По зеленым холмам Малайзии

Крестьянские заботы

Ибрагим встретил нас на пороге дома. Меня к нему привез его сын, работник Департамента информации Абдуллах. Как-то Абдуллах сказал, что его отец — типичный малайзийский крестьянин, и пообещал свозить меня к нему в деревню.

С порога веранды Ибрагим повернутой к земле ладонью приглашал подняться. Малаец никогда не позовет поднятым вверх согнутым пальцем. Это, по малайским понятиям, крайне невежливо. Даже оскорбительно. Хозяин усадил нас на циновки и предложил что-нибудь попить после дороги.

— Кофе, чай, оранжад, лимонад? — спросил он.

Я уже был предупрежден и попросил лимонада. Малайцы, принимая гостей, первым делом предлагают утолить жажду. При этом они называют несколько напитков, но соглашаться надо только на тот, который назван последним. У хозяина, возможно, только этот и есть, но, заботясь о престиже дома, он может перечислить с десяток напитков, показывая этим, что живет в достатке.

С полчаса мы, как это и положено на Востоке, обменивались вопросами и ответами о здоровье, погоде, дороге и прочих приличествующих первой встрече вещах. Только после небольшого обеда я стал осторожно расспрашивать Ибрагима о его хозяйстве, житье-бытье. Он предложил выйти во двор.

О гевеях на своей маленькой, в два гектара, плантации крестьянин рассказывал как заботливый отец о любимых детях. Он знал биографию каждого дерева, его повадки, привычки, недуги.

— Вот здесь, — сказал он, — когда-то росла старая, в темных лишаях гевея. Когда отец купил этот участок после войны, ей оставалось жить недолго. Через пару лет она действительно засохла, но перед смертью успела бросить в землю семена. Сейчас здесь растут с десяток гевей беспорядочной группой. С них, собственно, и началась наша плантация.

У грядок ровными рядами стояли трехлетки. Саженцы привезли из города. Белый, пахучий, густоты сливок латекс они должны дать через пару лет. Срок небольшой.

Крестьяне привыкли к тому, что гевея созревает за семь-восемь лет. Кроме того, специалисты, давшие саженцы, сказали, что латекса с них можно будет получать в два раза больше, чем со старых гевей. Чиновники из города даже советовали заменить на новый сорт гевеи всей плантации.

— Но торопиться не надо, — сказал Ибрагим. — Посмотрим, как пойдут дела с трехлетками. Вот это дерево я посадил в пятьдесят восьмом году, когда родился младший брат Абдуллаха. Очень капризное. Если утром оно покрыто росой, то сока не даст. Не стоит и пытаться делать на его серой мягкой коре подрез. Ну а после обильного предутреннего дождя бастует вся плантация.

Не надо подниматься за полчаса до рассвета и делать первый обход — подрезать стволы и укреплять под надрезами чашечки для латекса. Все деревья от избытка влаги не дадут ни капли. Приходится ждать, пока солнце не подсушит их.

В день плантация дает Ибрагиму до 4 кг латекса, который он сдает на сборочный пункт. Этим и живет его семья — он с женой и четырьмя детьми. Ничего, кроме плантации, у крестьянина нет, и ничем, кроме сбора латекса, он не занимался. В гевеях заключено все его богатство и благополучие. Поэтому каждое дерево для него— существо одушевленное, с полным набором индивидуальных черт. Но в отношении к ним он в одном все-таки отличается от заботливого отца. Ибрагим отказывается говорить о будущем гевей. На все вопросы о том, что будет с плантацией, он отвечает одно: «Аллах знает!»

Первые семена бразильской гевеи были посажены в Малайзии в 1877 г. Но, несмотря на то что почвенные и климатические условия Малайзии оказались для каучуконосов идеальными, гевея не сразу получила признание. Это произошло только в самом конце XIX в. Тогда резко упали цены на кофе, и англичане, хозяева огромных кофейных плантаций в Малайзии, оказались на грани банкротства. Хватаясь за любую возможность поправить свои дела, они стали между кофейными кустами высаживать гевеи.

Новый век принес бурный рост автомобильного дела. За первые десять лет спрос на резину удвоился, а за вторые — увеличился еще в 3 раза. Это и решило поединок между кофе и гевеей. Все, доступные по тем временам, земли были вскоре целиком засажены каучуконосами.

Сейчас Малайзия — самый крупный в мире производитель натурального каучука. В 1976 г., например, она выработала до 1,5 млн. т, что составило свыше 40 % мирового производства. В этом году каучук для малайзийцев значил 14 % валового национального продукта, 20 % валютных поступлений, работу для каждого третьего.

Обширные, принадлежащие английскому капиталу, крупные каучуковые плантации тянутся повсюду вдоль главных дорог на западной половине Малаккского п-ова. Работают на них, как правило, тамилы, отцов и дедов которых англичане специально для сбора латекса привезли из Индии во времена каучукового бума.

Сборщики латекса просыпаются в Малайзии первыми. В половине шестого, когда еще царит непроглядная тьма, они идут на плантации, чтобы с зарождающейся зарей сделать первый обход своего участка. За день его надо обойти 5–6 раз. В конце рабочего дня бидоны с соком сдают на фабрику первичной обработки. Там латекс коагулируют с помощью кислоты, коптят дымом и прессуют в широкие коричневые листы. В таком виде сырой натуральный каучук с клеймом «Сделано в Малайзии». расходится по всему свету.

В Малайзии с таких плантаций добывают менее 40 % каучука. Остальные 60 % дают мелкие хозяйства. Всего по стране владельцев крошечных плантаций около полумиллиона. Вместе со своими семьями они составляют почти треть всего населения. Без преувеличения можно сказать, что на плечах таких, как Ибрагим, лежит экономическое благополучие Малайзии.

Всего этого крестьянин не знает. Ему хорошо известно только одно: плантация кормит его. Но, несмотря на это, признался он, у него бывают такие дни, когда хочется взять топор и вырубить гевеи. Подмывает засадить участок чем-нибудь другим или вообще продать его, уехать из деревни, поискать лучшей доли в другом месте.

Такое отчаянное желание назревает в крестьянской душе каждый раз, когда вдруг, по непонятным для него причинам, скупщик латекса начинает платить все меньше и меньше. Бывало, что за килограмм — всего 50 центов. Получалось, что в день Ибрагим зарабатывал три доллара: два — от продажи латекса и один — овощей. И на эти гроши надо кормить семью, купить керосину, отправить детей в школу. Нужно и отложить какую-то малость, чтобы купить ребятам к началу учебного года книги, форму. А как все это сделать на три доллара, когда булка хлеба стоит 30 центов?

Но Ибрагим готов мириться с этим, если бы не одно обстоятельство. Когда падают цены на латекс, то почему-то всегда дорожает буквально все: рис, сахар, керосин, одежда. Крестьянин дважды в своей жизни выезжал за пределы деревни, и он не знает, что 80 % каучука Малайзия продает развитым капиталистическим странам. Когда в США, Западной Европе и Японии свертывается промышленное производство, падает спрос на сырье, падают цены и на малайзийский каучук.

