Почка для Президента

Они выехали на "шевроле". Первую остановку сделали возле фирменного магазина "Связь-инвест", где купили несколько пейджеров. И там же их зарегистрировали и получили для каждого свой абонентный номер. Затем они подъехали к метро и Карташов, как и накануне, не подходя близко к Татаринову, спросил у него - может ли тот на час отлучиться?

- Конечно, - завертел головой Татарин, - но если нагрянут те, мне не сдобровать...

- Скажешь, что забрали в милицию... для проверки, вернее, для идентификации личности...

- Тогда поехали!

Но перед тем как погрузить Татарина в машину, Карташов подошел к продавщице книг и попросил ее, в случае приезда "шестерок", подыграть - мол, был рейд и калеку забрали в милицию...

От метро "Алексеевская", по проспекту Мира, они направились в сторону ВДНХ. Бывший десантник, а теперь инвалид первой группы Иван Горелов, сидел возле второго турникета. В отличие от Татарина, этот парень был без единой конечности. Он сидел в бушлате, в голубом берете, на изгибе которого красовалась эмблема ВДВ. Горелов напоминал нахохлившуюся птицу. На плечах бушлата, где раньше были погоны, теперь лежала снежная крошка.

Они подошли к нему и положили в коробку две купюры по двести рублей. Народу вокруг было немного и вряд ли кто обратил внимание на подошедших к инвалиду двух молодых мужчин. Одинец спросил:

- Не холодно, Ваня, тут сидеть?

- А ты сам посиди, тогда узнаешь, - Горелов завелся с пол-оборота.

- А как насчет того, чтобы погреться? - Одинец указал на рукой на "шевроле". - Там уже ждет тебя твой коллега, может, поговорим?

- Гуторь тут, зачем лезть в машину?

- Для большего понимания...Мцыри, бережно берем ветерана и несем в тачку.

- А если я не хочу? - запротестовал калека. - Если мне тут хорошо...Перестаньте, я буду сейчас орать...

- Несем! - повторил Одинец и хватко взялся за отсыревший бушлат.

В машине было светло и тепло. Когда Горелов оказался в "шевроле", и увидел Татаринова, он перестал ершиться и беззлобно молвил:

- А мне, в принципе, все равно, где болтаться - в прорубе или на веревке... Мы, обрубок, кажется, с тобой знакомы? - обратился он к Татарину.

- Однажды рядом сидели, когда в ангаре определяли калек на работу.

- ОМОН?

- Он самый!

Второго однорукого парня они забрали возле метро "Чкаловское". Его звали Денисом Бурлаченко - бывший "чеченец", раненый в первый же день вторжения в Чечню.

Игоря Каркашина, который попрошайничал у "трех вокзалов", нести не пришлось. Одинец доходчиво объяснил ему суть дела и он сам, с помощью костылей, направился на стоянку.

- Учтите, - предупредил он, не выпуская изо рта сигарету, - если кому-то ваши дела не понравятся, объясняться будете сами.

Но когда Каркашин оказался в компании таких же, как сам, тон разговора у него повеселел.

- Привет, крабы! - сказал он и бросил вперед себя костыли. Татаринов с Бурлаченко протянули свои руки, а сзади его подсадили Одинец с Карташовым.

Импровизированное совещание они провели в южных пределах парка "Сокольники", у Егерского пруда.

Карташов остался за рулем, Одинец из кабины перебрался в салон. По предварительной договоренности с Татарином, объяснить ситуацию своим товарищам по несчастью должен был он. Но как это бывает с людьми, долго не общавшимися на нормальном человеческом языке, Татаринов начал речь с крутого мата. Однако его никто не перебивал.

Одинец устроился у перегородки, отделявшей кабину от салона, курил и одним глазом поглядывал через лобовое стекло.

- Тут разговор короткий, - продолжал между тем Татарин, - или мы будем продолжать мантулить на эту плесень, или скажем, наконец, свое спецназовское слово. Лично мне все это окуенно надоело. Я каждый день молю Бога и родную мать, чтобы они меня родили заново...

Горелов сидел, потупив взор, слизывая с губ падающие с берета капли тающих снежинок.

- Так, что ты, ОМОН, предлагаешь? - спросил он. - И кто эти люди? кивок в сторону Одинца.

- Это наши братаны. Они так же, как мы, ненавидят беспредел и собираются безвозмездно нам помочь. Так, лейтенант?

- Беспредел я люто ненавижу, - живо откликнулся Карташов.

- А что такие, как мы, крабы могут сделать? - спросил Бурлаченко.

- Мы свободно своих притеснителей можем взять за письку и тряхнуть до смерти, - пояснил свою светлую мысль Татарин. - Кто из вас знает молитву "Отче наш"? Не знаете, безбожники! А кто знает, сколько стоит то, что мы с вами каждый день испытываем на собственной шкуре?

Одинец решил внести ясность.

- От вас, братцы, требуется единственное - очень хорошо уяснить для себя ситуацию. Чтобы потом не каяться, что поторопились, и что-то не то сделали. Поэтому я спрашиваю: считаете ли вы, что из вас сделали форменных рабов?

- Хуже! - откликнулся Горелов. - Мы рабы не господ, а черных подонков. Головорезов, которые держат нас в страхе и подачками в виде сигарет и хреновой водяры. Лично я уже окончательно отравился сивухой, мотор ни черта не тянет...

- Какое количество людей вы можете привлечь? - поинтересовался Карташов.

- Как минимум полвзвода...Рыл 12-15, - за всех ответил Горелов.

- Ты, Серый, моих людей знаешь, - сказал Татаринов. - Они пойдут на все, вплоть до уничтожения Алиевского выводка...Однозначно, всего, без исключений...

- Мы тоже пойдем, - поддакнул Бурлаченко.

- Но голыми руками их не возьмешь. Одной охраны там человек двадцать...И нужен транспорт, на такое дело на трамвае не поедешь... И для понта хотя бы пару каких-то пугачей... - лицо Татарина озарилось торжеством.

- Транспорт и стволы - это наши с лейтенантом проблемы, - успокоил всех Одинец. - Но при этом мы должны вернуться на базу, значит, должны подумать о грамотном отходе. Где вы, говорите, находится этот водочный завод?

- Где-то в районе Измайлово, а точнее, в Измайловской пасеке. Когда нас туда везли, один охранник выходил из машины...может, по...ть, а, может, сменить номера...Я случайно увидел указатели - поворот с шоссе Энтузиастов на лесопарк Измайлово, - сказал Горелов.

- Точно! - воскликнул Бурлаченко, - там еще были пруды: один большой и два поменьше. Дайте карандаш, я нарисую схему, где этот клебаный ангар находится.

- Все складывается, - сказал Татарин, - для любого предприятия нужно много воды, а для водочного тем более...

- Мы начинаем серьезное дело, - подвел итог Одинец, - и не хотелось бы, чтобы потом мы искали козла отпущения. Поэтому каждый из вас пусть хорошенько подумает, а через пару дней мы вновь вернемся к этому разговору. И поставим окончательную точку. Много набирать людей не стоит, толкучка в таком деле хуже всего...Завтра, в крайнем случае, послезавтра, кто-то из нас привезет вам мобильники...Сергей, подай сюда пейджеры, - обратился Одинец к Карташову. - Эти аппаратики легче спрятать...

- Это не проблема, заныкаем и телефоны, - уверенно сказал Горелов.

- А нас каждый вечер шмонают, - Татаринов разглаживал подсохшие в тепле усы.

- Свой телефон возьмешь у соседки, - Карташов выразительно взглянул на Татарина. - Соображаешь, о чем речь?

- Соображаю...

- А теперь запоминайте, как пользоваться пейджерами... - Одинец протянул Горелову шариковую ручку. Тот виртуозно зажал ее в клешне, и стал записывать номера диспетчерской.

Одинец коротко проинструктировал, после чего Бурлаченко сказал:

- Но если кому-то не повезет и будет ранен...Лично я последний патрон оставлю для себя.

- А я сначала сделаю из них куриные окорочка, а уж потом буду думать о себе, - твердо заявил Татарин.

- Не исключено, что на месте событий могут оказаться телевизионщики, Одинец положил перед каждым по пейджеру. - Но, если и будут, то на заключительной стадии разборки...Так что прошу перед делом побриться, помыть шеи и вообще явиться в вечерних костюмах...Народ России должен увидеть не подонков, а гвардейцев, настоящую десантуру, которая не прогибается ни перед кем и ни перед чем...

От столь высокопарных слов Саня даже зарделся. Но калек больше интересовали практические вещи.

- Если у вас, действительно, имеются стволы, то я предпочитаю АК...И лучше старенький, пристрелянный, - сделал заявку Бурлаченко.

