Роберт Джордан сидел в углу у очага на одном из табуретов из сыромятной кожи и слушал, что говорила женщина. Та мыла посуду, а девушка, Мария, вытирала ее и, опустившись на колени, ставила в выдолбленную в стене нишу, которую использовали как полку.
– Странно, – говорила женщина, – что Глухой не пришел. Он должен был быть здесь еще час назад.
– А его звали?
– Нет. Он сам приходит каждый вечер.
– Может, занят? Дело какое-нибудь.
– Может быть, – согласилась она. – Если не придет, надо будет завтра сходить к нему проверить.
– Да. Это далеко?
– Нет. Мне будет полезно прогуляться. Я мало двигаюсь.
– А мне можно? – спросила Мария. – Можно мне тоже пойти, Пилар?
– Да, красавица, – сказала женщина и, повернув свое широкое лицо к Роберту Джордану, спросила: – Правда, она хорошенькая? Как тебе? Худовата, правда.
– На мой взгляд, она выглядит прекрасно, – возразил Роберт Джордан.
Мария наполнила его кружку вином.
– Выпей, – сказала она. – Я покажусь тебе еще лучше. Чтобы счесть меня красивой, нужно много выпить.
– Тогда я лучше остановлюсь, – сказал Роберт Джордан. – Ты уже и так кажешься мне красавицей, и даже больше.
– Вот как надо говорить, – сказала женщина. – Ты говоришь как настоящий мужчина. А что значит «даже больше»?
– Она еще и… умная, – запнувшись, ответил Роберт Джордан.
Мария хихикнула, а женщина печально покачала головой:
– Так хорошо начал и так плохо закончил, дон Роберто.
– Не называй меня дон Роберто.
– Так это же шутка. Мы и Пабло зовем доном Пабло. А Марию – сеньоритой Марией, тоже шутя.
– Я таких шуток не признаю, – сказал Роберт Джордан. – По-моему, на этой войне все должны называть друг друга серьезно – товарищами. С шуточек начинается разложение.
– Я смотрю, ты очень строг насчет политики, – поддразнила его женщина. – Ты что же, никогда не шутишь?
– Ну почему же, я люблю пошутить, но только не насчет обращения друг к другу. Обращение – все равно что знамя.
– А я и про знамя могу пошутить, – рассмеялась женщина. – По мне, шутить можно над чем угодно. Мы, например, старый желто-красный флаг называли «гной и кровь». А республиканский, когда одну красную заменили на лиловую полосу, стали называть «кровь, гной и марганцовка». Это ж просто шутка.
– Он – коммунист, – сказала Мария. – А они люди серьезные.
– Ты коммунист?
– Нет, я антифашист.
– Давно?
– С тех пор как понял, что такое фашизм.
– И когда это было?
– Лет десять назад.
– Это не так давно, – сказала женщина. – Я уже лет двадцать – за Республику.
– Мой отец всю жизнь был республиканцем, – сказала Мария. – За это его и убили.
– И мой отец всю жизнь был республиканцем. И дед тоже, – сказал Роберт Джордан.
– Это в какой стране?
– В Соединенных Штатах.
– Его убили? – спросила женщина.
– Qué va[16], – сказала Мария, – Соединенные Штаты – страна республиканцев. Там за это не убивают.
– Все равно, хорошо иметь деда-республиканца, – сказала женщина. – Значит, в тебе течет хорошая кровь.
– Мой дед был членом Национального комитета республиканской партии, – сказал Роберт Джордан.
Это произвело сильное впечатление даже на Марию.
– А твой отец до сих пор служит делу Республики? – спросила Пилар.
– Нет. Он умер.
– Не обидишься, если спрошу – как?
– Застрелился.
– Чтобы избежать пытки? – спросила женщина.
– Да, – ответил Роберт Джордан. – Чтобы избежать пытки.
У Марии на глаза навернулись слезы.
– А у моего отца не было оружия. О, я так рада, что твоему отцу повезло достать оружие.
