По образу и подобию

13

Ева проспала час у себя за столом. Проснувшись, она чуть ли не с разочарованием обнаружила во входящей почте отчеты из лаборатории — у нее не осталось законного предлога устроить головомойку главному эксперту.

Она перечитала отчеты, выслушала на автоответчике сообщение Пибоди о выполнении ее указаний, просмотрела остальную голосовую и электронную почту. Сообщение из канцелярии майора извещало о том, что ей необходимо присутствовать на пресс-конференции в шестнадцать ноль-ноль.

Ева потерла лицо руками и позвонила Морсу в городской морг. Он был в кабинете и ответил сам.

— Что ты можешь мне сказать? — спросила она.

— Я как раз собираюсь послать тебе отчет, но на словах могу сообщить, что Лили Напье прожила недолгую жизнь, и эта жизнь была оборвана тем же способом, что и жизнь Элизы Мейплвуд. По моему мнению, руками, того же индивида. На лице и теле наблюдается значительно больше повреждений, и это наводит меня на мысль, что его ярость возрастает. — Морс помолчал — видимо, вывел какой-то файл на монитор компьютера. — Твой осмотр на месте был, как всегда, подробным и тщательным. К этому могу добавить, что она поела плова со свининой за несколько часов до смерти. Страдала анемией в легкой форме. Я обнаружил во влагалище текстильные волокна; подозреваю, что они занесены с ее же белья во время изнасилования. Есть на теле и другие волокна — тоже, надо полагать, текстильные, и почти наверняка с ее одежды. Под ногтями грязь и трава, как ты и предполагала. Она хваталась за землю. Волос, кроме ее собственных, нет.

— Волосы на теле Мейплвуд оказались собачьими и беличьими, — сказала ему Ева. — Ну, собачьи — это естественно, а беличьи могли пристать к телу с травы в парке. Дикхед идентифицировал волокна из-под ногтей Мейплвуд как искусственные, черного цвета. Обычный черный эластик, встречающийся повсюду. Мы, конечно, проведем сравнительный тест, когда поймаем его, но пока у нас нет ничего.

— Маньяки, увы, редко бывают дураками.

— И не говори. Спасибо, Морс.

Ева уже собиралась позвонить Мире, когда почувствовала резкое снижение уровня сахара в крови. Ее собственный запас шоколада временно истощился, и ей ничего другого не оставалось, как обратиться к торговым автоматам. Она вышла в коридор и смерила кондитерский автомат враждебным взглядом.

— Проблемы?

Она оглянулась и увидела Миру собственной персоной.

— Нет. Я как раз собиралась что-нибудь перехватить и звонить вам.

— А у меня была консультация в этом секторе, и я решила сама заглянуть к вам.

— Вот и отлично. — После недолгого колебания Ева вытащила кредитки из кармана. — Будьте добры, купите мне какой-нибудь батончик.

— Ладно. — Мира удивленно подняла брови, но кредитки у нее не взяла. — Я угощаю.

— Спасибо. — Ева спрятала кредитки в карман. — Я стараюсь по возможности избегать контактов с автоматами. Это эксперимент.

— Гм… Фруктовый или карамельный?

— Карамельный. Вы успели прочесть отчет по Напье?

— Боюсь, у меня хватило времени только на поверхностное знакомство.

Мира ввела код выбора, и автомат — с нестерпимо самодовольной, по мнению Евы, интонацией начал расписывать восхитительный вкус батончика, его бодрящее воздействие и удобство упаковки, позволяющей есть на ходу, после чего перечислил ингредиенты и калорийную ценность.

— На этих штуках следовало бы ввести немой режим. В обязательном порядке! — Ева сорвала обертку и вонзила зубы в дешевый эрзац-шоколад. — Вам требуется дополнительное время на изучение дела?

— Я, безусловно, возьму дополнительное время, а пока могу сообщить вам только то, что вы наверняка уже поняли и без меня. У него происходит эскалация. Поскольку он снова убил со столь незначительным перерывом, логично будет предположить, что он уже выследил и наметил несколько новых жертв. Ваш предварительный отчет указывает на отсутствие оборонительных ранений и на более жестокое предсмертное избиение.