- А мне нужен гранатомет, - Каркашин поднял руки, показывая, как он будет стрелять. - Можно автомат с подствольным гранатометом, но это будет зависеть от того, на чем мы поедем и кто будет шоферить. Важна маневренность.

- Мне уже пора, - сказал Бурлаченко. - Если не трудно, давайте заедем в магазин и возьмем что-нибудь выпить и пожевать.

Еще минут пятнадцать они обсуждали отдельные детали предстоящей операции и только в четыре отправились в путь...

...По проспекту Мира несся неприметный автобусик, на бортах которого крупно, отпугивающе красовалась надпись: "Дезинфекция". Машина несколько раз останавливалась - возле универмага, у ВДНХ, а затем возле метро "Чкаловское" и у "трех вокзалов".

Татарина они ссадили у его точки. После того, как они оттащили его на место, Карташов подошел к продавщице книг и поинтересовался обстановкой. Однако никто Татарина не искал и не спрашивал.

Отъезжая со стоянки, Карташов бросил взгляд на усевшегося на подставку Татарина, и с удовлетворением отметил, что на его лице не было больше прежней печати угрюмости и безнадежности. Кажется, оно светилось изнутри ровным лучезарным светом...

Рекогносцировка на местности

Справку о смерти Галины оформили в клинике Блузмана. Причина смерти ураганный рак молочной железы. Ее кремировали и хоронили на Митинском кладбище. Среди памятников местной знати.

Погода стояла ясная, белоснежная. Снег под ногами скрипел и шуршал, когда чья-нибудь нога оступалась за край прочищенной дорожки.

Когда пришла пора закапывать могилу, Броду стало не по себе. Может, тому причиной была обильная выпивка накануне, а может, общий стрессовый букет, который свалился на него в последние недели. Он вытащил из кармана пиджака валидол и положил в рот две таблетки. Для верности принял также таблетку реланиума и четвертинку анапрелина.

Николай, заметив, что с его шефом творится что-то неладное, подошел к нему и посоветовал отойти к лавочке и там отдышаться. Брод поднял горсть земли и бросил на крышку гроба. Бум-бум-бум - трижды стукнула земля о дерево и этот звук, словно молот по наковальне, ударил по его нервам.

Никаких речей не было. Николай отошел от могилы и переговорил с парнем - одним из четырех серьезных молодых людей из охранной фирмы. Заснеженные деревья не позволяли просматривать все пространство и Брод велел охранникам рассредоточиться, чтобы они могли держать в поле зрения каждый уголок царствия мертвых. Впрочем, это скорее делалось для порядка, поскольку сам факт уничтожения банды Фикса был в какой-то степени гарантией безопасности.

Карташов не смотрел в могилу. Он вообще отошел в сторону и нещадно курил. Мысли его были всюду и вместе с тем нигде. Он старался не думать о ней, о тех коротких прекрасных мгновениях, которые они пережили в один из пасмурных дней.

Наверное, у всех, кто переносит смерть близких, возникает отвратительное ощущение тупика. Абсолютной неопределенности. И он знал, что в такие мгновения нет лучшего лекарства против тоски, чем стакан водки через каждые два часа...

Карташов с Одинцом помогли зарыть могилу и когда они стали обкладывать холмик сосновыми ветками, в кармане у Карташова запищал мобильник. Он отошел в сторону и включил телефон. Узнал голос Татаринова. Тот по-военному доложил о готовности группы к "проведению операции". Он так и сказал: "Группа готова к проведению операции". Все дело было только за транспортом. Карташов слышал как Татарин затягивался сигаретой. "Завтра, Кот, встретимся и переговорим", - сказал Карташов и хотел отключить телефон, однако Татарин был настойчив: "Все должно произойти третьего декабря, в международный День инвалидов". "Тоже мне символист, - подумал Карташов, но в трубку сказал другое: Извини, Кот, я сейчас при деле...Встретимся - переговорим..."

После похорон они поехали домой к Броду, где уже хозяйничала его сестра Раиса - мужеподобная женщина с только что завитыми волосами. Казалось, что в создании ее лица Всевышний ничего кроме зубила под рукой не имел - настолько ее черты были грубы и неподвижны. Однако стол она накрыла быстро и поставила на него довольно разнообразные блюда, среди которых возвышались три пирамиды бутылок со спиртным.

Видимо, Брод уже успел выпить - лицо его горело и он, оставшись в одной рубашке, сидел в кресле и курил.

Пили молча и много. Постепенно водка с коньяком сломали поминальную чопорность и начались разговоры - сначала спорадические, а затем, как всегда, раскованно, с перебивкой друг друга и даже с шутками.

В какой-то момент, когда Брод отошел от стола покурить, к нему присоединился Карташов. Попросил пару дней отгула.

- Хочешь еще раз напороться на неприятности? - спросил Брод.

И Карташов, видимо, поддавшись общей атмосфере сближения, вкратце поведал ему о Татарине и его друзьях.

- Надо пообщаться с корешком, отвезти ему что-нибудь поесть, сигареты...

Брод не возражал, но при этом заметил: "Ты, Серго, теряешь бдительность...Если не ошибаюсь, это ты находишься в розыске. А не я..." На это Карташов отреагировал по-своему: он положил руку на плечо Брода и дружески пожал.

- Мы все, Веня, потеряли бдительность, - сказал он, - оттого сегодня похороны, а не свадьба.

- Ладно, умник, я не возражаю, только поставь об этом в известность Николая. И держи с ним постоянную связь.

- Понял, спасибо...

- И постарайся не попадаться на глаза ментам! А если все же нарвешься, уводи их куда хочешь, но чтобы сюда ни ногой, - Брод сделал отметающий жест.

Когда Карташов с Одинцом остались одни в комнате, Карташов рассказал напарнику о разговоре с Бродом.

- Ты один собираешься ехать к Татарину? - спросил Саня.

- Завтра - один. Разузнаю, что калеки придумали и насколько это реально.

- А когда мы съездим в Измайлово на разведку?

- Можем даже завтра туда махнуть. Включи, Саня, приемник, послушаем, что делается в нашем бардачном мире.

- Все то же - взрывают, воруют, занимаются коррупцией. Ты лучше подай мне гитару...

И казалось, что утрату переживает не Карташов, а он, Саня - столько в его голосе было щемящей тоски и отчаянной бесшабашности.

Он запел:

В Хайратоне прощались,

Поклялись, обещались,

Возлюбить свои жизни,

И не прикасаться к стволам,

Кабы знал, кабы ведал,

Кто позже нас предал,

Я бы свой АКС никогда,

Никому не сдавал...

...Ах, какая весна в Бирюзе,

Ах, какая весна была!

Вот бы снова туда,

Там бы встретить друзей,

Тех, с кем совесть не развела,

Ах, какая весна в Бирюзе,

Ах, какая она была...

Голос у Одинца загустел, возвысился и Карташов понял, какое мощное половодье чувств шумит в груди его товарища. Он почувствовал, как по хребтине побежали мурашки сопричастности к тому, о чем пел Саня...

...На следующий день Карташов встретился с Татариновым, от которого узнал, что график работы инвалидов кардинально изменился. Они перешли за зимнее расписание: на точках теперь сидят только в часы пик - с 8 до 12, после чего их развозят по домам. Вторая смена - с 16 до 19 часов.

Было без четверти одиннадцать. Разговор - короткий.

- Нас будет двенадцать рыл, - с улыбкой произнес Татарин. - Во всяком случае, столько ребят рвутся устроить Алиеву и его банде Варфоломеевскую ночь.

- Это слишком, где я возьму столько транспорта?

- От тебя ничего не требуется. У нас уже есть на примете две тачки: старый "москвич" и 31-я "волга". Нам только нужны запасные номерные знаки. И несколько хороших стволов. Желательно автоматов и кучу гранат.

Карташов молча курил и поглядывал на продавщицу книг, закутанную в шерстяной платок.

- А с последствиями вы считаетесь? - спросил он Татарина.

- Это для нас не важно, - Татарин сжал покрытый цыпками кулак. - Ты говорил, что будут журналисты... И если так...Мы сделаем колоссальный, на всю Россию, переполох и в этом нам никто не помешает. Даже если придется подохнуть. Но это же лучше, чем вечная помойка, верно, лейтенант?

- Допустим.

- Мы приняли коллективное решение - устроить грандиозный бэмц третьего декабря, в международный День инвалидов. Впрочем, я тебе уже об этом говорил.

- Значит, ничья помощь вам не нужна?

- Почему, можете со своим дружком нас подстраховать, чтобы мы в горячке не переколошматили пол-Москвы.

- Сколько человек охраняет эту винокурню?

