По холодным следам

Глава IX Как, что и почему

До сих пор мы знакомились с тем, что знают и думают ученые о четырехликом плейстоцене — антропогене — ледниковом — четвертичном периоде. Рассказ можно было вести от третьего лица. Для большей объективности даже приходилось на время переходить на позиции антигляциолистов. Так шахматист, оценивая обстановку, должен временами представлять себя на месте своего противника.

Пора выглянуть из-за чужих спин. Теперь мы попытаемся восстановить в общих чертах историю четвертичного периода. Для этого придется выбрать из богатого набора гипотез те, которые кажутся наиболее убедительными и умолчать о тех, которые представляются наименее обоснованными.

По-видимому, надо согласиться с большинством исследователей четвертичного периода: оледенения были, и не один раз. Скорее всего, главных оледенений было четыре, а до них было малое, предварительное оледенение. И средние годовые температуры, например в Центральной Европе, колебались в достаточно больших пределах.

Почему же началось великое оледенение Земли и ледники наступали и отступали несколько раз?

Прежде всего надо оговориться: не обязательно похолодания и потепления должны были охватывать разом всю Землю. Они могли проходить по-своему в каждом более или менее значительном районе. Потому-то и трудно четвертичникам найти общий язык.

«На Земле в плейстоцене невозможно найти такой образцовый район, природные изменения которого можно рассматривать в качестве модели (эталона) и всей земной поверхности. Различные природные районы… носили в себе и свои особенности изменений во времени». Так считает известный географ К. К. Марков.

Возможно, ледники в Северном и Южном полушарии развивались не синхронно. Вообще полярные районы нашей планеты во многих отношениях различны. На Северном полюсе — океан, на Южном — континент. На Северном — вокруг океана суша. На Южном — континент окружен морями и океанами. Антарктида значительно холодней Арктики. Южный и северный геомагнитные полюсы планеты противоположны, как два полюса магнита.

В обоих полушариях полюсы холода (станция «Восток» в Антарктиде и Оймякон в Сибири) приходятся на сушу, потому что климат суши в среднем заметно суровее морского.

После того как примерно сорок миллионов лет назад в олигоцене началось общее отступание морей и поднятие суши, климат на Земле (если допустимо говорить о всеземном климате) стал суровее: среднегодовая температура на планете, возможно, понизилась на несколько градусов. Особенно заметное похолодание должно было происходить в Северном полушарии, где преобладают континенты.

Климат, как известно, зависит и от движения суши (вверх — вниз) и от направления океанических и атмосферных потоков. Когда потоки воздуха (или течения вод) беспрепятственно переходят из тропиков к полюсам, они переносят с собой тепло и распределяют его равномерно по планете.

В олигоцене вокруг Северного океана начали стеной вырастать холмы и горы, а суша, вздымаясь, стала кольцом стягивать северный Полярный круг. Теплые морские течения с трудом проникали на север. А теплые воздушные потоки все чаще отклонялись от привычного пути и «загибались» на запад или восток. Росла замкнутость северной полярной зоны. В то же время на противоположной макушке планеты продолжали властвовать моря. Возможно, задолго до четвертичного времени в Антарктиде появились мощные ледники. Для этого здесь достаточно холодно (среднегодовые температуры значительно ниже нуля), а влажные морские ветры прежде, до образования сплошного ледяного покрова, должны были приносить вдоволь снега. (И сейчас на окраине Антарктического ледяного щита выпадает немало осадков, до 200–300 миллиметров в год. По-видимому, именно отсюда, с окраин, началось образование ледников Антарктиды.) Чем холоднее делался Северный океан и выше суша, тем резче обособлялись климатические зоны в Северном полушарии. Материки охлаждались сильнее, чем моря, особенно в зимнее время. Растительность, приспосабливаясь к климату, еще более резко подчеркивала разницу климатических зон (растительный покров задерживает влагу, накапливает солнечную энергию и вообще смягчает местные климаты).

Влажный и сравнительно холодный воздух с полярного океана стекал к югу. В зимнее время, охлаждаясь над северными окраинами континентов, воздушные потоки осыпали землю обильным снегом. Снежный покров от зимы к зиме утолщался. Он отражал лучи весеннего солнца и все дольше задерживал зиму. Наконец, на северных склонах гор начали оставаться перелетки — белые шапки снега и льда. Чем обширнее они становились, тем сильнее влияли на климат окружающих территорий.

Ледники превратились в ловушки дождя и снега, в зеркала, отражающие тепло солнечных лучей. Обнаженные горные породы поглощают более восьмидесяти процентов энергии солнца, а ледники — в пять раз меньше.

