На лице брата на миг мелькнуло обиженное выражение, но он с готовностью сказал:
— Ну как… Плохо! Готовится к операции, да только опухоль большая уже.
— Опухоль чего?
Илья замялся и неуверенно сказал:
— Н-не знаю. Она не говорит. Наверное, по-женски, ведь иначе сказала бы, верно?
— Наверное. Тебе виднее, я же её не знаю, — пробормотал Саша, съезжая на просёлок.
Мать, которую он не помнит, которую искал и о которой втайне мечтал, умирает. Илья не сказал этого, но, похоже, был уверен. У Саши язык не повернулся бы сказать такое вслух. Может и брат не хочет об этом говорить и даже думать.
— Я должен её увидеть до операции, — решительно сказал Саша. — Она искала пропавшего сына, значит, будет рада моему появлению, а радость увеличивает волю к жизни. Не стоит затягивать.
Он остановил машину и огляделся:
— Как место? Пойдёт?
Вдоль дороги тянулись вверх ровные белые стволы, но чуть дальше виднелись верхушки сосен: похоже, местность поднималась вверх.
— Шикарно! — согласился Илья. — Здесь подлесок густой, надо до сосен дойти, там должно быть посуше.
— У меня в багажнике непромокаемый плед лежит.
Братья направились в лес.
Действовали дружно: Саша расстелил плед, Илья поставил коробки с пиццей и начал вытаскивать снедь из рюкзака. Откупорил коньяк, разлил по пластмассовым стаканам:
— Ну, за встречу!
Саша символически смочил губы и отставил стаканчик в сторону, подцепил кусочек пиццы.
Илья глотнул, как воду, как сразу осушив полстакана, и только тогда заметил, что стакан брата полон:
— А ты чего?
— Я же за рулём! — удивился Саша. — Ну, рассказывай. Чем мама занимается, чем сам?
— Да особо не о чем. У мамы сеть парикмахерских салонов и фотоателье. Я — студент. Ну, знаешь, «живут студенты весело от сессии до сессии, а сессия всего два раза в год».
— Здорово. Я тоже хочу учиться — в строительном. Но не знаю, получится или нет. У меня семья, зарабатывать надо, вот и работаю. Строительство, ремонт, отделка — всё такое.
— Ну ни хрена себе! Рано тебя охомутали. Пузом припёрла?
— С чего это вдруг? По любви, — он подавил неприятное чувство и спросил: — А почему отца убили? Убийц не нашли?
— Да кто там разберёт! — махнул рукой Илья. — Времена такие были. Не нашли кто, а может и не искали. Расскажешь о семье? Жена-то что сказала, когда узнала, что родню нашёл? Обрадовалась?
Саша смутился:
— Я вообще никому не сказал пока. Сначала увидеться хотел. Кто знал, что за родня? Может вы меня видеть не захотели бы, так чего буду людей дёргать зря? А уж жене — ни полслова. Не нужно ей нервничать попусту, беременная она у меня.
Илья нервно облизал губы и снова взял стакан:
— Вот оно что! Понятно.
Теперь он тянул коньяк медленно, сквозь зубы.
Саша потянулся за упаковкой нарезанного сыра, открыл и поставил около брата:
— Ты хоть закусывай, захмелеешь. Нож есть?
Илья закашлялся, словно поперхнулся, но справился раньше, чем Саша поднялся постучать по спине:
— Зачем нож?
— Колбасу нарезать. У меня в машине есть, но сразу не сообразил, а бежать влом
— Не подумал.
— Ну и ладно, так обойдёмся.
Саша вытряхнул из стопочки стаканчиков один, налил себе сока и с удовольствием глотнул. Пицца оказалась вкусной даже в холодном виде, но такой острой! Илья встал, шагнул в сторону, предупредил:
— Отлить отойду.
— Давай! — благодушно кивнул Саша, доставая кусок другой пиццы. Вкуснотища! Хорошо, что Илья догадался купить и вытащил его на природу. Разговор, конечно, натянутый получается, неловкий, но оно и понятно. Кровь одна, а по факту — чужие люди. Ну, не важно. Получится друг к другу притереться или нет, но всё же здорово, что удалось найти общий язык. И сам уже, выходит, не без роду-племени, родня есть, как у всех. Вот только мама… Надо завтра же связаться с ней. Хотя… какого чёрта. Лучше прямо сегодня!
Если мать умирает, пусть хотя бы с пониманием того, что второй сын выжил и у него всё хорошо. Дурак он был, что не пробовал найти семью раньше. Надо прямо сейчас сказать об этом Илье — и вместе поехать к ней.
Саша услышал шаги за спиной, но обернуться не успел. Страшный удар по голове погрузил его в темноту.