- А этого точно никто не знает, но если сам пахан разъезжает в компании пятнадцати мордоворотов, можешь предположить, сколько их там всего... Ты ж понимаешь, какую капусту они шинкуют и как остервенело будут драться.

- Расположение этажей и помещений знаете?

- Ваня Горелов имеет схему. Но я знаю, что на минус первом этаже находится разливочный цех, на втором - склад готовой продукции, а на третьем, то есть на первом подземном - производство минеральной воды... Конечно, для отвода глаз. В ангаре идет разгрузка цистерн с помощью замаскированного слива, куда откачивается привезенный спиртяга. Голая контрабанда...

- Тебе бы, Кот, не побираться, а работать в налоговой полиции. Все знаешь...

- Разведка! Если я без клешни и без двух мослов, это еще ничего не значит.

- Но двух машин, о которых ты говорил, вам будет мало...

- А я тебе еще не все сказал... Третьего декабря, когда эти хмыри приедут нас забирать с точек, после второй смены, мы их аккуратненько уделаем. Вот тебе, пожалуйста, резерв - микробус "ниссан", в котором полроты поместиться может... Ну я так, к примеру... Холодильника, который приезжал ко мне домой, и под чьим мудрым руководством они меня обхаживали, я надеюсь найти в ангаре.

- Не горячись, не все так просто, как кажется...

- А штурмовать ночью Грозный - просто? - Татарин повысил голос. Что-то в нем надтреснулось.

- Забудем об этом, тогда вы Грозный не взяли...

- Потому что нас предали политбляди. И завод не Грозный, хотя и там могут быть чеченцы.

- Забудем, - повторил Карташов. - Говори, где мы вам передадим стволы.

- Третьего декабря, в 20 часов, группируемся неподалеку от лесопарка "Измайлово". Точнее, возле Серебряно-Виноградного пруда. Я думаю, к тому времени мы успеем взять власть в свои руки... - Татарин вдруг замолчал, словно в рот ему засунули кляп. - Слышь, Сергей, а твой напарник...этот Саня - надежный кент? Больно он шустрый, глазки бегают и сам он, как стреляная гильза.

- Проехали...Доверяешь мне - доверяй и ему. Проверен.

- Тогда нет вопросов! - хлопнул ладонью о культю Татарин. - Тогда разбегаемся, пока нас не засекли мои эсэсовцы...Да, чуть не забыл - нам не помешали бы еще два-три мобильных телефона. Конечно, лучше "мотороллы", с ними проще держать связь...

- Пока ничего не могу сказать. У тебя курево есть?

Вместо ответа:

- Послушай, Серый, а ты что - Бандо простил? Я давно тебя об этом хотел спросить.

Карташов, чтобы не привлекать внимание прохожих, подошел вплотную к калеке.

- Ты не те слова употребляешь, - сказал он. В голосе послышалось металлическое бренчание. - Это не в моей власти его прощать. На нем не только кровь таможенников, но и кровь Кротова, и подлянка, которую он сочинил со мной...

- А ты знаешь, что Кротов хранил кассету со своим признанием?

Карташов сделал стойку.

- Не понимаю, что ты имеешь в виду.

Татаринов воровато огляделся. Заговорщицки, вдруг осипшим голосом спросил:

- Помнишь, когда мы сидели в казарме на военном положении? Ну, в январе 1991 года, в Риге ? Тогда еще один наш парень застрелился из автомата...

- Ну, говори дальше, а то мое терпение усыхает...

- Кротов что-то подозревал...боялся, что за взрывы возле ЦК, полицейской академии кому-то придется отвечать, а делать это не захочется...И свидетелей начнут убирать, понял?

- Не тяни, Кот, это тема для меня важней важного...

- Кротов у одного знакомого журналиста попросил диктофончик и на него наговорил признания...ну, как все было на самом деле, кто чем занимался...Словом, явка с повинной. Кассету он спрятал за бронированную плиту, мы тогда боялись внезапного штурма националов...

- Мы боялись не только штурма, больше боялись таких, как Бандо. Он должен был убрать основных свидетелей. Кто еще кроме тебя знал, где спрятана кассета?

- Никто! Кротов знал, и я...Все! Кротова убили. А вскоре и наш отряд вывезли в Тюмень.

- А почему ты раньше молчал?

- Ситуация не такая была. Одни наши пошли к Ельцину, другие к Баркашову, третьи - в банды...И те и другие свои, а поди разберись, что и про кого на той кассете сказано. Если бы я тебя встретил раньше, конечно, сказал бы...Подумалось, а если сегодня меня убьют, и ты не узнаешь о признании Кротова...

Карташов взял его руку.

- Клянусь автоматом Калашникова, если то, что ты мне рассказал, правда, я вечный твой должник...Это может очень многое поменять в моей жизни...

- Вот третьего декабря и произведешь со мной частичный расчет, Татарин усмехнулся и разгладил свои жидкие, давно не ровненные усы. - Но учти, лейтенант, на совести Бандо не одна загубленная душа, поэтому будь с ним как на тонком льду...Ты же знаешь, он отлично стреляет по живым мишеням и особенно ему удаются неожиданные взрывы...

Расстались. Синий морозец, казалось, умиротворил не только улицы Москвы, но и весь подлунный мир.

...В тот же день Карташов с Одинцом отправились на рекогносцировку в лесопарк "Измайлово". По шоссе Энтузиастов добрались до Горьковского шоссе и там свернули на Большой Купавинский проспект. Затем выбрались на гаревую дорожку, ведущую в зеленую полосу.

По обе стороны заискрились большие пруды, и "шевроле", пройдя узилище между водоемами, съехал с дороги и взобрался на небольшой пригорок. Оттуда открывался превосходный вид на парк. В его центре, словно коробок спичек, положенный плашмя, серебрился ангар, огороженный высоким бетонным забором. Одинец поднес к глазам бинокль и долго всматривался в общем-то мирную, совершенно невозмутимую панораму. Сначала он услышал, а затем и увидел въезжающие на территорию ангара два похожих на бензовозы автомобиля. Это были "мерседесы" с никелированными мощными бамперами...

- Скорее всего, это спиртовозы, - предположил Одинец.

И действительно, цистерны въехали в открывшиеся ворота, подкатили к ангару и замерли. Появились люди, открылся темный провал и обе машины, заурчав, направились в ангар.

- Послезавтра этот снег будет черным, - сказал Карташов.

- И красным...Надо помочь ребятам заминировать ангар...

- Они нам этого не простят. Мы тогда лишим их кайфа, а для них важнее всего сделать все своими руками.

- Самоутвердиться?

- А хоть бы и так. И отомстить. Месть слаще любви...

Одинец еще раз приставил бинокль к глазам.

- Перебьют их, как щенят...

- Эти люди загнаны в угол, а в таком положении и теленок может стать боевым быком.

- По-моему, нам надо уходить...Видишь, из ангара выруливает...О, да это "линкольн-навигатор" - чудо американского автомобилестроения.

- Выдрючивается, падла! Строит из себя раджу или короля Брунея...

- Как ты думаешь, Мцыри, если калеки этого Алиева запекут в этой тачке, много будет от него вони? Задолбанный король сивухи...Уу-хх, как чешутся руки...

Карташов отрыл дверь в кабину.

- Я думаю, что нам пора отсюда уезжать. Мы ведь не знаем, может, кто-то из его холуев сейчас рассматривает нас в бинокль, - Карташов отжал ручник и по инерции скатился с пригорка на дорогу. Под колесами "шевроле" захрустел первый ледок.

Сумерки подсиненным пушком уже где-то плавали в московском небе.

Они закурили и, включив магнитофон, под мелодию незамысловатой песенки направились по забитым транспортом улицам...

Восстание рабов

- Что ты, Мцыри, стал так долго думать? - Одинец поднял голову от нард. - Ты лучше скажи, как там насчет оружия? Ты разговаривал об этом с Бродом?

- Он переадресовал меня к Николаю.

- А тот?

- Учинил настоящий допрос - для чего, да для кого? Впрочем, я его прекрасно понимаю.

- И что?

- Пришлось в размытых контурах обрисовать предстоящее дело. Никола против, ему наши прекрасные души порывы непонятны...Словом, велел не нарываться на пулю.

- А пуля - дура и Коля прекрасно об этом знает, - Одинец замурлыкал себе под нос: "Только пули свистят по степи...ты, любимая, знаю, не спишь..."

Уже без света Карташов долго не мог уснуть. Думал о Галине, хотя разными мысленными картинками хотел заслониться от ее образа...

...На следующий день, на "шевроле", загруженным АК, гранатометами и несколькими тротиловыми шашками, они отправились в район Измайлово. Для маскировки на оружие набросали пустых картонных коробок, а у самых дверей поставили два тяжелых бидона со старой масляной краской. Гаишники не любят иметь дело с тяжелыми, грязными грузами и обычно в таких случаях досмотр проводят весьма поверхностно.

