Елена

— Все-таки Мурашов их нашел! — взахлеб рассказывала Шурик, едва переступив порог моей квартиры. — Согласись, он талантливый мент…

— Да кого их-то? — лениво поинтересовалась я.

Мы с Толиком валялись на ковре. Вернее, я валялась: читала роман Агаты Кристи, в котором она выступала как автор мелодрамы. Несомненно, талантливая писательница неплохо выписывала характеры своих героев, но она никогда бы не была так всемирно известна, как в роли королевы детектива, потому что слишком уж нерешительно развивала действие, слишком личным оно у нее было, а от того — скучноватым.

Я кивнула Шурику на ковер рядом с собой:

— Присоединяйся!

Но она села в кресло у стены и стала рассказывать про своего Мурашова. Толик упоенно возил по ковру игрушечный паровозик и громко гудел.

— Тех, кто убил Женю, — сказала Шурик, и на меня опять накатило.

Не то чтобы к этому времени я забыла о смерти мужа, но я старалась затолкать это знание куда-то в глубь памяти, потому что оно мешало мне жить. Я опять превращалась в зомби, ходила, погруженная в свои мысли, и тогда даже маленький сын пугался выражения моего лица. Трогал меня за руку, заглядывал в глаза и звал:

— Мама!

Словно боялся, что я не вернусь из этого своего погружения.

Шурик какое-то время не замечала моего вида и продолжала что-то говорить, но потом спохватилась:

— Говорит, не надо было Рагозину заниматься таким бизнесом. Он для этого был слишком интеллигентен… Боже, что я делаю! Я опять напомнила тебе о Жене. Слушай, надо сходить в церковь, поставить свечку за упокой его души. Наверное, ты оттого не можешь до конца прийти в себя, что он там не успокоился.

Я вздрогнула. Вот именно, не успокоился, а тут еще моя встреча с Забалуевым. Я заплакала, и, глядя на меня, заревел маленький Тошка.

Шурик испугалась, стала бегать вокруг меня. Сын пытался залезть ко мне под мышку, где, видимо, по его мнению, было не так страшно.

— Ле-на! — заорала наконец Шурик, и когда я испуганно замолкла, а Тошка вообще вцепился в меня как клещ, она сбавила тон. — Что я такого сказала?! Со дня смерти Жени прошел месяц! Что же, теперь его имя вообще не упоминать?

Ну как расскажешь ей обо всем? И о том, что чувство вины все еще не дает мне покоя. И что я гораздо чаще думаю о Забалуеве, чем о покойном муже.

Я не должна чувствовать себя счастливой уже потому, что я здесь, а Жени нет…

— Если ты хочешь лечь в гроб вместо него, все равно не получится, — непривычно сухо сказала Шурик.

— Ты жестокая! — горестно проговорила я, обнимая напуганного сына.

— Вот-вот, — неодобрительно проговорила подруга, — еще сына сделай истериком. Так завыла, что я до сих пор не могу прийти в себя. Вот посмотри, как руки дрожат. Да не виновата ты в его смерти! — Она опять почти кричала. — Ему все об этом говорили. Ну, чтобы он нашел себе дело поспокойнее. Так он ведь еще и Ахмету пытался угрожать. Мол, пусть хоть на километр к его базе приблизится, плохо будет. Якобы Женя тогда отправит в милицию некий конверт, после чего Ахмету останется либо удавиться, либо бежать отсюда за тридевять земель.

— Я ничего ни о каком конверте не слышала.

Шурик удивленно уставилась на меня:

— Так что, ты хочешь сказать, никакого конверта не было?

— Наверное, он нечаянно в точку попал, — протянула я, опять укладываясь на ковре и глядя в потолок. Хотя мне в этот момент стало так тоскливо, что хотелось забиться куда-нибудь и никого не видеть и не слышать.

Но Шурик, моя подруга вот уже одиннадцать лет, казалось, ничего не замечала. Ей бы меня пожалеть, обнять, вместе со мной поплакать, а она продолжала рассуждать, потому что Мурашов заразил ее своими расследованиями и она забыла, что Савелий — такой же мужчина, как и все остальные, и не напрасно она боялась прежде и думать о каком-то там замужестве.

— Согласись, Женя всегда был чуточку ребенок. Он думал, что на того, с кем играешь в игры, достаточно лишь замахнуться, как он тут же испугается…

— Он и в самом деле думал почти так. Мол, шантажировать людей, погрязших в криминале, очень просто. Только намекни, будто знаешь о нем кое-что, он и поверит. А в последнее время этот Ахмет на него стал наезжать. Вот он и придумал.

