Побежала коза в огород

Елена

— Есть такая старая песня на стихи Расула Гамзатова — «Как живете-можете, женщины-голубки», — сказала Шурик, едва взглянув на меня.

— И что, как они могут?

— Говорят, если муж недобрый, все вокруг черно.

— Ты в этом сомневаешься?

— Нет. Но когда этих самых голубок спрашивают насчет жизни с хорошим мужем, знаешь, что они отвечают? «Если муж хороший — плохо все равно!»

Шурик любила вот так начинать, от печки. Сказала бы сразу: ты не ценишь собственного мужа! Вообще-то Александра, на мой взгляд, излишне категорична. Для нее собственное видение мира есть правильное. Странно, что это не мешает ей преуспевать в молодежной политике. Может, там как раз и востребована такая вот уверенность в собственной правоте. Уж если ты человек неуверенный, то кого и в чем ты сможешь убедить? А так: кто там шагает правой? Левой, левой, левой!

Советский Союз распался, но советскую идеологию мы всосали с молоком матери. По крайней мере ее отдельные фрагменты…

Но ничего не поделаешь, кто из нас без недостатков! Я люблю Шурика во всех ее проявлениях. Потому не удивилась такому наскоку на меня, а спокойно принялась общаться.

— А-а, понимаю, это намек, но на что?

— На то, что у тебя Женя — муж, каких поискать. Если я все-таки когда-нибудь собралась бы замуж, то лишь за такого, как он.

Такое общение становится у нас похожим на обязательную игру, и я по привычке ей подыгрывала. Но сегодня с некоторым недоумением. Откуда она может знать о моем недовольстве мужем? Тем более что я ни с кем ни о чем таком не делилась.

— Не понимаю, чего вдруг ты вообще начала этот разговор? — спросила я, уже не желая притворяться, а потому слегка раздраженно.

Шурик не могла знать о том, что я ездила в командировку с Забалуевым. Я вообще решила не только никому о ней не говорить, но и сделать все возможное, чтобы об этой своей ночи предательства постараться забыть навсегда.

Правда, в народе говорят: шила в мешке не утаишь, но в любом случае люди могут только домысливать о моей связи с самым крупным бизнесменом города, а раз так, я и должна реагировать соответственно. Например, обижаться: как могли обо мне такое подумать?!

Я была уверена, что это мне легко удастся. Как и вычеркнуть мою встречу с Юрием из своей памяти. Вот напрягусь — и все забуду!

— Ой, ну меня-то ты можешь не обманывать! — фыркнула подруга.

— Не понимаю тебя, — вышла я из глухой несознанки. — Если ты имеешь в виду мое хорошее настроение, то это лишь от того, что у моего мужа благополучно разрешились его неприятности.

На самом деле от того, что у Жени все обернулось другой стороной — ему даже предложила сотрудничество какая-то крупная фирма, — он впал в эйфорию. Если совсем недавно это была сомнамбула, то теперь миру предстал захмелевший неизвестно от чего человек, который летал на крыльях своей одержимости, ничего не замечая вокруг. Он даже не спросил, как обычно, все ли у меня в порядке. Лишь рассеянно чмокнул меня в щеку:

— С приездом, дорогая!

Но и в эту фразу он вложил не много чувств. «С приездом, дорогая!» Так он мог сказать кому угодно, даже нашей соседке бабке Филипповне.

Зато о том, как удачно у него все сложилось, он рассуждал минут пятнадцать. И как они с ребятами сели и прикинули что-то там, потом позвонили кое-куда, кому-то что-то пообещали — и вот он, успех!

Его рассказ неприятно меня поразил. То есть я не хотела, конечно, чтобы он знал, чего стоил его успех, но и лишаться заслуженной похвалы… Господи, что я несу! Еще не хватало, чтобы Женя сказал мне:

— Спасибо тебе, дорогая, что своим телом ты заплатила за то, чтобы у меня все наладилось…

Однако неприятные сомнения остались. После его рассказа я в какой-то момент даже усомнилась, а так ли уж нужна была мужу моя жертва?! Неужели Забалуев всего лишь меня обманул?

Теперь к тому же появилась еще какая-то фирма. Интересно узнать, какая? Кто все-таки протянул Евгению Рагозину дружескую руку?