– Да. Ему очень повезло, – сказал Роберт Джордан. – Давайте поговорим о чем-нибудь другом.
– Значит, у нас с тобой много общего, – сказала Мария. Она коснулась его руки и посмотрела ему в лицо. Он тоже смотрел на ее смуглое лицо, в ее глаза, которые, с тех пор как он впервые увидел их, всегда казались ему старше, чем она сама, но сейчас вдруг засветились юношеским голодом и желанием.
– На вид вы – как брат с сестрой, – сказала женщина. – Ваше счастье, что это не так.
– Теперь я понимаю, почему сразу почувствовала то, что почувствовала, – сказала Мария. – Теперь мне ясно.
– Qué va, – сказал Роберт Джордан и, протянув руку, погладил ее по голове. Ему весь день хотелось это сделать, и теперь, когда он действительно сделал это, у него перехватило горло. Она потерлась макушкой о его ладонь и, подняв глаза, улыбнулась ему, он ощутил под пальцами густой, но шелковистый ежик ее остриженных волос. Его рука соскользнула ей на шею, потом он убрал ее.
– Сделай так еще раз, – попросила она. – Я весь день об этом мечтала.
– Как-нибудь потом, – ответил Роберт Джордан охрипшим голосом.
– Ну вот, а мне что прикажете делать? – прогудела жена Пабло своим раскатистым голосом. – Спокойно смотреть на это? Думаете, меня это не трогает? Кто бы не растрогался! Хоть бы Пабло вернулся, раз никого получше нет.
Теперь Мария не обращала никакого внимания ни на нее, ни на остальных, игравших в карты за столом при свете свечи.
– Хочешь еще вина, Роберто? – спросила она.
– Да, – ответил он. – Почему бы не выпить?
– Смотри, будет у тебя такой же забулдыга, как у меня, – сказала жена Пабло. – С этой его болтушкой… Послушай, Inglés.
– Я не Inglés, я американец.
– Ладно, американец. Послушай. Ты где спать собираешься?
– Снаружи. У меня есть спальный мешок.
– Хорошо, – сказала она. – Ночь ясная.
– И будет холодно.
– Значит, снаружи, – сказала она. – Ну, спи снаружи. А твои мешки пусть спят со мной.
– Хорошо, – согласился Роберт Джордан.
– Оставь-ка нас на минутку, – обратился он к девушке, кладя руку ей на плечо.
– Почему?
– Мне нужно поговорить с Пилар.
– Мне уйти?
– Да.
– Что ты хотел мне сказать? – спросила жена Пабло, когда девушка отошла к выходу из пещеры и встала возле огромного бурдюка, наблюдая за игроками.
– Цыган говорит, что мне следовало… – начал он.
– Нет, – перебила его женщина. – Он ошибается.
– Если это необходимо, я… – спокойно, но не без труда выговорил Роберт Джордан.
– …ты это сделаешь, – продолжила за него женщина. – Я не сомневаюсь. Нет, в этом нет необходимости. Я наблюдала за тобой. Ты решил правильно.
– Но если так нужно…
– Нет, – повторила женщина. – Говорю тебе, не нужно. У цыгана в голове помутилось.
– Но человек, давший слабину, может стать очень опасен.
– Нет. Ты не понимаешь. От этого уже опасности ждать не нужно – он весь вышел.
– Не понимаю.
– Ты еще очень молодой, – сказала она. – Поймешь когда-нибудь. – И, повернувшись к девушке, позвала: – Иди сюда, Мария. Мы закончили.
Девушка подошла, и Роберт Джордан, протянув руку, потрепал ее по волосам. Она снова потерлась головой о его ладонь, как котенок, и ему показалось, что она готова расплакаться. Но ее губы растянулись в улыбке, и она, подняв глаза, посмотрела на него.
– Шел бы ты спать, – сказала женщина Роберту Джордану. – У тебя сегодня был длинный день.
– Хорошо, – согласился тот. – Только вещи возьму.