В то же время Малайзия импортирует из этих же самых стран до 60 % продуктов питания. В списке импортных товаров продовольствия по количеству расходуемых на него средств она занимает третье место. Что же касается промышленных товаров, то 95 % их Малайзия также закупает в этих странах. Отсюда и получается, что, когда Запад переживает даже легкое экономическое недомогание, Малайзию лихорадит. А в кризисные годы страна буквально терпит катастрофу.

Для Ибрагима это значит влачить нищенскую жизнь, отдавать за горсть риса все больше и больше латекса. А если идут дожди и деревья не дают сока? А если скупщики наотрез отказываются брать сырой каучук? Тут и наступают минуты, когда в душе Ибрагима возникает желание взяться за топор.

По деревенским стандартам Ибрагим считается «середняком». Как-никак — два гектара собственной земли. А некоторые из его соседей имеют участки поменьше. Их почти половина из полумиллиона владельцев мелких плантаций. Четвертая часть их арендует землю и выплачивает аренду долей собираемого латекса. Таким приходится еще хуже, чем Ибрагиму. Поэтому его нисколько не удивило известие о том, что в соседнем штате Кедах осенью 1974 г. крестьяне толпой двинулись в административный центр и потребовали от властей риса. А потом в их защиту выступили студенты в Куала-Лумпуре.

Правительство принимает меры, чтобы ликвидировать столь фатальную зависимость благополучия страны от каучука. За последние годы немало сделано для развития таких новых отраслей хозяйства, как производство пальмового масла, лесной промышленности. Прилагаются усилия и в плане стабилизации цен на каучук на мировом рынке. Малайзийцы добиваются того, чтобы перевести международные каучуковые рынки из Лондона и Нью-Йорка в Куала-Лумпур, активно ищут новых торговых партнеров, главным образом среди социалистических стран.

Куала-Лумпур выступил инициатором создания международного буферного запаса каучука, который бы нейтрализовал колебания цен. К участию в создании запаса приглашены крупнейшие производители натурального каучука — Шри Ланка, Индонезия, Таиланд. Эти три страны вместе с Малайзией дают миру 85 % каучука.

Международный запас планируется составить из национальных буферных запасов. Малайзия готова выделить до 200 тыс. т. Практически она уже приступила к его созданию в кризисном, 1974 г. Это ощутил на себе и Ибрагим. После «голодных маршей» он стал сдавать свой латекс по твердым государственным ценам. Таким образом, исчезла полная зависимость от скупщика. Этот спекулянт наживался всегда, даже во времена самых низких цен, тогда как крестьянин оставался все таким же бедным и в годы рекордно высоких цен.

Действенность всех этих мер правительство оговаривает всевозможными «если». Международный буферный запас возможен, если будут преодолены противоречия между его потенциальными участниками. Государство и дальше будет скупать крестьянский каучук, если у него хватит на это средств. Диверсификация экономики будет существенной, если ее найдет выгодной частный капитал, поскольку слабый государственно-общественный сектор не в состоянии сам справиться с такой огромной задачей.

Большую часть дня Ибрагим проводит один на своей крохотной плантации. Механически исполняемые операции по сбору латекса не прерывают неспешного течения его мыслей. Они невеселые. Как свести концы с концами? Как выбиться из нужды? Ах, если бы у правительства не было никаких «если». Тогда он, вероятно, смог бы рассказать о будущем своего хозяйства.

Загадка Долины гробниц

Чтобы попасть в Пинанг, конечный пункт моей поездки на север, надо было на границе штатов Перак и Кедах свернуть под прямым углом на запад, к морю. Но чем меньше оставалось километров до поворота, тем чаще я возвращался к мысли проехать перекресток прямо, пересечь границу. Манила загадочная кедахская Долина гробниц. Еще в прошлом веке в густых джунглях по берегам р. Буджанг были найдены следы цивилизации, тайна происхождения которой еще не раскрыта до конца.

Долина начиналась от р. Мербок. На другом ее конце, около самого горизонта, в серой дымке растворилась гора Кедах, самая высокая на Малаккском п-ове (1200 м). От деревни Буджанг к гробницам можно проехать на машине. Гробницами оказались невзрачные остатки нескольких десятков квадратных фундаментов храмов, служивших иногда усыпальницами.

Малайзийские археологи считают, что в Долине с IV по IX в., т. е. задолго до возникновения Малаккского султаната, существовало централизованное государство, в котором индуизм был главной религией. К этому выводу они пришли, отыскав в развалинах золотое изображение Шивы и каменную фигуру другого индуистского божества — Ганеша. Некоторые ученые утверждают, что название реки и Долины происходит от санскритского слова бхуджанга, что значит «змей». В камнях были также найдены урны с пеплом усопших, оружие, домашняя утварь. Но кто создал все это? Индийские колонисты или принявшие индуизм аборигены? А может быть, это было государство, где эту религию исповедовала правящая верхушка?

Возникновение в Долине индийской колонии можно объяснить. С древнейших времен купцы Индии навещали побережье Кедаха и вели торговый обмен с местными племенами. Маяком кораблям, плывшим через Бенгальский залив, служил пик Кедах, который виден в ясную погоду за 30 миль от берега. Как и любая другая гора, она была для индийцев и местом, где обитали боги.

Возможно, что один или несколько купцов решили подняться по реке поближе к горе и попросить у всемогущих богов удачного возвращения домой. Путешественники и заметили, вероятно, как хороша для судоходства река, как плодородна земля Долины и насколько мирны и дружелюбны местные жители. У них, конечно, могла возникнуть мысль о создании в Долине постоянного торгового поселения.

Но, с другой стороны, архитектура храмов говорит о том, что их строили не индийцы. В Индии нет храмов, состоящих из двух раздельных частей — святилища и зала, соединенных или мощеной дорожкой, или арочным переходом. Кроме того, в отличие от индийских храмы в Долине р. Буджанг служили убежищем как для богов, так и для умерших.

Поэтому некоторые малайзийские историки полагают, что усыпальницы строили малайцы, которые, подобно яванцам, создавшим Борободур, и кхмерам, построившим Ангкор Ватт, поклоняясь индуистским богам, возможно, пользовались индийским календарем, но не утратили при этом самобытной культуры. К сожалению в Долине пока не нашли ни одного письменного свидетельства древнего государства, которое могло бы пролить свет на тайну его происхождения и гибели.

Сейчас в Долине идут интенсивные работы. Археологи продолжают раскопки и ищут новые следы исчезнувшей цивилизации. Остатки фундаментов реконструируются. Департамент музеев планирует создать в Долине первый в Малайзии национальный исторический парк. Руководитель восстановительных работ, куратор Национального музея Рашид сказал, что в Долине будут построены выставочный зал, гостиница. К ней протянут широкую дорогу. Правительство надеется превратить Долину в крупный туристический центр.