— Она была ниже ростом, чем Мейплвуд. Она была более хрупкой. А он, насколько я могу судить, первым делом ударил ее по лицу и сломал челюсть. После этого она не могла оказать серьезное сопротивление.

— Судя по повреждениям, нанесенным при жизни, это его еще больше раздосадовало и озлобило. Думаю, он может полноценно продемонстрировать свою силу и превосходство, только если жертва сопротивляется.

— Избивать бесчувственный мешок с костями, конечно, не так интересно.

— Вы правы. Очевидно, для него она стала своего рода разочарованием.

— Если он разочарован, значит, следующий перерыв будет еще меньше. Видимо он без этого удовольствия уже жить не может. — Ева снова откусила от батончика и прошлась взад-вперед по коридору; Мира терпеливо ждала. — В четыре у меня пресс-конференция. И что мне делать? Посоветовать всем женщинам с длинными каштановыми волосами не выходить на улицу после наступления темноты? У меня такое ощущение, что я сколачиваю гроб вокруг него, но не успеваю вовремя поставить на место все нужные доски. А пока я их устанавливаю и подпираю, пока ищу крышку, он может убить еще кого-нибудь.

— Да, скорее всего, именно так и будет, — совершенно спокойно подтвердила Мира. — Возможно, он убьет еще не одну женщину, пока вы будете сколачивать стенки гроба и накрывать его крышкой. Но эти убийства будут на его совести, а не на вашей.

— Я знаю, но…

— Вам трудно смириться с мыслью, что где-то там живет женщина, занимается повседневными делами и знать не знает, что кто-то собирается оборвать ее жизнь самым жестоким и чудовищным образом. Вам трудно смириться с мыслью, что он может преуспеть, несмотря на все ваши усилия.

— Пока он планирует следующее дело, я сегодня вечером иду на какой-то гребаный званый ужин!

— Ева! — Мира взяла ее под руку и отвела в сторонку от проходивших по коридору полицейских. — Было время, когда вы вообще ничего не знали, кроме работы.

— И слава богу! Как можно сравнивать званый ужин с возможностью остановить убийцу?!!

— Все не так просто и элементарно, и вы это сами прекрасно понимаете. — Заметив, как упрямо вздернулся подбородок Евы, Мира покачала головой. — Скажу вам прямо: по моим расчетам, у вас было два, максимум три года, прежде чем вы сгорели бы дотла. У вас просто не хватило бы сил сохранить рассудок. Это была бы трагедия и для вас, и для департамента, и для города.

При одной мысли об этом у Евы все похолодело внутри.

— Я не дала бы этому случиться!

— Это не зависит от вашей воли, — тихо возразила Мира. — В феврале исполнилось два года с тех пор, как вы пришли ко мне для стандартного тестирования после выстрела на поражение в подозреваемого.

— «Подозреваемый» — довольно расплывчатое определение. Я помню этого типа, державшего в руке окровавленный нож, пока девочка, которую он только что зарезал, лежала в луже крови у его ног…

— Вы тогда еле-еле прошли тестирование. И повлияла на вас не ликвидация — сама по себе необходимая и оправданная, — а эта девочка. Вы держались исключительно и только силой воли. Вы это знаете, и я это знаю.

Ева снова, в который раз, вспомнила, как стремительно бежала вверх по лестнице, а воздух содрогался от душераздирающих криков. Помнила, что увидела, когда распахнула дверь. Слишком поздно.

Она казалась куколкой. Маленькой куколкой со стеклянными глазами в руках чудовища.

— Я до сих пор ее вижу. Ее звали Мэнди. — Ева судорожно вздохнула. — Некоторые случаи бьют сильнее всех остальных.

— Я знаю. — Мира не удержалась и легко провела ладонью по руке Евы от локтя к плечу. — Вы выполнили свой долг, но не смогли спасти девочку. Ее смерть стала тяжким ударом для вас. У вас были и еще будут другие случаи, которые поразят вас с такой же силой. Но в последнее время вы стали жить более открыто, и вам это абсолютно необходимо. Сегодня вы идете на званый ужин, хотя все ваши мысли до сих пор заняты расследованием. Этот званый ужин, может быть, и не улучшит показатели раскрываемости, но, я вас уверяю, он продлит ваши годы на службе. Значительно продлит.