— Ничего нелепей не слышала!.. — На этот раз Шурик заметила мой отстраненный взгляд, потому что тут же переключила мое внимание на проблемы сиюминутные. — Смотри, сынуля уже засыпает.

Я подхватила Тошку на руки и понесла в ванную.

— Положила бы так, не умывая, — прошипела мне вслед Шурик. — Чего ребенка будить.

Я послушалась ее, ибо в последнее время становилась какой-то внушаемой, что ли. То есть принимала советы близких людей, почти не задумываясь, если интуиция не подсказывала мне, что делать этого не стоит.

Отнесла в постель сына, только осторожно переодев в пижамку. Он не проснулся, а от воды сразу бы глазами захлопал и вертелся вокруг нас до полуночи…

— Ну что, успокоилась?

Шурик почему-то считает, что если человек на грани нервного срыва, то его надо не жалеть — от этого он расстроится еще больше, — а быть с ним спокойным и бесстрастным. Возможно, чуточку суровым.

— Чего тебе? — тем же тоном спросила я.

— Вот, теперь я вижу, ты прежняя Ленка, которую я люблю, а то вздумала кваситься! На что способен человек в таком состоянии? А ни на что!

— Издалека заходите, Александра Константиновна!

— Ты у нас местных газет не читаешь? То-то же, а следует, между прочим, быть в курсе местных сплетен.

Она торжественно вынула из сумки небольшую газетенку, в которой я сразу признала нашу городскую сплетницу «По секрету». Статья была на весь лист. С множеством восклицательных знаков. И называлась претенциозно: «Как „Мисс Очарование“ превратилась в „Мисс Разочарование“».

«Бывшая, четвертая по счету, жена известного бизнесмена Юрия Забалуева подала на экс-супруга в суд!..» — так начиналась статья самого скандального журналиста края Григория Вершкова.

— Ну и что в этом странного? — Я подняла глаза на свою подругу.

— Догадайся с трех раз!.. Ты посмотри, и ведь вроде не тупая. Бывшая жена, понимаешь! Он свободен!

С тех пор как Шурик узнала мою «страшную» тайну, она все время старалась держать руку на пульсе. То есть быть в курсе всех событий, которые так или иначе касались Забалуева.

И разговоры о нем с некоторых пор приняли определенное направление.

— А что, между прочим, один из немногих настоящих мужиков. И себя не даст в обиду, и семью не позволит разорить… Ладно, не сверкай очами, это я так… На самом деле каждой женщине хочется чувствовать себя защищенной, но многим ли это удается? Немногим. Настоящих мужиков мало, и на всех не хватает. А принцы… Кому они нужны!

— Шурик, отстань от меня!

— Вот еще, отстань… Насколько я поняла, Юрий Иннокентьевич к тебе неровно дышит.

— А я к нему?

— А ты — не знаю, — наконец смутилась Шурик. — Догадываюсь, конечно, что это у вас взаимно.

— Не говори глупости!

На самом деле я не хотела обсуждать эту тему. Как я отношусь к кому бы то ни было из мужчин, сейчас не имеет значения. Увы, я не могу в этом вопросе думать только о себе. А может, как раз о себе я и думаю.

Кое-кто из молодых женщин на моем месте, возможно, не стал бы особо терзаться муками совести. Вон оно, счастье, само идет в руки. Но я знала хорошо, что счастье не бывает обособленным, оно не может существовать в изоляции, как некий отдельно взятый случай, ему обязательно нужна среда. Та, в которой ты живешь.

И как бы ни были мы грешны в тех или иных своих поступках, есть в обществе мораль, которая суть нас самих, наших взглядов на мир. И одна из составляющих этой морали — уважение к усопшим.

Мой муж умер, и, вспоминая о нем при ком-то, я говорила: царствие ему небесное. Не потому, что была так уж набожна, а потому, что я признавала за ним право остаться в моей памяти человеком, достойным высшего блага. И царствия небесного, если оно есть.

Женя был хорошим человеком и мужем. Что поделаешь, он не мог вписаться в некие особо жесткие рамки его мужского мира, но мне его упрекнуть не в чем. Может, я и не все о нем знала, но больше ничего знать не хочу. Да и что теперь об этом говорить!