Перед четвертичным периодом Скандинавские горы были, пожалуй, выше нынешних. Сейчас Скандинавия поднимается. Возможно, так продолжается со времени гибели последнего здесь ледника. Нынешняя высота полуострова — это промежуточное положение. Высота гор сравнительно недавно, один-два миллиона лет назад, могла быть выше на километр или даже более.

До четвертичного периода морозная оболочка планеты — криосфера — лишь в немногих местах, на высоких горах да на полюсах, касалась суши или океана. Только там и были небольшие ледяные шапочки. Общее поднятие суши привело в конце концов к тому, что многие горные хребты доросли до криосферы — главным образом там, где она располагалась невысоко над землей, в приполярных районах Евразии, Северной Америки и в Антарктиде. Впившись в криосферу, горы стали как бы перекачивать ее «холод» к поверхности земли.

Итак, со Скандинавских гор и приполярных возвышенностей Северной Америки поползли первые ледники в то время, когда Северный океан еще не был Ледовитым. Он питал ледники водой и снегом. А они раздавались вверх и вширь, истекали ледяными потоками, сползали все ниже и ниже к подножьям гор.

Это было похоже на сказочный котел. Ему сказали: «Котел, вари». И полезла из него каша неостановимо.

Ледники заполняли полярные моря и океан. Они еще больше охлаждали воду, отражали солнечные лучи и мешали испарению. Холода накатывались на все Северное полушарие. В горных системах Альп, Кавказа, Пиренеев, Кордильер начали расти обширные горные ледники. От этого, конечно, теплее не становилось.

А все началось с пустяков: с небольшого поднятия материков, изоляции полярного океана и с белых многолетних шапочек на вершинах. На другом конце Земли, в Антарктиде, в те времена уже были ледники, сплотившиеся в почти сплошной ледниковый щит. Полярные ледяные шапки должны были изменить общий характер воздушных потоков. Стены холодного воздуха препятствовали теплым ветрам вторгаться к полюсам.

Итак, было сказано волшебное слово.

Центры оледенений блуждали по северным окраинам континентов, приспосабливаясь к меняющимся условиям питания, испарения и таяния. Горное оледенение превратилось в континентальное. Возникли четыре великие ледниковые империи: в Северной Европе, Гренландии, Северной Америке и Антарктиде.

Толща льда местами превышала два-три километра. Образовался исполинский слой необычной горной породы. На каждый квадратный километр земли подо льдом давила тяжесть в один-полтора миллиарда тонн. От такого непомерного груза прогибалась земля. Материки, как перегруженные корабли, начали медленно опускаться. На фоне общего похолодания приполярных зон на их климате должны были сказываться и некоторые неземные силы. Тут пора вспомнить о графиках Миланковича. Северное полушарие, судя по всему, периодически получало то меньше, то больше солнечного тепла. На это отзывались ледники: то вытягивая свои щупальца далеко на юг, то поджимая их к самым предгорьям.

Великие ледники не только рождаются и растут, но и стареют.

В величии ледников таились причины их гибели. Ледяные потоки залили почти всю Европу, Северную Америку и часть Азии. Полярный океан, скованный ледяным панцирем, стал более подобен суше, чем океану. Толпы ледников заполнили почти половину материков Северного полушария и всю Антарктиду.

Ледяная империя была слишком обширна. Скопление на континентах непомерных масс льда должно было влиять даже на скорость вращения Земли. Обеднилась влагой атмосфера. Заметно уменьшился Мировой океан (уровень его понизился на десятки метров). От этого еще больше становились материки, холоднее — климат, меньше — океан, суше — атмосфера.

И вот наступил кризис ледниковой империи. Кризис питания. На Земле было достаточно «холода». А вот влаги… Северный океан теперь вовсе «не испарялся» из-подо льда. Площадь поверхности других океанов сократилась — тоже уменьшилось испарение. Да еще добавилось общее похолодание вод Мирового океана (испаряемость холодных вод меньше, чем теплых).

Великие ледники умирали от недостатка пищи: снега и дождя. Изменилось общее направление воздушных потоков: они беспрепятственно пересекали во всех направлениях обширные ледовые «плоскогорья». Здесь, как ныне в центре Антарктиды, воздух был очень сух и неоткуда было ожидать поступления влаги: вокруг материки!

Там и сям в ледниковом панцире появлялись проплешины — словно проталины весной в снегу. Обнажались скалы, отложения ледников и другие горные породы. Солнце нагревало их. Здесь же рождались озера. Они, как и земля, впитывали солнечное тепло. Образовались в ледниках оазисы, которых немало сейчас в Антарктиде.

Но главное — ледники чахли без пищи. «Худели». А земная кора все еще оставалась опущенной. Она как бы помнила былую тяжесть ледников. Понижения стали затопляться морскими и талыми водами.