Бангсаван приехал

Когда я вернулся из Долины в деревню, начинало смеркаться. В полицейском участке, где мне обещали ночлег, не было ни души. Да и в самой деревне стояла странная тишина. Мимо участка пробегала стайка мальчишек. Они очень торопились. На мой вопрос, куда все подевались, самый старший из них ответил:

— Разве господин не знает? Бангсаван приехал, и все собрались около балэй райя. Там вот-вот начнется представление.

Балэй райя, деревенский дом собраний, гудел как улей. Собрались жители не только деревни Буджанг, но и соседних деревень. Взрослые — женщины на одной стороне поляны, мужчины на другой — тесными рядами расселись кто на циновках, кто прямо на земле перед верандой, которая уже была превращена в сцену. Дети гроздьями облепили перила веранды, окна, лестницы. Приезд театра бангсаван — большое и редкое событие в деревенской жизни.

Из репродукторов стоящего рядом с верандой маленького автофургона лилась национальная малайская музыка. Все оживленно переговаривались, угощали друг друга сигаретами, женщины укачивали на руках детей, незло покрикивая на бегающих взад-вперед подростков. Было видно, что толпой владеет приподнятое, праздничное настроение.

Репродукторы замолкли. Все утихли. Импровизированный занавес сняли, и началось представление. На «сцене разворачивалась городская драма о долге в семь долларов. Главными действующими лицами были две женщины — одолжившая и должница. В спор из-за денег постепенно были вовлечены и семьи.

Сначала зрители внимательно и спокойно следили за ходом спектакля. Но потом ссора женщин увлекла их. Они стали подсказывать актерам, как лучше действовать. Когда диалоги-споры затягивались, зрители требовали действия, и на сцене, по их настоянию и к их огромному удовольствию, начинали драться вениками, палками.

В середине представления зрители заставили актеров изменить сюжет, привлечь к разрешению спора представителей властей. Одному из актеров пришлось уйти на несколько минут за кулисы и вернуться на сцену в полицейской фуражке. Разумеется, свое дальнейшее поведение в конфликте, реплики ему пришлось придумывать на ходу.

Изменений, внесенных зрительным «залом», было еще много. Когда драма заканчивалась, в ней от прежнего состава действующих лиц осталось только три. Дело из города перенесли в. деревню, и спор теперь шел вокруг семи мешков риса. Зрители были в восторге. Много хлопали, искренне радовались и огорчались.

После представления руководитель театральной труппы Алви сказал, что тесная связь артистов со зрителями, способность к самой широкой интерпретации задуманного ранее сюжета и есть отличительные черты бангсаван.

Родился театр как уличное представление в середине XIX в. С самого начала для своих постановок он использовал весьма разнообразный материал: арабские романтические истории и отрывки из индийского эпоса «Махабхарата», классические китайские оперы и европейские пьесы. Все это переделывалось на малайский лад. Изменялись имена, место действия, время. Зрители тоже каждый раз меняли сюжет, и в конце концов источник пьесы трудно было узнать.

Наибольшей популярностью передвижной уличный театр пользовался в предвоенные годы. Тогда, как сказал Алви, по стране разъезжало около 40 трупп бангсаван. Целью их было не только развлекать публику, но и проповедовать всем понятные истины: торжество добра над злом, победу справедливости, несокрушимость правды.

Театр умер после войны. Его убило кино. Всего лишь два года назад группа молодых энтузиастов из Департамента развития земель решила возродить бангсаван. О народном театре вспомнили, когда в департаменте встал вопрос об организации досуга жителей целинных поселков. Тогда и возникла мысль попытаться вернуться к этой форме пропаганды и просвещения.

Создали труппу из 15 профессиональных актеров, дали им автофургон, радиооборудование и после репетиций отправили в первую гастрольную поездку. Успех превзошел все ожидания. Народ не забыл бангсаван, встретил его с прежней любовью и участием.

Через два года при департаменте работали уже два театра на колесах. Молодые драматурги стали писать для бангсаван пьесы на современные темы. Постановки на злобу дня понемногу вытеснили все старинные водевили. Бангсаван из театра для целинников превратился в национальный передвижной театр для сельских жителей. Его теперь знают, ждут и любят в каждой малайзийской деревне.

Брак по-малайски

Уехать из деревни Буджанг на следующее утро не удалось. Приютивший меня полицейский Ахмад утром пригласил на бракосочетание своего сына, сержанта, приехавшего в краткосрочный отпуск. Блюститель порядка уверял, что свадебный обряд будет совершен по правилам, завещанным отцами.

Старики-малайцы говорят: «Любовь приходит после свадьбы». И хотя в сегодняшней Малайзии молодые люди все чаще сами выбирают себе спутников жизни, решающее слово нередко, особенно в сельской местности, по-прежнему остается за родителями.

Когда девушка приближается к брачному возрасту, родители стараются изолировать ее от общества. Обычай предписывает ограждать «цветок от шмелей» так, чтобы даже «солнце и луна не могли его увидеть». Сейчас это практически невозможно: молодежь ходит в школы, кино, участвует в общественных работах. Здесь юноша может приметить девушку и сказать о своем выборе родителям.

Сержант знал Фаридах много лет. Они когда-то вместе ходили в школу. Потом он уехал в город и завербовался в армию. Полицейский по дороге к дому сына успел рассказать мне о том, как однажды, несколько лет назад, поймал его сидящим на дереве против окон его теперешней невесты. Потом он узнал, что они тайком встречаются, но не стал препятствовать этому, хотя в пору его молодости такое было совершенно недопустимо.

Ему невесту выбирала мать. Она долго присматривалась к девушкам в деревне, отмечая про себя тех, кто отличался добрым нравом, услужливостью, домовитостью. Внешний вид тоже принимался в расчет, но это не было главным. Наконец она сделала выбор и сказала об этом сыну. Тот не стал противиться.

Тогда в семью избранной девушки послали родственников выведать, свободна ли она и не откажет ли, если к ней придут свататься. Получив предварительное согласие, семья Ахмада стала готовиться к церемонии меминанг, т. е. сватовству.

В назначенный день мать Ахмада с мужем и другими родственниками в нарядных одеждах направились к дому будущей невесты. После долгих, неторопливых переговоров по освященному веками сценарию они договорились, что родственники девушки рассмотрят предложение и дадут ответ через неделю. В случае согласия они оставят у себя принесенное сватами кольцо. Если решат отказать, то кольцо будет возвращено.

Сказать «нет» сразу малайцы считают тягчайшим оскорблением. Быстро соглашаться тоже нельзя: нанесет ущерб престижу дома. Главными достоинствами жениха во времена молодости Ахмада считали принадлежность к хорошей, почитаемой семье, материальное благополучие и умение красиво читать Коран.