Илья отшвырнул дубину в сторону. Руки тряслись, в горле стоял кислый комок. Шагнул ближе к брату, присмотрелся — вроде не дышит. Прикасаться было страшно и противно, но надо было убедиться, что он мёртв.
Тоже мне, явился наследничек, как почуял, что мать скоро помрёт! Это повезло, что он никому не сказал о встрече…
Он склонился над телом, собираясь проверить пульс, но тут почуял солоновато-сладкий запах крови и рванулся в сторону. Содержимое желудка просилось наружу.
Когда рвотные спазмы прекратились, Илья огляделся. Тело брата оставалось в том же положении — ну, всё. Можно не проверять. Подошёл, стараясь не дышать, вытащил из кармпна ключи от машины. Отпечатки можно не убирать — у близнецов они одинаковы. Хотя… второй стакан надо унести.
Жаль, что сок разлился — во рту был мерзкий кислый вкус. Чтобы избавиться от него, Илья сначала ополоснул рот коньяком, а остаток осушил в два глотка. Стало легче.
Засунул в рюкзак бутылку и колбасу с сыром — чего добру пропадать? Закинул рюкзак на плечо и торопливо спустился к машине. Ну и рухлядь! Даже не автомат. Но Илья, разумеется, справится с допотопным управлением, он всегда со всем справлялся.
Он завёл мотор и помчался навстречу судьбе…
— Думаю он сел за руль и погнал. Стакан коньяка — в принципе не очень много, но и немало, — сказал Саша. — Ну и подействовать может по-разному. Тут уж как повезёт, рулетка.
— Если он считал, что убил тебя, то плюс к этому ещё на нервах был, — Людмила Эдуардовна покачала головой и снова повернулась к Оле:
— Илья перед уходом очень сильно меня обидел, но мне всё равно больно. Он неглупый мальчик… был. И такой… тонко чувствующий, романтичный… В школе стихи писал… Я надеялась, что он поймёт, что свернул не туда и найдёт силы взяться за ум. Наверное, мать не может не надеяться. Я рассчитывала ещё, что может в армию пойдёт — и там ему мозги на место поставят, да только его не взяли. Сказал, что по состоянию здоровья, но ничем таким он не болел. Думаю, что просто купил справку. Спрашивать я не стала — и так отношения были — хуже некуда. Он не хотел, не мог понять, что катится по наклонной, а то, что я отобрала машину и ограничила его в деньгах, воспринял просто как скаредность. Так и сказал, что я жадная и всё равно в могилу с собой не унесу, всё достанется ему.
— А тут оказалось, что придётся делиться, вот и не вынесла душа поэта, — хмыкнул Саша.
Слушая Сашин рассказ, Оля представляла всё так живо, словно стала свидетельницей произошедших событий.
— Какой ужас! — вырвалось у неё.
Оля чувствовала себя ужасно виноватой. Если бы тогда она поддержала Сашу в поиске родных, он бы рассказал ей, что едет на встречу. Может быть, они бы даже вместе поехали, и тогда Илья не рискнул бы напасть на брата.
Людмила Эдуардовна замерла, понурившись, затем с горечью сказала:
— Страшно так говорить, но может и лучше, что Илья разбился. Ну, нашли бы его, посадили — он бы озлобился только. Жалко мне его. Не того, каким он стал, а того мальчишку, которого я помню. Как? Как я просмотрела?
— Время было тяжёлое, — рассудительно сказала Оля. — Мама мне рассказывала. Я уверена, что вы сделали всё, что могли в тех обстоятельствах. В конце концов, своего ума в чужую голову не вложишь.
Людмила Эдуардовна кивала, но не похоже было, чтобы Олины слова её хоть как-то утешали.
— Я помню встречу с братом. — сказал Саша вдруг. — Не могу сказать, что он мне понравился или не понравился. Мне было странно и неловко смотреть на человека, так похожего на меня. Он был такой… суетливый.
— Это как?
Саша растерялся:
— Не знаю… Просто так показалось. Оглядывался, руками что-то делал всё время. Говорил, словно принуждённо. Он сказал, что мама умирает, и я подумал, что из-за этого и нервничает и, возможно, оттого, что тоже неловко, как и мне. Я и сам расстроился, поэтому особо и внимания не обратил. Но в конечном счёте мне как раз фото и помогли вспомнить и… понять. Мама говорила, что вдова, но на фотографиях нигде не было отца — и я спросил о нём. Интересно же, как он выглядел!
