По таёжной реке Бикин

ТРОПА, ВЕДУЩАЯ ДАЛЬШЕ

За окном поздняя осень 1974 года. Я совсем недавно вернулся с Бикина домой, в Ленинград. Прошло уже три года, как найдено гнездо рыбного филина, еще недавно «одной из наименее изученных птиц нашей фауны». Продолжая работать на Бикине, я не раз заглядывал на день-другой к памятному мне старому дуплистому ильму. Он еще стоит. И мои рыбные филины тоже еще живы и ежегодно выводят здесь птенцов. От берега к их гнезду я уже натоптал торную дорогу. Теперь я воспринимаю встречу с птицами, которых искал несколько сезонов, как должное. Я скорее удивлюсь, если почему-либо не увижу их. До мелочей мне знаком теперь и Бикин, и моя лодка уверенно бороздит его бурные воды. И птиц, обитающих на Бикине, я знаю почти всех… Что же, значит, захватывающая пора поиска прошла?!

Нет. Таежная тропа открытий ведет дальше…

Уже на следующий год после того, как я обнаружил гнездо рыбного филина, мы пробрались, не без помощи друзей-удэгейцев, в верховье Бикина, в район шумной Ключевой. Нас было трое: студент биофака Ленинградского университета Алексей Никаноров, я и Чук. О первом позволю себе сказать несколько слов: мечтая непременно сделать открытие, он не гнушался черновой работой, которой при полевых исследованиях всегда достаточно. Для Алексея не составляло проблемы сбегать с пудовым рюкзаком в любую точку тайги за двадцать и более верст, лишь бы была хоть маленькая надежда увидеть там что-нибудь интересное. Он мог залезть на любое дерево, в кратчайший срок приготовить на костре пищу и даже испечь хлеб. С Алексеем мы исходили не одну сотню километров лесных троп. В результате удалось собрать интереснейший материал о дикуше, самой загадочной птице из семейства куриных, обитающей у нас.

Водится «черный рябчик», как иногда называют дикушу, на весьма ограниченной территории, почти полностью входящей в пределы Советского Союза. По существу эта птица гнездится лишь в темнохвойных лесах Сихотэ-Алиня, включая его отроги в Приморье и на Сахалине. О жизни дикуши известно очень немногое. До последнего времени орнитологи имели представление о ее птенцах лишь по единственной плохо сохранившейся тушке, хранящейся в музее Московского университета. Но нам, как и в случае с рыбным филином, опять «повезло». Мы не только видели дикушу — мы жили среди этих птиц целое лето, воспитывали их птенцов и теперь можем рассказать о них даже то, чего не знают охотники-удэгейцы!

Дикуша действительно странная, необычная птица, почти вовсе лишенная страха перед человеком. Например, чтобы осмотреть и взвесить ее яйца, нам всякий раз приходилось брать их прямо из-под птицы. При этом она никуда не улетала, а лишь угрожающе выла и норовила клюнуть в руку. Бывали случаи, когда самцы на току, вместо того чтобы посторониться, принимали позу угрозы и смело выступали по тропе навстречу человеку! Обычно даже в нескольких метрах от людей дикуша спокойно кормится, оправляет перья, отдыхает и даже дремлет. Случайно вспугнутая, она свечкой взлетает с земли, садится на первую же ветку, где чувствует себя в полной безопасности и, видимо, не подозревает, что человек может в нее выстрелить или, наконец, при помощи тут же вырезанной удочки надеть ей петлю на шею и стащить вниз…

Наблюдая за дикушами, мы пришли к выводу, что летные способности этих птиц, по-видимому, ограничены. Мне не приходилось видеть, чтобы дикуша пролетала за раз тридцать — сорок метров. Вообще это чрезвычайно оседлая да к тому же флегматичная птица. Тихо и неторопливо проходит ее жизнь в тайге. Лишь в апреле — мае, когда даже в темные ельники приходит весна, дикуши несколько оживляются.

Мы наблюдали и ток дикуш. Вот как он протекает. У каждого из самцов в пределах общего токовища имеется своя излюбленная площадка. Токовище расположено где-нибудь на бруснично-багульниковой террасе, там, где ельник уступает место лиственнице и поэтому несколько разрежен. Сюда на протяжении всей весны является один и тот же самец. К нему прилетают, а чаще приходят самки. Их может быть одна, две, три и больше. Это гарем самца. На точке или возле него он проводит почти весь день, но особенно оживляется перед заходом солнца.

