Поцелуй незнакомца

Глава 3

— Возможно, при нынешних обстоятельствах лорд Роуэн не пожелает встречаться со своим сыном, — начал Ник, — но мне хотелось бы его повидать. Миледи, заверяю вас, я не скажу ничего такого, что может ухудшить его состояние. — Он улыбнулся Андрии, поднимаясь по лестнице.

От такой улыбки и айсберг растает, подумал Раф.

Андриа плотно сжала губы, словно готовясь к сражению, однако позволила Нику следовать за ней. Раф только теперь заметил, что перестал дышать и что его сердце стучит о ребра, как копыта скачущей лошади.

— Милорд? — Блеклые глаза Треверса выражали озабоченность.

— Проведи меня, пожалуйста, по дому, Треверс. Может, этот обход воскресит мою память. — Раф оглядел холл: высокие узкие окна возле двери, деревянные панели, резные балки, подвешенный на них гербовый щит в виде двух скрещенных широких мечей на красно-черном полосатом фоне.

Он проследовал за Треверсом через ряд комнат, которые не возбудили в нем ничего, кроме слабого интереса. Мебель в чехлах и картины на стенах не представляли для него особой загадки. Большинство стен были покрашены однотонной белой краской, за исключением гостиной, отделанной щегольскими дамасскими панелями серебристого цвета с золотой каймой.

Единственной комнатой, порадовавшей его глаз, оказалась библиотека, расположенная в дальнем конце дома. Через ее широкие французские окна открывался вид на террасу, выходящую в английский сад с извилистыми песчаными дорожками, обсаженными тополями.

Раф дотронулся до тяжелых бархатных гардин. В памяти всколыхнулись смутные воспоминания. Однажды он уже стоял здесь, созерцая эту скучную картину. Голову распирала боль. Он громко вздохнул.

— Вас что-то взволновало, милорд?

— Нет… но я вспоминаю этот пейзаж. Мне кажется, я видел его раньше.

Треверс тихо засмеялся:

— Еще бы! В этой комнате вы промучились не один час, когда ваш отец вас наказывал. В детстве вы были горазды на шалости, милорд. Иной раз всех домочадцев сводили с ума своими проказами.

— В самом деле? — улыбнулся Раф. — Вероятно, подобные вещи забываются быстрее всего.

— Что касается дисциплины, лорд Роуэн был очень строг. Но иногда оправданно, милорд. Особенно когда вы брали охотничье ружье из оружейной комнаты и отправлялись на браконьеров.

— Браконьеров?

— Ну да. Вы услышали, что они наведываются в некоторые поместья, и решили на них поохотиться. Так рассказывал ваш отец.

— Вы шутите, Треверс.

— Нет. Однажды за это лорд Роуэн отстегал вас ремнем пониже спины. Вам было больно, и вы нуждались в утешении, чем мы и занимались вместе с нашей поварихой. Добрая была женщина. — Дворецкий покачал головой. — Ее уже нет в живых… много лет прошло. Сейчас на ее месте миссис Паркер. Вы скоро ее увидите.

Сердце Рафа заполнила неизбывная тоска по ушедшему времени.

— Она поила вас молоком, — продолжал дворецкий, — и потчевала…

— Кексом из черной патоки, — закончил за него Раф. — Я помню вкус этого кекса. От него пахло пряностями.

— Ага, — подтвердил Треверс, потирая узловатые пальцы. — Хорошо, что вы вернулись, милорд. Я беспокоился за будущее Роуэн-Холла.

— Но мы с вами знаем, что мой отец меня не признает.

— Он признает, попомните мои слова. Вы его единственный сын, его наследник. И потом, я хорошо изучил вашего отца. С вашим возвращением ему будет поспокойнее.

— Сын и наследник, — задумчиво проговорил Раф, — черствый и безрассудный, по общему признанию. Бывшим друзьям мое прошлое видится отнюдь не в розовых тонах, скорее наоборот. И моей жене тоже. Они предпочли бы, чтобы я убрался из Роуэн-Холла, а не вступал во владение поместьем.

Дворецкий покачал головой и поправил бахрому на диванной подушке.

— Я уверен, у вас были причины поступить так, как вы поступили. Без сомнения, вы именно тот человек, который в один прекрасный день докопается до истины. И лично я не стану вас осуждать, если вы разгневаетесь, выяснив правду. Это все, что я могу сказать.