Так вот мое столь долгое объяснение сводится к одному: я должна в память о нем носить траур. Пусть и не в одежде, но в душе. Нельзя мне сейчас думать о другом мужчине, как бы я к нему ни относилась. И закроем эту тему!

— Молчишь? — удивилась Шурик, а потом спохватилась: — И в самом деле, чего это я на тебя напала? Конечно, Забалуев не твоего поля ягода.

— Почему это? — удивилась я, на мгновение позабыв о своем обете. — Потому, что он с бандитами тусуется?

Шурик удивленно фыркнула, но, сообразив, в чем дело, с превосходством взглянула на меня.

— Ты Витю-боксера имеешь в виду? Еще один наш городской миф.

— Шурик! Кто из нас работает в газете и должен обладать самой обширной информацией? Откуда ты все берешь? Витя не миф, он вполне реальный бандюган, и у Забалуева с ним довольно тесные отношения.

— Откуда я все беру! — передразнила она меня. — Да оттуда же! Ты что, мимо ушей пропустила? Я с ментом живу, понимаешь! О своих текущих делах он рассказывает мне неохотно, а вот о криминальной обстановке в городе любит поговорить. Так вот, Витя-боксер в свое время числился в той же юношеской сборной по боксу, что и Юра Забалуев. С той поры они и корешат, всего лишь на уровне «здравствуй» и «прощай», а не потому, что у них общие дела.

Я облегченно вздохнула, будто и в самом деле собиралась связывать свою жизнь с Забалуевым.

— И все-таки, — не выдержав, опять вернулась я к тому же разговору, — почему мы с Забалуевым разного поля ягоды?

— Потому. Может, как люди вы и близки по духу, но как мужчина и женщина не совмещаетесь!

Вот что я не люблю, так это подобные категорические заявления. Можно подумать, что Шурик знает все на свете, а я только что, будто кутенок, глазки открыла.

— Так-таки и не совмещаемся?

— Я имею в виду вовсе не постель, — отмахнулась Шурик. — Вот смотри, он был четыре раза женат…

— Ну, насчет четвертого раза еще неизвестно, был или не был. В том смысле, что и не думал разводиться. Гриша Вершков соврет — недорого возьмет.

— В любом другом случае, ты права, он бы не побоялся. Но задевать Юрия Иннокентьевича!.. Ты статью-то почитала? В его огород если что и брошено, так мелкий камушек!

— А не может быть это чьим-нибудь заказом?

— Не может он сам на себя компромат печатать. Выборы скоро… Послушай, Ленка, а что, если он тебе таким образом о переменах в своей личной жизни сообщает?

— Хочешь сказать, из-за меня он отказывается от блестящей карьеры?

Что происходит? Я так увлеклась обсуждением личности Юрия Иннокентьевича, что и забыла о своем решении его не вспоминать?!

— Почему бы и нет, — пробормотала под нос Шурик. — Такой, как он, если полюбит, горы своротит. А я-то уже представляла его в роли мэра. Нет, наш электорат не простит ему четвертого развода! Неужели эта статья — чей-то заказ?

— Вряд ли, — проявила и я свою осведомленность. — Он никогда не затягивает выяснение отношений со своими оппонентами. Лебедев попробовал было организовать против него кампанию, тут же получил по шапке и замолк. Что говорит твой Мурашов, анонимки в отдел еще поступали?

— Вроде нет… Значит, кроме него самого — никого? Получился стих.

— Самого — никого — не слишком удачная рифма.

— О, ты не права, возьми наших поэтов-песенников. Они такое рифмуют, какое и в дурном сне не привидится!.. Ленка, о чем мы с тобой говорим!

— А о чем бы тебе хотелось?

— О том, о чем ты не хочешь.

— Тебе непременно диалог нужен?

— Давай, гони монолог.

Но не одна Шурик такая умная! Я тоже умею вести разговор в нужном русле. А уж сбить ее с этого дурацкого настроя вообще пара пустяков. Смотрите, Александра Константиновна, как я вас сейчас разведу!

— Почему бы не начать говорить тебе? О том, например, как ты собираешься выходить замуж за Мурашова.

— Я? За Мурашова?

— Нет, я!.. Кто-то совсем недавно говорил, что ни за что и никогда. Может, твое мнение на этот счет изменилось?

— Так, самую малость. Если уж выходить, так только за Мурашова.

— Это почему же ему такое исключение?