Если бы Ахмаду отказали, ему бы поискали счастья в другом доме. Правда, при желании он мог добиться руки девушки, которую указала ему мать. Обычай позволял ему ворваться в ее дом и, угрожая крисом, вынудить ее родителей отдать за него замуж дочь. Практиковался в те времена и другой способ настоять на браке. Отвергнутый жених мог прибегнуть к пикетированию дома избранницы. Согласно неписаным правилам ее родители обязаны были кормить и поить юношу во время такой демонстрации преданности, которая могла длиться до бесконечности. Как правило, родители сдавались через несколько дней.

Но ко всему этому Ахмаду прибегать не пришлось. Предложение было принято, и главы двух семей вскоре договорились о приданом жениха и дне свадьбы. Приданое обязательно состояло из небольшой суммы денег, праздничной одежды и ювелирных украшений для невесты.

Поскольку Ахмад женился на девушке, у которой старшая сестра не была замужем, ему пришлось купить одежду и для нее. Это была компенсация (согласно обычаю) за то, что он «перешагивает через гору». Кое-где жениха заставляли даже устраивать для сестры недорогую, ненастоящую свадьбу, на которой роль ее «супруга» должен был играть один из его друзей.

Весь предшествующий свадьбе — месяц избранная для Ахмада девушка не выходила из дома. Ее держали на строгой диете, тело ежедневно натирали рисовой мукой, чтобы кожа была белой и упругой, а перед самой свадьбой девушку отдали в суровые руки мак андам, пожилой женщины, которая знает все тонкости свадебного обряда и парикмахерского искусства. Она регулярно красила руки и ноги невесты хной, в ниточку выщипала ей брови, привела в порядок волосы. Она же учила девушку, как следует вести себя на свадьбе: ни в коем случае не улыбаться, смотреть только в землю, делать как можно меньше движений. Словом, стараться выглядеть самой несчастной на земле — этого требует обычай.

По правилам свадьба должна длиться неделю. Правда, продолжительность празднества определялась не столько традицией, сколько материальным положением объединяющихся семей. В 1926 г., когда женился Ахмад, состоялась свадьба султана штата Перак и дочери султана штата Паханг. У них свадьба растянулась на 40 дней. Ахмад не мог себе позволить больше трех.

В первый день на церемонию крашения рук и ног невесты хной были приглашены только ее близкие родственники. На второй день в ее же доме хной красили и жениха. На этот раз половина гостей были его знакомыми. Именно в этот день он увидел свою суженую вблизи. После того как высохла на пальцах хна, состоялась официальная регистрация брака, обряд акад никах— самый трудный для жениха: в присутствии всех гостей-мужчин, перед деревенским имамом сказать длинную, со множеством малопонятных для него арабских слов фразу о своем согласии на брак.

Несмотря на то что Ахмад с приятелями накануне репетировал фразу, она никак не получалась. Он обливался потом, заикался, но имам все требовал повторить ее еще и еще, чтобы все слышали согласие жениха. Наконец имам сжалился: торжественно провозгласил Ахмада мужем, напомнил ему обязанности супруга и прочитал несколько соответствующих выдержек из Корана. Так Ахмад и выбранная его матерью девушка стали мужем и женой.

Затем состоялась вторая встреча Ахмада с девушкой. Гости под руки провели его в комнату новобрачных. На циновке, около широкой, низкой кровати под праздничным тюлевым балдахином ни жива ни мертва сидела супруга в свадебном, нарядном костюме, с высокой прической и бледным то ли от рисовой муки, то ли gt волнения лицом. Девушка ждала своего повелителя, смиренно сложив на груди ладони. Казалось, она вот-вот расплачется. Подталкиваемый друзьями, Ахмад подошел к жене и легко коснулся рукой ее ладоней. Девушка обхватила его кисть и прижалась лицом к руке— она отдавала себя ему в жены и клялась в любви и покорности.

На третий, последний день состоялась церемония берсандинг. Муж и жена сидели на возвышении в самой большой комнате. На один день они стали «царем и царицей». У Ахмада за поясом торчал специально купленный для свадьбы крис. Позади девушки сидела мак андам и давала последние наставления.

К новобрачным по очереди, в строго определенном порядке подходили родственники и знакомые, осыпали их щепотками желтого риса и окропляли розовой водой. Этим они желали им счастья и благополучия. Потом — праздничный ужин. Женщины ели в одной половине дома, мужчины — в другой. Избранные гости расположились на циновках в комнате молодых.

Ахмад с супругой кормили друг друга. Они по очереди брали горстями рис и отправляли друг другу в рот, демонстрируя всем свою готовность заботиться друг о друге, жить в любви и согласии. После ужина мак андам попросила их встать, соединила их руки и медленно повела с возвышения через строй гостей в спальню. Для Ахмада и его жены началась совместная жизнь.

Все эти обряды сохраняются в сельской местности и по сей день. Время, конечно, внесло свои коррективы. Сын полицейского давно знал свою будущую жену, они сами избрали друг друга и настояли на свадьбе. Уступая ритму современной жизни, их родственники отвели на свадьбу всего один день. С утра молодых людей красили хной, в полдень состоялась церемония акад никах, и вечером гостей позвали на берсандинг.

У меня не оставалось времени дожидаться торжественного ужина, поэтому я побывал лишь на официальной регистрации брака. Жених оживленно шутил с приятелями. Парень не раз был в городе, служит в армии и хочет, чтобы все знали об этом. Супружескую клятву он отбарабанил лихо, как военный рапорт. Но сидевших вдоль стен стариков провести не так-то просто. Один из них с видимым притворством приложил к уху ладонь, другой стал переспрашивать что-то у соседей — пришлось сержанту еще раз повторить согласие на брак. Сделал он это, однако, охотно и весело, нисколько не обижаясь на мнимую глухоту свидетелей.

Распрощавшись с гостеприимной деревней, я поехал в Пинанг. По дороге мысленно возвращался к свадьбе, которая, несмотря на краткость, была проведена по всем выработанным веками правилам. Я пытался представить себе жизнь новой малайской семьи. Неужели она будет такой же, какую я повсюду видел в Малайзии. Перед глазами одна за другой возникали картины «семейной жизни».

Вот по улице идет, заложив руки за спину, малаец, не оборачиваясь и не замедляя шага. За ним, метрах в десяти, с одним ребенком на руках, с другим — около юбки, семенит жена. Она не смеет ни приблизиться к мужу, ни заговорить с ним, ни тем более попросить взять у нее тяжелый узел. Или дома. Жена вносит поднос с чаем и, не поднимая глаз от земли, подает мужу чашку, ставит на пол тарелку с печеньем. Потом уходит, пятясь к двери. Она знает, что к гостям ее не пригласят.

Пока еще большинство малайских женщин воспринимают свое рабское положение в семье как должное. Они так воспитаны с детства. Сам свадебный обряд, когда невеста целует руку мужа и изображает печаль на своем лице, показывает, что от женщины в браке ждут полного подчинения и послушания.