Возможно, к этому времени Южное полушарие страдало от избытка влаги, и в Антарктиде ширились ледники. Возможно, Северное полушарие усиленно облучалось Солнцем, согласно подсчетам Миланковича. Но и без всего этого великие ледники были обречены. Чем обширнее становились их владения, тем более слабела их власть и тем скорее приближался кризис.

Полярный океан все еще оставался подо льдом, на высоких горах еще белели снеговые шапки, а на равнинах уже буйствовала «геологическая весна». Среди огромных озер и обильных рек зеленели острова. И лишь кое-где темнели грязные ледяные глыбы и целые поля «мертвых льдов». Вслед за ледовой катастрофой наступила пора «всемирных потопов».

Суша постепенно поднималась, материки как бы всплывали. Они освобождались ото льда и излишка воды. Повышался уровень Мирового океана. И полярный океан тоже становился обширнее, разрывая свою ледяную скорлупу. Теплые воздушные и морские течения вторгались в него с юга. Таяли льды. В Северном полушарии наступило «геологическое лето».

А потом все началось сначала. Как только освободился ото льда полярный океан и поднялась поверхность материков, холодные и влажные северные ветры обрушились на возвышенности. Снега зимой накапливалось все больше и больше. Кое-где на вершинах стали сохраняться перелетки. Началась новая «геологическая осень». Возвращалась ледниковая эпоха…

Так ли все происходило? Возможно, в основных чертах наше описание верно.

В наших средних широтах каждый год случается привычное чудо осеннего увядания и весеннего пробуждения природы.

Зимой жизнь приглушена. Под снегом — слой мерзлой земли. Снег у земли уплотняется и нередко превращается в лед. Под покровом снега и льда сглажены неровности рельефа. И возникают новые гряды и впадины — там, где скапливается или откуда сдувается снег.

Весна — царство воды. Ручьи прорезают снег. Некоторые — журчат под снегом, в туннелях. В снежных и ледяных запрудах образуются лужи. И долго еще прячется по оврагам последний снег — грязный, замусоренный, обреченный.

В конце весны, когда подсохнет слой грязи, оставленный снегом, начинаются пыльные ветры. До тех пор, пока не встанет первая трава.

И летом, при долгой засухе, ветер взбивает тучи пыли. И поздней осенью, если сухо, со студеной голой земли сдувает ветер пыль. А там вновь начинает промерзать почва и ложится на нее первый легкий снежок.

И в истории великих ледников есть четыре этапа, «сезона», которые для простоты мы будем именовать «временами геологического года».

Осень. Поднимаются материки. Изолируется полярный океан. В северных горах выпадает много снега. Океан охлаждается. На вершинах появляются первые ледники. Начинается горное оледенение.

Зима. Снега и льды усиливают охлаждение океана и материков. Ледники сползают на равнины, сковывают панцирем полярный океан.

Рождаются материковые ледники, живущие по своим особым законам. Под их тяжестью оседают огромные блоки континентов и вздымаются другие, не нагруженные. Наступает эпоха великих оледенений. В целом на Земле заметно холодает. Влияние ледников сказывается на всех климатических зонах.

Весна. Над великим ледяным покровом — жестокие морозы и почти полная сушь. Нарушено питание ледников. Испарение и таяние летом идет быстрее, чем поступление новых порций снега. Первыми освобождаются ото льда вершины невысоких гор и холмов. Поверхность земли все еще расположена низко: земная кора не успела подняться, освободившись от гнета ледников. Моря глубоко вторгаются на материки, талые воды, реки и озера наводняют сушу. Наступает эпоха «потопов».

В сухую пору ветры развевают пыль, оставшуюся после ледников и морозного выветривания. Растительность еще слишком скудна, чтобы помешать этому. Накапливаются мощные толщи пылеватых лёссов.

Впрочем, лёссы могут образоваться и позже, в межледниковье, и в «геологическую осень». Главное, чтобы в это время было сухо, и растительность была бы скудной, и было бы обилие пылеватых частиц. Для рождения настоящих лёссов должны объединить свои усилия по крайней мере три геологических агента: лед и мороз (чтобы перетереть породы в тонкий порошок и чтобы подавить активность жизни, которая всегда готова переработать этот питательный порошок для своих нужд); ветер — чтобы сортировать, переносить и накапливать пыль; степные растения — чтобы скреплять эту пыль своими корешками и немножко обрабатывать химически; они завершают создание лёссов как горной породы.

Лето. Великие ледники исчезают. Полярный океан становится все менее ледовитым. Земная кора поднимается после «ледникового прогиба» почти на прежнюю высоту. Освобождаются от излишков воды низины и долины. В память об эпохе потопов остаются высокие уступы прежних террас. Достигает расцвета жизнь…

Но чем выше поднимаются материки, тем холоднее становятся горы и замкнутее полярный океан, освободившийся ото льда… Близится «осень».

