Две сложные встречи в один день — тяжеловато, однако кажется, если помедлю хотя бы еще немножечко, то просто умру.
Два перелета, два города, две гостиницы, в которые мы просто закинули вещи и два разговора для того, чтобы отпустить прошлое. Навсегда. Я хочу и жажду этого так сильно… Как никогда сильно.
Машина поворачивает и я, завидев родительский дом, прислушиваюсь к своим эмоциям. Ничего. Меня не колотит в ужасе, не трясет от переживаний, страха нет, нет радости, вообще ничего.
— Я ничего не чувствую к этому месту, Марк. Это… немного странно, ты так не считаешь?
— Думаю, ты наконец всё разложила по полочкам в своей прекрасной голове, моя Вишня. Ты выглядишь по-другому, даже говоришь по-другому. Всё становиться на свои места, моя красавица.
— Спасибо, что ты рядом со мной, — говорю искренне, и Марк улыбается мне, а после мягко притягивает к себе, обнимая и целует в висок.
— Приехали, — объявляет водитель такси.
Я поднимаю голову и смотрю в глаза своего мужчины. Гуляю по любимой лесной чаще, нежась в его объятиях.
Когда Марк открывает передо мной дверь, окидываю мимолетным взглядом окно родительской спальни и вижу маму. Она просто стоит и смотрит на нас из-за белоснежной тюли. Отсюда я не могу разглядеть её глаз, выражение лица или понять какие эмоции мама испытывает при виде меня, но она совершенно точно не срывается с места, чтобы встретить нас или хотя бы открыть дверь. Так что, когда я открываю входную дверь следом за оказавшейся не запертой калиткой на пороге никого нет.
Что ж, ладно. Мы проходим дальше, направляясь прямо в кабинет отца. У меня нет уверенности в том, что он дома, но какое-то дикое желание решить всё сейчас не отпускает. И когда я резко, но уверенно открываю дверь отцовского кабинета (чего без стука не делала никогда в жизни), даже немного ухмыляюсь, завидев его в кресле.
Раньше это место было карательной. Я практически никогда не входила сюда по собственной воле, пока меня не вызовут на покаяние и покарание. Ужасным, тёмным и холодным мне казался кабинет. На деле же он был уютным для своего господина, но что хорошо для хозяина, ужасно для его подданных.
Сейчас во мне нет страха и дело не в стоящем за моей спиной Марке. Я словно поняла, вот практически сейчас, в этот самый момент, что свободна. Да, куча обстоятельств и Марк вытащил меня, только вот я могла бы покончить с этим гораздо раньше, если бы просто открылась своему мужчине. Сколько тараканов запустил в мою голову человек развалившийся передо мной, а сама я без устали кормила их собственным страхом, глядя на мать и лишь помогала насекомым размножаться.
— Хорошие дочери не приезжают без позволения или предупреждения на худой конец, Таисия.
— Это больше не моя характеристика, — на ум почему-то приходит наша с профессором первая встреча в аэропорту и его слова «Ты хорошая девочка, Тая?». Усмехаюсь про себя и представляю важного для меня мужчину, — Это Марк, — говорю ровным голосом, оборачиваясь назад, — и сейчас я буду говорить, а ты будешь меня слушать.
Отец глядит на меня с любопытством словно на дивную зверушку. Как на собаку, которую долго-долго дрессировал, а сейчас она на «апорт» вдруг лаять начала. Но мне плевать. Марк садиться на диван, стоящий у стены, принимает позицию наблюдателя и моего хранителя. Он дает мне возможность самой всё решить, потому что это не Илья, это мой отец, мое собственное прошлое и разобраться должна именно я. Не могу объяснить, но знаю, что мне до боли это нужно: почувствовать себя победительницей, не побежденной; поставить точку.
— Я знаю не только об аварии Бокаевых. Кстати, Марину Витальевну я вспомнила в красках. — Начинаю смело, оставшись стоять. Я не хочу садиться, противно. — О том, какое ты чудовище мы разговор поднимать не будем, тут в принципе обсуждать нечего. Но у меня есть требования, которые ты выполнишь и живи как хочешь, только без меня.
— Ты адресок не перепутала, девочка? — говорит, сканируя меня сузившимися глазами, — не забыла, кто тебя кормил, кто образование тебе дал? Я тебя сделал!