Они добрались до Серебряно-Виноградного пруда без десяти восемь, но припарковались не у самого водоема, а в районе стадиона.

- Как, Мцыри, нервишки шалят? - спросил с улыбкой Одинец.

- Не более, чем всегда, - руки Карташова спокойно лежали на баранке. А у тебя?

- Дрожу, как осиновый лист... Вон, кажись, твои кореша приближаются.

Из-за афишной тумбы выехал красный "ниссан", за ним "москвич-"каблучок". "Ниссан" развернулся и остановился у ограды. Тут же подкатили еще две машины: микроавтобус "рафик" и старая "волга".

Одинец вылез из машины и подошел к "ниссану", за рулем которого сидел незнакомый ему человек тридцати-тридцати двух лет. Это был Бицепс.

- Где Татарин? - спросил Саня водителя.

- Я здесь! - из салона послышался глухой голос Татаринова.

Одинец обошел машину и приблизился к задней двери. Она уже была открыта. В темноте с трудом угадывались лица, огоньки от сигарет. Из глубины раздался голос Татарина:

- Где Карташ? Он обещал привезти стволы.

- Сейчас подгоним машину и перегрузим, - сказал Одинец.

Вся процедура заняла не более пяти минут.

- А запасных магазинов больше нет? - поинтересовался Татарин.

- Что вам по три рожка мало? - Карташов подошел к двери "ниссана".

Они увидели как из "волги" вылез одноногий человек с костылями в руках.

- Вы хотите мне сказать, что все такие орлы сидят за баранкой? спросил с нескрываемым изумлением Одинец.

- А где нам взять других? Наш Лева - ас, он шоферюга классный. Когда-то в Афгане возил фельдъегерскую почту.

- Да не бздите, ребята, - послышался из салона еще один голос, явно адресованный Одинцу с Карташовым. - У нас все схвачено и за все кровью заплачено..."Москвичом" управляет Вася Дрон, он вообще без обеих рук, одни культяпки..."вилы", но гоняет по формуле No 1.

- Эх, армия, мать вашу так, - чуть не взвыл Одинец.

- С чего начнете штурм "резиденции Хафизулы Амина"? - Карташов сказал это без улыбки.

- С преодоления огневой мощью ворот...

- Не спеши, Татарин, - сказал Одинец, - ворота - это наша с Сергеем забота. Вы же подъезжаете к ограде, но из-за нее не высовываетесь. Вот когда прозвучат два залпа, тогда по газам и - в бой!

- А я думал, вы нам дадите полную свободу действий, -Карташов услышал в словах Татарина нотки искреннего сожаления.

Первыми тронулись "ниссан" с "волгой". За оградой они свернули направо, в узкий проезд, между заброшенными садовыми участками, и полуразвалившимися деревянными лачугами.

Карташов подождал, когда отъедут "москвич" с "рафиком".

- Тебе, Мцыри, не кажется, что сегодня мы будем присутствовать при массовом истреблении калек? Такое впечатление, что находимся на просмотре фильма абсурда...

- А когда мы ездили в крематорий - это был не абсурд? Или когда ты, как угорелый, носился по Учинскому водохранилищу?

- Но там хоть какая-то логика была, а тут...Не знаю, - Саня пожал плечами. - Сейчас рули налево и еще раз налево...

Карташов тупо смотрел на дорогу, разговоры Одинца его раздражали.

- Наоборот, здесь есть железная логика, - сказал он, - а там, на водохранилище...

Перед ними открылись два серебристых пятна - скованные льдом пруды. "Шевроле" въехал на взгорок и Одинец с Карташовым вышли из машины. Карташов взглянул на небо и восхитился его красотой. Где-то далеко за ангаром звезды сливались с огнями города.

- Мцыри, подай гранатометы, сейчас мы немного окучим эту винокурню.

Одинец, опустившись на колено у теплого бока машины, стал искать цель. Он явно получал наслаждение от процедуры примерки и не спешил. Он дважды поднимал от прицела голову, как бы удобнее укладывался в боевую позу, и в один момент, воскликнув "привет, Алиев!", выпустил гранату. Потом еще одну...

Карташов подал ему бинокль.

- Кажется, "ниссан" уже на территории...Твои калеки довольно четко сработали... Сколько у нас запасных магазинов?

- Хватит, чтобы погреть руки. Гоним, Саня, а не то крабов перебьют до нашего прихода...

Они подъехали к ангару, когда там во всю шла стрельба. Оставив машину снаружи, они с автоматами побежали к воротам ангара. Когда миновали небольшой тамбур, и, вошли в ангар, на них хлынула горячая волна, состоящая из сгоревшего пороха, выхлопных газов и солярки. Им открылась жуткая картина: "ниссан", изрешеченный пулями, горел, возле него копошились тела. В дымно-сумеречном свете Карташов разглядел сидящего на культях Татарина. Единственной рукой тот прижимал к себе автомат и гвоздил из него дальние пределы ангара. Кто-то невидимый, с другой стороны "ниссана", тоже поливал огнем невидимых врагов.

Вдоль стен, друг за дружкой, стояли автоцистерны, а слева - возвышались огромные чаны, с такими же огромными вентилями и фланцами.

Когда из глубины ангара затараторили выстрелы, Карташов бросился ничком на цементный пол. Он видел, как из-за стоявшей посредине ангара "волги" выполз человек и с помощью костылей попытался подняться в рост. Вдоль единственной ноги болтался АКС, который человек ловко подцепил рукой и сходу начал стрелять. При этом он ухитрялся не потерь костыли. Он словно висел на них, и сотрясающая автоматная очередь придавало его телу странное поступательно-возвратное движение. Это был Гарик...

- Мцыри, задержи этого придурка! - крикнул Одинец. - Эти суки здорово огрызаются...

Слева от себя Карташов услышал учащенное дыхание: это был еще один обрубок, обвешенный гирляндой тротиловых шашек, и направлявшийся в сторону автоцистерн. Он явно желал их достать...Тени от его костылей, при каждом движении, отлетали на потолок, создавая там китайский театр. Ни Карташов, ни Татарин, ни тем более, Одинец не заметили человека с зажатой в руке ф-1. Стопорное кольцо он уже выдернул зубами и оно торчало у него изо рта. Присмотревшись, Карташов узнал - это был Геныч. Он прыгал, словно раненый кенгуру, и неотвратимо приближался к цели. Однако его тоже заметили хозяева ангара, ибо тут же из глубины открылся беглый огонь из всех стволов. Автоматные очереди просто неистовствовали над головой Геныча и он, видимо, уберегаясь от них, нагнулся и потерял равновесие. Упал лицом вниз. Однако гранату из рук не выпустил.

- Геныч, остановись! - закричал Татарин и в этом отчаянном крике Карташов ощутил весь ужас ситуации. Однако живая торпеда продолжала свой путь к чанам. Геныч заполз в пространство между двумя емкостями и все, кто наблюдал за ним, замерли в ожидании взрыва.

Карташов подбежал к Татарину - тот, опустив ствол автомата и, закрыв глаза рукой, тоже чего-то ждал.

Из-за "ниссана", опираясь о машину, показался незнакомец. У него был только один костыль, с помощью которого он довольно быстро стал пересекать ангар по диагонали.

- Стой, чертяка! - попытался остановить человека Карташов, но ему помешал гигантский столб огня, поднявшийся из того места, где недавно они видели Геныча. Прогремел оглушительный взрыв. Карташов, плохо соображая, ощутил как его неодолимая сила волочет по полу. Автомат выпал из рук, его крутануло и не было никаких сил преодолеть инерцию. Однако при этом он видел, как взрывная волна подняла в воздух Татарина и словно табуретку, легко кинула в сторону выхода.

Затем Карташов увидел Одинца - тот, отброшенный к стене, пытался, подняться, но ноги не подчинялись ему. И когда взрывная волна погасла, в открытые ворота ангара влетели "москвич", а за ним "рафик". "Каблучок", сделав вираж, развернулся на 180 градусов и из задних его дверей началось настоящее извержение огня. "Рафик" по инерции пронесся вглубь ангара и, видимо, сделал этим самым роковую ошибку. Подорванная возле стены одна из автоцистерн, зафонтанировала огненным смерчем. Он мгновенно накрыл "рафик" и машина на глазах превратилась в горящую скирду. Из нее стали вываливаться факелы из человеческих полутел, кататься по полу...Кто-то в смертельной агонии еще пытался бросить гранату в сторону цистерн, однако, потеряв равновесие, человек сам упал и то, что было зажато в руке, отлетело в сторону и взорвалось. Звон, который создавали бившиеся о емкости осколки, был для нормального слуха нестерпимым.