— Было время, когда эти ваши слова разозлили бы меня до чертиков.

— И это я тоже знаю, — усмехнулась Мира.

— Может, вы и правы. В конце концов, это всего лишь ужин. Надо же когда-то есть! — Ева взглянула на обертку у себя в руке. — Время от времени.

— Я ознакомлюсь с делом более внимательно. Если будет что-то еще, свяжусь с вами незамедлительно. Это расследование станет для меня приоритетным. Обращайтесь ко мне за консультацией в любое время. Днем или ночью.

— Спасибо. — Ева скатала обертку в шарик и метко бросила его в ближайшую урну. — И спасибо вам за поддержку. Во всех смыслах.

Она зашла в туалет и умыла лицо ледяной водой, после чего вытащила рацию.

— Пибоди?

— Да!

Ева представила ее себе в полутемной комнате отдыха — растрепанную, с округлившимися, ошеломленными со сна глазами.

— Подъем, солдат! Пресс-конференция через пятнадцать минут. На крыльце управления.

— Есть. Дайте мне только встряхнуться. Считайте, что я уже там.

— Приходи, я сама тебя встряхну.

— Даллас, вы просто душа общества!

Губы Евы дрогнули в улыбке, когда она прервала связь. Может, это не такая уж плохая идея — жить более открыто? Время от времени.

«В конечном счете, — решила Ева, — пресс-конференции — это не столько больно, сколько противно. Мелкая неприятность вроде легкого желудочного расстройства». В выборе места чувствовалась большая политика: пресс-конференция проходила на ступенях парадной лестницы Центрального управления полиции, то есть мероприятие становилось как бы полицейской инициативой, в которой мэр принимал участие лишь на правах приглашенного лица. И в самом деле, мэр сделал небольшое вступительное слово, а потом отступил в сторону, предоставив трибуну шефу полиции Тибблу.

Тиббл говорил кратко и по делу. Впрочем, ничего другого Ева от него и не ждала. В темно-сером костюме со строгим синим галстуком и маленькой золотой эмблемой Нью-Йоркского департамента полиции на лацкане он производил как раз нужное впечатление: излучал солидность и властность, тревогу и гражданское негодование. Он не стал отвечать на вопросы. Как и мэр, он только сделал заявление.

— Мы не сидим в окопах. Мы работаем ради порядка и каждый день посылаем своих офицеров поддерживать его.

Это была сильная позиция и мудрый ход, позволивший отпасовать мяч Уитни. В результате, хотя новых фактов не сообщили, прессе бросили горсть костей, а широкой публике дали понять, что высшие офицеры полиции города не сидят сложа руки.

«Это хороший и хорошо управляемый город, — подумала Ева. — Да, в нем есть свои темные углы и острые зазубренные края, но все-таки это хороший город. Об этом необходимо помнить. Не стоит терять из вида положительные и сильные стороны, даже если проводишь слишком много времени, разгребая отбросы».

Поэтому она стояла на ступеньках своего родного дома, на ярком и теплом сентябрьском солнце, сознавая, что, хотя на свете существуют кровопролитие и жестокость, все-таки это хороший город.

Хороший город и единственный родной дом, какой она когда-либо знала.

— На оставшиеся вопросы ответит лейтенант Даллас, ведущий следствие по этому делу. — Уитни повернулся к ней: — Лейтенант?

Ева выступила вперед.

— Я мало что могу добавить к предыдущим заявлениям и ответам, данным майором Уитни. Данное расследование является для нас приоритетным. Следствие ведется активно, мы рассматриваем все возможные версии.

Вопросы обрушились на нее лавиной. Она дала дождю пролиться и выловила из потока вопрос, показавшийся ей интересным.

— Обе жертвы были обезображены. Вы не считаете, что тут имеет место культовое убийство ?

— Ни одна из улик, собранных нами в ходе следствия, не указывает на культовый характер убийства. У нас есть основания полагать, что Элиза Мейплвуд и Лили Напье были убиты одним и тем же человеком, который действовал в одиночку и по своей собственной инициативе.

— Не могли бы вы рассказать нам о природе полученных увечий?

— В силу особенностей данного расследования и принимая во внимание наше стремление как можно скорее задержать преступника, мы не можем разглашать детали расследования. Кроме всего прочего, это может помешать нам выстроить сильную систему доказательств против него в суде.