По спине Рафа пробежала дрожь. Ему стало жутковато.

— О какой правде ты говоришь? — тихо спросил он.

— А вы не знаете? — Треверс пристально посмотрел на него.

— Нет, черт побери! — вскричал Раф и тут же пожалел, что повысил голос. — Я ничего не знаю, — тихо добавил он.

Дворецкий поспешил отвести глаза.

— Это не мое дело, — произнес он неуверенно. — И я точно не знаю, а повторять всякую чушь и сплетни не могу.

Раф почувствовал, что снова взорвется, если не выяснит правду о своем прошлом.

— Прошу тебя, Треверс… — взмолился он.

Его прервал звук открывшейся двери. В комнату вошел Ник:

— Я только что говорил с твоим отцом, Раф. Старик порядком утомлен, но тем не менее согласился увидеться с тобой.

Проклятие! Раф погрузился в море отчаяния. Он так жаждал продолжить беседу с дружелюбно настроенным слугой, а Ник своим появлением спутал все карты.

— Он ждет меня прямо сейчас?

— Да… и молодая леди с драконом тоже. Если ты не будешь следить за манерами, дракон тебя испепелит. — Ник ухмыльнулся — такое испытание, как визит в Роуэн-Холл и общение с его грозным хозяином, явно его не испугало.

— Прошу вас, разговаривайте с ним поделикатнее, — сказал им вдогонку Треверс.

«Как будто я сам не понимаю, — обиженно подумал Раф. — Отец ведет себя как чужой. Он тоже небезгрешен, однако о своих ошибках напрочь забыл. Зато мои наверняка помнит очень хорошо». С такими невеселыми мыслями Раф поднимался по лестнице, гадая, какой прием уготовил ему отец.

Наверху было столько комнат, что Раф поначалу растерялся. Лакей, стоящий в конце коридора, указал ему на массивную дубовую дверь, ведущую в хозяйские покои. Раф остановился у порога и глубоко вздохнул, чтобы успокоиться.

Мысли роились в его голове, и Раф в первые секунды смог различить лишь широкие окна, пропускающие серый дневной свет, красные бархатные шторы и такой же балдахин над кроватью с четырьмя столбиками. Он прошел к окну, где в инвалидном кресле сидела согбенная фигура. Восточный ковер поглотил звук его шагов.

Когда-то лорд Роуэн являл собой образец величественности. Сейчас от прежнего гордого и надменного хозяина поместья осталось лишь усохшее, сморщенное тело и заострившееся лицо с длинными прядями седых волос. Болтающаяся над плечом кисточка от ночного колпака придавала его облику легкую небрежность.

Сердце Рафа застучало так громко, что он испугался, что это могут услышать. Покосившись на леди Стоу, он отметил недоверие и гнев на ее покрасневшем лице.

— Доброе утро, сэр, — чопорно поклонился он.

В ответ на его приветствие хозяин Роуэн-Холла поднял голову и посмотрел на сына отсутствующим взглядом. Но вскоре в темно-карих глазах лорда Роуэна появилось вопросительное выражение.

— К-кто… вы? — с трудом проговорил он.

— Я — Раф. — От волнения у него пересохло в горле, и он не знал, что говорить дальше.

— Твой сын, — холодно пояснила леди Стоу. — Не думай о плохом, Огастес. Я уверена, он приехал мириться. — Она бросила на Рафа предостерегающий взгляд.

— Мириться? — чуть слышно переспросил Раф. — Разве в этом есть необходимость?

— И еще какая, — процедила леди Стоу, помахивая веером перед своим лицом. — Вы расстались не лучшим образом. Разве ты забыл, что тебе было запрещено появляться в этом доме? Похоже, тебя впустил этот слабоумный Треверс?

Раф не ответил. Он вглядывался в лицо отца, пытаясь понять по его глазам, узнает он его или нет. Он не мог поверить, что эта высохшая мумия — его отец. Длинная худая рука, спрятавшаяся в рукаве стеганого халата, доселе беспомощно лежавшая на коленях, задрожала. Лорд Роуэн протянул ее к Рафу молящим жестом, и глаза его засветились. Он узнал своего сына.

— Рафаэль? — тихо произнес он. — Ты вернулся? С добром?

«По крайней мере он может говорить достаточно внятно», — подумал Раф.