Если верить этой схеме, то мы сейчас живем в начале «геологического лета». Обильные воды схлынули с материков. На севере преобладают поднятия суши. Ледовитый океан соединен с Антлантическим и Тихим, а льды его медленно (и неравномерно) убывают. Лёссы перестали накапливаться.

Сторонники «великих ледников» (гляциолисты) и «великих потопов» (антигляциолисты) не обязательно должны опровергать друг друга. Ледники вовсе не исключают «потопов», а, напротив, делают их чуть ли не обязательными в истории континентов.

Конечно, вообразить общую картину оледенений легче, чем доказать ее правильность. Там, где для любознательного читателя проблема кажется более или менее выясненной, для профессионального ученого только еще намечаются пути для серьезного и значительного исследования.

Подсчитать вязкость и упругость земной коры. Изучить современные движения суши в бывших ледниковых и приледниковых областях. Прикинуть скорость таяния льдов и подъема поверхности земли. Составить схему движений воздуха над великими ледниками летом и зимой.

Подсчитать возможный подъем морей и океанов при таянии ледников с учетом низкого стояния материков.

В последние годы ученые стали изучать историю великих ледников с помощью кибернетических машин. Например, братья Сергины — географ и кибернетик — построили схему, учитывающую главные особенности великих ледников. Машина рассчитала, как должны были бы вести себя ледники в соответствии с этой схемой. Получилось, что оледенения должны периодически усиливаться и затухать. Схема подтвердила выводы геологов. Появление великих ледников «расшатывает» устойчивые климаты Земли, колеблет криосферу. Можно сказать, они вызывают климатическую лихорадку планеты: то холод, то жар.

После подобных прикидок можно переходить к обобщениям. И предсказать новые факты, которые должны быть обнаружены, если обобщения верны.

Ну, а мы кончим уточнять историю великих ледников именно там, где должно начаться профессиональное научное исследование.

Истинный писатель переживает множество человеческих жизней. И не только человеческих. Оноре Бальзак, закончив однажды рассказ, сказал, что он побывал и кучером, дремлющим на козлах, и лошадью, бегущей рысью по дорожкам парка, и молодым повесой, не торопящимся на свидание, и влюбленной девушкой, и кленовым листом, который, прежде чем опасть, вспыхнул на солнце, как маленький факел.

А науки уводят нашу фантазию в такие дали, куда она самостоятельно не проникает никогда.

Геология легко переносит нас в минувшие тысячелетия, позволяет разом перейти немыслимую грань, отделяющую сию минуту от какого-то давно сгоревшего дня какой-то далекой геологической эпохи.

Ученый способен пережить историю всего человечества и даже историю всей жизни на Земле…

Вот и сейчас, воображая великие ледники, приходится торопить тысячелетия, как минуты, и мгновенно переходить с гор на равнины, оттуда — в Северный Ледовитый океан, а там и вновь на континенты.

Надо немножко погодить и приглядеться к предгорьям и равнинам Земли, где совершается много удивительных превращений. Меняют свой облик животные. Среди них можно разглядеть и наших далеких предков.

Если бы Земля была вечным райским садом, где постоянно тепло, в меру влажно и вообще созданы все условия для жизни, то вряд ли история живых существ походила бы на нынешнюю…

Дополним идею о геологических временах года. Если «осенью» надвигается волна поднятия суши, «зимой» — волна оледенений, а «весной» — потопов, то следующая волна — это расцвет жизни. В «геологическое лето», когда много низменностей и обширных долин, когда исчезли ледники и схлынули воды великих наводнений, континенты должны больше всего походить на райские сады. Плодородные речные и морские наносы, теплые и влажные ветры, близкое к поверхности земли залегание грунтовых вод — все благоприятствует жизни.

В ледниковое время сравнительно небольшие территории суши оставались заселенными растениями и животными. Жизнь, как пружина, сжималась на ограниченном пространстве. Запасов пищи здесь было маловато. Обострялся естественный отбор, конкуренция у организмов, «борьба за существование». Одновременно совершенствовалась взаимопомощь, сотрудничество живых существ. Конечно, оставались теплые края, тропические районы, где заметных похолоданий не было. Но климат и этих мест испытывал резкие перемены. Найденные в Сахаре наскальные рисунки доказали, что здесь сравнительно недавно были болота и леса, водились гиппопотамы, жирафы, слоны.

Климат обычно изменяется веками. За этот срок луга, леса или саванны перемещаются по земле. Мы привыкли к неподвижности каждого отдельного растения. Однако их сообщества редко задерживаются надолго на одном месте. Особенно хорошо это заметно в речных поймах. Река перемывает берега, петляет из стороны в сторону. И вместе с ней перемещаются сообщества луговых трав и кустарников, заболоченные земли, песчаные наносы.

Вслед за растениями кочуют травоядные животные. А за ними — хищники.