Карташов отвернулся и увидел Одинца, лежащего у стены лицом вниз.

- Саня! - крикнул Карташов, - какого хрена ты там разлегся? Подъем, уходим!

Он подбежал к Одинцу и стал его тормошить. Перевернул на спину и, к счастью, нигде не увидел ни царапинки. Саня поднял голову, хрипло, но членораздельно спросил:

- Что с пацанами?

Карташов подхватил его под мышки, помог встать на ноги. Одинец походил на пьяного - движения его были неустойчивые, ноги заплетались.

- Пусти, я сам, - сказал он и освободился от рук товарища. - Где Татарин? Где его безногая банда? - они окинули взглядом дымное пространство ангара, догоравшие машины, бесформенные кучки распростертых на цементе людей.

- Все здесь, - тихо вымолвил Карташов. У него все плыло перед глазами.

Откуда-то из-за завесы огня послышался рев автомобиля и они увидели, как из огненного ада в сторону ворот направляется покатый нос "линкольна-навигатора". Набирая скорость, машина двинулась прямо на них.

- Один момент, Мцыри, я сейчас этого удава остановлю, - Одинец не очень уверенно нагнулся и подхватил за погон лежащий у ног автомат. Оружие, словно ударная доза адреналина, подхлестнула его волю, и он, без упора, всадил полмагазина в лобовое стекло "линкольна". Несколько метров роскошный лимузин двигался по инерции, но в какой-то момент его передние колеса скособочились и повели машину на вертикальную опору. Удар об нее был настолько сильным, что металлическая балка, поддерживающая многотонную конструкцию, надломилась, словно спичка. Массивная железобетонная плита рухнула на машину, наглухо похоронив ее под обломками.

- Мы не уйдем, пока не удостоверимся, что некого больше спасать, Одинец направился вглубь ангара. Карташов подошел к "ниссану".

Из открытой двери, свесившись головой вниз, лежал безногий человек. На земле, у колес - трупы Бурлаченко и Горелова.

В самом конце ангара рванула еще одна цистерна со спиртом - длинные, огненные сопли разметались по стенам и потолку. Тихо догорал "рафик", возле него - трупы калек...От "москвича" и "волги" остались одни остовы. Посреди ангара одиноко лежал дюралевый костыль. Карташов увидел сидящего на полу Одинца - обняв руками голову. Он раскачивался из стороны в сторону.

- Вставай, Саня, здесь нечем дышать, - Карташов снова начал его ставить на ноги. Он видел, насколько его напарнику худо и он, по всей видимости, не совсем отдает отчет в своих действиях.

Когда они вышли на улицу, их поджаренные лица ощутили непередаваемо свежее дыхание зимы. Но звезды, на которые зырнул Карташов, не вызвали в нем никаких эмоций.

У самых ворот ангара лежало нечто неподвижное, что сразу же привлекло внимание Карташова. Но он не сразу поверил, что это было то, что осталось от Татарина. Часть лица была без кожи, вместо волос - обуглившаяся корка. Пальцы единственной его руки намертво обхватили стальное яичко гранаты, которую он так и не успел пустить в дело. Одинец нагнулся и разжал его пальцы.

Откуда-то со стороны прудов послышались отчетливые шумы. Карташов хотел было поднять то, что осталось от Татаринова, но Одинец с нескрываемым раздражением остановил его:

- Брось...Ты теперь ему не поможешь...Пусть телевизионщики его снимают, лучшего кадра трудно себе представить...

От прудов запрыгали пучки света от автомобильных фар. Уже из "шевроле", в отсветах охватившего почти весь ангар пламени, они разглядели, как машины резко затормозили, из них начали выскакивать люди с телевизионными камерами.

И вдруг земля содрогнулась, обшивка ангара разошлась и из нее, колесами вперед, вылетел задний мост КАМАЗа. Он упал в метрах тридцати от "шевроле", и в том месте, где он приземлился, воспарилось огромное белесое облако.

- У меня такое ощущение, - с одышкой проговорил Одинец, - будто в мозгах бултыхаются пустые гильзы. У тебя такого никогда не было?

Карташова мутило. Он жал на газ, и когда выехали на шоссе, сказал:

- Этого зрелища теперь хватит на всю оставшуюся жизнь. Ты оказался прав, их перебили как кутят.

Одинец отрешенно молчал. Все перед глазами у него плыло и горело, и только огромным усилием воли он заставил себя прореагировать на слова Карташова.

- Пацаны сделали все, что было в их силах, и сейчас мне их не жалко...Людей, способных на такое, никогда не надо жалеть, это их страшно унижает...

В Ангелово они вернулись в двенадцатом часу. Немного посидели в темной комнате, прямо из горлышка попили водки, покурили... Потом легли, и Карташов слышал, как беспокойно ворочается в кровати Одинец. В какой-то момент он так тягостно застонал, что Карташов испугался за него. Но ему и самому хотелось выть, и когда Саня затих, он тоже притаился и в сумбурных видениях поплыл в сон.

Исчезновение Одинца

Карташову снился прекрасный сон. Как будто он парит над зеленой, ярко освещенной солнцем и отрадно ностальгической землей. Возможно, снился Крым, где он не был с давней юности и это было его возвращение во времени. Песчаная дорога под ним, при прежнем великолепии природы, пошла полого вниз, и он подумал, что это начался спуск в Ялту, где пахнет лавандой, морем и сгоревшим бензином. У него замерло сердце и он ощутил острое чувство утраты...

... Когда открыл глаза, его ослепила ярко горящая над ним люстра. Он обвел помещение взглядом и понял, что в комнате он один. На диване, где спал Одинец, лежала скомканная простынь и сползшее на пол одеяло. Вроде бы ничего особенного, но от всего несло отчуждением...

Карташов наскоро оделся и вышел в коридор. Открыл одну дверь, вторую, но Одинца нигде не было. Не было его и в холле. Сергей направился во двор: у забора стоял Брод и разговаривал с новым охранником.

- Веня, - обратился Карташов к Броду, - ты, случайно, не знаешь, где Одинец?

На Вениамине - махровый халат, поверх которого накинута куртка с капюшоном.

- Сане стало плохо...Спускался по лестнице и потерял сознание.

Кольнуло нехорошее предчувствие.

- Где он? - едва сдерживаясь, еще раз спросил Карташов.

- Николай отвез его в клинику к Блузману. Вы же с ним вчера от души порезвились, а это с непривычки всегда кончается плохо.

- Ключи! - Карташов протянул к Броду руку.

- Да иди ты, Мцыри, умойся холодной водой, все с твоим корешем будет в порядке.

- Веня, гони ключи от машины! Я за себя не отвечаю и ты в этом сейчас убедишься, - Карташов извлек из-под полы пистолет.

Брод развернулся и пошел к гаражу. Открыл ворота.

- Вы хотя бы, свинтусы, вытащили бидоны с краской, - сказал он. Засрали всю машину...

Однако слова Брода не доходили до его сознания. У него перед глазами стоял секционный стол, который он однажды видел на Ткацкой улице. А на том столе представил распростертое тело своего друга, над которым колдуют мордовороты в зеленых халатах. Над столом блестят прожектора, скальпели пускают зайчики, тошнотворно пахнет формалином.

Когда он уже был в кабине "шевроле", и собирался выезжать из гаража, Брод крикнул ему:

- Ты хотя бы причесался, а то как с дикого бодуна...Слышь, Мцыри, прежде чем ты там начнешь буянить, подумай о вечности.

Карташов сунул в рот сигарету и сразу же почувствовал тошноту. Открыв дверцу, сплюнул и, не глядя на Брода, бросил:

- Если кто-то намерен с Саней сыграть злую шутку, я тому не завидую. Кровь будет бить Бахчисарайским фонтаном...

- Да брось ты свои ментовские штучки, а то ведь я тоже могу рассердиться.

Хлопнула дверца, "шевроле" выехал из гаража и уперся фарами в закрытые ворота. Обычно их распахивали дежурившие на территории охранники, сейчас же они застыли столбами у калитки и делали вид, что это их не касается. Карташов вылез из машины и сам отворил железные ворота. Он выехал на дорогу и погнал по просыпающимся улицам Москвы.

Его мысли были короткие и недолговечные. Скорее обрывочные, черно-белые. Однако езда немного успокоила его и сигарета, свисающая с губ, больше не казалась отравой.

