По следам Марко Поло

Глава 6. Долина ассасинов

Взлет и падение могущества ассасинов — одно из самых удивительных явлений средних веков. Всего за несколько лет фанатичные последователи «Горного старца» добились того, что слово «ассасин» стало произноситься с почтительным страхом во всем изведанном мире. При этом государство ассасинов просуществовало сто с небольшим лет и пало под ударами сметавших все на своем пути татарских орд. У истоков организации, положившей начало государству, стоял Хассан ибн Саббах, искатель приключений, который примерно в 1090 году во время владычества Мелика Джелаль-ад-Дина, третьего правителя сельджукской династии, был удален от его двора. После он был приговорен к смерти, бежал и нашел себе убежище в мрачных пустынях Эльбурских гор, протянувшихся большим полукругом у южного побережья Каспийского моря.

Скитаясь с кучкой вассалов в этих негостеприимных горах, Хассан случайно забрел в Долину ассасинов, огромный плодородный разрез в самом сердце горных цепей, которые окружают эту долину, как зазубренные мощные крепостные стены. В тайное убежище ведут три узких прохода, и эти три тропы могли удержать против целой армии несколько человек. Случай даровал ему каприз природы, который он смог превратить в крошечное и отлично укрепленное королевство и поднять здесь знамя восстания против имперской мощи. Скоро лагерь Хассана привлек множество людей, стоявших вне закона, которые поклялись следовать за Хассаном повсюду. Когда его силы увеличились, он принял титул Шейх аль-Джабаль, Горный Старец, объявив, что избран Аллахом и что ему назначено возвратить народ на благословенный путь истинной веры.

Эта разновидность бунта не была чем-то необычным для бурных средних веков, и очень возможно, что шайка продолжала бы грабить и мародерствовать в обычной манере горных банд, пока большая правительственная экспедиция не положила бы этому конец. Но Хассан был незаурядной личностью, и его проповеди заставили последователей поверить в то, что он вправду один из божьих пророков, обладающих властью даровать бессмертие правоверным. Саббах сплотил религиозных фанатиков в самую эффективную организацию политических убийц, какую когда-либо знал мир, и, искусно пользуясь новоизобретенным смертоносным орудием, мог дотянуться до головы любого правителя, который осмелился бы противостоять ему. В Азии и в Европе всякому государю довелось узнать, что его жизнь может быть прервана ядом, удавкой или кинжалом. Скоро ассасины исполняли поручения не только Горного Старца, но и других правителей, интриговавших против своих венценосных братьев. Принц Эдуард Английский, император Священной Римской империи Фридрих II и король Франции Людовик IX едва избежали смерти от рук посланников ассасинов. Князья Хомса и Мосула были убиты в собственных мечетях, и даже в далекой Монголии хакан Мангу, окруженный вооруженной стражей из пятисот человек, не выходил из палатки, когда распространился слух, что на стоянку явились ассасины, которым поручено его убить.

Хотя организация увеличилась и ее ячейки имелись в других странах Среднего Востока (все в диких горах), долина в Эльбурских горах оставалась оплотом ассасинов, и отсюда их влияние распространялось на прилегающие земли, в том числе на Казвин, стоявший у подножия горной цепи. Они грабили богатые города на равнине и устраивали засады на караваны. Персидские правители то и дело посылали против них экспедиции, но неприступные крепости ассасинов, расположенные на вершинах гор, как орлиные гнезда, выдерживали самые длительные осады, в то время как атакующие постоянно находились под страхом насильственной смерти их вождей.

Фанатичная преданность ассасинов своему владыке вошла в легенды. Рассказывают, что Генрих Шампанский, носивший титул короля Иерусалимского и участвовавший в одном из крестовых походов, был приглашен к ассасинам в их крепость в Сирии. Когда хозяин показывал ему укрепления крепости, у властвующих особ зашел разговор о том, как важна преданность подданных. Желая продемонстрировать абсолютность повиновения, шейх ассасинов подошел к группе «фидаинов», или преданных, которые праздно стояли на одной из башен, и махнул рукой, повелевая им прыгнуть вниз. Молодые люди в ту же секунду прыгнули и разбились об острые скалы.