Растительные сообщества вытесняются со своих обжитых территорий главным образом при переменах температурных условий, общей увлажненности или химических особенностей почв и горных пород. Но им не суждено найти где-нибудь места, такие же, как прежние. Двух в точности одинаковых районов нет на Земле. Значит, к новым условиям надо приспосабливаться. В сообществе одни растения процветают, другие угнетаются, третьи — пропадают, четвертые — появляются. Чем дольше путешествуют сообщества растений, тем значительнее они преображаются. Вместе с ними невольно меняются и животные. Или вымирают.

В ледниковую эпоху образуется множество обособленных районов. Льды, тундры, горы, пустыни — немало преград надо преодолеть жителям суши, чтоб захватывать новые земли. Люди могли питаться и растениями, и травоядными, и хищниками, умели оборудовать жилище, использовать орудия труда. И все-таки они полностью зависели от окружающей среды.

Как предполагается, внутренние замкнутые моря и большие озера, расположенные к югу от области оледенения, в холодное время расширяли свои пределы, а уровень воды в Мировом океане понижался (за счет образования на суше ледников). Морские побережья и равнины сильно менялись (а ведь именно здесь процветала жизнь).

Например, археологи отмечают сходство каменных орудий палеолитических людей, живших на Урале и в Сибири, и некоторое отличие их от орудий обитателей более западных и южных районов; а позже, в неолитическое время, происходил постоянный обмен орудиями и трудовыми навыками между племенами Сибири, Урала, Восточной Европы и Кавказа; каменный инвентарь во всех этих районах стал, в общем, одинаков.

Советский археолог О. Н. Бадер сделал отсюда вывод, что в палеолитическое время Урал и Предуралье, с их животным миром и населением, были как бы западной окраиной Сибири и отделялись от Европы с севера великим ледником, а с юга — разлившимся древним пра-Каспием. Геологи, изучающие историю Каспия, подтверждают относительную одновременность его разливов (трансгрессий) и наступлений ледников.

В межледниковье, в «геологическое лето», кончались невзгоды и замкнутость. Растения, животные и племена людей, пережившие нашествие льдов, теперь переселялись на новые места, охватывали обширные пространства. Создавались новые сообщества. На больших территориях господствовали сравнительно немногие выжившие виды животных и растений.

При резких переменах климата в каждом замкнутом районе быстро преображались прежние существа и возникали новые. Это происходило не только по законам генетики и естественного отбора, но и по законам взаимодействия с окружающей средой.

У каждого района свои геологические особенности: избыток или недостаток некоторых химических элементов, разные горные породы и минералы, состав почв и природных вод. Все это влияет на живые существа, в чем-то изменяет их химический состав, наследственность, а вместе с этим и облик. Получаются как бы отдельные лаборатории, где ставятся опыты с живыми организмами.

Самым трудным временем для жизни должен быть конец «геологической зимы», когда начинают таять ледники и на недолгий срок материки попадают под власть великих потопов. Резко меняется климат в разных районах, даже далеких от ледников.

Особенно тяжело приходится тем живым существам, которые хорошо приспособились к каким-то определенным местным условиям.

Можно представить это так. Имеется несколько видов сельскохозяйственных машин. Одни сеют пшеницу, другие ее убирают, третьи сажают картошку, четвертые убирают овес и так далее. Все они — самоходные, самостоятельные и годные для больших и ровных полей.

Но вот по какой-то причине изменился климат. Перестала вызревать пшеница. Часть полей изрезали овраги. Механизмы, связанные с пшеницей, станут ненужными. На маленьких полях нельзя будет применять большие машины. Придется выписать из соседних районов машины поменьше и предложить туда взамен из своих те, которые теперь стали ненужными. Если и там они не требуются, придется или выбросить эти машины, или серьезно их переделать для новых условий работы.

Так и с животными. Каждый вид непременно зависит от каких-нибудь определенных растений. Даже львы и тигры зависят, потому что они питаются травоядными, для которых растения необходимы.

Выстраивается цепочка: от геологических условий (подъем и опускание земной коры, образование ледников) зависят природные воды и климат; от природных вод и климата зависят почвы (состоящие почти сплошь из микроорганизмов, простейших, червей и продуктов жизнедеятельности); от почв зависят растения; от растений — травоядные животные, от них — плотоядные. А как же человек?

Не случайно антропогеновый период был одновременно и ледниковый. Во время резких перемен в геологических условиях на материках должны были появиться особые существа, умеющие использовать орудия труда.

Вспомним о машинах. Какие из них будут особенно ценными при постоянных изменениях условий работы? Ясно, что не устройства, предназначенные для конкретных работ. Самыми удобными будут машины, с помощью которых можно использовать другие, менее сложные.

