Победившие смерть

ДЕРЗКАЯ ВЫЛАЗКА

Подпольщики тщательно изучили район расположения складов с химическими снарядами. Установили, что склады усиленно охраняются. Перед выходом на операцию Паша — в который раз! — пожалела, что нет Громова и Измайлова: с ними все решалось быстрее и легче. «Но будь что будет! Отступать не станем!..»

На операцию вместе с Пашей отправились Ткаченко и связной партизанского отряда по кличке Вольный.

— Нам, мужчинам, сподручнее, чем тебе, Паша, — сказал Ткаченко по дороге на железнодорожную станцию. —Ей-ей, обошлись бы без девушки. Не передумала? А? Дело не только серьезное, нужна сноровка и мужская сила.

— Вот, полюбуйтесь! — обиделась Паша. — Как вы «вдохновляете», Алексей Дмитриевич!..

В непроглядную ночь трое смельчаков направились в обход района складов. Шли осторожно, придерживались разработанного маршрута. Нелегко ориентироваться в темноте, но зоркие глаза Вольного нащупывали дорогу.

До крайнего склада оставалось не более пятидесяти метров. По расчетам, караул должен смениться через десять минут. Присели.

Таинственная ночная тишина. Каждый шорох отдавался грохотом. Казалось, все подстерегает, выдает, преследует. Раздались шаги. Пришла смена караульных. Теперь за дело! Алексей Дмитриевич исчез во мраке.

Долго тянулось время. Очень долго... Но вот он возвратился и шепотом скомандовал: «Назад! — Догадавшись о недоумении друзей, добавил: — Выйдем из зоны, объясню».

— Мы разведали неточно, — наконец заговорил Ткаченко. — Прилегающая к складам территория обнесена колючей проволокой в два или три ряда. Главные проходы освещены прожекторами. Охрана — усиленная. Безрассудно рисковать.

Настроение у всех испортилось. Столько затрачено энергии и времени на подготовку к операции — и вдруг все рухнуло!.. Предоставится ли еще возможность пробраться сюда? Когда?..

Весь следующий день Паша не находила себе места.

— Как же теперь? — беспокоилась она. — Ведь мы обязаны выполнить задание!

— Наш план несостоятелен. Если бы мы все погибли, нам его не осуществить, — уверенно заявил Ткаченко.

Паша решила кое-что выяснить у Герберта. У нее была недавно с ним откровенная беседа, которая вспомнилась в деталях. Герберт сказал, что может сделать для нее кое-что существенное. Он просил понять его правильно. Ему противны жестокость и бездушие гестаповцев. Он не может спокойно смотреть, как они издеваются над своими жертвами, с болью думает о страшных злодеяниях гитлеровцев.

Она тогда спросила:

— Почему же вы служите у фашистов?

— И в то же время помогаю вам! — ответил Герберт.

— Спасибо...

— Нет, благодарность мне не нужна. Я выполняю долг перед своей совестью.

— Почему бы вам не уйти... к партизанам?

— Для чего?

— Ну как для чего? Будете вместе с советскими людьми бороться против фашистов.

— Разве я там принесу больше пользы, чем работая в гестапо? Думаю, что нет. В партизанских отрядах и без меня много людей, а вот в гестапо...

Теперь Паша с уверенностью подумала: Герберт поможет. Но события неожиданно развернулись иначе.

От знакомого инженера-железнодорожника Ткаченко узнал: этой ночью предстоит погрузка химических снарядов со складов в вагоны. Порожняк уже подготовлен и стоит на запарном пути.

— Время нас поправляет, Паша, — повеселел Ткаченко. — Теперь мы сделаем еще одну попытку.

Паша предупредила находившегося у Марии Иванов-

ны Дунаевой связного партизанского отряда, чтобы он был готов к операции.

...Гитлеровцы спешно грузили снаряды в крытые железнодорожные вагоны. Шум машин, краткие распоряжения офицеров, лай собак — все тонуло в ночи. Ткаченко, Савельева и Вольный издали следили за передвижением машин.

С небольшими интервалами те подъезжали к вагону, и солдаты сгружали ящики. У каждой машины и каждого вагона стояли часовые.

Загрузили уже два вагона, а подпольщики все выжидали удобного случая. Когда к станции подъехали еще две грузовые машины и остановились на расстоянии десяти — пятнадцати метров одна от другой, Ткаченко и Вольный незаметно подобрались к тому месту, где, по их предположению, могла остановиться следующая машина. Паша продолжала наблюдать: в случае какой-либо опасности должна просигналить.

Шоферы прибывших машин помогали разгружать первый грузовик.

— Хальт! Кто идет? — окликнул часовой подходившего Ткаченко.

Но часовому не пришлось услышать ответ. Вольный успел обойти гитлеровца сзади и финкой ударил его в затылок. Часовой упал. Ткаченко изготовил автомат, а Вольный бесшумно забрался в кузов. Глаза свыклись с темнотой. Ткаченко отчетливо увидел впереди силуэты двух других часовых, которые не подозревали о происходившем.

Оставшись одна, Паша присела на землю и беспокойно всматривалась в темноту. «Почему так долго?» — волновалась она.

Наконец показались! Трудно различить, какой предмет пес в охапке Вольный, но Паша догадалась, и от этого чаще забилось сердце.

— Двигаться осторожно и быстрее, — прерывающимся от волнения голосом распорядился Ткаченко.

Вся операция заняла две минуты. Разгрузка одной машины, как засекли патриоты, длилась семь-восемь минут. Значит, фашисты спохватятся минут через четырнадцать — шестнадцать. За это время Вольный далеко унесет похищенный снаряд. Алексей Дмитриевич и Паша пошли в противоположную сторону с расчетом отвлечь фашистов от Вольного. В роще, в подготовленной яме, они спрятали оружие.