Таково было их могущество, что великий хан монголов послал одного из китайских командующих выведать слабые места укреплений. Когда хан Хулагу занял Персию, одним из его первых мероприятий было уничтожение секты, которая к тому времени обладала армией, состоявшей из крепких молодых людей, и владела тремястами шестьюдесятью укреплениями только в Эльбурских горах. Ассасины понимали, что их дни сочтены, и «великий магистр» ордена направил послание к европейским дворам, прося помощи против общего врага. Но Европа только радовалась разгрому, и ответом были слова епископа Винчестера, который сказал: «Пускай псы пожрут друг друга».

В 1256 году ассасины наконец были уничтожены стремительным походом татар, обладавших абсолютным превосходством в силах. Хулагу, командовавший огромной армией, сопровождаемый прославленными командирами Байду и Китбуке-нойоном (последний был несторианином из Монголии), приливной волной прошел через Эльбурские горы. Татарские орды затопили предгорья и брали одну за другой крепости. Хулагу возвратился в Багдад, оставив в горах небольшое число отрядов, собиравшихся взять несколько отдаленных крепостей. Одна такая крепость выдержала четырнадцать лет осады и сдалась не из-за нехватки съестных припасов, а по причине того, что осажденным было уже не во что одеваться.

Когда караван Марко Поло проходил через Казвин и шел извилистыми тропами вдоль склонов страшных Эльбурских гор, мощь ассасинов была уже сломлена, и со специальным разрешением монгольского хана караваны могли путешествовать безопасно. Но память об ужасных ассасинах была еще жива, и вокруг костров вечером на привалах рассказывались всевозможные истории. Слово «ассасин», по-видимому, происходит от слова «гашишин», то есть гашиш, которым обычно одурманивали новообращенных, и в XIII столетии, когда Марко был в Персии, память о владычестве ассасинов была так свежа, что, хотя Марко никогда не бывал в таинственной долине, он оставил самое известное и, пожалуй, прекраснейшее ее описание.

«Он (то есть Горный Старец) устроил в долине между двумя горами самый большой и самый прекрасный сад, какой когда-либо видели, украсив его сокровищами и подобиями всего самого лучшего на земле. Он тоже устроил каналы, в одних текло вино, в других мед, в третьих — молоко, в четвертых — вода. Там были красивейшие жены и девы, непревзойденные в игре на всяческих инструментах и в песнях и в плясках. Сад этот, толковал старец своим людям, есть рай. Развел он его таким точно, как Мухаммед описывал сарацинам рай: кто в рай попадет, у того будет красивых женщин столько, сколько он пожелает, и он найдет здесь реки молока и вина, воды и меда. Потому-то Старец развел сад точно так, как Мухаммед описывал рай сарацинам, и тамошние сарацины веровали, что этот сад — рай. И никто никогда не входил в этот сад, кроме тех, кого он хотел сделать ассасинами. У входа стояла крепость такая сильная, что совершенно невозможно было овладеть ею, а другого входа в сад не было. При дворе шейха были все тамошние юноши от двенадцати до двадцати лет, и были они как бы его стражей. Эти юноши знали понаслышке, каков рай, описанный Мухаммедом, их пророком, и потому веровали, что сад, устроенный шейхом, есть рай. Что вам еще сказать? Приказывал Старец вводить в этот сад своих юношей, по своему желанию, по четыре, по десять, по двадцать. И вот как он делал это. Их напаивали, так что они немедленно засыпали. Потом их брали и вводили в сад. Здесь их будили. Когда они просыпались и видели все, что я вам описывал, они веровали, что они, правда, в раю. И девы и жены все время были с ними, и пели и играли, услаждая их, и угождали всякому их желанию. И все у них было, чего бы они ни захотели, так что они не желали ничего больше, а только оставаться в этом раю.

Двор свой шейх держал с великой роскошью и великолепием, жил прекрасно и уверил простых горцев, окружавших его, что он пророк; и они веровали, что это правда. А когда хотел послать кого из своих, чтобы убить кого-нибудь, приказывал напоить столько юношей, сколько пожелает, и, пока они спали, переносил их во дворец. Когда юноши просыпались и видели, что они во дворце, они изумлялись, но не радовались, ибо из рая они по своей воле никогда не вышли бы. Идут они к шейху и кланяются, почитая его за великого пророка. Когда он спрашивал, откуда пришли юноши, те отвечали, что пришли из рая и что это был поистине тот рай, о котором Мухаммед рассказывал сарацинам; и говорили тем, кто их слушал, все, что они видели там. А слушавшие, не бывшие еще в раю, исполнялись великим желанием попасть в этот рай, хотя бы даже и пришлось умереть, и не могли дождаться того дня, когда окажутся в этом раю.