По этой причине в наше время сплошь и рядом применяются моторчики, к которым можно приспособить несколько инструментов (например, набор сверл для дрели или разные наконечники для бурения). А в сельском хозяйстве стараются сделать как можно больше разный прицепов к трактору: начиная от повозок саней и кончая сенокосилками, сеялками и молотилками.

Одна машина становится универсальной — с помощью многих других, более простых «придаточных» машин и приспособлений.

Универсальность, умение использовать (а прежде — изобретать и делать) разные орудия труда и с помощью их приспосабливаться к различным условиям — главная особенность человека. Как только появились существа, имеющие хоть небольшие способности к использованию орудий, природа ледникового периода открыла для них все условия для улучшения этих способностей. И чем искуснее становились создатели орудий, тем больше получали они преимуществ перед всеми другими животными.

Взять, к примеру, мамонта. Он был огромен и силен, покрыт густой шерстью, имел большой горб, где накапливался жир. Питался он ветвями хвойных деревьев, шишками, осокой, мхами, травами, цветами.

Но что было делать этому великану, если начиналось потепление или редели леса? Сбросить свою шубу или избавиться от жирового горба он не мог. Приспособиться к новой пище, особенно если она делалась скуднее, ему тоже было не под силу. Оставалось ему умереть, или изменить свой облик в соответствии с новыми условиями, или перемещаться вместе с теми географическими зонами, вне которых он не мог жить. Лишь в последнем случае мамонт оставался мамонтом.

Все три пути были открыты для мамонтов в ледниковый период. Мамонты вымирали, перерождались и сохранялись. У разных видов — разная судьба.

Во время великих оледенений расширялись прохладные районы, где обитали мамонты. Великанов становилось особенно много. После потопов и межледниковий мамонты сохранились только в северных районах и позже начинали впереди ледников свои новые вторжения на юг.

Но почему же тогда вымерли мамонты? Ведь они могли бы и сейчас бродить где-нибудь в лесотундрах или в тайге.

По одной из гипотез мамонтов погубили люди. Во время последнего оледенения появилось немало племен, научившихся прекрасно охотиться на мамонтов. Смекалки и ловкости людям было не занимать, а силу свою они умножали с помощью орудий, каменных глыб и охотничьих ям и загонов.

Пока продолжалось оледенение, мамонтов было предостаточно и охотников на них тоже. Однако с наступлением «геологической весны» количество мамонтов резко убавилось. Спасаясь от тепла и потопов, великаны двигались на север. От них не отставали многочисленные охотники. Их поселения достигали Полярного круга. И наконец, мамонты стали встречаться все реже и реже.

А люди? Если были среди них племена, которые «жить не могли без мамонтов», которые слишком хорошо охотились на этих зверей и мало заботились о других охотничьих навыках, то такие племена могли исчезнуть вместе с мамонтами. Но был и другой путь: изменить свой образ жизни, приспособить орудия для охоты на других животных, отработать новые способы охоты, научиться собирать съедобные растения.

Скорее всего, каждое племя приспосабливалось по-своему. Одни усовершенствовались в каком-то определенном искусстве (рыболовство, охота, собирание ягод, грибов, меда и т. п.). Другие учились всему понемногу.

Некоторые палеолитические племена Западного и Центрального Закавказья, Молдавии и Одесщины охотились почти только на одних пещерных медведей (встречаются стоянки, где более девяноста процентов костей пещерных медведей и лишь десять процентов — кости других животных, убитых людьми). Жители юга Русской равнины предпочитали бизонов, племена Приднестровья — мамонтов, а древние крымчане — диких ослов пли гигантских оленей и лошадей.

На стоянке у деревни Бызовой найдено более двух тысяч костей мамонта. Значит, здесь, как, и в Воронежской области, обитали охотники на мамонтов.

В то же время известно много стоянок, возле которых валяются кости разных животных, а также рыб (особенно на побережье морей и крупных рек). Остатки птиц встречаются редко: в палеолите еще не изобрели лука со стрелами. Это изобретение появилось после того, как были истреблены (или вымерли по другим причинам) многие гиганты ледниковой эпохи. Людям пришлось приспосабливаться к мелкой, подвижной и осторожной добыче. Любые другие хищники к таким превращениям не способны. Вообразите-ка тигра, выслеживающего мышку!

Человек стал как бы «универсальной машиной». У него появились разнообразнейшие «приставки», приспособления (одежда, жилище, орудия труда). Чтобы делать и употреблять их, ему было достаточно иметь ловкие руки и умную голову.

Чем искуснее становился человек, тем больше появлялось у него новых орудий труда. Разнообразнее и совершеннее становилась техника. Полтора миллиона лет назад все началось с обломков деревьев и грубо оббитых камней. А теперь — миллионы видов машин, механизмов, приборов, инструментов, предметов обихода, сооружений.