Покорно женщины воспринимают и такие пережитки, как полигамия и свобода развода для мужчин. Коран разрешает мусульманину иметь четырех жен. Многие мужчины в Малайзии, особенно те, кому позволяет материальное положение, пользуются этим правом. Когда муж приводит в дом новую жену, прежняя не считает ее своей соперницей. Она даже рада: теперь с ее плеч свалится половина забот по дому и уходу за мужем.

Зато трагедией для малайских женщин оборачивается свобода развода. Чтобы оставить семью и считать себя свободным, мужчине достаточно три раза при свидетелях сказать слово толак. Женщина остается одна с детьми без каких-либо средств к существованию. Этот жуткий толак постоянно держит ее в страхе перед мужем, заставляет раболепствовать, унижаться. В то же время у нее нет никаких прав самой стать инициатором развода.

Две интервенции

Чтобы попасть на Пинанг, пришлось полчаса выстоять в очереди на паром. Пинанг — остров, отделенный от материка узким проливом. Плавание на двухэтажном пароме занимает не более 20 минут; Паромы разгружаются как раз в том месте, где в 1786 г. высадился на необитаемый остров англичанин Фрэнсис Лайт.

Английская Ост-Индская компания, пытаясь вырвать из рук голландцев торговлю восточными товарами, начала во второй половине XVIII в. искать себе место для торговой и военной баз на Малаккском полуострове. В 1771 г. бывший морской офицер Лайт извещал Совет директоров компании, что, играя на страхе султана Кедаха перед Сиамом и разбойничающими бугами, он может обосноваться с небольшим отрядом в устье реки Мербок. Тогда, писал офицер, «ни крупинка олова, ни зернышко перца» не будут проданы никому, кроме англичан.

Через 15 лет после этого он вновь доложил хозяевам компании, что может выторговать у султана Кедаха место для английской опорной базы, но теперь не на материке, а на необитаемом острове Пинанг. Лондон дал согласие, и Лайт заключил с правителем Кедаха устное соглашение, по которому остров был отдан англичанам за ежегодную дань в 30 тыс. долларов и обещание защищать султанат от внешних врагов.

16 июля 1786 г. Лайт высадился на острове, поднял британский флаг и назвал остров в честь принца Уэльского. Но это название не удержалось. Остров даже во времена английской колонизации называли Пинангом.

Местные жители дали ему такое название из-за плодов арековой пальмы «пинанг», которыми были усыпаны берега острова. Плоды несъедобны, их называют еще «орехами нищих». Остров находился у северного входа в Малаккский пролив, поэтому он быстро стал крупным торговым портом. Жители Пинанга говорят, что трудными были лишь первые годы освоения острова, когда шла борьба с джунглями за землю. Говорят даже, что Фрэнсис Лайт, чтобы воодушевить людей на эту трудную борьбу, стрелял в лесах из пушек серебряными монетами. И люди в поисках монет расчищали участки для улиц. Так это или нет, но к 1794 г. порт Пкнанг насчитывал уже 25 тыс. жителей.

Он стал той отправной точкой, откуда пошла дальнейшая колонизация Малайзии Англией. В 1800 г. Ост-Индская компания купила у султана Кедаха узкую полосу земли на материке, как раз напротив острова. Спустя 19 лет после этого служащий компании Стэмфорд Раффлз обманным путем приобрел для хозяев о-в Сингапур, а в 1824 г. англичане окончательно утвердились в Малакке.

В 1851 г. три контролирующих полностью Малаккский пролив порта — Пинанг, Малакка и Сингапур — были объединены в колонию под названием Стрейтс-Сеттльментс и переданы под контроль генерал-губернатора Индии, давно уже находившейся под английским владычеством.

О первых днях Пинанга сейчас напоминают лишь невысокие развалины форта, построенного Фрэнсисом Лайтом. Сохранилось с тех времен несколько пушек. Старая часть города — это увеличенная копия китайского квартала Малакки, поскольку осваивали остров в основном китайцы.

Старый Пинанг — узкие и короткие улочки, двухэтажные, вплотную примыкающие друг к другу дома с резными дверьми и ставнями, торчащие из окон длинные палки с сохнущим бельем. Новичков здесь одолевает особый запах: смесь аромата тлеющих перед каждым домом на миниатюрных алтарях палочек с фимиамом, зловония текущих по открытым канавкам нечистот, запаха раскаленного растительного масла, без которого не обходится приготовление — большинства китайских блюд. Здесь же в изобилии и высохшие от долгого курения опиума старики, неподвижно сидящие на корточках с невидящим, остановившимся взглядом.

Интересны в этом квартале аптеки, торгующие лекарствами народной медицины. Полки заставлены стеклянными банками с высушенными ядовитыми многоножками. Их считают лучшим средством от укуса змей. Вымоченную в бренди многоножку прикладывают к месту укуса, и она якобы вытягивает яд из крови.

Продаются также засушенные огромные красные тараканы. Отваром из них китайцы лечат расстройство кишечника. Здесь можно найти высушенных детенышей игуаны, змей и других пресмыкающихся. Хозяин одной аптеки сказал, что все ползающее и летающее может служить лекарством. И не только это. У себя во дворе он держит в клетках белых мышей, детенышей которых глотают живьем «для продления жизни».

Хозяин другой аптеки показал три толстых тома пособия для аптекарей, где записаны рецепты приготовления лекарств из насекомых, пресмыкающихся, трав, корней. Эпиграфом к нему служит фраза: «Человек — часть природы и потому может многому у нее научиться». Один из рецептов пособия рекомендовал заворачивать живых земляных червей в листья бетеля, тщательно разжевывать и давать жвачку детям, страдающим эпилепсией. Ожоги пособие советовало лечить прикладыванием к обожженному месту рассеченной пополам жабы. Много места в томах отведено порошкам, настойкам, экстрактам из корня женьшеня. В аптеках женьшеневые препараты занимают значительную часть полок.

Приезжающие в Пинанг иностранные туристы бывают в китайском квартале редко. Они предпочитают проводить время на знаменитых пинангских пляжах. Протянувшаяся по всему северному побережью острова песчаная полоса, обрамленная кокосовыми пальмами и казуариной, названной так за ниспадающие ветви, которые напоминают перья казуара, свежий воздух, обилие солнца и тепло спокойного моря обещают хороший отдых. Но всему берегу цепью тянутся большие и маленькие отели, от которых до моря два шага, открытые ресторанчики, где можно отведать все прелести малайзийской кухни. Пинанг может похвастаться лучшими в Малайзии блюдами из морских продуктов.

Кулинары Пинанга имеют и свои фирменные кушанья. Наибольшей популярностью среди них пользуются лакса асам и карри капитан. Лакса — кисло-пряный острый рыбный суп с китайской лапшой ми. К нему подается на кончике ложки темно-коричневая кислая паста, изготовляемая из красно-бурых бобов тамаринда. Пряность супу придают репчатый лук, листья мяты, лепестки цветка бунга кантон, остроту — красный перец.