Токуя, самец неторопливо прохаживается по своей площадке. Красные, как у глухаря, брови, воротником оттопыренные перья на затылке и шее, расправленный веером хвост — все говорит о том, что птица возбуждена. Временами перья в области зоба приходят в движение, шаги убыстряются, и, как бы распалившись, петух начинает нервно дергать крыльями и шевелить перьями хвоста, громко шелестя ими. Эти движения становятся все заметнее и учащаются, но вдруг птица замирает — и в тот же момент раздается необычный нарастающий вой. Звук этот, достигнув наибольшей мощности, неожиданно обрывается, и птица с громким, как от кастаньет, щелчком, подскакивает почти на полметра, шумно трепеща крыльями. Едва коснувшись земли, словно мячик, петух подпрыгивает вновь, издав на этот раз двойной щелчок.

На этом пение заканчивается. Дикуша вновь принимается прохаживаться по своей площадке, а через некоторое время ритуальный танец с завыванием повторяется вновь. Если быть внимательным, то можно заметить, что во время первого прыжка птица разворачивается в воздухе вокруг вертикальной осп на сто восемьдесят градусов, то есть приземляется уже головой в противоположную сторону. Второй прыжок обычный.

Поразили нас не только токующие самцы дикуш, брачные игры которых можно наблюдать не таясь, открыто сидя в пяти-шести метрах от птиц. Удивительны и птенцы дикуш. Дело в том, что характерная для дикуш «доверчивость» приходит к ним лишь на девятый — четырнадцатый день, одновременно со способностью стремительно взлетать на деревья. То, что дикуши вылупляются далеко не такими «смиренными рябчиками», какими оказываются позже, говорит о том, что доверчивое поведение дикуши — явление вторичное, благоприобретенное: тысячелетиями оно вырабатывалось у этих птиц, а в наш век оказалось роковым для вида. Там, где появляется человек, дикуша исчезает. И мириться с этим нельзя!

О дикуше можно было бы рассказывать еще и еще, почти столько же, сколько о рыбном филине. Ведь каждое наблюдение за этими птицами сегодня — откровение!

Нет, пора открытий в Природе еще не прошла!/Событие, о котором я расскажу дальше, произошло на том же «хорошо знакомом» Бикине весной 1974 года, то есть совсем недавно. На этот раз кроме Алексея Никанорова, меня и, конечно, Чука в состав экспедиционной группы входил еще мой коллега по службе, спокойный и рассудительный Иван Ильинский. Наш лагерь был разбит у тихой заводи Бикина, в районе мари, находящейся на левом берегу реки, в двадцати пяти километрах выше Красного Яра.

Эта марь — сравнительно небольшое верховое моховое болото шириной не более полутора и длиной не более трех километров. С середины мари хорошо видны сопки вокруг. Они покрыты сизым в дымке лесом, откуда снег уходит разве что и нюне. В одном месте бескрайняя тайга разрывается, и в бинокль нетрудно рассмотреть выстроенный два года назад поселок Бархатное. Дальше вверх по Бикину по крайней мере на сто километров цивилизация пока еще не проникла. Сюда, на марь, мы пришли 16 мая, а уже 18 мая нам удалось найти гнездо одной из редчайших птиц мира — черного журавля! Ни гнезд, ни яиц, ни птенцов его еще никто из орнитологов в природе никогда не находил. Примечательно, что с момента описания К. Темминком черного журавля и до обнаружения его гнезда прошло сто тридцать девять лет!

Черный журавль оказался «созданным» для верховых моховых болот, поросших багульником и карликовой березкой, с усыхающими лиственницами, обильно цветущей весной пушицей и россыпью клюквы на поросших тонколистными осоками кочках. Весной, когда деревья стоят еще голые, покровительственная окраска этого журавля особенно понятна. Его аспидно-бурое тело, белые голова и шея как бы сливаются с темными в это время лиственницами и белесыми стволиками березок.

Мы в этом убедились сразу же, как только взялись выслеживать черных журавлей. Наблюдая за ними в бинокль с деревьев, растущих на краю мари, мы всякий раз поражались тому, как трудно вновь увидеть эту крупную птицу на, казалось бы, открытой местности, если хоть на минуту отвести от нее глаза. Замечаешь обычно только либо идущего журавля, либо резкое движение его белой головы, поднятой, чтобы осмотреться. В большинстве же случаев журавли ходят, низко склонив голову, и ее не видно вообще. А к концу мая, когда донник (лед под мхом) на болотах полностью разойдется и земля прогреется, зазеленеют кустики и деревца, черного журавля уже не увидеть вообще. Заросли кустарниковой березки надежно скрывают его от посторонних глаз.

Гнездо черного журавля — сравнительно небольшая и плоская «кочка», сложенная из мха, корневищ и стеблей болотных трав, которые птицы выдергивают из земли тут же, рядом. От этого вокруг гнезда образуется понижение, которое сразу заполняется водой. Растительная ветошь плотно укладывается в кучу и, по-видимому, даже специально утрамбовывается. Гнезда служат журавлям не один год; в осмотренном нами гнезде мы обнаружили под слоем свежего строительного материала остатки скорлупы от яиц, отложенных по крайней мере год назад. В диаметре гнездовая постройка черных журавлей не превышает восьмидесяти сантиметров, ее высота — около двадцати сантиметров. Неглубокий лоток выстилается сухими стебельками и листьями болотных трав, реже сюда укладываются тонкие сухие прутики. В лотке гнезда, которое мы нашли, параллельно одно другому лежали два слегка вытянутых яйца.