Когда он прибыл на Ткацкую, его встретили глухие ворота и абсолютно безжизненный корпус клиники. Он не стал стучать в ворота, а подтянувшись на руках, перелез через высокий забор и прыгнул в кусты рододендронов. Вдоль ограды направился в сторону крыльца. Однако двери были заперты. Он обошел строение и на другой его стороне обнаружил тускло светящееся подвальное окно. Присев на корточки, он заглянул через забранный решеткой оконный проем и ужаснулся. На кровати он увидел лежащего человека под капельницей. Его руки и ноги стягивали широкие ремни, голова откинута назад, глаза закрыты...Неяркий свет скрадывал черты лица, однако Карташов не сомневался, что перед ним Одинец.

Все нижние окна были в решетках и он воспользовался старинным, из чистой меди, водостоком - по нему добрался до выступа, от которого рукой подать до окна. Злость клокотала в нем и Карташов, не остерегаясь, ударом ноги высадил стекло и повернул ручку на внутренней стороне рамы. Помещение, куда он попал, было заставлено какой-то аппаратурой и он, лавируя между столами, на ощупь вышел к двери.

Коридоры, по которым он бежал, освещались слабыми лампочками, - в конце и начале - пол блестел, натертый мастикой, и Карташов на повороте едва не упал.

Сбежав по лестнице вниз, он оказался в холодном подвале. Ему показалось, что среди множества дверей, он узнал ту, откуда летом они с Николаем выносили гроб. Он дернул за ручку, но дверь не поддалась. И все остальные двери были закрыты.

Где-то послышались отчетливые шаги и Карташов затаился. Встал за пожарный щит. Старался сдержать дыхание. Шаги приближались, они были размеренны, успокаивающе однообразны. Сначала он увидел тусклую тень, затем стал вырисовываться силуэт человека, в руках которого угадывался предмет, похожий на пистолет. Когда шедший в его сторону поравнялся со щитом, Карташов, схватив незнакомца за руку, резко рванул на себя и уложил на пол. Пистолет, чугунно стукнувшись о цементный пол, отлетел в сторону. Надавив коленом на лопатку поверженного человека, Карташов взял его на болевой прием.

- В какой комнате находится тот, кого ты здесь охраняешь? Только, ради Бога, не строй из себя крутого парня...

- Отпусти руку, сломаешь...

- Сломаю...Где Одинец? Ты ведь знаешь, о ком идет речь, поэтому не валяй дурака.

- Пациент в третьем боксе...Ключи у меня в кармане.

Карташов ослабил сцепку, ногой подгреб к себе пистолет.

- Где живет Блузман?

- Где-то в районе Николиной горы...

- Точнее...И не дергайся, если не хочешь остаться на всю жизнь контуженным.

- Его, пожалуй, сегодня нет дома, - сегодня у хозяина юбилей семидесятилетие, они все там...

Карташова эти слова удивили, он знал только одного хозяина - Таллера.

- О ком ты лопочешь? - он сильнее вдавил ствол пистолета в щеку лежащего под ним человека. Локтем нажал на лопатку. - Только не тяни резину, я устал на тебе лежать...

- Тарасовка, Гудзь...

- Строительная улица, 42? Человек с железными клыками?

- Гудзь...Федор Иванович...

Карташов поднялся, отошел к стене. В свете тусклого света, исходящего из окна, его тень ломанным крючком застыла на стене.

- Вставай и отопри нужную дверь, - приказал Карташов.

Звякнула связка и охранник направился к последней в коридоре двери. Когда они вошли в палату, в нос шибанули противные больничные запахи.

- Саня, - тихо позвал Карташов. - Одинец, черт возьми, хватит валяться, пора домой! - Карташов охраннику: - Отключи систему и развяжи его.

Человек подошел к кровати и довольно уверенно вытащил из локтевой вены Одинца иголку капельницы.

- Что с ним? - кивнул в сторону бездвижно лежащего Одинца.

- Я всего лишь фельдшер, а не врач, но, насколько мне известно, у него психопатический шок. Синдром легионеров, дали о себе знать накопившиеся стрессы...Но основная причина - вчерашняя контузия...Очевидно, после какой-то разборки...

...Не менее получаса ушло на то, чтобы найти носилки, отворить подвальные двери, а затем - ворота и отнести Одинца в машину. Карташов чертыхнулся, когда открыв "шевроле", на него едва не свалился бидон с краской.

Когда Карташов уже сидел в кабине, они с фельдшером выкурили "трубку мира". Затем Сергей, вынув из обоймы патроны, вернул парню его пистолет. Тот вел себя корректно, с пониманием ситуации. На прощанье он сказал:

- Если вздумаешь податься в Тарасовку, не забывай, что этот Гудзь почти полста лет провел за решеткой. Такие же у него и гости...

- Боюсь, приедем на шапочный разбор, - Карташов взглянул на часы.

- Там сейчас самый разгар...Шестидесяпятитилетие Гудзь отмечал до шести утра...

- Спасибо за предупреждение, и если это так, поговорим с дядей Федей по душам...

Фельдшер нервно закурил.

- Если можешь, обо мне не надо... Иначе - он чиркнул себя по горлу, мне каюк...А сейчас свяжи меня и брось как полено где-нибудь под лестницей.

Они вернулись в корпус и Карташов сорванным со стены электропроводом завязал руки и ноги фельдшера. И уложил его возле теплой, обмотанной изоляцией, трубы...

Выйдя на улицу, Сергей вдруг ощутил страшную пустоту. Темные кусты рододендронов, высокий забор, тянувшийся вдоль запорошенных опавшими листьями клумб в бесконечность, размытый контур безмолвствующего здания все это настраивало на крайне пессимистический лад. Но когда он залез в кабину и услышал, как стонет Одинец, настроение у него тут же изменилось. Он почувствовал, как под курткой учащенно забилось сердце, ненависть стала переполнять все его существо.

- Саня, как ты там?

- Курить...

Карташов, вылущив из пачки сигарету, перегнулся через перегородку и вставил в высохшие губы друга сигарету. Чиркнул зажигалкой.

- Затягивайся...Что, сил не хватает? Ох, мрази они за это ответят,- и Карташов тоже закурил. Однако не успел он сделать пару затяжек, как с главной улице на скоростях выехала машина, ослепив его светом фар. Он включил зажигание, но показавшаяся машина, с визгом тормозя, встала поперек дороги. Но этого мало - сзади мелькнул острый свет и еще одна машина приткнулась позади "шевроле"..."Вот, кажется, и кранты", - подумал Карташов, что однако не помешало ему нащупать под курткой рукоять пистолета. Большим пальцем от приподнял флажок предохранителя.

- Саня, нас взяли в коробочку...Но ты не волнуйся, тебе это сейчас вредно. Отдыхай...- он увидел как из передней машины вышел человек, и на фоне далеких фонарей он сразу же узнал угловатую фигуру Николая. Из второй машины показался Брод.

- Мцыри, - начал свою речь охранник, - ты же не скажешь, что мы к тебе плохо относились...Поэтому не валяй дурака, выходи из тачки и переходи в мою...Не хочешь ко мне - садись к Вене...

И тут же послышался голос Брода. Карташов по интонации почувствовал, что в голосе слишком много угрожающих ноток.

Не высовываясь в форточку, он ответил:

- Мне и здесь не дует...Если соскучились по моей компании, можете сами подсесть ко мне.

- Не дури, Мцыри, ты захватил чужую машину, и, судя по всему, наделал в клинике шкоду. Или я ошибаюсь? - в голосе Николая наоборот чувствовались умягчающие нотки. Но Карташов уже знал им цену. Он положил кроссовку на педаль газа, и в это время охранник поднял руку и дважды выстрелил. Карташов ощутил змеиный посвист пули у самого виска и пригнулся. Стекло однако не разлетелось, лишь небольшое отверстие, сантиметров на десять ниже обзорного зеркала, засквозило холодной струйкой... Он нажал на акселератор и пошел на таран. Но при этом резко подал машину влево, направляя ее в дверцу, за которой стоял Николай. И тот, видимо, растерявшись, не ожидая такой дерзости, не успел отскочить, и вместе с дверцей был смят, вдавлен в кузов "Ауди". Сзади раздались выстрелы, но это уже было не страшно: он знал, что Веня стрелять не умеет. Все три пули ушли под самую плоскость крыши, наполнив салон пороховыми ароматами...

Почти не тормозя, Карташов направил машину в сторону поперечной улицы, и на крутом вираже ушел вправо.

Сзади раздался слабый голос Одинца:

- Серый, у меня под сиденьем лежит обрез...дай мне его...

- Все нормально, Санек! С этой минуты, начинаем с тобой новую жизнь. Как ты на это смотришь?

- Мне бы сейчас стакан водки и чего-нибудь пожевать...

- От чего ты так развялился? Чем они тебя пичкали?

- У меня аллергия на контрастное вещество, которое они мне вчера ввели. Проверяли почки....Сволочи, я этому Блузману, если встречу, оторву башку.

