– Ну и куда ты привез меня?
Он не отвечает, лишь внимательно разглядывает мои губы. Поэтому я предупреждаю:
– Даже не думай!
– Чего?
– Это не повторится!
– Не понял.
– Еще раз полезешь со своим «на удачу» – огребешь. И не посмотрю, что бугай здоровый.
Отворачиваюсь к окну, чтобы больше не видеть нахальный взгляд.
– Ну так помогло же! Я бы на твоем месте…
– Ты не на моем месте, Морозов! Вези меня в мое Бутово. Или лучше к метро ближайшему. Я сама доберусь.
– Потом отвезу. – Слышу щелчок, и мотор затихает. – Выходи. Сначала отметим твою аттестацию, с матерью поговоришь, наконец, ну и поедим нормально. Жрать хочу.
Говорила же себе: не связываться с Морозовым!
– Давай, давай, Вик! Не артачься.
– Я не хочу есть. Давай без меня. И мне домой надо!
Но Морозов уже на улице и вряд ли меня слышит. Да он вообще не слышит, что я ему говорю!
– Угу! Пошли! – командует, не обращая внимания на мои слова.
Открывает дверь с моей стороны с таким видом, будто готовится забросить меня на плечо и тащить куда-то. Со своими габаритами Морозов сошел бы за снежного человека. И повадками тоже.
– Где мы? – задаю бессмысленный вопрос, потому что глаза упираются в вывеску на доме – «Тверской бульвар». Красивое место, самый центр города. Я уже здесь гуляла один раз. Бугай щелкает брелоком, и я понимаю, что обратного пути нет. Придется идти с ним, хотя…
– Тут же метро в двух шагах.
– Ага, но сначала поесть надо.
Снег хрустит у нас под ногами, всего за пару минут мороз сковал лицо, сложно даже улыбнуться. Так кожу щиплет. Хочется снова в тепло.
– А без меня ты не справишься?
Он вдруг останавливается, смотрит на меня то ли сочувственно, то ли насмешливо, не пойму, и заявляет:
– Это ты без меня не справишься. Идем!
Индюк самовлюбленный! Если его отец хотя бы наполовину такой, как бугай, мама сбежит от Морозова-старшего самое позднее весной. Но, надеюсь, раньше.
Я ожидала какое-нибудь дорогое место, коих в центре слишком много, но выглядит все демократично. Здесь вроде неплохо, живенько так.
– Проходи! – Морозов отбирает мои перчатки, шарф и куртку с шапкой. – Я сейчас.
– Номерок отдай! – прошу у него через пару минут, когда уже идем по залу, полному людей.
– Потом, – бросает мне, даже не обернувшись. Хам белобрысый!
Я даже меню смотреть не стала. Какая тут еда? Да чтоб он подавился!
– Может, тебе сто грамм, а? Оттаешь хоть немного. Вик, перестань уже вести себя как ребенок.
– Саш, какого ты вернулся, а? Ты правда решил здесь учиться? Зачем?
– Я думаю. Но причин много, ты в том числе. Смирись уже, одна ты здесь жить не будешь.
– Папа завтра прилетает. Не слышал? Ты тут лишний! Тебе ясно?
Вот черт! На меня уже оборачиваются. Обещала же себе не реагировать на него!
– Ясно. Ты теперь наша семья, а Морозовы своих женщин не бросают. Рот закрой и лучше выбирай, что есть будешь. Там официант уже минут пять мнется.
Утыкаюсь в меню только для того, чтобы не было видно, как мои уши пылают! Спокойно, это всего лишь способ вывести меня из себя. Чтобы я и правда вела себя как вздорный ребенок, за которым нужен присмотр. Забавно, мама тоже считала, что я не могу жить одна, без присмотра… Мама!
– Сам заказывай, я есть не буду.
Оглядываю зал в надежде увидеть какое-нибудь тихое местечко, где можно поговорить по телефону. Разговаривать при бугае я с ней не намерена.
– Я закажу, и ты поешь. Вик?
Не слушаю Морозова, встаю из-за стола, быстро прохожу влево, там небольшой закуток. Туалеты! Славно!
