густой рыжей бородой, видимо компенсирующей недостаток волос на голове, — сидит за столом и читает газету. Она пестрит заголовками: «Благодаря дождю экономика региона открыла новые ниши для экотуризма», «Энергетический кризис, решение найдено: дождь» и так далее. Молодой человек возле окна развалился в кресле. На нем футболка с принтом, на котором изображен дождь, а внизу красуется надпись: «Падающий с Неба дождь оплодотворяет Землю, и она рождает зерно для человека и зверя» (Эсхил). Девушка — светловолосая, в костюме с рисунком в виде косого дождя — аккуратно подносит чашку кофе к губам, а я не могу не обратить внимания на маникюр с рисунками в виде молний. Все эти люди делают все как обычно — так, словно бы за окном нет дождя, нет этого серого безысходного неба и всепоглощающей тоски. Мне хочется закричать им: «Вы что, не понимаете, что это ненормально, так не должно быть!» Но я точно знаю, что они уже приняли ситуацию, смирились и сжились с ней. Нет, не подумайте, что я тоже заболел, только в обратную сторону. Я просто хочу разобраться, почему идет дождь, точнее, даже так: почему дождь идет только здесь, а для других его словно бы и нет.

Если быть откровенным до конца, то мой воскресный утренний поход в это кафе неслучаен. Хотя все мое поведение объясняется очень просто, и не стоит искать в нем глубокого подтекста. Еще до того, как начался дождь, в одно из обычных и ничем не примечательных воскресений — я уже и не помню, какова была причина, чтобы заглянуть именно сюда в этот день недели и именно в это время, — здесь я встретил ее. Это была не первая встреча, но то чувство, о котором я уже упоминал, зародившееся в недрах моего сознания, требовало именно такой неформальной обстановки, когда мы были не в ролях начальника и подчиненного. Оказалось, что у нее недалеко живут родители и она решила забежать сюда, чтобы выпить чашечку кофе. Мы сидели вместе, о чем-то мило болтали, и, наверное, это был тот самый единственный момент, после которого ты понимаешь, для кого стоит жить. Понимаешь, что твое существование — это не череда глупых случайностей, и смысл именно в том и заключается, чтобы встретить того самого человека, с которым хочется съездить в Мексику и посмотреть на пирамиды ацтеков, а еще подняться на воздушном шаре, чтобы испытать вместе что-то, чего ни тот ни другой не испытывали никогда.

И вот сейчас я прихожу сюда в робкой надежде снова встретить ее. Но все тщетно: она больше ни разу за все восемь месяцев здесь не была. Мне остается только сесть на то самое место, на котором мы сидели, заказать две чашечки кофе — капучино и латте. Закрыть глаза и снова увидеть ее напротив себя. Увидеть этот хитрый, слегка прищуренный взгляд. Услышать голос. Бариста громко сообщает, что наш кофе готов. Возможно, я все придумываю. Возможно, что ничего этого нет или было не так, как помнится мне: ведь легче всего обманываться и тешить себя надеждой, чем жить без надежды вовсе. Я беру печенье с предсказанием, разламываю его, читаю то, что там написано: «Тебе еще повезет!» Повезет, но, видимо, не сегодня. Я открываю кошелек и кладу эту бумажку к остальным. Забираю два кофе. Смотрю на часы. Время — половина десятого. Сегодня она снова не пришла. Допиваю капучино, оставляя стаканчик латте напротив, и иду домой.

Возле дома происходит какая-то нездоровая суета. И я вспоминаю, о чем вчера говорила соседка. В сложившейся обстановке выделяться на общем фоне не имеет смысла, поэтому я и решил принять пассивное участие в жизни нашего подъезда.

К началу сего действа я, видимо, опоздал, и позиция старшей по дому была уже обозначена, поскольку выступал губернатор, который просто не терпел отсутствия публичности в своих даже самых незначительных поступках. Похоже, для этого и был поставлен шатер — чтобы местное телевидение могло в наиболее выгодных ракурсах заснять его выступление.

Губернатор пришел на свою должность незадолго до начала дождя, и оттого, возможно, было не до конца понятно, что и как он пытается улучшить или изменить. Народ его полюбил именно за его доступность и публичность, под личиной которых скрывались бездействие и натуральная показуха, но говорить об этом открыто не следовало, потому что большая часть электората к нему благоволила. Александр Григорьевич был худощав и высок. Лицо широкое. Стрижка короткая, подчеркивающая высокий лоб с залысинами, наиболее часто ассоциирующийся с интеллектом. На лбу прослеживалась глубокая поперечная складка, которая придавала лицу выражение постоянной озабоченности. Глаза глубоко посажены. Нос широкий, губы полноватые.

— Во дворе вашего дома построили детскую площадку. Однако, насколько я могу судить из нашего общения, некоторые жильцы недовольны ее местоположением. Получается, что проект с вами не согласовывался?

Одной из характерных черт губернатора было присвоение чужих заслуг себе, ошибки же он перекладывал на плечи нижестоящего исполнителя.

— Да, именно так, — говорит старшая по дому Марина Владимировна, — женщина невысокая, полноватая, со вздернутым носом, в круглых очках и с челкой.

— Часть собственников жилья хотела видеть вместо площадки парковку, а другая — бельевую сушилку?

— Да, именно так.

У некоторых чиновников есть такая основополагающая опция — повторять то, что им до этого сказали, с таким видом, будто бы это именно они сделали такое заключение.

— Считаю, что жильцы, как собственники дома и земли вокруг нее, должны самостоятельно определиться с тем, как дальше будет выглядеть их двор. Но решение должно быть поддержано большинством.