Когда шейх желал смерти кого-нибудь из важных, он сперва испытывал своих ассасинов и выбирал лучших. Посылает он многих из них в недалекие страны с приказом убить того-то и того-то. Они идут и исполняют повеление. После, убив, возвращаются ко двору — те, кто сумел скрыться, ибо некоторых ловили и предавали смерти. Когда возвратятся и скажут своему владыке, что верно исполнили его повеление, шейх устраивает в их честь великое пиршество. И он отлично знал, какой из его ассасинов выказал наибольшее рвение, потому что за каждым посылал еще человека, шпионившего за ним и докладывавшего ему о храбрейших и самых умелых. Тогда, желая умертвить какого-нибудь владыку или кого другого, он брал некоторых из этих ассасинов и посылал туда, куда желал, говоря, что позаботится о том, чтобы они попали в рай. И они шли и умерщвляли того-то и того-то, и тем охотнее шли, чем больше было вероятия, что они умрут, исполняя повеление. Потому-то и не было никого, кто избежал бы смерти, если этого желал Старец Горы».

Знаменитая долина, спрятавшаяся в горах, никогда не была частью маршрута проекта «Путь Марко Поло». Но описание Марко так соблазнительно, что я и Майкл решили воспользоваться случаем и, пока сломанный мотоцикл ремонтируется в Тегеране, исследовать долину. Но мы не сознавали значительности предприятия. Мы не знали, что гость, нарушающий покой этой долины, отправляется сюда только после тщательной подготовки, уверившись в наличии отличных карт и необходимой провизии, потому что горы здесь дикие, пустынные и весьма неприветливы к неподготовленным путешественникам. Когда мы выехали, все, что у нас с собой было, — экземпляр книги Марко Поло, камера и оборудование для камеры. Мы беспечно полагали, что путешествие затянется самое большее до вечера и потому взяли с собой лишь несколько шиллингов на персидские деньги.

Нашим первым шагом было спросить в Казвине, как найти дорогу в тайную долину. Марко Поло называет долину «мулехет», от «мелахида» — во множественном числе персидское слово «еретик». Нам сказали, что убежище еретиков находится в долине Аламут (сокращение персидского «мулихидед-ульмаут», то есть «смертоносные еретики»). Чтобы добраться до долины, нужно выбрать соответствующую дорогу из тех, что ответвляются от главного шоссе, ведущего к Тегерану. Мы несколько часов катались туда и обратно, выспрашивая в караван-сараях путь в долину. К тому времени, когда мы нашли его, был уже поздний вечер, поэтому мы провели ночь в маленьком и довольно скверном караван-сарае, где, опасаясь воров, втащили мотоцикл в комнату. На следующее утро мы двинулись по ухабистой и пыльной дороге, держа путь к поднимающимся вдали предгорьям.

Сейчас Эльбурские горы так же мрачны и опасны, как, вероятно, и тогда, когда Хассан нашел себе здесь убежище. Нелегко было добраться до него по узкой дороге, по которой обычно ходили мулы, а в довершение всех трудностей я очень плохо умел управлять мотоциклом без коляски.

Замечателен внезапный переход от равнины к скалистым горным склонам. Минуту назад мы преодолевали рытвины и сухие канавы, и вот мы уже едем на пониженной передаче, пробираясь между утесами. Местность абсолютно глухая, все замерло, не слышно ни звука; только отражается от серых скал эхо рева карабкающегося все выше и выше мотоцикла.

Подъем на мотоцикле был ужасающим, ничем не проще подъема на спине мула. Майкл хранил восхищенное молчание, как бы ни вихлял мотоцикл по узкой тропе. Последняя была сплошь покрыта обломками скал, трещавшими и скользившими под изношенными шинами. Дорога большей частью шла между скалами и обрывом в тысячу футов высотой. В одном месте мы заметили остов сгоревшего джипа, по-видимому соскользнувшего с обрыва и сейчас лежавшего, как смятая игрушка, перевернувшись днищем кверху.