— Запомнишь место? — шепнул Паше Алексей Дмитриевич.

— Конечно!

— Теперь идем в обход, явимся в город с западной стороны.

Наступивший рассвет огласился автоматной стрельбой. Тревога! Во все концы полетели донесения: «Убит часовой, похищен химический снаряд».

К месту происшествия прибыл шеф гестапо, жандармы, военные. По следу пустили ищейку. Солдат едва поспевал за серым псом, рвавшимся вперед. Овчарка привела к тому месту, где ночью Паша ожидала боевых друзей. Пес залаял. Подъехали на машине эксперты. Что здесь?

Кучка сухой травы.

Определили: ее рвали недавно...

— Дать след! -

Два солдата бросились за собакой. Она подбежала к кустарнику. Посмотрели: земля вскопана. Разрыли. В яме обнаружили пистолеты. Установили, что зарыты сегодня ночью.

— Дать след!

Собака устремилась дальше, повела в обход города. Но на его западной окраине, возле шоссе, след внезапно оборвался.

Ищейка металась вперед, назад, лаяла, но дальше не бежала. Преследователи рассудили: преступники удалились в город на автомашине.

— Выяснить, кто утром проезжал по трассе! — распорядился шеф.

* * *

На работу Алексей Дмитриевич и Паша явились, как всегда, вовремя. Убежать от преследователей им удалось благодаря счастливому случаю. Старик возница охотно подвез их к главной уличной магистрали. А там они, сме- / шавшись с прохожими, разошлись в разные стороны.

Погоня за Ткаченко и Савельевой увела фашистов от Вольного. Это дало ему возможность благополучно добраться до «маяка». Оттуда химический снаряд переправили в отряд.

Обстановка в Луцке накалялась. Гестаповцы, обескураженные дерзкой вылазкой «красных», начали жестокую акцию против населения. Массовые обыски и аресты всколыхнули город. Многих, кто был на подозрении, бросили в тюрьму или за колючую проволоку. Согласно списку, подготовленному тайными агентами, жандармы ворвались ночью и в квартиру Савельевой.

Евдокия Дмитриевна перепугалась. Ей ничего не было известно об операции подпольщиков. Но в последние дни она особенно тревожилась за Пашу: дочь стала какой-то молчаливой, задумчивой.

Паша еще днем узнала о повальных обысках и арестах, однако не связывала это с похищением химического снаряда.

Обыск длился долго. На пол вытрясли белье, разбросали книги, тетрадки. Ничего не нашли и все же приказали Паше собраться.

Дочь взглянула в почерневшее от испуга лицо матери:

— Ну, мамочка, чего ты волнуешься? Я ни в чем не виновата. Проверят и выпустят.

— Доченька... — застонала мать.

Савельеву привели в замок Любарта. Камера, в которой она очутилась, была переполнена арестованными.

В соседней камере все время голосила женщина. Она потеряла рассудок и рвала на себе волосы.

Заключенных «кормили» два раза в день. Завтрак состоял из куска брюквы. В обед давали соленую бурду, которую называли здесь баландой. Мучила жажда.

Ночью всех заключенных из соседней камеры подняли и вывели в коридор. Более здоровые становились по левую сторону, те, кто послабее, — по правую. Были и такие, что еле держались на ногах, падали. Их били, подымали, волокли вниз к Стыри, а там расстреливали.

Несколько женщин не смогли выйти на построение. Тогда гестаповцы натравили на них разъяренных собак...

На следующую ночь проделали то же самое и с камерой, где находилась Паша. Построили. Гестаповец с усмешкой вглядывался в испуганные лица женщин. Внезапно старший закричал:

— Цурюк! Назад в камеру!

По неизвестным причинам у гестаповцев изменился план. Всех снова загнали в камеру. Паша улыбнулась: опять пронесло! Что это — судьба?

Утомленная, она прислонилась к холодной стене. Сон прошел. Она думала о матери, о подругах... Доведется ли еще увидеть их, милых и близких? Кто остался на свободе?

В камере лежали вповалку. При тусклом свете Паша всматривалась в лица мучениц. Недалеко от нее склонила голову на плечо соседки совсем еще юная девушка. Она ничего о себе не рассказывала. Звали ее Любой. За что ее бросили сюда? Говорили, будто она влепила оплеуху офицеру, который приставал к ней на улице.

А там привалилась к стенке женщина с белой прядью волос. Дома остались у нее дети — мальчик пяти лет и шестилетняя девочка. Где они сейчас? Мать ничего о них не знала. Муж ушел в партизаны, а ее заточили в тюрьму.

Паша перевела взгляд на пожилую соседку и подумала: «У нее такое же доброе лицо, как у мамы...» Закрыв глаза, Паша забылась и мысленно перенеслась в далекое, невозвратимое прошлое...

Вспомнился выпускной вечер в школе. Маленькая и сухонькая учительница взволнованно наставляла своих питомцев: «Вы вступаете в самостоятельную жизнь, — говорила она. — Не думайте, что все в ней дается легко».

Паше особенно запомнились слова: «Слабые духом не смогут бороться со злом. Надо быть сильным, несгибаемым и пламенно любить Родину...»

«Сильным, несгибаемым...» — прошептала она и мысленно поклялась быть такой, какой хотела ее видеть любимая учительница.

На третий день Савельеву выпустили. На все вопросы следователя она отвечала вполне убедительно. Работает честно, на хорошем счету. Никогда не давала повода для подозрений. Сведения о ней нетрудно проверить.

Так она говорила врагам, а сама тем временем думала о том,, как теперь перестроить работу, где собираться. Не уйти ли к партизанам всем, кто на подозрении.

Домой Паша не шла, а бежала. Что с мамой? Как товарищи?