— Публика имеет право знать!

«Неужели им никогда не надоест этот заезженный аргумент?» — удивилась Ева.

— Публика имеет право чувствовать себя защищенной, и мы делаем для этого все, что в наших силах. Публика имеет право быть уверенной в том, что полиция и городские службы приложат все усилия, чтобы опознать, задержать и отдать под суд человека, ответственного за смерть Элизы Мейплвуд и Лили Напье. Но публика не имеет права доступа к секретным деталям данного дела.

«А ты, — добавила она мысленно, обращаясь непосредственно к репортеру, бросившему реплику, — не имеешь права поднимать свой рейтинг, смакуя сенсационные подробности гибели этих женщин».

— Что объединяет обе жертвы ?

— Пибоди! — шепнула Ева и услыхала, как ее напарница, стоящая рядом, тихонько ахнула, но быстро взяла себя в руки.

— Они обе были убиты одним и тем же способом, — заявила Пибоди. — Они были женщинами одной возрастной группы, одной этнической группы. Они обе находились в общественных парках во время нападения.

— Есть другие общие черты? Есть ли у вас конкретные улики?

— Мы не имеем права разглашать и обсуждать детали расследования по причинам, уже упомянутым выше.

— Вы считаете его сексуальным маньяком?

— Две женщины были жестоко избиты, изнасилованы и убиты, — сказала Ева с олимпийским, как ей самой казалось, спокойствием. — Делайте свои собственные выводы.

— Как вы полагаете, следует ли ждать новых жертв?

— Не могли бы вы более подробно описать орудие убийства?

— У вас есть подозреваемые?

— Вы надеетесь в скором времени произвести арест ?

— Вы собираетесь закрыть все городские парки ?

— Нанесенные увечья носили сексуальный характер?

— Хотела бы я знать… — В глазах Евы, всегда таких бесстрастных и невозмутимых, замелькали искры гнева. Она остановила пулеметную очередь вопросов, и на этот раз в ее голосе зазвучал едкий вызов: — Я действительно хотела бы знать, чего именно в словах «мы не имеем права разглашать и обсуждать детали» вы не в состоянии уразуметь. Я хотела бы знать, почему вы с таким упорством тратите свои силы и наше время, задавая вопросы, на которые мы не можем и не будем отвечать. Поэтому позвольте мне сэкономить нам всем и силы, и время и рассказать вам то, что я считаю возможным.

Тишина наступила такая, словно они ожидали, что сейчас она поведает им новые десять заповедей.

— Две женщины… Позвольте мне напомнить вам их имена: вдруг вы их забыли? Потому что ни я, ни моя напарница Делия Пибоди, ни один из служащих этого департамента, смею вас заверить, их не забыли. Их зовут Элиза Мейплвуд и Лили Напье. Жизнь этих двух женщин была жестоко оборвана. Они были убиты в нашем городе, каждая — неподалеку от своего дома. Именно их законные права были нарушены самым чудовищным образом. Именно их права мы намерены защитить в ходе нашего расследования. Мы бросим на это расследование все имеющиеся у нас силы; мы будем работать, пока преступник, отнявший у них право на жизнь и личную неприкосновенность, не будет найден, задержан и отдан под суд. Я работаю на Элизу Мейплвуд и Лили Напье, и я намерена вернуться к этой работе незамедлительно.

Ева повернулась и направилась обратно к дверям управления, не обращая внимания на вопросы, сыплющиеся ей в спину. Едва она вошла в двери, не менее дюжины полицейских, конторских служащих и вольнонаемных гражданских встретили ее аплодисментами.

— Дерьмо! — вот и все, что сказала Ева, точнее — еле слышно пробормотала себе под нос.

— Я считаю, что вы выступили блестяще, — раздался у нее за спиной голос Пибоди. — Честное слово.

— Все равно это бессмысленно. Злиться на них или читать им лекции бесполезно.

— Я думаю, что вот тут вы ошибаетесь. Мне кажется, родные и близкие Элизы Мейплвуд и Лили Напье оценят то, что вы сказали и как вы это сказали. И потом, мне кажется, вы послали весьма недвусмысленный вызов убийце. Четкий и ясный. Мы охотимся за ним и не остановимся, пока не поймаем.