На мой вопрос: «Что это за фирма?» — он толком ничего не ответил. Пробурчал загадочно:

— Потом, все потом, сейчас пока боюсь сглазить! Ты даже не представляешь, что это такое! Наконец Бог услышал меня и сжалился. А то я уже, грешным делом, подумывал…

— Что ты подумывал? — сразу испугалась я, позабыв о собственных терзаниях.

Надо сказать, моему мужу свойственно впадать в панику, замыкаться в себе. Потому я так боялась, когда случилась с ним эта неприятность. Стоило ему задержаться где-нибудь или мне на работе услышать звонок служебного телефона, как я вся сжималась от страха. И ждала фразы: «Ваш муж Евгений покончил с собой!» Вот до чего дошло!

Полмиллиона долларов. Это какую же сделку можно было так неудачно провернуть? Или провернуть, но не оформить? Или допустить, чтобы тебя кто-то кинул?

Теперь я уже обвиняла себя в том, что сразу не стала вникать в тонкости мужниного бизнеса. То есть понятно, почему не стала. Наверняка это было делом не одного-двух дней, и вряд ли такой дилетант, как я, мог бы сразу разрулить сложную ситуацию… У меня была своя работа, которую я любила, и бросить ее ради того, чтобы разобраться в делах мужа, было бы не самым разумным поступком.

Мне приходилось писать о бизнесе самых разных направлений, но для этого вполне хватало сведений, почерпнутых на ходу из соответствующей литературы. То есть достаточно было нахвататься вершков, чтобы при освещении предмета не писать явную чушь. В остальном… Как известно, все знать невозможно, и, наверное, журналист — это как раз профессиональный дилетант. Только ему и позволяется знать все и ничего.

Я сидела на работе и переносила в компьютер интервью с диктофона. В самом деле, если материал как следует подать, получится неплохой репортаж с комбината-металлогиганта, о чем наши читатели — жители сельскохозяйственного края до сих пор не читали. По крайней мере в нашей газете.

Потом я позвонила редактору, спросить, сколько строк в номер он даст мне под репортаж.

— Любую площадь! — весело отозвался он. — Хоть и разворот. Снимки будут?

С некоторых пор я стала любимицей шефа. Кажется, когда написала очерк о Забалуеве.

— Будут, да еще какие! — в том же тоне отозвалась я, как раз вспоминая, что цифровой фотоаппарат Забалуева так и остался в моей сумке.

Вот и попробуй забыть о случившемся, когда не одно, так другое о нем напоминает.

Странно, я думала, что моя измена будет грызть меня как крыса, что я буду думать о ней день и ночь, что не смогу как прежде вести себя с мужем в сексе, но ничего подобного не случилось.

То есть я себе не давала забыть о том, какая я плохая. И мысленно тыкала себя лицом в грязь. Но в остальном… Самое смешное, что я настраивала себя для постели с мужем самоотверженно, собиралась сделать все, чтобы мой муж был на седьмом небе от удовольствия, но увы: в прошедшую ночь между мной и Женей ничего не произошло.

— Ты, наверное, устала? — спросил он меня после ужина. — Перелет, напряженный график — надо же, всего за сутки с небольшим провернуть такую работу!

— Устала, — кивнула я, ничего не подозревая.

Этого оказалось вполне достаточно для того, чтобы любимый муж, пожелав мне спокойной ночи, повернулся спиной и моментально заснул. А я-то боялась, что не смогу сделать вид, будто ничего не произошло, что мой секс с Забалуевым как-то повлияет на мои отношения с Женей. И при этом подумать не могла, что как раз отношений-то и не будет!

Но с другой стороны, мне как-то сразу полегчало. Я даже почувствовала некоторое злорадство. Мол, ах, тебе не надо, а вот кое-кто не моргнув глазом за одну только ночь со мной… Но потом справедливость взяла верх, и я запретила себе злорадствовать. Кто знает, какой стресс испытал Женя совсем недавно. Заботливая жена поинтересовалась бы, как муж себя чувствует…

Впрочем, заснул он крепко, спал спокойно, не вздрагивал и не кричал, значит, чувствовал себя прекрасно. Скажи спасибо… И я сказала спасибо, потому что…

Как я ни запрещала себе думать о той самой ночи, против воли думалось. Взрыв страстей, омут, куда Юрий увлек меня против моей воли, оказался таким сильным, что только при одном воспоминании о проведенной с ним ночи мое бедное сердце начинало колотиться, руки подрагивать, а по коже стадами бежали веселые мурашки.