На приготовление карри капитана идут куриные ножки, вымоченные в соусе из лука, красного перца, имбиря, кокосового молока и лимона. Обработанная таким образом курятина после обжаривания обладает приятно жгучим вкусом, но не настолько острым, чтобы запивать каждый кусок глотком пива. Говорят, что когда-то капитан голландского судна спросил своего малайского повара, что будет на обед. Тот ответил: «Карри, капитан». И по-новому приготовил курицу. Еда пришлась капитану по вкусу и вскоре получила всеобщее признание.

Провести на пинангском берегу несколько дней довольно ощутимо для кармана. Тропические прелести дорого стоят. В отелях не встретишь простого люда. В них большей частью гостят туристы из Западной Европы, США, Австралии. Реже встречаются состоятельные малайзийцы. Правда, если поехать по побережью дальше, до той точки, где береговая линия начинает сворачивать на юг, можно за небольшую плату остановиться в какой-нибудь рыбацкой деревушке. Так и делают студенты на каникулах.

Одно время деревни атаковали хиппи из Европы. Это была, по выражению малайзийских газет, «вторая европейская интервенция». Хиппи прибывали большими группами, занимали целые деревни, поражая местных жителей развязностью манер, неопрятностью одежды, бесстыдством. Малайзийских женщин, которые до сих пор купаются, следуя местным нормам нравственности, в специальных платьях или по крайней мере в закрытых купальниках, в ужас приводили даже слухи о том, что обросшие и немытые молодые люди целыми днями валяются на песке в чем мать родила.

Полюбили хиппи Пинанг не за красоту и благодать его пляжей, не за великолепие его покрытых джунглями гор, не за гостеприимство и радушие его жителей. Сюда их привлекло только одно: возможность достать относительно дешевые наркотики. «Вторая интервенция», как и первая, не обещала ничего хорошего. Высадка Фрэнсиса Лайта на Пинанге привела в конечном счете к длительному политическому закабалению Малайзии.

Наплыв хиппи грозил разрушением нравов и морали малайзийцев, поэтому правительство решило покончить с ними раз и навсегда. В один прекрасный день в рыбацких деревнях появились полицейские. Они посадили на машины одуревших от постоянного употребления наркотиков «туристов», отвезли их в аэропорт и за 24 часа выпроводили из страны. Чуть позднее было принято решение не допускать в Малайзию иностранцев в неопрятной одежде, с длинными волосами и без достаточных средств. Но Пинанг успел заразиться героиновой чумой.

Наркотики в мороженом

Наркотики в Пинанге, как и везде в Юго-Восточной Азии, далеко не новость. Опиум китайцы курили здесь с первых дней основания порта. Тогда вся торговля им находилась в руках триад. Везде, где только собиралась китайская община, они открывали нелегальные курильни. Известный уже «капитан» Яп Ах Лой разбогател именно на торговле наркотиками.

Опиум курят в Малайзии и сейчас. Старых курильщиков относят к первому поколению наркоманов. Этих состарившихся раньше времени, немощных, до безобразия тощих инвалидов можно встретить в китайских кварталах Пинанга, Малакки. Они целыми днями сидят без движения на корточках, а в привычный час спускаются в какой-нибудь грязный подвал, укладываются на деревянные нары и с первой затяжкой уносятся в сладкий мир грез. Этих людей уже нельзя вылечить.

Ко второму поколению в Малайзии относят наркоманов, родившихся после войны. Правительство пытается административными мерами и лечением помочь им вернуться в общество. Для них создана сеть оздоровительных центров, где трудом, убеждением, лекарствами их лечат от наркомании.

Опиум в Малайзию издавна поступает контрабандой из так называемого «Золотого треугольника», горного района, где сходятся границы Лаоса, Бирмы и Таиланда. В самой Малайзии опийный мак не растет. Тайком выращивают здесь индийскую коноплю, из которой изготовляют гашиш.

В последние годы, в связи с тем, что канал, по которому поступал опий-сырец в Западную Европу и США из Малой Азии, был перерезан, поток его из «Золотого треугольника» стал быстро увеличиваться. Тайные общества, почуяв наживу, заработали вовсю. Контрабанда коричневой массы сырого опиума из ЮВА, десятилетиями остававшаяся сравнительно небольшим ручейком, очень скоро превратилась в широкую реку.

Триады организовали международные синдикаты по тайной переправке наркотика. Перевалочными базами в цепи контрабанды стали Пинанг, Сингапур, Гонконг. В начале 1974 г. в аэропорту Вены таможенники задержали 12 малайзийцев с 19 кг героина. С этого же самолета через несколько часов в Брюсселе были сняты еще 10 граждан Малайзии. В их багаже нашли 20 кг героинового порошка.

Как выяснилось, арестованные не были профессиональными преступниками. Это были люди, которые прельстились возможностью бесплатно провести в Западной Европе две недели за пустяковую просьбу: передать определенным лицам «подарки» из Малайзии. Им было невдомек, что резные шкатулки, детские игрушки и сувениры набиты героином.

С их арестом у полиции в руках не оказалось ни одной ниточки, которая могла бы раскрыть деятельность преступного синдиката. Курьеры не знали ни одного имени. Они сели за решетку, а подлинные организаторы контрабанды остались на свободе. После арестов в Вене и Брюсселе с самолетов, летящих из Малайзии в Западную Европу, все чаще стали снимать пассажиров с героином. В самой Малайзии полиция обнаружила две подпольные лаборатории по переработке опия-сырца в героин. Одна из них находилась в Пинанге.

Есть в Малайзии и третье поколение наркоманов — молодые люди, значительная часть которых родилась уже после того как страна приобрела независимость. Работники университета в Пинанге провели исследование, опросив в течение полугода около 16 тыс. школьников-старшеклассников. Оказалось, что почти половина из них два-три раза «пробовали» наркотики, а каждый десятый употребляет их регулярно. Чаще всего они травят себя табаком, смешанным с героином, или мороженым, посыпанным каким-нибудь наркотиком.

Когда эти факты стали известны, малайзийская общественность была потрясена. «Люди, очнитесь! — затрубили газеты. — Бейте тревогу! В каждом доме, в каждой семье! На карту поставлено будущее страны!» Правительство приняло чрезвычайные меры: закон, предусматривающий за изготовление, хранение и распространение наркотиков высшую меру наказания — смертную казнь. Министерства здравоохранения, просвещения и социального обеспечения развернули широкую разъяснительную работу в школах и среди родителей. В полицейском управлении был создан специальный отдел по борьбе с наркотиками.