То тут, то там мы останавливались, чтобы отдохнуть перед следующим отрезком пути, уверяя, что вот-вот, на следующем повороте, появится Аламут. Однако, преодолев очередной изгиб, мы видели только новую высоту. Через несколько часов подъема по извилистой тропе, идя то вверх, то вниз, мы уже ехали в облаках. Движение становилось опасным: туман снижал видимость до нескольких ярдов, оседал каплями на тропе, и та была похожа на черную блестящую ленту. Дорога одной стороной заметно опускалась к пропасти, и всякий раз, когда мотоцикл наклонялся, мы скользили с опасностью для жизни к обрыву. Когда это происходило, мы судорожно пытались прижаться к боку горы, чтобы не свалиться, а камни, которые мы задевали, со стуком катились в туман, затем следовали долгие мгновения тишины, и после слышался отдаленный удар о скалы.

Далеко за полдень наконец начался спуск. А потом вдруг мы выехали из-под облаков и остановились, изумленные видом, раскинувшимся перед нами. Уходя вниз почти отвесно, у наших ног лежала и сверкала, купаясь в лучах солнца, глубокая расщелина речной долины. В расщелине крошечной серебряной ниткой бежала река, прорезая себе путь в сердце гор. С другой стороны реки поднималась почти отвесная стена огромного кряжа, с острой, как бритва, верхушкой. Этот барьер стоял поперек тропы, как гигантский бастион, колоссальный каменный риф. С высоты мы любовались на море белых облаков, висевших ниже нас между горами, опоясывающими долину. Эти облака образовывали над тайной долиной балдахин, и увидеть ее с других вершин было невозможно. Позже мы поняли, что облака приносят в долину ежедневный дождь, поэтому она и выглядит среди угрюмых голых гор райским садом.

Лоб последнего заградительного кряжа внушал благоговейный страх. В сравнении с этой колоссальной скалой река Аламут, бежавшая внизу, казалось ручейком. Поверхность камня поражала многообразием цветов. Скала горела всеми оттенками зеленого, красного, серого, коричневого и голубого. В силу какой-то причуды стратиграфии[7] разные слои породы под влиянием дождя и ветра приобрели тысячу оттенков, все они перемешивались и образовывали полоски и пятна, и казалось, что краски, как на палитре, смешал гениальный художник-великан.

Мы, не теряя времени, направились к реке. Тропа вилась вниз по ухабистому и круто спускающемуся склону, потом побежала вдоль берега реки, стремительного, чистого и холодного горного потока. Четвертью мили ниже по течению тропа внезапно закончилась у идиллического караван-сарая, вокруг которого стояло с дюжину привязанных мулов. На берегу раскинулось великолепное дерево, в тени его гигантских ветвей был устроен земляной стол, и за ним, развалившись, лежали погонщики мулов, поглощающие пресные лепешки, которые они обмакивали в посудинки со сливочным йогуртом. Владелец караван-сарая вышел навстречу с приветствием, и мы с наслаждением упали на коврики, которые он расстелил на земле. После дорожных приключений мы какое-то время просто сидели, с признательностью наслаждаясь прохладным покоем нашего временного пристанища.

Потом обратились к одному из погонщиков:

— Как доехать до Аламута и до замка Хассана ибн Саббаха?

Погонщик показал рукой через реку.

— Вон дорога к Аламуту, но ваша машина не одолеет брод, в это время года река глубокая и опасная.

— Как тогда нам добраться до замка ассасинов?

— Лучше всего взять мулов — для вас и для багажа.

— Это для нас слишком дорого, а кроме того, мы не возьмем с собой вещи. Мы пойдем одни и пешком.

Посоветовавшись с погонщиками, мы простились. Сначала с хозяином, не принявшим платы за провизию, которой он нас снабдил. Он обещал, сверх того, присмотреть в наше отсутствие за мотоциклом. После, провожаемые изумленными взглядами погонщиков, которые не могли поверить, чтобы мы действительно намерены идти в долину ассасинов одни, мы оставили караван-сарай и пошли вниз по течению, до поворота, где река исчезала между двух скал, в этом месте близко подходивших одна к другой. На противоположном берегу в Аламут впадал меньший поток, струившийся перпендикулярно разноцветной стене кряжа. Ручей прорезал себе путь через узкое извилистое ущелье, которое отсюда казалось прорезанным в боке горы огромным ножом. Здесь был вход в запертый рай. Со всей аккуратностью мы зашли в реку и начали продвигаться дюйм за дюймом через стремительный и закручивающийся водоворотами поток. На переправу указывали высовывавшиеся наполовину из воды большие камни, и мы осторожно нащупывали путь между этими маяками, держа камеру и оборудование в поднятых вверх руках. Когда мы подошли к противоположной стороне ущелья, стало еще труднее, потому что ручей, впадавший в Аламут, устремлялся из него мощным потоком. Мы едва удерживались на ногах, заставляя себя шаг за шагом, по грудь в пенящейся воде, идти к ущелью. Скоро над нашим головами уже поднимались на необозримую высоту желтые известняковые стены, а впереди река, устремляясь навстречу, кипела вокруг каменных выступов стен, в мучениях прокладывая себе путь через преграду.