— Ну что ж, это соответствует действительности.

— И поскольку я обожаю смотреть, как вы расправляетесь с самыми непрошибаемыми репортерами, я готова простить вам то, что вы столкнули меня в воду с глубокого края бассейна, даже не сказав: «Задержи дыхание».

— Ты отлично справилась.

— Да, — согласилась Пибоди. На этом ей пришлось закрыть рот, потому что в вестибюль вошли Тиббл и Уитни.

— Вы сегодня были на редкость словоохотливы, лейтенант, — заметил Тиббл. — Это совсем не похоже на вашу обычную сдержанность.

— Да, сэр.

— Должен признаться, сказано было хорошо. — Тиббл пошел дальше, а Уитни задержался.

— Мэр произносит заключительное слово. Просит всех почтить память жертв минутой молчания. — Майор бросил взгляд на дверь, всем своим видом излучая циничную насмешку. — Вдохновенный штрих! И прекрасная картинка для вечерних новостных выпусков. Остыньте немного, Даллас, и возвращайтесь к работе.

— Я уже остыла, насколько это вообще возможно, — объявила Ева, когда он ушел вслед за Тибблом. — Сейчас еще рановато, смена Напье не вышла на работу, но давай все-таки заглянем в бар О'Хары. — Тут засигналил ее сотовый, и на определителе высветился номер Надин Ферст. — Черт! — пробормотала Ева, нажимая кнопку. — Я уже сделала заявление и ответила на вопросы. Хватит с меня, Надин!

— Я звоню не как репортер. Дай мне пять минут. «Она способна хитрить, уклоняться от прямого ответа, — подумала Ева. — Но она не станет лгать».

— Я направляюсь в гараж. Можешь туда подойти?

— Хорошо.

— Первый уровень, третья секция. У меня нет времени тебя дожидаться.

Дожидаться ей не пришлось: Надин уже была в гараже.

— Я знаю, это твое место, — начала она. — Но с каких это пор у тебя такая тачка?

Ева провела ладонью по крылу сверкающего синим лаком автомобиля. Она была готова расцеловать его, если бы была уверена, что ее не застукают за этим занятием.

— С тех пор, как моя изобретательная напарница нужным способом подкупила нужных людей.

— Браво, Пибоди.

— Да ничего особенного. В общем-то, это было нетрудно. Пара видеокассет с голой Даллас в душевой — и вот мы уже на колесах.

— Очень смешно!

— Что тебе нужно, Надин? Меня время поджимает.

Надин перестала ухмыляться.

— Это касается Брин Мерриуэзер.

— У тебя есть информация?

— Я сама не знаю, что у меня есть. Как ты просила, я очень осторожно навела кое-какие справки. Я умею задавать вопросы, знаю, как это делается. Я ничего не выдала из того, что мы договорились держать в секрете, но… В общем, когда задаешь вопросы, имея в виду, что Брин была одной из жертв ублюдка, ответы начинают выглядеть по-другому. За несколько дней до своего исчезновения она мимоходом кое-что сказала одной из техничек, работавших в ее смену.

— Что она сказала?

— Учти, это был чисто бабский треп за чашкой кофе. Одна из девушек стала жаловаться, что в городе не осталось настоящих мужчин. Куда-то подевались большие и сильные герои и т.д. и т.п. А Брин посоветовала ей как-нибудь прокатиться после работы по ее, Брин, ветке метро. Сказала, что в одном поезде с ней начал ездить этакий молчаливый великан. Вспомнила старую шутку, ну, ты знаешь, насчет того, что по размеру больших пальцев мужчины можно судить о его причиндалах. Сказала, что этот парень, должно быть, оснащен как бык, потому что руки у него величиной с блюдо для индейки.

— Это все?

— Нет. — Надин поправила прическу. — Все ее стали расспрашивать, отпускать сальные шуточки, а Брин сказала, что он не в ее вкусе и она готова отдать его остальным девчонкам. Сказала, что ей нравятся мужчины с волосами, а у него совершенно голый череп, и вообще он, скорее всего, идиот, потому что был в солнцезащитных очках. Середина ночи, а он в темных очках.

