Поцелуй Меня Ложью

Прошлое

Я выпрямляюсь на кровати, мои брови хмурятся, когда я слышу тихие рыдания в соседней комнате. Прикусив нижнюю губу, я подумываю о том, чтобы пойти проверить ее, но если я что-то и знаю о своей сестре, так это то, что она любит уединение. Меньше всего она хочет, чтобы я видела, как она плачет.

Испустив измученный вздох, я все равно встаю с кровати. Взглянув на часы на тумбочке, я понимаю, что уже за полночь. Я даже не слышала, как она прокралась обратно. Мэдисон мастер проскальзывать в дом и выходить из него, не разбудив родителей и, очевидно, не разбудив меня тоже.

Я останавливаюсь перед дверью ее спальни, пытаясь собраться с духом, чтобы войти. Тихонько постукивая костяшками пальцев, чтобы не разбудить родителей, и на цыпочках прокрадываюсь внутрь и вижу, что Мэдисон лежит на кровати, уткнувшись лицом в подушку, и рыдает.

Мои ноги замерзают, и я вдруг задаюсь вопросом, хорошая ли это идея. Я не знаю, как кого-то утешить, так что, черт возьми, я делаю ?

Мои родители не самые выразительные, когда дело доходит до проявления привязанности. Мы не семья, которая обнимается или делится воздушными поцелуями или чем-то в этом роде. Мой отец всегда слишком замкнут для этого. Я думаю, что отсутствие привязанности перешло на нас с Мэдс, сделав нас неспособными показать свою привязанность физически.

Напряжение поселяется в моей груди, сжимаясь с каждым вдохом, когда я сокращаю расстояние, между нами. Очень осторожно я присаживаюсь на край ее кровати и осторожно кладу руку на ее вздымающуюся спину. Ее рыдания прекращаются, и все ее тело напрягается под моим прикосновением.

— Ты в порядке, Мэдс ?

Через несколько секунд она поворачивается ко мне лицом, и на ее красивом лице появляется ярость.

— Тебе какое дело ? — огрызается она.

— Конечно, мне есть до этого дело. Я ненавижу слушать, как ты...

Мэдисон шлепает меня по руке, будто мое прикосновение вызывает у нее отвращение.

— Не трогай меня и оставь в покое. Последний человек, которого я хочу сейчас видеть, это ты.

В горле образуется комок, а глаза горят от нахлынувших эмоций. Я открываю рот, но благоразумно закрываю его, не зная, что сказать. С печальным вздохом я выпрямляюсь и выхожу из ее спальни так же тихо, как и вошла.

Вместо того чтобы вернуться в свою комнату, я спускаюсь вниз. Я вожусь с предметами в шкафу, вытаскивая муку и сахар. Беру две кружки и начинаю измерять ингредиенты в каждой чашке, смешивая и совершенствуя по ходу.

Один за другим я готовлю смесь для пирожного в микроволновке, и когда оба десерта сделаны, я убираю беспорядок и возвращаюсь наверх. Собрав все свое мужество, которого у меня, конечно же, нет, я глубоко вздыхаю и тихо захожу в спальню. Убийственный взгляд Мэдисон устремляется на меня, и я вижу, как гнев окрашивает ее щеки.

Я протягиваю ей кружку.

— От пирожных в кружке мне всегда легче. Держи.

Губы Мэдди сжимаются в мрачную линию.

— Ты действительно думаешь, что пирожное в кружке решит мои чертовы проблемы ? Последнее, чего я хочу, это стать толстой и скучной, как ты. Может, ты попробуешь пробежаться вместо того, чтобы есть, решая свои долбанные проблемы, — огрызается она.

Мэдисон поворачивается, возвращая кружку мне.

Я шмыгаю носом, не обращая внимания на дрожащий подбородок. Я осторожно ставлю кружку на ее стол и медленно поворачиваюсь, оставляя ее одну. Как только я хватаюсь за ручку, ее голос останавливает меня.

— Почему ты всегда так мила со мной, даже когда я веду себя как стерва? — говорит она растерянно, будто честно не может понять, почему я забочусь о ней.