В одном месте шедшего впереди меня в нескольких ярдах Майкла захватил водоворот, и он проплыл вниз по течению пятнадцать ярдов, делая изящные, но бессмысленные пируэты, как пловец водного балета, и держа высоко над головой драгоценную камеру. Чуть позже мы дошли до отмели, где можно было стоять без усилий, и Майкл попросил меня войти в реку, где поглубже, чтобы он снял эпизод относительно трудностей путешествия в долину ассасинов. Я храбро согласился и сразу же ступил в добрые шесть футов бешено несущейся воды, совершенно исчезнув в ней самым реалистическим образом, так что, вероятно, удовлетворил бы и наиболее взыскательного оператора.

Принимая во внимание усилия, с какими мы шли в ущелье, было легко представить, как трудно отыскать тайную долину и как хорошо было защищено логово ассасинов. Войти в бешеный поток на первый взгляд казалось безумием, приняв же во внимание то, что в ущелье могут быть защитники, решиться на это было почти невозможно. Однако на другой стороне расщелины совершенно неожиданно выходишь в роскошную долину. Ее склоны ровно поднимаются вверх, и то, что лежит посередине, кажется потаенным раем. С другой стороны ущелья скалы стоят голые и суровые, здесь же, в Аламуте, мы слышали плеск и журчание множества небольших потоков, о которых упоминал Марко Поло. Неудивительно, что в краю, изуродованном недостатком воды, несчастные горные племена, влачившие жалкое существование на безводных склонах, передавали друг другу слухи о рае, который укрыт где-то в горах и течет молоком и медом. В воздухе стоял шум мириад ручейков, сливавшихся и разбегавшихся по земле. На русло больших потоков указывали ивы, камыш и осока, везде роскошная трава и посевы риса, и то здесь, то там — группы деревьев.

На полях не было людей, не видно домов, и мы пошли в глубь долины. Не имея проводника и не находя лучшего пути, мы опять переходили вброд потоки и чавкали по колено в грязи на рисовых плантациях. Переезд на мотоцикле и переправа через реку лишили нас последних сил, и мы были счастливы, встретив погонщика мулов, довольно мрачного вида, поившего своих животных в одном из потоков. Поставив камеру и оборудование на землю, мы присели рядом на корточках и начали длинный торг относительно цены за переезд.

— Салям алейкум! Вы можете довезти нас до замка Аламут? — спросили мы.

— До него два дня езды, а я иду в ущелье, — сказал погонщик.

— Однако сколько будет стоить, если вы довезете нас к замку Хассана ибн Саббаха?

— Самое меньшее сорок туманов за одного и цена за ночевку для животных и меня, — ответил погонщик.

— Это слишком, мы очень бедны.

— Никто из тех, кто вашего цвета кожи и вашей расы, не беден, — последовал уверенный ответ.

Через некоторое время мы сбили цену до трех туманов за одного, плюс ночевка, хотя это и потребовало часа торга и даже некоторого представления, хотя я и Майкл так устали, что не могли бы идти пешком. Погрузив камеры в сумы, висевшие по бокам животных, мы вскарабкались на последних и, сопровождаемые шагавшим позади погонщиком, двинулись в глубь таинственной долины ассасинов, направляясь к знаменитой аламутской скале, на которой Горный Старец построил замок Орлиное Гнездо.

На мулах мы продвигались гораздо быстрее, чем пешком; примечательно, что погонщик не отставал от нас. Майкл начал обретать хорошее расположение духа и опять завел свою обычную клоунаду. Параллель между долиной ассасинов и эффектными голливудскими вестернами была для него очевидна, и скоро равнины огласились обветшалыми киноцитатами о «месте, где можно перевести дыхание, месте, достаточно большом, чтобы жить здесь, пригодном для того, чтобы построить здесь школы, церкви и перевезти родителей». В конце концов многотерпимый мул не вынес и внезапно рванул вперед, так что голливудский герой был вынужден судорожно схватиться за его шею, сопровождая свои действия приглушенным потоком выражений, характерных для Ист-Энда. После энергичного преследования погонщик поймал своего подопечного и настоял на том, чтобы вести животное за повод, невзирая на льстивые просьбы Майкла «дать ему поводья, ибо он обещал быть в деревне до заката».