Однако, несмотря на все эти усилия, число наркоманов третьего поколения продолжает расти. Оно пополняется главным образом за счет молодых людей, отчаявшихся найти работу. Полиция не успевает делать облавы на растущие как грибы после дождя подпольные лаборатории, выжигать в джунглях плантации индийской конопли, десятками вылавливать в вечерние часы одурманенных героином юношей и девушек. Наркотическая чума находит себе все новые и новые жертвы. Остановить ее трудно.

Фестиваль Девяти богов императора

Самые старые китайские храмы на территории Малайзии находятся в Малакке, а самые красивые — в Пинанге. Особенно среди них выделяется богатством и тонкостью деревянной резьбы храм Дракона гор в самом центре старой части города. Кроме того, в Пинанге есть единственный в Малайзии Храм змей, где на алтарях среди бронзовых курильниц и подсвечников лежат клубками десятки черных ядовитых змей. Их без опаски можно трогать, брать в руки, вешать на шею. Они не укусят, потому что никогда не бывают голодными и одурманены дымом специальных благовоний.

Для туристов, желающих сфотографироваться со змеями на плечах, отведен специальный уголок. У этих змей для верности вырваны зубы.

Знамениты буддийские храмы Пинанга. Один из них, в глубине острова, в поселке Аир Хитам (Черная вода), носит название храма Десяти тысяч будд. Видимо, столько изображений Будды и хранится в высокой белой пагоде и прилегающих к ней храмовых помещениях. Каждый алтарь в них охраняют гигантские, достигающие до 4 м высоты, деревянные крашеные фигуры китайских богов и героев. Другой буддийский храм — сиамский. Здание, в котором лежит крашенный золотом, каменный Будда длиной в 12 м, оберегают 10-метровые великаны с лицами чудовищ и мечами в руках, а также драконы с разинутой пастью.

Обычно храмы посещают только туристы, любители экзотических фотографий. Местные же жители приходят туда лишь в определенные дни религиозных праздников. Самый красочный и захватывающий из них — праздник Девяти богов императора.

Легенда гласит, что эти девять богов были сыновьями покровительницы моряков богини Доу Му. Во времена династии Мин (XIV–XVII вв.) они в образе ученых спустились на землю, чтобы помочь китайскому народу в борьбе с маньчжурами. Планы богов, однако, были раскрыты, и их казнили. Отрубленные головы заговорщиков запечатали в вазу и бросили в море.

Долго плавала ваза в морских просторах, пока ее не выбросило волной на берег. Сосуд случайно нашел рыбак и открыл. Головы тут же вознеслись на небеса. На следующую ночь императору в Пекине приснился сон, в котором девять богов требовали от него расплаты за злодейство. Напуганный император пообещал богам построить в их честь великолепный храм и каждый год в первые девять дней девятого месяца по лунному календарю устраивать в нем торжества. Так родился фестиваль Девяти богов императора, который малайзийские китайцы устраивают в настоящее время почти во всех городах. Но наиболее широко он проходит в Куала-Лумпуре и Пинанге, куда на дни фестиваля приезжают китайцы не только со всех уголков Малайзии, но и из Гонконга, Таиланда, Сингапура.

Поклонники культа девяти богов, дающих якобы счастье, богатство и долголетие, на все девять дней праздника располагаются в общежитиях при храмах. Ходят они все это время босиком, в белых одеждах и придерживаются строгой вегетарианской диеты. Едят «жареных уток», «свиные ножки» и прочие деликатесы из соевой муки. Причем изделия напоминают мясные блюда не только по внешнему виду, но и по вкусу.

Все девять дней они проводят в молитвах перед алтарями. Но увидеть богов нельзя. Их деревянные фигуры спрятаны за желтой занавеской, куда может заходить только священник. В храм приходят с приношениями— апельсинами, бананами, цветами и ярко-красными булочками, выпеченными в форме черепашек. На их спинах золотом выведены иероглифы, означающие счастье или богатство, любовь или долгие годы жизни.

Внутри храма от чада тысяч палочек с фимиамом слезятся глаза. Перед занавесом на коленях стоят верующие, проникновенно просящие у богов всяческих милостей. Некоторые тут же гадают. Трясут бамбуковыми пеналами с двумя десятками палочек. По количеству выпавших палочек и по их расположению на полу они читают свое будущее. Другие пытаются предсказать судьбу, выбрасывая на пол разрезанный вдоль на две части деревянный «банан».

Всех желающих храм вместить не может. Поэтому снаружи делают несколько временных алтарей, куда можно поставить приношения, зажечь свечу и погадать. У входа в храм все девять дней священник в тяжелой, шитой золотом красной мантии и в черной шапочке под аккомпанемент небольшого оркестра распевает молитвы. Не угасая, горят девять фонарей на высокой мачте с треугольным желтым флагом. Эти фонари зажжены, как и благовонные свечи, тоже в честь девяти богов императора.

Площадь перед храмом на дни фестиваля превращается в ярмарку. Сооружаются временные лавки для торговли горячей едой, одеждой, галантереей, детскими игрушками и прочим ярмарочным товаром. Внимания толпы наперебой добиваются фокусники, идет бесплатное представление китайской оперы, выступления силачей. Словом, все как на настоящей ярмарке..

Такое оживление царит в храме и вокруг него восемь дней. Последний день — особенный. Его отличают от остальных две церемонии, завершающие фестиваль. Первая начинается ровно в два часа дня. Группа из пяти обнаженных до пояса священников под грохот барабанов выходит на площадь. В руках у них мечи, топоры, треугольные желтые знамена. Площадь плотным кольцом окружают верующие.

Священники переходят от алтаря к алтарю. Вернее, не переходят, а передвигаются в каком-то неритмичном танце. Кажется, что ими, как куклами, управляет кукловод, перепутавший все нитки. У каждого алтаря они дают письменную клятву пронести вечером деревянных богов через священный дым.

От алтаря к алтарю барабаны учащают дробь, движения монахов становятся все более дикими, резкими, их потные лица свирепеют, глаза становятся безумными. Около последнего алтаря они полностью впадают в транс и начинают колотить себя по животу и спине мечами и топорами. Появляется кровь. Истязанием плоти занимаются и другие монахи. Одни опускают руки в тазы с кипящим маслом, другие перебрасываются раскаленными чугунными ядрами, третьи босиком ходят по лезвиям мечей. Это жуткое представление превосходства духа над плотью продолжается около получаса.

Когда окровавленные, обожженные монахи уходят, храм устраивает бесплатное угощение. Под навес выносят огромные кадки с рисом, супами, лапшой, и монашки начинают раздавать еду всем желающим. Этой минуты с утра дожидается огромная толпа нищих с кружками, тарелками, ведрами. При появлении кадок они облепляют темной массой навес, давят, толкают друг друга, дерутся из-за лишней ложки храмовой похлебки.

Пока оборванные старики и старухи осаждают навес, на площади готовятся к вечерней церемонии — хождению по раскаленным углям. Мешками носят уголь и посыпают им дорожку метров в пятнадцать. Одни служки широкими досками ее утрамбовывают, другие обносят металлической сеткой площадку вокруг нее. К наступлению темноты все готово. За ограду можно попасть только по специальному пропуску.