Яйца черного журавля похожи на яйца других журавлей, например серого. Они такие же грязновато-зеленые с многочисленными разной интенсивности ржавыми пятнами. Размер яйца в среднем примерно девять на пять с половиной сантиметров, а вес — около ста тридцати граммов.

На этом же болоте, в километре от жилого гнезда, мы обнаружили еще одну гнездовую постройку черных журавлей, где птицы выводились года два назад. Таким образом, за один сезон мы получили сведения о трех (!) случаях гнездования черного журавля. Обе осмотренные нами гнездовые постройки помещались на сравнительно сухих, нетопких участках мари, среди кустарниковой березки и лиственниц. В обоих случаях гнезда располагались на заброшенных звериных тропах, на ровном месте, а вовсе не на кочках (хотя их вокруг немало), как это часто бывает у других птиц.

В поведении взрослых черных журавлей у гнезда обращает на себя внимание их исключительная молчаливость. Здесь не услышишь громкого курлыканья. Обычно птицы лишь тихо переговариваются, приглушенно произнося звук «крр». Вообще это весьма осторожные птицы. К гнезду они не подлетают, а подходят крадучись, низко пригнувшись и явно прячась при этом за чахлые деревца. Даже в трехстах — четырехстах метрах идущий по болоту человек вызывает их беспокойство, и птицы внимательно следят за ним. Внезапное исчезновение человека не успокаивает их. Об этом нетрудно догадаться, наблюдая за поведением птиц. Они долгое время смотрят в эту сторону и, обеспокоенные, беспрестанно дотрагиваются головой до спины, что указывает на известное нервное напряжение. В конце концов они, пригнувшись, покидают подозрительный участок.

Но может быть, рыбный филин, дикуша и черный журавль — Последние из птиц Приморья, о жизни которых мы мало знали? Может быть, именно на них и оборвался таежный путик, ведущий в неизведанное? Конечно, нет! И по сей день с весны и до середины лета в лесах Бикина азартно поют, например, ширококрылые кукушки. Их голоса я слышал по многу раз в день. Но в Приморье еще никому не посчастливилось найти яйца или птенцов этой птицы. Почти о трети видов птиц, обитающих в Уссурийском крае, мы знаем очень мало, а интимная сторона поведения большинства птиц еще «за семью печатями». Нет, тропе поиска пока еще не видно конца!

Мне бы не хотелось, чтобы меня поняли так, будто Уссурийский край (безусловно, одни из интереснейших районов (нашей Родины) недостаточно привлекал к себе внимание натуралистов и по этой причине остался неизученным. Напротив, фауна этих мест давно и интенсивно изучается, и «белых пятен» постепенно становится меньше.

Еще в прошлом веке в продолжительных экспедициях здесь собирали материал неутомимые натуралисты Л. И. Шренк, Р. К. Маак, Г. И. Радде, чьими именами названы многие животные и растения этого края. Уссурийскую тайгу пересек замечательный путешественник Н. М. Пржевальский. Неоценимый вклад в изучение этих мест внесли сосланные сюда в конце прошлого столетия политзаключенные М. Янковский, В. Годлевский, В. Дыбковский и И. Калиновский. Их сборы хранятся во многих музеях мира.

Вдоль и поперек исколесил Приморье за тридцать лет талантливейший краевед В. К. Арсеньев. Здесь плодотворно работали безвременно погибшие зоологи москвич А. И. Черский и ленинградец Л. М. Шульпин. Невероятно, но факт: подавляющее большинство современных орнитологов хоть раз, но побывало на Дальнем Востоке! В 1954 году издательством Академии наук СССР была выпущена книга «Птицы Уссурийского края» — плод многолетнего труда К. А. Воробьева. Совсем недавно, в 1973 году, увидела свет книга Е. Н. Панова «Птицы Южного Приморья», в которой немало страниц уделено биологии и поведению дальневосточных птиц. В различных журналах и сборниках ежегодно публикуются десятки статей, в которых рассказывается о самых свежих наблюдениях за птицами этих мест.

И все же… в дебрях Уссурийского края продолжают гудеть в ночи таинственные рыбные филины, преспокойно взирают на путника странные дикуши, бродят по болотам загадочные черные журавли, наконец, способны удивить вас своим истошным криком неуловимые ширококрылые кукушки… и продолжает свой путь по таежной тропе натуралист.