Я останавливаюсь на пороге и хватаюсь за дверной косяк. Бросив ей грустную улыбку через плечо, я говорю:

— Потому что я люблю тебя. И это то, что делают сестры.

Я на цыпочках возвращаюсь в свою комнату и устраиваюсь под одеялом. Я ем пирожное и с каждым кусочком ненавижу себя. Лучше бы я не была такой. Жаль, что я не всегда обращаюсь к еде за утешением или для решения своих проблем.

Закончив, я ложусь на бок и смотрю в окно на луну, висящую над звездами. Скрип двери на петлях заставляет меня пошевелиться. Удивление окрашивает мое лицо, когда я замечаю Мэдисон, крадущуюся внутрь, несущую кружку с пирожным, который я ей испекла. Не говоря ни слова, я отодвигаюсь, освобождая ей место. Она забирается на кровать рядом со мной и задумчиво смотрит в потолок.

— Я знаю, что веду себя не так, но я тоже люблю тебя, Мак. Навечно.

Слезы текут по моим щекам при воспоминании. Прохладная грязь просачивается в мои джинсы, но я не делаю ни малейшего движения, чтобы встать и уйти. Я потеряла счет тому, как долго я здесь сижу. Мы похоронили мою сестру два дня назад, и хотя она ушла, действительно ушла, я все еще чувствую ее. Она повсюду. В моей голове, поглощает мои мысли. В воздухе, наполняющем мои легкие, и в крови, бьющейся в сердце. Она на свежем ветру и постоянном дожде, который, кажется, не утихает.

Притянутая к ее могиле, я прибыла сюда сегодня рано утром и ни разу не встала. Я запрокидываю голову, смотрю на темнеющее небо и резко выдыхаю. Наверное, мне пора. Я знаю, что мама с папой будут волноваться, а может, и нет. После похорон я вернулась домой. Мои родители, казалось, были более открыты к тому, чтобы я была рядом. Бабушка и дедушка ясно дали понять, что, если мне когда-нибудь понадобится перерыв, я всегда смогу остаться с ними. И, возможно, я так и сделаю.

Мои родители зомби, едва справляющиеся с повседневной жизнью. Они почти не разговаривают друг с другом. Они даже не смотрят на меня. В доме так тихо, что слышно все. Я слышу рыдания матери. Слышу, как они шепчутся, кричат друг на друга. Внизу тикают дедушкины часы.

Мы не разговаривали. Ни о Мэдисон, ни об этих придурках в городке, вообще ни о чем.

Единственное место, где я действительно чувствую себя довольной и желанной, это здесь, с Мэдс. Странно, какое утешение я получаю, просто сидя перед тем местом, где она покоится. Она слушает, как я плачу над ней, и слушает мои страхи и гнев, которые живут во мне, но она никогда ничего не говорит в ответ. Не то чтобы я ожидала от нее этого.

Оттолкнувшись от влажной травы, я вытираю со спины несколько выбившихся травинок и грязь и перекидываю рюкзак через плечо. Мои Конверсы хрустят, когда я пробираюсь сквозь мертвых. Дрожь пробегает по спине, двигаясь через кладбище к выходу. Впрочем, я к этому уже привыкла.

Мой желудок яростно урчит, когда я иду в центр города, мимо магазинов, закрывающихся на ночь. Я останавливаюсь перед пекарней, единственной еще открытой, и решаю перекусить. Это не значит, что мы будем есть что-нибудь дома. Думаю, что мои родители выживали за счет кофе и своих слез.

Как только я переступаю порог пекарни, несколько посетителей останавливаются. Все разговоры стихают, и начинается шепот. Я уже знаю, что все обо мне думают. Половина городка думает, что я знаю, что случилось с моей сестрой. Другая половина, что я сошла с ума из-за ложных обвинений компании парней, которые через неделю уезжают в колледж.

Позволив шепоту слететь с моей спины, я подхожу к стойке, и миссис Беверли смотрит на меня грустными глазами, словно понимает.

— Что тебе подать, Кензи?

— Два кусочка лимонного безе.

Она замолкает, и я тоже, осознав свою оплошность.