Человек все больше распрямлялся, словно избавляясь от излишней власти земли. На его плечах зрела, как удивительный плод, голова. Шире раскрывались глаза. Тоньше и четче становились черты лица. Человек словно оставлял технике все необязательные «звериные» качества: остроту клыков, цепкость когтей, силу, прочность, стремительность.

Ничего подобного с другими живыми существами не происходило. За полтора-два миллиона лет антропогена общее количество видов растений, по-видимому, уменьшилось. Для Русской равнины это как будто доказано.

Из общего количества видов животных, свидетелей великих ледников, до наших дней сохранилось сравнительно немного. Совсем мало гигантов. А прежде, судя по ископаемым костям, их было предостаточно.

Великаны не выдержали потрясений ледникового периода. Они вымерли так же быстро, как и появились. Не перенесли невзгод и гигантские человекоподобные существа: мегантропы, гигантопитеки. Они были слишком сильны — сильнее любого хищника! Им не требовалась техника. Им не было необходимости помогать друг другу, объединяться. И потому жили они небольшими группами, разрозненно и вымерли при первых же крупных изменениях климата.

Геологи спорят, когда начался четвертичный период: один, полтора, два или три миллиона лет назад? Есть даже мнение, что начался он «всего лишь» двести тысяч лет назад.

А когда кончился этот период? Считается, будто он продолжается до сего дня. Никто и не задумывался серьезно, в какое геологическое время мы живем. А с этого вопроса, возможно, начинаются новые науки, для которых еще и названий не придумано.

Как же правильнее именовать современную эпоху?

Ледниковый период? На Земле осталось сравнительно немного ледников. И они как будто продолжают отступать. Человек способен предотвратить новое оледенение, если оно будет угрожать планете. Это можно сделать при помощи современной техники. Пишут же о проектах перекачки теплых вод Атлантического или Тихого океана в Северный Ледовитый. Есть и другие способы борьбы с ледниками, например зачернение их поверхности. Дело нетрудное.

Антропоген? Но биологическое развитие человека за последние десятки тысячелетий замедлилось. Человек создан. Люди современного вида существуют на Земле сорок тысяч лет, и за это время практически не изменились. Возможно, биологическая эволюция человека прекращается: человек, не меняясь сам, может неограниченно усовершенствовать и разнообразить технику. Вместо биологической эволюции — техническая.

Плейстоцен (самое новое время)? В чем выражается эта новизна? В появлении новых видов животных или растений, новых ландшафтов? Но за последние тысячелетия новые виды животных и растений не появляются… Впрочем, во множестве появились породы животных и сорта растений, выведенных человеком, селективным (техногенным, искусственным) путем. Именно за несколько последних тысячелетий!

Четвертичный период? И снова надо признать, что сейчас своеобразные четвертичные породы — лёссы, донные морены — образуются в ничтожных количествах… Зато появились сотни, тысячи новых химических соединений (минералов) и накоплены целые слои, миллиарднотонные массы новых горных пород, созданных с помощью техники. И это нечто совсем иное, не бывалое прежде.

Последние тысячелетия никак не укладываются в рамки плейстоцена — антропогена — ледникового — четвертичного периода. Они совершенно не похожи на всю предыдущую историю Земли.

Мы живем в необычайное время, в особый геологический период, даже, пожалуй, в новую геологическую эру. Теперь не живые существа определяют геологическую историю, а техника. Не биологические, а технические силы властвуют на Земле. Человек, вооруженный техникой, переиначивает природу.

Если предыдущая эра, куда относится и антропоген, называется временем новой жизни (кайнозой), то современная… технозой. Технозойская эра. Время техники и жизни. Время создания необычайной оболочки нашей планеты — техносферы (области техники, человека, разума), исподволь созревшей в биосфере за ледниковый период.

В наше время только еще создаются науки о геологической деятельности человека, о техносфере, о необычайной эпохе, в которую мы живем.

Учебники наперебой пересказывают нам историю разных государств, империй, царей, немногих знаменитых политиков и полководцев. В школе мы зубрим даты войн и сражений, переворотов, рождений и смертей. Но ведь все события эти — словно малые волны могучего потока. Внешнее, слабое и отдаленное выражение тех сил, которые движут историю и определяют зависимость человека от природы.

Все человечество, несмотря на вечные наши разногласия между собой, непримиримую борьбу и кровавые войны, остается единым биологическим видом: Homo sapiens faber — человек разумный, созидающий. От этого родства никак не откажешься.

Есть еще знания, искусство, мораль, философия — все то, что составляет духовную жизнь и отличает нас от видов и сообществ животных. А еще — техника. С ее помощью человек преображает природу Земли. Или, как считал Карл Маркс, природа при помощи человека преображает сама себя. Потому что человек — часть природы. Хотя и очень оригинальная ее часть.