— Возможно, но я пока не знаю, — ответил Раф. — Меня не слишком тепло встретили. — Раф опустился на колено и сжал ледяную руку отца. О, как бы он хотел влить в него часть своей энергии! Одна сторона тела была парализована, и отец сидел, склонившись набок.

Лорд Роуэн посмотрел поверх головы Рафа, словно хотел увидеть что-то за его спиной.

— Андриа и дочь с тобой? Ты привел их? — прошелестели губы старика.

Раф, покраснев, отвел взгляд.

— Андриа здесь, Огастес, — вмешалась леди Стоу. — Она вышла немного подышать воздухом, но скоро вернется.

— А где моя внучка?

Вопрос повис в воздухе. В комнате возникло напряжение, словно перед грозой. Раф понял, что, судя по всему, кроме него и работников приюта, никто не знает о судьбе Бриджит. Его дочь умерла у него на руках. Это была самая большая трагедия в его жизни, с которой он до сих пор не смирился.

Раф оглянулся на леди Стоу. В ее глазах стоял тот же вопрос.

— Сейчас Бриджит здесь нет. Мы не хотели утомлять вас, отец.

Лорд Роуэн, казалось, остался доволен ответом. Он положил руку на колено и. повернулся к окну, о чем-то размышляя. Раф устал стоять на коленях, но в комнате не было ни одного стула.

— Раф всегда был необуздан, еще с детства, — задумчиво произнес маркиз, словно его сына не было в комнате. — Такой трудный, такой… непокорный. — Он нахмурился. — Мой сын доставлял мне массу хлопот.

— Ну, это уже преувеличение, — возразил Раф.

— Он свел в могилу свою мать, — продолжал лорд Роуэн дрожащим голосом. — Моя жена так переживала за него, что умерла от горя. Этого я ему никогда не прощу. Я так любил ее… мы столько лет прожили вместе. Сейчас она зовет меня к себе.

Раф взволнованно смотрел на отца, но лицо маркиза походило на застывшую маску, в нем не было ни гнева, ни боли — ничего. «Черт побери, — он почувствовал, что у него леденеет сердце, — я ничего этого не помню!» Он свел в могилу свою мать? Такое в самом страшном сне не приснится. Неужели он такое чудовище?

— Видишь? Она там. — Его отец сделал слабый жест в сторону окна. — Машет мне рукой.

Раф посмотрел в ту сторону, но увидел только льющийся сквозь стекла серый свет да пыльные шторы. Где-то в доме должен быть портрет матери. Нужно будет посмотреть. Может, он поможет ему хоть что-то вспомнить?

— Какая она была, моя мать? — спросил он.

— Неповторимая, — ответил маркиз тихо. — Фея… цветок, полный света и фации. Но я этого не замечал, пока не стало слишком поздно. У нее в крови горел огонь. Ее темперамент унаследовал наш сын.

Раф пришел в ужас от страшного известия. Он повернулся к леди Стоу:

— Когда она умерла?

— Месяц спустя после твоего отъезда, когда ты бросил свою жену и дочь, как ненужные старые веши.

— Я их не бросал… — возмутился Раф и замолчал. Ясное дело, они все здесь считали, что он сбежал, и переубеждать их было бесполезно. Не сказать, чтобы в эти минуты он мог собой гордиться. Известие о смерти матери, казалось, должно было его потрясти, но он ничего не чувствовал. Ничего.

Лорд Роуэн продолжал бессвязно бормотать о покойной жене, и Раф попытался представить себе их жизнь. Несомненно, в ней были счастливые и тяжелые времена, но теперь от всего этого не осталось ничего, кроме разочарования. И причиной тому был он, Раф.

Слушая отца, Раф испытывал непреодолимое желание попросить у него прощения, хотя сейчас о своих грехах он еще только начал узнавать. Но жизнь лорда Роуэна висела на волоске, и это обязывало Рафа быть милосердным и проявлять уважение. Поэтому он не хотел пока ворошить прошлое, чтобы не тревожить больного.

Вопросы бились в голове Рафа: ему было неуютно, и он не знал, как выйти из той тяжелой ситуации, в которой теперь оказался. Да, это его дом, его отец и его тетка, но он не ощущал себя их родственником, он был здесь чужим, и как долго это будет продолжаться, он не мог сказать. Он встал с колен и вытянулся в струнку перед креслом отца.