Это единственное, в чем Мэдисон всегда могла рассчитывать не меня — принести ей кусочек торта. Кусочек чего угодно, на самом деле. Это было нашим делом. Даже когда мы не могли выносить друг друга, я всегда заходила сюда и приносила ей кусок торта.

Мои глаза горят от нахлынувших эмоций.

— Я... я имею в виду о-один кусочек...

Миссис Беверли качает головой, ее глаза затуманиваются. Как обычно, она отрезает два ломтика и неуверенно улыбается мне.

— Два кусочка. Безвозмездно.

Я веду борьбу со своими эмоциями. Зажав нижнюю губу зубами, я крепко сжимаю ее, пытаясь сдержать слезы.

— Спасибо, — выдыхаю я, мои руки дрожат на коробке.

Я прижимаю коробку к груди, не поднимая покрасневших глаз, когда выхожу. Я иду по улице обратно к своему дому, но громкий смех впереди заставляет страх завибрировать по всему телу. Я чуть не роняю коробку. Когда я поднимаю глаза, парни замечают меня.

— Ну, ну, ну, — Винсент растягивает слова. — Если это не самый главный нарушитель спокойствия в городке.

Страх пускает корни в животе.

Остальные ребята смеются. Я понимаю, что сегодня их только трое. Маркуса и Себастьяна нет.

Расправив плечи, я сжимаю руками коробку с едой и пытаюсь протиснуться мимо них. Я не стану устраивать сцену, когда все в городке уже думают, что я ненормальная, но Винсент преграждает мне путь. Его тяжелая рука ударяет меня в грудь, отталкивая назад. Воздух выбивается из моих легких, и я задыхаюсь, с трудом удерживаясь на ногах.

— Теперь ты не такая крутая, правда, Райт?

Мое сердце неуверенно колотится в груди. Я борюсь, чтобы вдохнуть воздух.

— Уйди с дороги, или да поможет мне Бог, — предупреждаю я.

Мой голос выдает меня, показывая им, насколько я напугана.

Они все смеются, охая над моей демонстрацией бравады.

— Что собираешься сделать, принцесса? Распространять еще больше лжи? — издевается Зак рядом с Винсентом.

Гнев, печаль и чувство вины, которые безрассудно копились во мне, вырываются наружу. Язвительные слова срываются с моих губ, как у одержимого человека.

— Нет! — рявкаю я. — Я разоблачу вас всех, кто вы есть на самом деле. Я знаю, что вы сделали, и не остановлюсь, пока справедливость не восторжествует. Не остановлюсь, пока весь городок не узнает, что вы убийцы. Не остановлюсь, пока ваши колледжи не вышвырнут вас вон. Не остановлюсь, пока вы не достигнете...

Винсент двигается так быстро, что я даже не замечаю его руки, пока он не обхватывает мое горло, и толкает к кирпичному зданию позади. Моя голова ударяется о кирпич, и боль взрывается, ошеломляя меня на несколько секунд.

— Ты ни хрена не понимаешь, о чем говоришь. Ты совсем рехнулась? Сколько раз мы должны говорить тебе, чтобы ты держала свой гребаный рот на замке?

— В-вы... у-убийцы, — я задыхаюсь от давления на горло.

Глаза Винсента сверкают гневом, и он увеличивает давление.

— Ты пожалеешь, что связалась с кем-то из нас, Маккензи. Если из-за тебя я лишусь стипендии, ты труп.

Он отпускает меня и протискивается мимо, ощетинившись от гнева. Все мое тело дрожит, когда я смотрю, как они уходят, и думаю, что я в безопасности, пока Трент не выбивает коробку из моих рук. Она падает на землю, лимонное безе рассыпается у моих ног.

— Ты не выиграешь эту битву, милая, — зловеще говорит он, проходя мимо.

Они трусят по тротуару, ни о чем не заботясь. Я остаюсь стоять там, моя грудь вздымается от гнева, когда я пытаюсь сделать ровный вдох, ярость горит в моих венах.

Может, я и не выиграю эту битву, но я точно выиграю эту чертову войну.

На следующее утро я просыпаюсь от стука в дверь своей спальни. Я стону от оглушительного вторжения и выпрямляюсь на простынях. Мои затуманенные глаза фокусируются на маме и папе, которые стоят с гневом, написанным на их лицах. Моя сонливость внезапно рассеивается, и я сажусь, страх поднимает мой пульс на несколько ступеней.