На другую ночь повторилось то же. Мой муж лег в постель и тут же заснул. Можно подумать, он не спал несколько суток. Такого прежде никогда не случалось! Правда, у него не было и такого сильного стресса. Похоже, именно сном излечивает себя организм, в котором сбилась программа в результате скачка напряжения.

И тут… Недаром говорят: не тронь лихо — будет тихо. То ли от того, что я ворочалась, то ли от того, что слишком громко вздыхала, проснулся Женя.

— Елочка, ты не спишь? — сказал он, придвигаясь ко мне.

— Да вот думаю, как мне построить репортаж…

— И ночью о работе! — восхитился он, привычными движениями вынимая меня из пижамы. — Какое у нас самое хорошее снотворное? Правильно, исполнение супружеского долга. Причем учитывая, что ты со дня приезда все еще как следует не отдохнула, всю инициативу я возьму на себя. Тебе останется только соучаствовать.

Что я и сделала. И ничего особенного не произошло. Все было как всегда. Привычно. У меня не нашлось даже каких-то восторженных красок. Женя знал меня вполне достаточно, чтобы нажать на нужные кнопки и доставить удовольствие нам обоим. Думаю, никакой разницы в моих ответных действиях муж не заметил.

Но странно, что думала я о сексе с мужем как-то снисходительно. Раньше я никогда так не оценивала наши с ним отношения. Мне казалось, что у нас все идеально, но, попробовав других отношений, невольно сравнила. И ужаснулась. Оказывается, я — потенциальная развратница!

Всего месяц назад… да какой там месяц, неделю, я была уверена, что нашему с Женей сексу позавидует любая женщина, и вот… Правильно говорят, лучшее — враг хорошего…

Поймав саму себя на этой мысленной полемике, я почувствовала… нет, не страх, а некоторую обеспокоенность. Я всегда считала, что каждый человек — хозяин своего счастья, настроения, планов на жизнь, по крайней мере тех, что зависят от него. Оказалось, что существует масса нюансов: людей, обстоятельств — которые могут служить нешуточными препятствиями на твоей дороге жизни.

На другой день после обеда я сдала свой репортаж и удостоилась похвалы редактора.

— Растешь, Елена! — сказал он. — За такой короткий срок сделала пятьсот строк! И надо сказать, не худших… Придется всерьез подумать о твоем карьерном росте.

Неужели меня прочат в заведующие отделом сельского хозяйства, откуда в администрацию, в команду самого губернатора, уходил опытный журналист Иван Ясинский?

— Разрешите помечтать об этом на своем рабочем месте? — по-военному спросила я.

— Можете идти, — поощрительно улыбнулся редактор.

Только вот почему-то радости от возможного повышения по службе я не испытывала. А откуда-то выползло чувство тревоги, словно я вот-вот должна была получить неприятное известие.

А потом мне на рабочий телефон позвонил Забалуев.

— Здравствуй, Ленок! — сказал он.

— Здравствуйте, Юрий Иннокентьевич! — сказала я, едва справившись с дрожью, в которую кинул меня его бархатистый голос.

— Понимаю, ты не одна. Слушай, давай в обед встретимся в ресторане «Мадьяр». У меня есть к тебе небольшое дело.

— Мне нужно отдать вам ваш фотоаппарат, — сказала я непринужденным тоном. Хорошо, мой коллега Вася Савельев мучился с каким-то интервью и не обращал на меня внимания.

— Зачем мне фотоаппарат? — удивился Забалуев. — Оставь его себе.

— Это слишком дорогой подарок! — наверное, от волнения ляпнула я.

— Не слишком, — явственно усмехнулся он. — Бывают и дороже.

Он намекает на то, что стоимость нашей с ним ночи… Уж не думает ли он меня шантажировать?!