Из недр извлекают люди больше веществ, чем извергают вулканы. Подземные и поверхностные воды химически преображаются под воздействием производства и городов. В атмосфере присутствуют массы технических паров и пыли. На земле господствуют растения и животные, выращенные человеком. Город — это особый геологический район со своим климатом, рельефом, строением.

Тысячи фактов подтверждают: действительно, новая сфера существует. Она живет по своим непростым законам и связана с человеком и техникой. Именно техника, управляемая человеком, преобразует природу планеты. И время, когда техника стала могучей геологической силой в биосфере, необходимо выделить особо.

Последнее великое оледенение, как считают, прекратилось десять — пятнадцать тысяч лет назад. Все это время относят к голоцену (по-гречески «голоцен» означает «новейший»). Разделяют его по смене растительности в районах, освободившихся от ледников. И еще по эпохам развития техники: верхний палеолит, мезолит, неолит, бронзовый и железный век.

Во второй половине голоцена появились первые классы и великие государства, объединяющие миллионы людей. Достигло расцвета земледелие и животноводство, искусственное орошение оплодотворило обширные территории, выросли на равнинах крупные города.

С этой поры развитие природы на громадных пространствах в Европе и Северной Африке, в Южной и Восточной Азии, в Северной и Центральной Америке определялось не только климатом, движениями земной коры, разливами рек и морей. Здесь господствовали прежде всего человек и техника.

Не отсюда ли надо начинать технозойскую эру? В таком случае она продолжается около четырех тысячелетий. Приблизительно тогда появился новый, не встречаемый в естественных условиях техногенный минерал — бронза, стали развиваться цивилизации металла.

Технозой начался в плодородных долинах рек субтропической зоны. «Четыре древнейших великих культуры все зародились и развились на берегах больших рек. Хоанхо и Ян-Тзе-Тзян орошают местность, где возникла и выросла китайская цивилизация; индийская, или ведийская, культура не выходила за пределы бассейнов Инда и Ганга; ассиро-вавилонская цивилизация зародилась на берегах Тигра и Евфрата — двух жизненных артерий Месопотамской долины; наконец, Древний Египет был, как это утверждал Геродот, „даром“ или созданием Нила». Так писал в начале нашего века историк Л. И. Мечников, посвятивший целую монографию исследованию связи цивилизаций с великими реками.

Но условия географической среды недолго определяли развитие культуры.

«Вино культуры как бы вспенивается, бродит и разъедает вмещающую его географическую чащу, — развивал идеи Льва Мечникова этнограф Богораз-Тан. — А по всей периферии возрастает напор варварских народов, уже усвоивших себе некоторые обрывки культуры… и ставших сильнее и организованнее, но именно оттого привлекаемых богатствами внутреннего круга… Рано или поздно происходит прорыв. Варварство врывается внутрь, а вино культуры выливается наружу. Наступает катастрофа, истечение соков культуры и стремительное понижение ее от общего уровня…

Культура, просочившись и пролившись за ограду, никогда не исчезает бесследно. Она размножается, растет сперва молекулярно, а потом и более широкими участками, и в конце концов обозначается новый культурный круг, концентрический прежнему, но значительно более широкий… А там происходит новый напор зарубежного варварства, прорыв и катастрофа».

Надо бы добавить, что и внутри этих «кругов цивилизации» происходит непрерывное брожение. Появляются новые идеи и технические устройства, новые социальные группы и классы. Цивилизация временами взрывается изнутри.

Нечто подобное происходило и в биосфере с очагами, где появлялись и откуда распространялись новые виды животных и растений, новые сообщества живых существ.

Развитие ледников, как и живых организмов, тоже направляется преимущественно извне. Если бы на Земле не происходило никаких значительных перемен (климата, рельефа и т. п.), великие ледники, возможно, никогда бы не появились, а живые существа изменялись бы столь неторопливо, что до наших дней не возник бы не только человек, но и каракатица.

В голоцене не было существенных изменений природной среды. А человеческое общество проделало гигантский путь от каменных орудий к космическим ракетам. С началом технозойской эры движение это почти вовсе не зависело от «естественных» перемен на поверхности Земли, а определялось законами развития человеческого общества, идей, науки, орудий труда, техники… И еще, конечно, многое зависело от наших человеческих чувств, от стремления к познанию и добру.

Технозойская эра приближается к расцвету. Волны современной научно-технической революции прокатываются по всей планете. «Только в последнее время, с начала двадцатого века, — отметил пятьдесят лет назад Богораз-Тан, — культура получает очертания всемирные. Отдельные разбросанные эллипсы, культурные круги… сливаются вместе, стремясь сплотиться в общий круг, периферия которого, по формуле Паскаля, будет расположена везде, а центр нигде».