— Я вообще детский альбом, где Алёша и Илья были вдвоём, убрала подальше. Слишком больно было смотреть и понимать, что не уберегла своего мальчика. И фото их отца тоже там были. Остальные я выкинула — все, кроме тех, где он был с детьми. Мы уже не жили вместе и собирались разводиться. Муж причинил мне много боли, я не хотела хранить память о нём. А Саша, только открыл альбом, увидел фото вместе с братом — и замер. У него и взгляд остановился, остекленел, словно вглубь себя ушёл. Я даже испугалась. А он и говорит: «Я с ним встречался. С Ильёй». У меня прямо сердце оборвалось. Сначала — словно не поняла, боялась поверить. Говорю: «Алёша, ты ли это?» А он так посмотрел… странно: «Я Саша, рос в детдоме, — лоб наморщил, хмурый такой, а потом вскочил, — Хочу один побыть!» — и в свою комнату ушёл.
— Я тогда и вспомнил… Мне было тяжело всё это принять. Просто мир перевернулся.
— А я про Илюшку подумала. Решила, что они встретились и повздорили. Это так на него похоже: напакостить и удрать. А как представила, что Саша переживает!.. Я себе места найти не могла, всё из рук валилось.
— Да ничего особенного. Сначала отдельные картины вспомнились и мне хотелось их… в порядок как-то привести, что ли. А после всё сразу на место встало, даже как-то странно, что можно было этого не знать. И так спокойно стало, что я — это я, и Ольку вспомнил. Думаю, как же она, беременная, извелась, что я пропал. А потом как даты сопоставил!..
— Да уж! Из комнаты вылетел, как ужаленный, — улыбнулась Людмила Эдуардовна. — «Мне, говорит, к жене надо! Она уже родила!» Куда его в таком состоянии отпускать! Я и поехала с ним.
— Ага, велела мне торт и цветы купить. Я-то сам ничего не соображал.
В комнате захныкал ребёнок, почти сразу присоединился второй — и Оля вскочила:
— Извините…
Все пошли за ней. Саша спросил:
— Что помочь? Ты командуй.
— Подгузники менять надо. У обоих, — сказала Оля и принялась за дело. — Ты смотри, потом сам будешь.
— Им кушать пора, да?
— Рано. Разве что водичку можно дать.
— Ты ремонт делала? — заметил Саша.
— Да, залили. Голову поддерживай только, — Оля впихнула младенца в руки мужа и начала переодевать второго. — Твоя бригада помогла.
Саша держал малыша неловко, на вытянутых руках и рассматривал его с немного испуганным видом. Оля отвернулась, пряча улыбку, переодела второго сына и вручила его Людмиле Эдуардовне.
— Блин, надо же Лёше позвонить! — спохватился он. — Хорошо, что у меня все номера в блокноте записаны! Ключи от моей квартиры у тебя где?
— Ой! Я продала квартиру. — испуганно сказала Оля. — Илья разбил дорогущую машину, и надо было оплатить ремонт. Ещё похороны… у меня и денег почти не осталось. Мне Ксанка, Лёшина жена, помогла собрать приданое мальчишкам, но всё равно пришлось кое-что докупать. И подгузники летят только так. А блокнот вон там лежит, в комоде верхний ящик.
Саша дёрнулся было к комоду, но понял, что с ребёнком на руках блокнот достать не получится и замер:
— Родители хоть помогают?
Оля помотала головой:
— У папы был инсульт. Мама уволилась, чтобы за ним ухаживать и только-только вышла на работу.
— Какой ужас, деточка! — воскликнула Людмила Эдуардовна. — Сколько всего свалилось! Как же ты справилась?
Оля пожала плечами:
— Думала о детях. Как я могла не справиться?
— Ну да, логично, — согласилась свекровь. — В общем, я подумала и решила так. Стоимость квартиры я, конечно, возмещу. Вы пока и здесь прекрасно можете разместиться, но сможете и расшириться, если будет такое желание.
— Лучше машину купить, — возразила Оля. — Саше по работе нужно. Ой! А после такой травмы можно работать?
Людмила Эдуардовна махнула рукой, словно отметая вопрос:
— Машина и так есть. Вопрос вот в чём. Я живу одна в большом доме. Быть может, вам будет удобнее перебраться ко мне? С ответом не тороплю: подумайте, обсудите. Ну а я мешать не буду, поеду домой. — Она мимолетно прикоснулась губами к щёчке внука и аккуратно передала его матери. — Созвонимся.
После её ухода Оля и Саша смущённо переглянулись.
— Я должен был быть рядом с тобой. Прости, что так вышло. Я люблю тебя. Ты такая крутая, со всем справилась!
Оля подошла к нему, прижалась лбом к крепкому плечу:
— Я тоже тебя люблю. Я справилась, да, но если бы ты знал,
как мне тебя не хватало!