— Огастес, тебе нельзя перенапрягаться, — заботливо проговорила леди Стоу, похлопав маркиза по плечу. — В положенное время ты увидишься со своей женой, а сейчас ты должен отдохнуть. Ты очень быстро пойдешь на поправку, учитывая, что… — Она поманила кого-то, стоящего за спиной у Рафа.

Мужчина, выполняющий обязанности то ли камердинера, то ли сиделки, вышел вперед. Это был плотный человек средних лет, с суровыми чертами лица. Раф не смог его вспомнить.

— Это Деннис Морли, — пояснила леди Стоу. — Он ухаживает за твоим отцом, Раф. Мы наняли мистера Морли, чтобы он постоянно присматривал за Огастесом. Доктор Найтбридж очень высоко ценит его профессиональные способности.

Морли сдержанно поклонился. Раф кивнул ему в ответ. Мужчина выглядел достаточно смышленым.

— И еще брата навещает одна женщина, из местных. Она приходит каждый день на несколько часов, утешить его. — В голосе леди Стоу звучала усталость, и лицо ее погрустнело, когда дюжий нянь помогал лорду Роуэну улечься в постель.

Раф молча наблюдал за происходящим, и его терзали мысли, от которых холодело сердце. Он боялся, что отец умрет и тайна его жизни так никогда и не будет разгадана.

Тетя Ребекка направилась к выходу. Раф предложил ей руку, но она сделала вид, что этого не заметила. Негнущаяся спина лучше всяких слов выражала ее презрение.

Раф приблизился к постели больного отца и заглянул в землистое лицо, резко выделяющееся на белоснежной подушке.

— Отец, я скоро вернусь, — пообещал он. Лорд Роуэн открыл глаза.

— Раф, я не простил тебя! И сомневаюсь, что когда-нибудь прощу. Если бы у меня было достаточно сил, я вызвал бы тебя на дуэль. — Маркиз с трудом выталкивал из себя слова. — Это единственный путь смыть пятно с имени Ховардов.

Раф в отчаянии стиснул зубы.

— Я никогда не стал бы драться с вами, сэр, — заявил он. С минуту он стоял неподвижно, пристально глядя на отца. Лорд Роуэн закрыл глаза и погрузился в дремоту. Раф на цыпочках вышел из комнаты.

Испытывая безмерную усталость, Раф поискал место, где бы он смог уединиться. Он зашел в соседнюю комнату попал в будуар своей матери. На конторке лежал раскрытый дневник и поперек страниц — гусиное перо. Казалось, писавший оставил его минуту назад и вышел, чтобы скоро вернуться.

Комната была обставлена изящной французской мебелью. Окна украшали парчовые, отделанные золотом гардины. Толстый ковер и расшитые подушки создавали впечатление великолепия и роскоши. Побуждаемый каким-то неотвратимым и совершенно необъяснимым порывом, Раф распахнул дверцы шкафа и увидел платья, накрытые белой тканью. На дверце висели шали и кружевные накидки. До него долетел слабый, таинственный аромат, навсегда сохранивший в тайне чужие секреты.

Раф сердито захлопнул дверцу. Когда наконец пройдет ощущение, что он влез на чужую территорию? В нем медленно вскипала ярость. Он посмотрел в окно на парк, простирающийся до самого подножия горы. Она возвышалась над поместьем, пугая своим величием. Снежные вихри кружились над вершиной, окутывая ее белым туманом. Серое небо висело над деревьями парка, создавая атмосферу иллюзорности происходящего.

Внимание Рафа привлекла маячившая вдали одинокая фигура. Вскоре из белой пелены показалась женщина, закутанная в синий плащ. Раф сразу узнал свою жену. Он должен поговорить с ней, пока его никто не опередил.

Раф сбежал по ступенькам, чтобы перехватить ее на крыльце. Он не успел надеть плащ и шляпу. Снег хлестал ему в лицо, ветер срывал одежду, и он сразу продрог.

Увидев его, Андриа оцепенела. Ее синие глаза расширились от испуга. Она отшатнулась и покачала головой. До этого момента ничто не сердило его так, как эта паника, которую она не сумела скрыть.

— Нам нужно поговорить, — тоном, не терпящим возражений, произнес Раф.

— Мне нечего сказать тебе, — ответила Андриа.

— Неправда, есть.

Он схватил ее за руку и, не обращая внимания на сопротивление, потащил за собой. Они оказались в оранжерее. Влажный воздух был напоен терпким ароматом цветущих апельсинов и запахом земли. Через стеклянную крышу падал молочный свет. Высокие зеленые деревья создавали ощущение весны, пробуждения новой жизни.