Мы ехали всю вторую половину дня, чавкая по пропитанной водой земле, следуя тропой, взбиравшейся по склону, так что скоро нас опять окутали облака. Всякий раз, когда туман подступал вплотную, погонщик начинал заунывную песню, чтобы успокоить животных, мелко семенивших в холодной и влажной белизне. Время от времени мы слышали впереди песни других погонщиков, внезапно из тумана появлялась вереница мулов, и мы должны были в высшей степени осторожно разойтись на узкой тропе. Погонщики засыпали нашего проводника вопросами относительно двух чужеземных гостей, которые сами прошли через ущелье, а любопытные мулы поглядывали на нас из-под бахромы приносящих счастье голубых бус, украшавших их уздечки.

Когда наступили сумерки, стало ясно, что наш маленький отряд не доберется этой ночью до Орлиного Гнезда. Поэтому мы ощупью двинулись в полной тьме туда, где на дне долины мерцали огни маленькой деревни. После спуска по склону мулы очень устали и поминутно спотыкались, а мрачный погонщик, шедший в темноте позади, начал требовать дополнительную плату. Мы с Майклом, ссутулившись, сидели в своих седлах и думали, что нас ждет впереди.

В деревне мы ездили от дома к дому, отыскивая ночлег для нас и стойбище для мулов. Почти потеряв надежду, мы наконец нашли место, где нас приняли, и, прежде чем признательно проковылять в теплоту общей комнаты, отвели мулов на ночлег в кедровник. В доме нам дали пищу и коврики для ночлега. Проводник дулся на нас и ел один, угрюмо молча. Хозяин был не так недружелюбен, и скоро на нас обрушилась целая лавина вопросов относительно нас самих и пути, которым мы пришли, так как в долине очень немногие проходили через ущелье и видели мир за пределами долины.

Наконец селяне утомились, исчезла кучка хихикающих женщин у противоположной стены, и мы улеглись на полу, чтобы немного отдохнуть. Но нам с Майклом удалось заснуть не сращу. Ковриками, на которые мы легли, покрывали мулов, и эти коврики кишели паразитами всех видов. Влажность дождливой долины порождала мириады прожорливых насекомых, а рисовые поля были отличной питательной средой для малярийных москитов. Всю ночь мы метались и переворачивались под непрерывным огнем укусов. Пол общей комнаты буквально кишел жуками, которые вылезали из трещин в земляном полу.

После завтрака мы хотели как можно быстрее отправиться в путь, но наш погонщик отказался идти дальше и потребовал свои деньги. Мы настояли на том, чтобы сперва заплатить хозяину за ночлег. Но, платя хозяину, мы обнаружили, что ночлег стоит всех наших денег. Это, однако, оказалось нелегко объяснить погонщику, который с утра был сердит. Он не желал верить, что какой-либо европеец может воистину оказаться без денег. Он бушевал и разражался тирадами, и мы ничем не могли успокоить его. Мы обещали выслать деньги из Тегерана, но он не хотел и слышать об этом. Мы предлагали заплатить натурой, он может взять, говорили мы, ножны для ножей, темные очки и т. д. Эти вещи стоили гораздо больше оплаты путешествия на мулах, однако он отказывался. Охваченный яростью, он уверял, что не стоит даже и пытаться отыскать нас, чтобы взыскать полагающиеся деньги. Затем он внезапно кинулся к драгоценной кинокамере Майкла и, схватив ее, устремился к выходу. Это переполнило чашу нашего терпения. Не говоря ни слова, мы в ярости бросились за ним. Последовавшая борьба была очень короткой, ибо наш противник, очевидно, никак не ожидал, что европейцы не откажут себе в удовольствии предаться тому, что Майкл любовно называл маленькой свалочкой. Несколько нецивилизованных ударов, и дело кончено. Погонщик мулов лежал в грязи, а Майкл опять стал обладателем камеры.