Я, в свою очередь, хочу сообщить вам всем, что буду предпринимать решительные действия для того, чтобы выслушать каждого и помочь. Конечно, мы должны сделать так, чтобы все были удовлетворены, но надо понимать, что за расположением площадки в этом месте стоит долгая и кропотливая работа. Нужно также учитывать, что при проектировании площадки учитывалось расположение коммуникаций и инженерных сетей, и, если жильцы большинством голосов решат, что это необходимо, мы будем согласовывать вынос этих сетей. В таком случае, конечно же, увеличится стоимость проекта, но на жителях это никак не отразится. Так, в прошлом году нами было освоено более одного миллиарда рублей на благоустройство дворовых и общественных территорий, и мы не остановимся на достигнутом.

Больше всего в таких выступлениях чиновников меня обнадеживали цифры и формулировки типа: «более», «свыше» или «около» — очень неточные и неопределенные.

Губернатор продолжал:

— Пространства преобразятся в рамках федеральной программы «Формирование комфортной городской среды». Несмотря на сложившуюся обстановку, нами запланировано благоустройство восьмидесяти пяти территорий, расходы на которые в целом составят около восьмисот пятидесяти миллионов рублей. Будут обновлены пятьдесят одно дворовое и тридцать четыре общественных пространства.

Кроме того, планируется реализовать проекты-победители всероссийского конкурса лучших проектов формирования комфортной городской среды, а объем израсходованных средств составит порядка двухсот миллионов рублей…

И так далее и тому подобное…

Я перестал вслушиваться в слова, и рефреном окружающей действительности начал выступать дождь, который, словно бы не вынеся этого словоблудия, а может, наоборот, прислушиваясь, пошел тише. И я, почувствовав изменение тональности проливня, подумал о том, что, может быть, этот апофеоз абсурда, связанный с тем, что губернатор занимается не своими прямыми должностными обязанностями, а решает вопросы, которыми должен заниматься мэр, все же сможет наконец-таки прекратить эпоху дождя.

Оператор вместе с камерой искусно менял положение, находя ракурсы, в которых были замечательно видны губернатор и его электорат с обожанием в глазах. Я же ускользал от всевидящего ока, что было нетрудно.

Вдохновенная речь губернатора закончилась, и он, надев дождевик и распрощавшись с народом, сел в машину и уехал. За ним потянулись и жильцы. Остались самые закоренелые и стойкие спорщики: одни, представляли сторону парковки, другие были сторонниками бельевой сушилки. Их спор разгорелся с новой силой, поскольку из выступления губернатора так и осталось непонятно, какое же решение является правильным.

Дома я продолжил вносить данные и делать статистическую обработку. На часах было двенадцать. Позвонил Андрею. Недоступен. Тогда набрал Пашу. Тот не ответил. Жене Андрея звонить не хотелось. Оставалось ждать. Хорошо, что много работы и мне есть чем себя занять в ожидании хоть чьего-нибудь ответного звонка.

Дождь монотонно выстукивал за окном. И мне показалось, что в этом мерном и однотонном звучании я начал различать тихий шепчущий голос. Рингтон телефона заставил меня вздрогнуть. Это был Паша.

— Ты звонил?

— Да, звонил. Как там пострадавший?

— С утра вроде ничего был, а потом его опять накрыло. Сейчас в реанимации. Да не переживай ты, вытащат твоего коллегу.

— Ты уверен?

— Конечно. В понедельник уже будете общаться.

— Ну хорошо. Спасибо. Давай тогда.

— Давай, — произнес Павел и отключился.

Я остался наедине со своими мыслями. Хуже всего вот это состояние — когда все, что можно сделать, ты сделал и необходимо ждать. И это ожидание — оно самое трудное, потому что его длительность зависит не от тебя, а от чужих и незнакомых тебе людей с их достоинствами и недостатками. Именно в такие моменты я почему-то и начинаю задумываться о каких-то вопросах, о которых, наверное, не стоит думать.

Например, можно ли быть счастливым таким образом, чтобы были счастливы все? Наверное, нет, а если это и возможно, то тогда в мире были бы только счастливые люди и не было бы несчастливых. Однако этого не происходит, потому что для того, чтобы почувствовать счастье, нужно испытать несчастье. Только так можно понять, что есть что-то, приносящее радость на фоне того, что приносит грусть. Значит, у любого счастья есть цена. Цена счастья одного человека — это несчастье другого, и из этого порочного круга не выбраться никак. Поэтому каждый раз, принимая несчастья, я думаю о том, что впереди меня ждет счастье, и точно так же, будучи счастливым, надо понимать, что за это когда-то придет расплата.

Может быть, я оттого и несчастен, что не люблю жить в кредит. Не люблю быть должен кому-то, не зная, что я должен и какова будет цена. И когда беды преследуют меня, я верю, что когда-нибудь, может быть, все это вернется мне огромным, безумным счастьем, о котором мечтаю я и которого страшусь.

День тянулся медленно и мучительно, но все же закончился. Предстояла новая рабочая неделя, и я даже не догадывался, чем она обернется для меня. Лучше всего иногда прислушиваться к внутреннему голосу, о котором мы, как правило, забываем, следуя за авторитетным мнением. А ведь это самое сложное — в ворохе чужих мыслей не разучиться слышать себя, даже вопреки шуму дождя. Дождь изменил жизнь всех: он просочился за шиворот, незаметно проник под кожу и стал неотъемлемой частью каждого, — причем неважно, соприкасался ты с ним или нет.

И я, не знаю почему, но по какой-то такой непонятной мне самому причине решил именно сегодня лечь пораньше. Ощущение усталости, скопившееся за неделю, и ситуация, которая произошла с Андреем, высосали все силы. Поэтому к восьми я уже лежал в кровати.