— Хорошо, — кивнула Ева.

— Это наверняка был он!

— Многие ездят на метро ночью, Надин. Часть из них — мужчины. Некоторые мужчины отличаются крупными размерами. Но я с тобой согласна: да, это возможно.

— В поездах есть камеры слежения.

— Да, есть. — Еве больно было смотреть, как глаза подруги загораются надеждой. — Но диски с камер слежения утилизируются раз в месяц. А она пропала в июне.

— Но ты могла бы…

— Я этим займусь.

— Солнцезащитные очки, Даллас! У него же бзик насчет глаз!

— Я просекла этот момент. Проведу расследование.

— Ну, ладно. — Надин отступила, хотя Ева видела, что ей страшно хочется еще о чем-то спросить. — Обещай, что дашь мне знать.

— Как только смогу.

Надин кивнула, потом вновь оглядела машину и покачала головой.

— Ну, и сколько ты на ней проездишь, пока не раздолбаешь вдребезги?

— Заткнись!

Чтобы положить конец разговору, Ева села в машину, завела мотор, задним ходом обогнула Надин и выехала из гаража. И сразу же связалась с Фини.

— У меня есть наводка. Брин Мерриуэзер, пропавшая без вести. За пару дней до исчезновения она рассказала одной из сотрудниц о крупном мужчине, который начал ездить с ней в одном поезде метро.

Много шутила о его грандиозных размерах. А еще она сказала, что у него на голове совершенно нет волос и что он носит солнцезащитные очки.

— Записи с дисков давно уже стерты, а может, и сами диски уничтожены. — Фини помолчал. — Мы, конечно, можем обратиться в администрацию метро, попробуем найти диски, если они еще существуют. Тогда можно будет попытаться отследить запись за интересующий нас период, поймать ее под наслоениями других записей. Но тут многое зависит от везения.

— Я могу попросить Уитни, чтобы дал тебе людей в помощь.

— Спасибо, я и сам могу его попросить. Пошлю для начала пару ребят на ту ветку метро. Ее маршрут указан в деле.

— Держи меня в курсе. Если мы получим изображение этого парня, сможем провести идентификацию. И тогда мы его возьмем, — сказала Ева и отключила связь.

«Но на это потребуется время, — подумала она. — И не просто везение, а настоящее чудо».

Бар О'Хары оказался маленькой, довольно чистенькой и славной ирландской пивной. «Здесь больше чувствуется подлинная Ирландия, — заметила Ева, — чем во многих известных в городе заведениях, где трилистник[7] налепляют на любую свободную поверхность, а персонал заставляли говорить с нарочитым ирландским акцентом». Приглушенное освещение, прекрасная старинная стойка бара, глубокие кабинки и несколько низеньких столиков, окруженных не стульями, а круглыми табуретками, — все это создавало подлинный уют.

Мужчина, работавший за стойкой бара, был сложен как тягловая лошадь и орудовал рычагами, нацеживая в кружки «Харп», «Гиннес» и «Смитвик» с такой ловкостью, что Еве стало ясно: он занимается этим с тех пор, как научился стоять на ногах. У него была багровая физиономия, коротко стриженные светлые волосы и цепкий, как у полицейского, взгляд, то и дело пробегавший по залу. Значит, к нему и надо было обращаться.

— Я никогда не пробовала «Гиннес»[8], — призналась Пибоди.

— Только не сейчас!

— Да, конечно, я же при исполнении. Но когда-нибудь я обязательно должна его попробовать. Только вид у него пугающий и цена запредельная.

— Зато знаешь, за что деньги платишь.

— Ясно. Хорошая наводка.

Ева подошла к бару. Его хозяин сунул очередную пинту пива в чьи-то руки и обратился к ним.

— Офицеры, чем могу служить? — спросил вместо приветствия.

— У вас зоркий взгляд. Мистер О'Хара?

— Да, теперь мистер О'Хара — это я. А начинал еще мой отец.

— Где?

— В старом добром Дублине.

Ева различила в его голосе ту же ирландскую певучесть, что временами слышалась в голосе Рорка.

— Когда вы переехали в Америку?

— О, я был зеленым и жизнерадостным двадцатилетним юнцом. Уехал искать счастья. И, можно сказать, нашел.