- Такое не исключается. Мы сейчас заедем в одно место...

- Сначала подъедь к какому-нибудь ларьку, купи водяры.

Карташов, миновав памятник Пушкину, свернул вскоре на Неглинную и возле кафе остановился.

- Ты не высовывайся, пока я хожу за пайкой, - сказал Карташов и вышел из машины.

Вернулся с целлофановым кульком и его содержимое разложил на сиденье рядом с собой. Круг краковской колбасы, банка красной икры и несколько бананов. И две двухсотграммовые бутылочки водки. Одну из них протянул в темное нутро салона.

- Саня, держи лекарство, а я пока открою банку с икрой дальневосточного лосося. Икра тебя вмиг поставит на ноги.

- Меня уже привели в чувство выстрелы... И запах пороха...Кто первым начал палить - Никола или Брод?

Раздался жестяной звук - Карташов финкой вскрывал банку с икрой. Послышалось бульканье - это Одинец поглощал водку. Тут же попросил закурить. Голос у него стал тверже, и Карташов понял, что его дружок начинает оклемываться. И действительно, через десять минут Одинец вполне пришел в себя и даже перелез на свое обычное место - на переднее сиденье.

- У Николы нервы сдали, - Карташов взглянул на Саню.- Голова кружится?

- Была страшная слабость. Но сейчас я уже орел, парю под облаками.

- Это водяра в тебе говорит. Смотри, чтобы не переборщить...

Они проехали по Неглинной и возле Альфа банка свернули на крохотную улочку. Карташов припарковался возле аптеки.

- Я думаю, тебе надо что-нибудь принять против аллергии...Я знаю, моя сеструха, когда у нее начиналась бронхиальная астма... ей давали супростин или тавегил. Купить?

- Не надо. У меня все нормально...Единственное, что мне сейчас не хватает - горячего душа...

- Как они тебя захомутали? Брод сказал, что ты, спускаясь по лестнице, потерял сознание?

- Врет, сучара! Никола мне сонному маску с хлороформом сделал. В какой-то момент я был в сознании и видел его бледную харю с оловянными глазами. Я хотел позвать тебя, но не мог, он меня накрыл подушкой...

Карташов, стиснув зубы смотрел куда-то за окно и думал свою думу.

- Почему они тебя взяли, а не меня?

- Наверное, потому, что я моложе и, видимо, Брод, тебя просто пощадил...

- Или оставил на закуску.

- Возможно. Куда мы сейчас с тобой направляемся?

- В гости к одному джентльмену удачи, которого ты, между прочим, тоже знаешь.

Они ехали тем же путем, которым когда-то направлялись на Учинское водохранилище. И Одинец вскоре это понял. Он завертел головой и в его усталых глазах застыл вопрос. Но когда он увидел дорожный указатель, на котором светилось слово "Тарасовка" и до которой оставалось пять километров, он спросил:

- Если не ошибаюсь мы направляемся по знакомому пути, но мне непонятно...

- Сейчас поймешь, когда свернем на одну улочку по имени Строительная.

Карташов вкратце рассказал Одинцу о разговоре с фельдшером.

- И этот железозубый дядька хозяин нашей фирмы? - у Одинца от удивления аж взор загорелся. А кто же тогда Таллер? Кто такой Брод?

- Выходит обыкновенные шестерки, как и мы с тобой.

- Извини, Серый, мы не шестерки, мы с тобой - наемники, а это большая разница. Ну хорошо, приедем, поздороваемся с ними и что дальше? Я уверен, что в его усадьбе всегда найдется четыре метра земли, где он нас зароет...

- Зароем мы их... Я думаю, праздник сейчас у них в самом разгаре.

- Но мы почти с голыми руками...- Саня просунул руку под сиденье и убедился, что обрез на месте. - У меня всего две пачки патронов да и у тебя, небось, всего пара обойм...

- В кузове остались с прошлого раза два гранатомета, но скорее всего, они нам не понадобятся.

- А я думаю, что мне тут так в бок впилось...

Дорога была неосвещенная, с редкими фонарями и машина часто попадала в глубокие колдобины, присыпанные снежком.

- Как, Саня, себя чувствуешь? На троечку или на четверку с минусом?

- На четверку с плюсом. Кстати, у нас есть еще водка?

- В бардачке лежит шкалик, но, мне кажется, это будет для тебя лишнее...

- Лишние мы с тобой на этом свете.

У Карташова в кармане запищал мобильник. Звонил Брод. Говорил напористо и чувствовалось, что он не совсем трезвый. Карташов отстранил от себя трубку, чтобы голос Брода слышал Одинец.

- Ты, Мцыри, сделал непоправимую ошибку...Ты догадываешься, о чем я говорю?

- Нет, не догадываюсь.

- Ты моего Николу размазал по железу и я тебе за этого...- Брод закашлялся, но не отключался.

- Ну что ты мне за это сделаешь, Веня? Ты остался один и перестань заблуждаться на мой счет. Если встанешь на дороге, смету и тебя, ибо ты предал нас. Отдал Саню на растерзание коновалам Блузмана.

- Это не я...Я спал, когда это случилось, но, возможно, ты не знаешь одной вещи...- Брод опять зашелся в кашле. - Одинец подставное лицо, это самый настоящий мент с поддельной рекомендацией... и Николай правильно сделал...А кстати, Мцыри, Саня сейчас с тобой?

- Дать ему трубку?

- Дай на минутку...

Одинец нехотя взял мобильник.

- Мент слушает, - сказал он. - Ты Веня сильно на мой счет заблуждаешься, потому что, если бы я был ментом...

- Да ты и есть мент, у меня есть доказательства. Николай нашел человека, с которым ты служил в УВД Красноярска.

- Так в чем же тогда моя принадлежность к органам заключалась, если ни тебя, ни Таллера, ни тех, кто занимается пересадкой органов, до сих не захомутали с поличным?

- Это вопрос для детей дошкольного возраста...У тебя был сообщник заместитель Блузмана. Который ставил ложные диагнозы...То СПИД, то сифон у донора, то опущение матки...А почему нас с Таллером не брали...Так это вообще дважды два, хотели докопаться до того, под чьим крылышком наша фирма работала. И проследить все каналы нашего бизнеса...

- Хорошо, Вениамин Борисович, думай так, если тебе от этого легче, только прошу тебя по-хорошему, линяй куда-нибудь к черту на кулички и, упаси боже, чтобы попадаться мне на глаза, - и Одинец отключил мобильник.

Наступила пауза. По бокам неслись белые опорные столбики и временами проплывали темные кучи осенних деревьев.

- Комментарии, Саня, будут? - спросил Карташов.

Долго молчал Одинец, даже достал из бардачка шкалик, отвинтил пробку и почти одним глотком все его содержимое засосал.

- Я бы очень хотел, чтобы так и было на самом деле. Но, это, Серый, одни разговоры, так сказать, оправдательный мотив...Хотя если говорить о Красноярске...

- Ну, ну, что же было в Красноярске?

Одинец долго молчал, а может, это только Карташову казалось.

- Я действительно там служил, только не в УВД, а в одном из районных отелов...Сержант постовой службы...Однажды в парке, при патрулировании, мы заметили сидящего на лавочке человека, а рядом с ним дипломат. Мужик был в стельку пьян, а в чемоданчике - 30 тысяч долларов. Мы с напарником их конфисковали, а когда началось служебное расследование, мой напарник все свалил на меня...Ну что мне оставалось делать? За решетку не хотелось...

- Сбежал от правосудия? И куда ты с такой валютой подался?

- В Сочи, конечно...Там же купил два фальшивых паспорта и переехал в Крым. А деньги в таких местах идут как вода - шашлычные, ночные казино на каждом углу, девчонки тоже...За полтора года ничего, ни копейки от тех тридцати тысяч не осталось. Но зато, гуляя по кабакам, я познакомился с одним человеком, который затем и дал мне рекомендацию сюда, к Таллеру...

- И это вся твоя жизнь? - с ехидцей спросил Карташов. - А я-то думал, ты птица большого полета...Грешным делом тоже подозревал тебя, но сомневался. С одной стороны у тебя налицо все повадки мента, с другой чистый уркаган...

- Нам надо заехать ко мне и поменять машины, - сказал Одинец. - Моя "девятка" не так бросается в глаза, как этот старый мерин "шевроле".

Через сорок минут они уже сидели в "девятке" Одинца и направлялись в сторону Учинского водохранилища. Во всяком случае, в том же направлении...