К несчастью, невиданное представление, устроенное двумя бедными европейцами, создало в деревне взрывную атмосферу. Положение требовало быстрых действий, поэтому мы обратились к деревенскому старосте и попросили его разрешить спор. Староста, в свою очередь, созвал на совет местных старцев, которые явились на площадь, чтобы составить суд. Через какое-то время начались прения. Мы, со своей стороны, по преимуществу хранили молчание вследствие скудных познаний в персидском языке. К полудню суд был в полном разгаре; впрочем, когда судьи удостоверились, что у нас действительно не осталось денег после расчета с хозяином ночлега, показалось, что дело начинает клониться в нашу сторону. Суд принял к сведению и то, что мы приложили все усилия, чтобы склонить противную сторону к принятию возмещения натурой. Потом начали держать речи, направленные против нашего сердитого погонщика, так что в конце концов нам с Майклом стало его жаль. Выяснилось, во-первых, что вообще погонщики мулов стоят весьма низко во мнении жителей деревни. Сверх того, настоящий погонщик был родом из другой деревни и имел плохую репутацию. В довершение было доказано, что, когда мы встретили нашего погонщика, он направлялся именно той дорогой, которой ехали мы, поэтому вообще платить ему за двух его жалких скотов было актом милосердия.

Когда предмет истощился, староста вынес приговор. Погонщику было предписано незамедлительно оставить деревню и благодарить небо за то, что его бесплатно накормили ночью и предоставили ему загон для мулов. Потом староста обратился к нам и извинился за прискорбный случай, который произошел в его деревне. С этого момента мы рассматривались как гости и, следовательно, были под его покровительством.

Мы оставили деревню, чтобы покрыть оставшийся путь до замка Хассана пешком, сопровождаемые эскортом старейшин. Довольно часто процессия останавливалась, кто-нибудь церемонно обнимал нас, прощаясь (колючий процесс, по причине кустистых бород прощающихся), и отправлялся обратно в деревню. В конце концов остались только староста и его младший сын, которые настояли на том, чтобы нести наше снаряжение. Нас привели к рахитичному мосту, устроенному из грубых досок и лежавшему над стремительно бегущими водами реки, и здесь старик снял свою поношенную ермолку, окунул ее в поток и предложил нам испить из нее — последняя любезность, предлагаемая отъезжающему путешественнику. У реки, сказал нам староста, кончается его власть и земли деревни, но на противоположном берегу нас встретят люди из другой деревни и проводят далее. Так нас провожали от деревни до деревни, со всей благожелательностью и со множеством церемониальных чашек чая, пока наконец мы не достигли селения, лежащего под скалой Аламут, на которой был построен замок Орлиное Гнездо.

Когда мы взбирались по ровному склону, ведущему к последней деревне, появился маленький мальчик, прибежавший, чтобы сообщить нам, что в доме старосты остановился какой-то «американи». Мы с любопытством последовали за ним в большой дом в центре деревни и нашли здесь таинственного американца, блистающего военной формой и окруженного гигиеническими контейнерами с едой и водой, привезенными из Тегерана. Его великолепно экипированный мул стоял в конюшне близ дома под охраной двух телохранителей, а переводчик американца нежно поглаживал дробовик, выглядевший весьма устрашающе. Лицом к лицу с демонстрацией подавляющего профессионализма мы не могли удержаться, чтобы не выказать некоторое пренебрежение по отношению к этому профессионализму. Отвечая на вопросы американца, мы мимоходом упомянули о том, что пришли в долину ассасинов, имея в виду приятную прогулку, так сказать, туристическая блажь, и пошли до конца, стараясь внимать с беспечным равнодушием его рассказам о свирепых волках, которые ночью забредают в деревню. Одержав так недобросовестно верх, было очень легко одолжить у нашего знакомца капельку донельзя нужных денег, прежде, нежели староста направил нас на тропу, ведущую к Орлиному Гнезду, в сопровождении двух помощников.

Последнее восхождение к замку было самой изнуряющей фазой путешествия. Замок построен на ровной поверхности гигантского известнякового выступа, который нависает над долиной, как нос колоссального судна. Единственный путь на вершину скалы Аламут — узкая тропа, которая змеится по скале, проходя прежде через расселину между скалой и горой. С трудом поднимаясь по этой тропинке, мы были похожи на крошечных муравьев, а скала угрожающе нависала над нам, как бы обдумывая способ, каким лучше расправиться с дерзкими, осмелившимися приблизиться к ней.