Я не стала напоминать, что совсем недавно Александра говорила, что если бы за кого и вышла, то лишь за такого, как мой муж.

— Потому что он так занят, что на другую женщину у него просто не останется времени.

— И ты решила от него рожать?

Шурик, открывшая было рот, даже поперхнулась.

— А ты откуда об этом знаешь?

Да я и не знала, просто вспомнила ее слова и, как выяснилось, попала прямо в яблочко.

— Эх, Шурик, все мы одинаковые. Клянемся, божимся, а потом все равно ступаем на ту же дорогу. У Николая Рубцова есть такое стихотворение:

Побежала коза в огород.

Ей навстречу попался народ.

— Как не стыдно тебе, егоза? —

И коза опустила глаза.

А когда разошелся народ,

Побежала опять в огород.

— Ну и что, пусть коза! — Шурик задумалась. — Даже вон фильм есть: «Никогда не говори „никогда“». Я думаю, со временем к человеку приходит понимание, что если он хочет счастья, то пусть приготовится платить.

— Значит, ты счастлива?

— Я боюсь то, что со мной происходит, этим словом называть. Но одно верно: мне хорошо с Мурашовым, комфортно, не стану отрицать.

— А как он относится к будущему ребенку?

— Говорит, давай поженимся.

— И тебя не смущает, что он мало получает, дома бывает не часто?

— Не смущает. Теперь ты понимаешь, почему вдруг я стала и тебя торопить. Подумала, а хорошо бы и у Лены все сложилось. И стали бы мы дружить семьями.

— Интересно, почему все женщины мечтают дружить семьями? — поморщилась я.

— Это же так очевидно! Подруги, у которых мужья не дружат между собой, не имеют возможности видеться по праздникам, по выходным, а если и у мужей взаимная симпатия — то все вери-гуд-лимонад! Я же помню, как на фоне семейной пары выглядит одинокая женщина.

— Ну и как? — поинтересовалась я.

— Как репейник среди роз!

— Мощное сравнение, — согласилась я.

— А чего ты смеешься? Нормальная женщина должна быть замужем.

— Что происходит! — в шутливом ужасе я всплеснула руками. — Из монастыря уходят самые богобоязненные послушницы!

— А ты… — опять начала говорить Шурик.

— А я в трауре, и не будем об этом.

— Все-таки я свинья, — сразу расстроилась подруга. — Прости, эйфория. Мне и хочется, и боязно, и сладко…

— Ты в Савелия сразу влюбилась, с первого взгляда?

— В том-то и дело, что нет. Он мне поначалу даже не очень нравился. И то, что в его квартире чисто, как у женщины, и что он себе стиральную машину купил…

— Приехали! — удивленно хмыкнула я. — Другая женщина радовалась бы. Есть среди мужиков такие грязнули, не приведи Господь!

— Их и среди нашего брата хватает, — сказала Шурик, — но в тот момент я подумала: значит, ему женщина в качестве жены не нужна. Он вполне сам себя обихаживает.

— Шурик! — У меня не было слов. — Правильно говорят мужчины: женщине не угодишь!

На самом деле я подумала, что об этом еще никто не писал. По крайней мере в нашей газете. Наступает время, когда роль жены-прислуги уходит в прошлое. Действительно, более-менее обеспеченный мужчина вполне может ходить все время в чистой рубашке — для этого ему достаточно лишь бросать ее в машину и не забывать нажать кнопку, готовить себе обед — сколько теперь в магазинах полуфабрикатов! — только сунь в микроволновку, и готов обед, а после еды — поставь тарелку в посудомоечную машину.

Проблемы уборки? Договорись с соседкой, она станет приходить к тебе раз в неделю убирать квартиру. Да мало ли…

Иными словами, отношения между мужчиной и женщиной переходят на другой, более качественный уровень. Раньше мужчина в грязной рубашке и плохо подстриженный однозначно воспринимался как холостяк. Теперь такого от женатого и не отличишь.

Я засмеялась. Шурик посмотрела на меня с обидой.

— Все нормально, — успокаивающе сказала я, — это у меня радость за тебя. Отдаю подругу в хорошие руки. А то, что я на вашем с Мурашовым фоне буду смотреться репейником, меня не очень огорчает. Всему свое время.

— Ме-е-е! — обрадованно сказала Шурик, стала на четвереньки и изобразила козу. Даже «копытцем» притопнула.

Неужели у всех влюбленных так капитально едет крыша?!

Загрузка...