— Я хочу узнать правду. Расскажи обо всем, что произошло с того дня, как я отсюда уехал.

Андриа смотрела на него так, как будто перед ней был сам дьявол. Раф возвышался над ней, упрямо склонив голову, глаза его гневно сверкали. Источаемое им отчаяние и еле сдерживаемый гнев окутывали ее подобно мантии, вызывая покалывание кожи.

Андриа нахмурилась. Ее волновало его присутствие, притягивая к себе невидимыми нитями. Столько раз он ломал ее сопротивление, и если ей не удастся обезопасить себя сейчас, это произойдет снова.

— Давай не будем ворошить прошлое. Если ты ничего не помнишь, не стоит возвращаться к тому, что уже не вернешь. Это никому не принесет пользы.

— Это принесет пользу мне. С первого дня моего возвращения я услышал столько оскорблений в свой адрес, что имею право наконец узнать, в чем же меня обвиняют. Я хочу знать обо всех своих прошлых грехах.

— Ты, как всегда, думаешь только о себе, — с недовольной гримасой проговорила Андриа. — У меня нет оснований считать, что ты хоть сколько-нибудь изменился, даже если принять во внимание потерю памяти. — Она вцепилась в плащ, чтобы не показать ему, как дрожат ее пальцы. — Я не обязана давать тебе объяснения. У меня вообще нет никаких обязательств перед тобой. Если ты не желаешь обращаться со мной как подобает джентльмену, оставь меня в покое!

Она хотела вернуться в дом, но Раф преградил ей дорогу.

— Что я должен сделать, чтобы заставить тебя рассказать мне о прошлом? — спросил он, заслоняя дверь широкой спиной.

— Ты не сможешь заставить меня говорить об этом. — Андриа с трудом сдерживала слезы.

Она судорожно сглотнула, чтобы заглушить рвущийся из груди крик.

На лице Рафа появилось то же затравленное выражение, как и во время их встречи возле гостиницы.

— Если я не могу заставить, могу я хотя бы попросить? — проговорил он так тихо, что Андриа едва его услышала.

Раф, которого она знала, никогда ни о чем не просил. Он брал все, что хотел, или добивался желаемого, пуская в ход свое обаяние. У нее перехватило дыхание. В прежние времена она не могла устоять перед его обаянием. Но теперь, когда она увидела его растерянным и униженным, она с трудом сдержалась, чтобы не броситься к нему и не прижать его голову к своей груди.

Андриа молчала, не зная, с чего начать. Каждое слово повлечет возврат к прошлому и вызовет в сердце мучительную боль.

— Прежде всего я хочу знать, зачем ты отдала нашу дочь в приют сэра Джеймса?

Вопрос Рафа был подобен удару плети по сердцу. С прямым попаданием в самую болевую точку. Андриа потупила глаза.

— Я жду ответа.

Она глубоко вдохнула, собираясь с духом.

— Я этого не делала.

— Отдать нашу дочь в чужие руки, чтобы беспрепятственно уехать со своим любовником! — зарычал Раф, хватая ее за руку.

— Это неправда! — вскричала Андриа, возмущенная несправедливыми обвинениями. — Кто тебе сказал эту чушь?

— Служанка, которая раньше здесь работала, узнала Бриджит. Иначе откуда я мог об этом узнать? В регистрационном журнале приюта записано, что нашу дочь сдала в приют ее мать.

Андриа молча смотрела в пол. Голова ее кружилась, из глаз текли слезы.

— Бриджит умерла, — сообщил Раф. — Умерла у меня на руках. — У него задрожал голос, и он замолчал, прикрыв глаза рукой. — Но ее мать это не волнует.

Андриа оцепенело смотрела в его искаженное лицо.

— Умерла? — Ее дорогая Бриджит умерла? Боже милостивый! Она так надеялась, что однажды найдет ее целой и невредимой! Хрупкий мир, возведенный с таким старанием вокруг этой надежды, рухнул в одну минуту.

— Андриа, сколько можно молчать, черт побери!

— Я ничего не знала ни о приюте, ни о ее смерти, — прошептала она, ничего не видя вокруг.

— В самом деле не знала? — В голосе Рафа звучало недоверие.

Андриа не успела ответить. Ноги ее подкосились, она со стоном осела на пол, и ее поглотила спасительная темнота.