— Похоже на то.

Его лицо стало серьезным.

— Вы, очевидно, здесь из-за Лили? Если вам нужна моя помощь или любого из тех, кто здесь работает, чтобы поймать мерзавца, убившего эту милую девочку, считайте, она вам обеспечена. Майкл, ну-ка встань за стойку. А мы на минутку присядем, — сказал он Еве. — Выпьете пинту?

— При исполнении! — торжественно и мрачно пояснила Пибоди.

О'Хара понимающе усмехнулся.

— Для меня пиво — все равно что материнское молоко, но вам я налью чего-нибудь безалкогольного. Занимайте вон ту кабинку. Я мигом.

— Симпатичное местечко. — Пибоди заняла место в кабинке и огляделась. — Я сюда обязательно вернусь с Макнабом, попробую «Гиннес». Интересно, бывает светлый «Гиннес»?

— А какой в этом смысл?

О'Хара принес две порции содовой и пинту пива и втиснул свое массивное тело на скамью напротив них.

— За нашу Лили! — Он поднял свою кружку. — Благослови господь ее кроткую душу.

— В котором часу она ушла отсюда в тот вечер?

Он отхлебнул пива.

— Я знаю, что вы полицейские, а вот как вас звать, пока не знаю.

— Извините. — Ева извлекла свой жетон. — Лейтенант Даллас, детектив Пибоди.

— Коп Рорка? Я так и подумал.

— Вы знаете Рорка?

— Ну, лично мы с ним не встречались. Я постарше буду, да и по жизни мы с ним не сталкивались в те дни. Но мой отец его знал, — подмигнул О'Хара.

— Не сомневаюсь.

— Ему тоже счастье привалило, верно?

— Можно и так сказать. Мистер О'Хара…

— Лично я с ним незнаком, — повторил О'Хара и навалился грудью на стол, пристально заглядывая ей в глаза, — но я о нем наслышан. И вот что мне говорили: он всегда и во всем требует самого лучшего. Надеюсь, это касается и его копа.

— Я пришла сюда, мистер О'Хара, как коп Лили. И вы не сомневайтесь, уж я позабочусь, чтобы ей достался лучший коп.

— Что ж, — он откинулся назад и снова отхлебнул из кружки, — это хороший ответ. Она ушла примерно вполпервого. Посетителей было мало, вот я и отпустил ее пораньше. Конечно, надо было послать кого-нибудь проводить ее до дому. Но я об этом подумал только после того, что произошло с той женщиной в Центральном парке. А тогда мне и в голову не пришло.

— У вас глаз наметан, мистер О'Хара. Вы не заметили тут кого-нибудь, кто вызвал бы у вас подозрение?

— Девочка моя, да тут недели не проходит, чтоб не появлялся кто-то, вызывающий подозрения. Все-таки у меня тут как-никак пивная. Но не видел никого, кто заставил бы меня беспокоиться о моих девочках.

— Крупный мужчина, — подсказала Ева. — Высокий, очень сильный на вид. Скорее всего, он держался бы особняком, не общался бы ни с кем. Мог быть в солнцезащитных очках.

— Ну, уж такого я бы запомнил. — О'Хара покачал головой. — Нет, я его не видел. Я здесь почти каждый вечер, но иногда все-таки беру выходной.

— Мы хотели бы поговорить со всеми, кто работал в одну смену с Лили.

— Ну вот Майкл, он сейчас за стойкой. А еще Роуз Доннелли, Кевин и Мэгги Лэнниган. Ах да, еще Пит в кухне. Питер Магуайр.

— А как насчет завсегдатаев?

— Вот что, давайте я вам запишу кое-какие адреса. С Майклом можете поговорить прямо сейчас. Он ловкий парень, может и разговаривать, и посетителей обслуживать.

— Спасибо.

— Позвольте, я вам кое-что объясню насчет Лили. Она была добрая, тихая такая; немного робела, и мы над ней подшучивали. Она хорошо работала, и когда освоилась, стала бойчее. Улыбалась посетителям, запоминала имена и кто что обычно заказывал. Звезд с неба не хватала, но на нее можно было положиться. Милая девочка. Душевная. Мы ее не забудем.

— И мы тоже ее не забудем.