Я не разговаривала с ней несколько недель, да и последняя наша встреча не предусматривала долгую и проникновенную беседу дочери с матерью. Она только пришла в себя, начала восстанавливаться после той аварии. Но даже врачи в один голос утверждали, что ничего страшного уже не будет, предстоит медленная реабилитация, но «с вашими возможностями это не станет проблемой». Конечно, не станет! Морозов чуть ли не всю клинику целиком купил! Сейчас она уже в своем новом доме со своим новым мужем.
Долгие гудки в трубке, уже надеюсь, что она не возьмет, пропустит звонок.
– Вика? Здравствуй! – Голос немного хриплый, наверное, я ее разбудила. – Как твоя аттестация? Ты прошла?
В этом мама вся. Первым делом об учебе. Как будто до меня ей уже все не рассказали!
– Привет! Нормально, не волнуйся. Как ты себя чувствуешь?
– Хорошо. Точно нормально? Когда будет известен результат? Гипс с ноги в середине января снимут, ну а остальное… в порядке.
– На работу когда возвращаешься?
После моего рождения мама вернулась в свой банк через две недели. Она в принципе не может жить без работы. Даже выйдя замуж за Морозова, не отказалась от того, чтобы каждый день пропадать в офисе.
– Не знаю… не уверена, что вернусь, Вика.
В ее голосе и правда много сомнения, это несвойственно моей маме. Я настолько удивлена, что даже присаживаюсь на высокий пуф в коридоре.
– Почему? Ты вдруг разлюбила работу?
С опозданием понимаю, что вопрос прозвучал враждебно. Зря! Но и она вдруг слабину дала. Уж что-то, а владеть собой мама умеет. Или умела? Я же давно с ней не общалась. Что у нее вообще происходит?
– Дело не в этом. Конечно, я люблю свой департамент, ребята постоянно звонят. Раньше звонили. Мне нужно больше думать о себе и своем здоровье.
Последняя фраза вот совсем не про мою маму. О своем здоровье она не думала никогда. Мне было восемь лет, когда ее скорая увезла с работы в больницу, потому что у нее оказалась… пневмония. Никогда она не брала бюллетень, даже когда я болела. Да и зачем, если папа всегда был со мной.
Она молчит, ждет, видимо, что я скажу. И я скажу.
– Твой нынешний муж не хочет, чтобы ты работала в его банке, верно, мам? Ты должна сидеть дома и ждать его с работы на кухне? Или…
Обрываю себя, но она, конечно, все поняла. Мама очень умная, умнее ее никого не знаю.
– Ты понятия не имеешь, о чем говоришь. Ты с ним даже знакомиться отказалась!
Спасибо, мама, за помощь!
– Ты поэтому сюда его сына прислала? Чтобы он все время под ногами мешался? Мам, я не вернусь обратно. Мы с папой жить будем в Москве. А мужа твоего я надеюсь никогда не увидеть.
Многое еще хочу сказать, но не успеваю.
– Саша сейчас с тобой? – уточняет она. – Я никого никуда не посылала. Даже не просила….
Произносит так растерянно, что я ей верю. Значит, не она. Но это ничего не меняет.
– А мы не общаемся, мам. Он просто осложняет мне жизнь, вот и все. Но я сама с этим разберусь! А ты выздоравливай. Твой муж прав: тебе нужно больше заниматься собой и своим здоровьем. И нас с папой не трогай больше. У тебя другая семья теперь.
– Вика!
– Пока, мам!
Я больше не слышу ее голоса и не знаю, что еще она хотела сказать. Мама привыкла, что за ней всегда должно оставаться последнее слово. Но не сейчас.
Не хочу возвращаться обратно к бугаю, который, наверное, уже съел половину меню. А последние слова не нужно было ей говорить…
– Ну что вы, Ольга Николаевна, ничего я ей не осложняю, – практически над ухом раздается бас Морозова. – Я забочусь о Вике!
Смотрю на бугая во все глаза. Ты давно подошел? Слышал весь наш разговор? Он лишь улыбается, глядя в мое удивленное лицо, и продолжает говорить в трубку:
– У нее непростой период, ей нужна поддержка. Желательно мужская. Хорошо… да… конечно… я вам все расскажу… договорились. – Нажимает на отбой и теперь обращается уже ко мне: – Ну что, выговорилась? Пошли есть, у меня желудок уже слипся.