В любом случае мне придется пойти на встречу с ним. И для того, чтобы отдать фотоаппарат, — лично мне от него ничего не нужно! И сразу расставить точки над i. Мы договаривались на одну ночь? Значит, о продолжении наших отношений не может быть и речи! А то ишь ты! Звонит, Ленок, то да се…

Он заметил меня сразу, едва я появилась в дверях зала, и поднялся навстречу из-за столика.

— Здравствуй, родная! — радостно сказал Юрий, целуя мне руку и отодвигая для меня стул. — Я ужасно по тебе соскучился.

— Юрий Иннокентьевич! — прошипела я, едва присев. — Вы забываетесь. Мы так не договаривались!

— А я что, я ничего, — нарочито залепетал он, но глаза его при этом смеялись.

— Неужели ты не понимаешь, что такая жизнь не для меня? — выдохнула я уже громче.

— Какая — такая? — невинно удивился он.

— Двойная! — уже чуть ли не кричала я.

— Тише, что подумают люди! — укорил он.

— Ты мне казался честным человеком. По крайней мере в кругу твоих соратников тебя уважают за твердость слова!

Страх заставлял меня выплевывать ему в лицо все эти обвинения. Я понимала, что моя жизнь уже никогда не вернется на прежнюю колею, но упорно не хотела с этим смириться. Вернее, я думала, что все еще владею ситуацией.

Ко всему прочему, я не хотела, чтобы разрушалась моя семья. Она меня вполне устраивала. А становиться любовницей известного, пусть и очень богатого, человека я никогда не мечтала.

Потом я вдруг подумала, что Юрий мне еще ничего не предложил. Может, и правда то, что он назвал меня родной, всего лишь обмолвка и он сдержит свое слово, не станет меня больше преследовать?

— В ее глазах появилась робкая надежда, — словно процитировал он.

Не выдержав, я улыбнулась. В самом деле, из-за одного слова нервничать чуть ли не до истерики, будто меня заставляют раздеваться у металлического столба стриптизерши.

Моя нервозность — лишь следствие вины, вернее, моего состояния виноватости, которое накладывало свой отпечаток на наши отношения с тем, кто его спровоцировал.

— О какой надежде ты говоришь?

— Что я оставлю тебя в покое, — тихо ответил он.

— Но, Юра, — по возможности мягко заговорила я, — разве с самого начала было не ясно, что наши с тобой отношения заведомо конечны?

— Надо же, как ты завернула! — хмуро проговорил он. — Советский человек в миниатюре: все по плану. Но даже Госплан тогда учитывал так называемый человеческий фактор. Знаешь, что это?

— Но мы с тобой не имеем права… — начала говорить я, и это вышло так жалобно, что я сконфуженно замолчала.

— Я позвал тебя не для того, чтобы тащить в номера, — сказал Юрий сухо, — мне нужен будет пресс-секретарь, и я решил предложить эту работу тебе.

Пресс-секретарь? Я думала, что меня уже трудно удивить.

— Чему ты удивляешься? — сделал вид, что оскорбился, он. — Мэру города положена пресс-служба.

— Но ты ведь еще…

— Не мэр города, — согласился он, — но я начинаю предвыборную кампанию и предлагаю тебе ее возглавить.

— Мне? — Что-то я сегодня никак не попаду в русло разговора. Только и делаю, что вздергиваю в удивлении брови. — Но я ведь никогда этим не занималась!

— Когда-то все приходится делать впервые. — Он пожал плечами, кивая на тарелки с супом, принесенные официантом. — Как раз во время первого блюда у тебя будет время подумать.

— Но почему именно я?

— А почему я не могу предложить эту работу лучшему журналисту края?

— Лучший журналист у нас Хрунов.

— А мне не нравится Хрунов, а нравится Рагозина.

— Я всегда была против служебных романов, — проговорила я, рассеянно помешивая ложкой грибной суп.

— Романов? — громко удивился он и даже откинулся на стуле, таким веселым ему это показалось. — А кто тебе сказал, что у нас будет роман?

От неожиданности я даже запнулась, но упрямо продолжила:

— По крайней мере нам трудно будет держаться в рамках официальных отношений.

— Нам или тебе? — лукаво поинтересовался Забалуев.