Мне удалось получить такой пропуск после того, как знакомый китаец Чонг сходил к Верховному жрецу храма. Когда я протиснулся сквозь толпу, плотным кольцом обступившую ограду, угольную дорожку поливали каким-то горючим. В начале дорожки в окружении монахов, занимавшихся самоистязанием, стоял священник в черном. Позвякивая колокольчиком, он пел молитвы, затем обошел вокруг дорожки, рисуя на земле какие-то магические знаки.

Потом он сделал жест рукой, и уголь подожгли одновременно в нескольких местах. Высокое пламя моментально охватило всю дорожку, вырвав из темноты тысячи прильнувших к ограде любопытных глаз. Огонь быстро опал, и служки начали забрасывать дорожку рисовым зерном из мешков. Мне сказали, что зерно это прошло специальную обработку, но какую — никто толком не знал.

Пламя почти исчезло и только время от времени ярко-красными языками прорывалось сквозь потрескивающий рис. Дорожка, ставшая темно-багровой, нещадно чадила бурым дымом. Это и был тот священный дым, сквозь который монахи поклялись пронести девять богов императора.

Они появились из храма с девятью паланкинами на плечах. В каждом сидел деревянный бог. Пока они добирались от храма до раскаленных углей, верующие нацепляли на паланкины тряпочные и бумажные ленты, мотки ниток, колечки. Получив короткое благословение, священники в черном, укротители плоти, цепочкой медленно пошли по огню. Так они ходили по углям целых полчаса.

Уже разгаданы многие чудеса Востока. Самое распространенное от Марокко до Японии — заклинание змей — оказалось не таким уж сложным трюком. Кажется, что кобру завораживают звуки флейты. Но змеи глухи, как камни. Они раскачиваются не в такт музыке, а инстинктивно в такт движениям заклинателя. И ни один заклинатель не станет выманивать кобру из корзины, не заставив ее за полчаса до представления выпустить весь яд. Вот и весь секрет.

Но вот почему ходящие по раскаленным углям не обжигают пятки? Это пока неясно. В том, что на дорожке жарко, сомнений не было. Фотографируя монахов, я из-за жара не мог подойти к дорожке ближе чем на два метра. Ноги у священников были ничуть не обожжены, а только выпачканы золой. На мой вопрос, почему монахи не обжигают ноги, китайцы отвечали: потому что они верят. Меня, разумеется, этот ответ не устраивал. Оставалось предположить, что секрет заключался в рисе, которым обильно посыпали дорожку перед тем, как выпускать на нее людей. Ведь тайну его обработки не знал никто, к кому бы я ни обращался.

Но в чем бы ни был секрет, монахи, вволю набегавшись по багровой дорожке, вернулись с паланкинами в храм живыми и невредимыми. Верующие растащили свои ленточки, нитки и колечки. Теперь они будут хранить эти предметы, побывавшие в священном дыму вместе с девятью богами императора, на домашнем алтаре как святыни.

Потом состоялось явление богов народу. Деревянные фигуры доставали одну за другой из паланкинов и водружали на главный алтарь. Последнего, девятого бога доверили достать самому молодому священнику, который сегодня первый раз в жизни прошелся по углям. Он выдержал экзамен и был принят в клан профессиональных укротителей плоти. Теперь к своим обязанностям он приступит ровно через год.

Родина помнит

Пинанг, как и вся Малайзия, многонационален. Разделенными малайцы, китайцы и индийцы остаются и после смерти. Каждая община имеет свои кладбища, которых в Пинанге великое множество.

На одном из них, христианском, среди стоящих ровненькими рядами крестов выделяется своей высотой обелиск из серого гранита. Рядом с обелиском на черной гранитной плите стоит якорь с ниспадающей тяжелой цепью. На обелиске золотыми буквами на русском и английском языках лаконичная надпись: «Русским военным морякам крейсера «Жемчуг» — благодарная Родина». Как сюда попали русские моряки? Что они делали здесь, в тропиках, за тридевять земель от родных берегов? Как погибли?

Легкий крейсер «Жемчуг» был заложен в Петербурге в 1903 г. Его строили с учетом всех достижений военно-морской науки того времени. Он отличался быстротой (25 узлов), маневренностью и обладал для своего водоизмещения (3 тыс. т) значительной огневой мощью.

Когда в 1905 г. разразилась русско-японская война, кораблю приказали отправиться к дальневосточным берегам, где он и оставался до начала первой мировой войны. В августе 1914 г. командовавший им капитан 2-го ранга И. А. Черкасов получил приказ поступить в распоряжение командования союзнического англо-французского флота, базировавшегося в Сингапуре. Русскому крейсеру поручили конвоировать транспортные суда в Индийском океане.

Успешно сопроводив несколько караванов, «Жемчуг» в октябре зашел в пинангскую бухту, бросил якорь, чтобы отремонтировать котлы: из девяти под парами находился всего один. Моряки были рады передышке. Казалось, в надежно защищенной бухте они отдохнут от бесконечных походов. Этому, однако, не суждено было сбыться.

На вторую ночь стоянки вахтенные заметили быстро приближающийся к крейсеру корабль без опознавательных знаков. Кто это — друг или недруг? По едва различимым в темноте тропической ночи очертаниям — английский крейсер. Но где же сигнальные огни? Подойдя почти вплотную, неизвестный открыл огонь. Сомнений не было — это враг, и коварный. Экипаж подняли по тревоге. Но поздно. Вражеская торпеда угодила в пороховой склад и «Жемчуг», ответив лишь двумя залпами, пошел ко дну. 82 моряка погибли, 115 получили ранения.

Как выяснилось впоследствии, пиратскую атаку учинил немецкий крейсер «Эмден». В предзакатном тумане, замаскировавшись под английский, он вошел в бухту, не ответив на позывные французских патрулей. Те сообщили о странном визитере по команде, но Черкасова портовые власти не предупредили о возможной опасности, и немцы торпедами в упор расстреляли «Жемчуг». Уходя из пинангских вод, они потопили французские катера, пытавшиеся оказать им сопротивление, и безнаказанно скрылись.

Оставшихся в живых с русского крейсера отправили домой. Убитых и умерших от ран в пинангском госпитале местные жители похоронили на своем кладбище в братской могиле. Все эти годы они бережно ухаживали за ней, отдавая должное героизму русских моряков. Когда Советский Союз в 1967 г. установил дипломатические отношения с независимой Малайзией, ухаживать за могилой стали и представители всех аккредитованных здесь советских учреждений. Посещение кладбища стало священным долгом и всех экипажей советских торговых судов, заходящих в Пинанг.

При содействии малайзийских властей в 1975 г. на месте погребения русских героев воздвигнут привезенный из СССР мраморный обелиск. Родина чтит память своих сыновей, где бы они ни отдали за нее свои жизни,