— Что ты наделала?

— Что вы имеете в виду?

Я ничего не слышу, кроме рева крови в моих венах.

— Тебе предъявили иск о клевете.

Мои глаза расширяются, и я резко смеюсь.

— Прости, что? Это шутка?

Мой отец швыряет стопку бумаг на кровать, гнев окрашивает его лицо.

— Это похоже на чертову шутку, Маккензи?

Я беру одну из фотографий в стопке, и мой желудок сжимается, когда я вижу, что написано на двери гаража. Я подбираю снимок за снимком, и на каждом из их гаражей написано одно и то же. Они ни за что не подумают, что это сделала я. Когда у меня было время?

Ярко-красной краской из баллончика написано «убийца» на дверях гаражей в каждом из их домов. Слова Винсента снова и снова звучат в моей голове.

— Ты пожалеешь, что связалась с кем-то из нас.

Я копаюсь в бумагах, пробегая глазами по юридическому жаргону. Я не могу обмозговать все это.

— Как мы можем помочь тебе, Маккензи, если ты продолжаешь заниматься подобными вещами?

Дыхание застревает в горле, на глаза наворачиваются слезы.

— Ты действительно думаешь, что я настолько глупа, чтобы сделать что-то подобное? Когда у меня было время? Я знаю, что они это сделали...

— Хватит! — рявкает папа. — Ты понимаешь, что означает этот суд? Разве похоже, что у нас есть деньги на адвоката, Маккензи?

Страх впивается мне в грудь когтями.

— На кой черт мне адвокат? Я ничего не делала! Они стоят за этим!

— Просто успокойся. Я позвоню шерифу Келлеру за помощью, и мы решим, что делать дальше, — говорит мама усталым голосом.

Оба моих родителя поворачиваются, чтобы уйти, и я сползаю с кровати, моя грудь тяжело вздымается. Я держусь на волоске. Мои эмоции и рассудок кипят.

— Когда вы оба мне поверите?

— Когда ты наконец скажешь правду, — огрызается папа, захлопывая за ними дверь.

Я падаю обратно на кровать, страх поселяется в основании моего позвоночника. Я снова беру стопку, просматривая все.

Они меня подставляют.

Они заставляют меня выглядеть так, будто я проблема в городке, так что они все могут уехать в закат и посещать свои колледжи без каких-либо проблем.

Я быстро одеваюсь и шаркаю вниз по лестнице. Хоть я и хотела бы остаться в своей комнате, мне нужно знать, что происходит. Я не могу допустить, чтобы этим ублюдкам сошло с рук что-то еще.

На кухне полный хаос, какой я видела за последние дни. Мама говорит по телефону, а папа разговаривает с бабушкой и дедушкой. Я даже не слышала, как они вошли, когда одевалась.

Когда я переступаю порог, все оборачиваются и смотрят на меня. Почему я чувствую себя чужой — совершенно нежеланной в собственном доме?

Я направляюсь прямо к кофейнику и наливаю себе чашку. Обычно мама что-то говорит о моем потреблении кофеина, но, очевидно, не сегодня.

Она вешает трубку с кем бы то ни было, скорее всего с шерифом Келлером, прежде чем устало вздохнуть и потереть виски.

— Я только что говорила по телефону с шерифом Келлером, а потом с Джаредом из компании. Он решил помочь нам. Мы можем бороться с иском. У них нет доказательств, что ты написала любое из этих граффити. Все, что нам нужно, это надежное алиби. Итак, Мак, пока Джаред не пришел, где ты была прошлой ночью?

На моем лице появляется мрачное, разочарованное выражение.

— Вчера ночью я была дома. Я никуда не ходила.

— Черт, Мак...

— Хватит, Майкл, — ворчит дедушка. — Она сказала тебе, где была. Вместо того чтобы тратить свою энергию на то, чтобы злиться на нее и не верить ей, почему бы вам на самом деле не попытаться разобраться в этом и помочь своей дочери?

Папа молча тушится. Я благодарно смотрю на дедушку и жду, когда Джаред приедет с хорошими новостями.