— Прикалываешься, да? — рассердилась я.

Однако Юрий Иннокентьевич не так прост, как хочет порой казаться. Вон ведь как повернул! Выходит, это я слаба, не устою перед его обаянием, а он в себе уверен. Но кого он хочет убедить в том, что наши с ним отношения останутся на уровне дружеских: себя или меня? Ладно, в лоб его не взять, это я уже поняла…

— Я буду хорошо тебе платить, — прервал он мои размышления. — Больше, чем ты получаешь в своей газете.

— Черным налом? — хмыкнула я, чтобы его поддеть.

— Почему — черным? — удивился он. — Как и все, по ведомости.

— Хочешь сказать, что ты не уходишь от налогов? — не поверила я.

— По крайней мере не в таких мелочах.

Возьми его голыми руками! Я восхищалась им против воли. Внутренний голос говорил мне, что Забалуева нужно остерегаться. Но с другой стороны, это задевало мою гордость. Получалось так, что он бросил мне вызов, а я не стала его принимать по причине осознания собственной трусости. Он, значит, в себе уверен, а я нет?

— И сколько ты собираешься мне платить? — спросила я, словно для меня это было главнее всего. Пусть думает, что я особа расчетливая.

Но откуда ко мне пришло это нездоровое возбуждение? Что за соревнование я собиралась с ним устроить?

— Три штуки баксов тебя устроят?

Высоко ценят в этом городе мои профессиональные качества. Вот ведь только протяни руку, и получишь зарплату, о которой мечтает почти каждый журналист в нашем городе.

— Спасибо, Юра, мне приятно, что ты так высоко меня ценишь, но я вынуждена ответить отказом.

— Почему?

— Тебе объяснить или сам догадаешься?

— Объяснить! — сказал он упрямо.

Я знала, какими настойчивыми могут быть богачи, привыкшие, что они могут купить все, что пожелают. Я боялась, что Забалуев решит, будто он переплатил мне, вбухав за одну ночь со мной такие деньжищи, и станет меня шантажировать. А то и попытается надавить на меня каким-то иным способом, каковые имелись у него в избытке.

Мне не хотелось так о нем думать, но я упорно твердила себе это, потому что, начни я думать о Забалуеве хорошо, мне бы ни за что не удержаться в тех рамках, которые для наших отношений я установила.

Если не прервать наши отношения, им конца не будет! Где гарантия, что мой муж, допустив одну серьезную ошибку, не сделает и другую? Мало ли… Словом, я перед Юрием была чересчур уязвима, находясь тем более в столь непосредственной близости. Надо было срочно отползать.

— Откровенно говоря, я рада, что встретила тебя, — сказала я, с удивлением отмечая, как загорелись у него глаза. — И я рада, что наша ночь была такой волшебной. Давай просто поблагодарим судьбу за нечаянный подарок — если и тебе было так же хорошо, как мне, — и пойдем каждый своим путем.

— Но я не хочу! — совсем по-детски сказал он и жалобно посмотрел на меня. — Понимаешь, такого со мной еще не было.

— Ну и что же? — ровно проговорила я. — Тебе в детстве когда-нибудь говорили слово «нельзя»?

— Говорили.

— А то я уж подумала, что ты вообще его не слышал.

Мне вовсе не хотелось выглядеть стервой, но я знала, что стоит дать хоть малую слабину, и мы наделаем ошибок, которые невозможно будет исправить.

— Тогда позволь хотя бы сделать тебе подарок. На прощание.

Он вынул из кармана бархатную коробочку и подвинул ее ко мне.

— Ты уже сделал мне подарок — спас мою семью от краха, от позора и не знаю, еще от чего, — сказала я, не притронувшись к коробке. — Спасибо тебе за все. И прости, что я вынуждена быть жестокой, у меня нет другого выхода.

Я поднялась из-за стола.

— Подожди, я отвезу тебя!

— Не беспокойся, доеду на маршрутке.

— Лена!

Но я пошла от стола быстро, не оглядываясь, стараясь, чтобы моя походка выглядела свободной и раскованной, хотя на деле мне хотелось съежиться и куда-нибудь спрятаться, чтобы больше не чувствовать на своей спине его взгляд.