Немногое осталось от укреплений на вершине скалы Аламут. Все, что можно увидеть, — несколько довольно разочаровывающих фрагментов крепостной стены, которая была сложена способом сухой кладки, ибо, когда монголы взяли крепость, хан Хулагу приказал разрушить все укрепления до основания, чтобы свирепая секта никогда более не расцвела в долине. Но в толще скалы Аламут сохранились две маленькие пещеры, высеченные зубилами, а в этих пещерах — причуда геологии — находятся маленькие колодцы пригодной для питья воды. Без этих колодцев скалу было бы невозможно оборонять, но, поскольку бесценная вода имелась в наличии, крепость оказалась в состоянии выдержать четыре долгих года осады татарами, когда атакующие и защитники дрались в рукопашную под градом ассасинских камней и монгольских стрел.

Несмотря на то что от замка почти ничего не осталось, местность вокруг печально известного Орлиного Гнезда не могла сильно измениться. Со всех сторон скала отвесно спускается вниз, и, стоя здесь, как бы вися в пространстве, смотришь вокруг, точно так же, как некогда смотрели ассасинские вожди. Далеко внизу расстилается зеленое изобилие потаенной долины, тут и там рассыпаны купы деревьев, которые окружают миниатюрные ассасинские деревни. Тени от облаков гонятся друг за другом по полям, усеянным сетью блестящих на солнце ручейков, и везде, куда ни посмотри, над долиной поднимаются серые горные вершины, наполовину спрятанные в облаках, вершины, на которых некогда ассасинские сторожевые посты неусыпно стерегли тайну долины, укрывшейся в пустыне Эльбурских гор.

Сейчас на этих вершинах можно встретить только мальчишек-пастухов, пасущих стада овец и коз. С того места, где стояли, мы заметили одного такого пастуха на утесе недалеко от нас. В удивительно прозрачном воздухе можно было рассмотреть каждую деталь его одежды, и мы ясно слышали звон посоха о камни. Один из наших проводников поманил его, и подросток, оставив свое стадо, стремглав побежал вниз по крутому склону, покрытому сланцем. Скользящая фигурка, казалось, несется навстречу неминуемой гибели, тем не менее мальчик ухитрялся поддерживать равновесие и, проворно сбежав к подножию, начал карабкаться по Аламуту. В невероятно короткий промежуток времени он взобрался и встал перед нами, переводя дух после подъема, который был преодолен Майклом и мною за добрый час непрерывных усилий. В одной руке мальчик держал посох, который использовал, когда бежал, как баланс, и, в отличие от босоногих детей в деревнях, был обут в крепкие кожаные сандалии на толстых подошвах с прибитыми к ним железными подковками, облегчавшими ходьбу по горам. Нетрудно было распознать в нем выносливого и гордого потомка неистовых ассасинских фидаинов, сумевших убить Ахмеда, принца Мараги, в Багдаде, в присутствии всемогущего Мухаммеда, султана Персии.

Мы с Майклом провели следующую ночь в деревне у подножия скалы и на рассвете начали обратный путь в долину. Там мы встретили небольшой караван из мулов, направлявшийся к ущелью, и приехали с ним к милому караван-сараю на другой стороне. По странному стечению обстоятельств у ущелья мы встретили нашего первого проводника и заплатили ему из денег, которые одолжили у нашего американского приятеля. Несчастливый погонщик едва мог поверить своим глазам, когда мы втиснули ему в руку банкноты, и мы не осведомили его о тайне нашего новообретенного богатства. Это, решили мы, должно стать еще одним секретом удивительной долины.

Взяв мотоцикл из караван-сарая, я и Майкл отправились в обратный, долгий и трудный путь по горам. За прошедшие три дня никто из нас вдоволь не спал и не ел. Мы были так обессилены, что первые пять миль мотоцикл валился больше тридцати раз. Потом, во время особенно резкого падения, машина придавила мне ногу и раздробила несколько костей ступни. К счастью, тяжелые мотоциклетные сапоги спасли от худшего, но наше положение было незавидным, так как Майкл еще не освоил управление мотоциклом без коляски, а я был порядком искалечен. Майкл со свойственной ему ловкостью договорился с жителями маленького ассасинского поселения относительно того, чтобы за нашей машиной присмотрели, и мы приготовились ковылять через горы. Но наше счастье еще не совершенно оставило нас, и, пройдя немного, мы услыхали позади шум двигателя джипа. Наши спасители оказались маленькой компанией геологов, отыскивавших медные залежи и случайно заглянувших в эти места. Они очень любезно доставили нас к главной трассе, и мы сумели автостопом добраться до дешевого отеля в Тегеране, прибыв рано утром.