- Скоро Тарасовка, не забыл, где сворачивать? - Саня даже раскраснелся и окончательно пришел в себя. - Понимаешь, с тем дипломатом все произошло в одно мгновение, слишком большой соблазн был...Доллары только входили в моду и имели волшебную силу...Понимаешь, Мцыри? Сейчас, конечно, я бы на них плюнул и растер, а тогда...Искушение, о, это еще та сила...

- Все у тебя получается так складно, что сильно смахивает на хорошо продуманную легенду. Впрочем, сейчас это уже неважно...

Одинец не отреагировал, как будто речь шла не о нем.

Карташов через стекло пытался разглядеть поворот, кругом была темень и только клочок дороги в свете фар говорил о существовании предметного мире. Километра через два они увидели надпись с двумя стрелами, указывающими на Пушкино и Тарасовку. Свернули на расхлябанную дорогу, ведущую в Тарасовку. Впереди виднелась цепочка фонарей и одинокая неоновая реклама.

- Где-то тут должна быть водонапорная башня, - сказал Карташов, по-прежнему прильнув к лобовому стеклу.

- Пили до первой поперечной улицы и там будем смотреть.

Они доехали до перекрестка и Одинец с фонариком вышел из машины. На одной из пятиэтажек прочитал: "ул. Зои Космодемьянской".

Свернули налево и поехали туда, где больше было огней. И метров через триста поняли, что искать им ничего не надо: за высоким забором, в доме ярко горели все окна, неслась музыка...

- А вот и башня, - сказал Одинец, указывая на белеющий цилиндр водонапорной башни, находящейся чуть сбоку особняка.- Где оставим машину?

- Здесь же.. В случае чего, она должна быть под рукой.

Одинец вытащил из-под сиденья обрез и две пачки с патронами. Зарядил и отмахнул дверцу. Он ощущал себя в родной стихии.

Они вышли из "девятки " и пересекли Строительную улицу, о чем им сообщила покосившаяся на столбе табличка. Зашли с тыла. Сквозь оголенные ветки яблонь хорошо были видны точечки огоньков - видимо, кто-то курил на балконе.

- Здесь должна быть собака, - сказал Одинец.

- Дог Лорд, но не думаю, чтобы при гостях она бегала по улице, Карташов нащупал в темноте камень и бросил через забор. Все было тихо. Они сместились немного в сторону и первым полез через забор Одинец. Но спрыгивая на землю, он, видимо, не собрался и кулем свалился в кусты крыжовника. Карташов мысленно выругался, слишком много шума наделал его напарник. Сам Карташов легко поджался на руках и так же легко, держась руками за макушку ограды, тенью скользнул на землю.

У самых окон росли кусты бузины, на которые падали отсветы горящих в помещении дорогих люстр. Кроме музыки слышались голоса и особенно выделялся женский смех.. К их удивлению, на окнах не были задернуты шторы и все, что делалось в доме, было видно, как на ладони.

Это была обычная застолица: за длинным столом, покрытым белой с скатертью, находилось человек двенадцать. В основном это были люди пожилого возраста, но Карташов сразу же среди них отметил всегда недовольное лицо Блузмана. Он был без пиджака, рядом с ним черноволосая, лет сорока, женщина в темном с блестками платье.

Одинец же первым узрел хозяина дома Федора Гудзя, сидящего в торце стола и держащего на подъеме рюмку - видимо он произносил тост. "Пусть нашим врагам будет хуже от этого", - это, видимо, были заключительные слова тоста, которые успели услышать Карташов с Одинцом. Третьем от хозяина, рядом с молодой блондинкой, сидел раскрасневшийся известный всей стране поэт, у которого из-под ворота белой шелковой рубашки выглядывал тоже шелковый бордовый шарфик.

- Я беру на себя Блузмана, - тихо произнес Одинец. - Я не я буду, если не сделаю ему сегодня лоботомию...

Справа отворилась широкая застекленная дверь и в комнату медленно, в раскачку вошел человек, лицо которого показалось Карташову очень знакомым. Вспомнился ресторан "Прага", черный "линкольн", свита в темных костюмах и этот сытый субъект, галстук которого на выпирающем животе напоминал шевелящуюся коралловую змею. Сердце у Карташова забилось еще чаще. Он весь напрягся в предвкушении какого-то очень важного для себя открытия. Он ждал, что следом за Буриловым последует Бандо, встречу с которым он так долго откладывал. Однако Слон не появился.

Хозяин дома встал во весь рост и развел в сторону руки - было видно, как он рад появившемуся гостю. Они пошли друг другу навстречу и обнялись. Гудзь казался малолеткой по сравнению с дородной рыхлеющей фигурой Бурилова.

- Опоздал, прости, - однако по-настоящему извиняющихся ноток в голосе гостя не чувствовалось...

В голове Карташова, словно трясогузка, дергалась мысль: "Где же Бандо? Где же эта сволочь?"

Он приблизился к Одинцу и положил руку на изготовившийся к стрельбе обрез: "Ты знаешь, кто этот пикадор, который только что завалился?"

- Знакомая харя, видел по телевизору...

- Хозяин Бандо...Бурилов собственной персоной...

- Ого, сегодня, кажется, у нас может получиться наваристый бульон. Что будем делать?

А между тем задвигались стулья, расчищалось место для запоздалого гостя. Поэт встал и за руку поздоровался с Буриловым, а тот тут же переключился на блондинку, сидящую рядом с поэтом. Поцеловал ей руку, после чего тяжело опустился на стул. В комнату вошла женщина в цветастом переднике, с большим стеклянным подносом, который она поставила на отдельный столик, стоящий рядом с роялем.

- Уходим, и дождемся, когда банкет закончится, - наконец отреагировал Карташов на вопрос Одинца. - Для меня важнее выяснить, где сейчас Слон... Его надо изолировать...

- Но у меня руки чешутся, я не могу уйти, оставив здесь развлекаться Блузмана.

- Это ты еще успеешь сделать...Пошли...

В это время сидящий к ним спиной мужчина потянулся за блюдом, в котором зеленели крупно нарезанные овощи, и Карташов замер - он мог поклясться, что уже видел этот с заметной горбинкой нос, этот низкий морщинистый лоб, узкую щель глаза, смуглую впалость щеки...

- Я знаю, кто этот гад...

- На котором кожаная безрукавка? - уточнил Одинец.

- Это один из тех, кто хотел расконторить Веню на Рижском вокзале.

- Вот это номера! - воскликнул Одинец и сам себе ладонью прикрыл рот. А может, опечатка у тебя в глазах?

- Да нет, это не опечатка, это непреложный факт... С правой стороны носа у него должна быть бородавка...

И как будто по заявкам трудящихся, человек в кожаной тужурке повернулся к женщине, попросившей его подать блюдо с рыбой...

- Смотри, - сказал Карташов, - Бородавочник...И никогда не спорь с профессионалом...Пошли отсюда...

Когда они перелезли через забор, миновали снежную хлябь улицы и уже подошли к "девятке ", их окликнули: "Молодые люди, куда вы так торопитесь?" Со стороны дома Гудзя, из сумерок, к ним направлялись две статные, высокие фигуры. И было в их движениях что-то затаенное, готовое к прыжку.

Одинец распахнул полу куртки, где был спрятан обрез.

- Сейчас что-то будет, - сказал он и стал озираться. Однако еще двоих первым увидел Карташов - они вышли из-за оставленной ими "девятки ". И тут уже не было никаких сомнений: в руках каждого из них чернели пистолеты.

- Наверное, Брод, сволочь, нас сдал, - тихо сказал Одинец. Предупредил, касатик...

Карташов сунул было руку за пазуху, где у него лениво дремал "Глок", но его предостерегли:

- Руки на затылок и без дураков! - и тут же раздалось несколько щелчков.

Пули выпущенные из оружия с глушителем, вонзались в землю совсем рядом с их ногами. Но те, кто брал их на испуг, видимо, не очень представляли, с кем они имеют дело...Саня не вынимая из-под полы обрез, вместе с нею направил ствол в сторону тех, кто вышел из-за машины, и дуплетом, с секундной паузой, выстрелил. Один из них, видимо, в предсмертном миге, понес какую-то невнятицу, второй молча рухнул под колесо "девятки". Одинец стремглав ринулся к машине, упал и перекатился к переднему колесу. То же самое проделал и Карташов, только он на шаг оказался дальше от Одинца и, падая, успел достать пистолет. Он стрелял наугад, туда, откуда продолжали раздаваться томящие душу щелчки. Но Одинец был удачливее: после того, как еще дважды он разрядил обрез, щелчки прекратились, лишь затяжной стон огласил пустынную улицу. Но тут же двор особняка ожил, раздались панические голоса, густо залаяла собака.

- По машинам, Мцыри! - горячась, выкрикнул Одинец.

"Девятку " тряхнуло, но это уже никакого отношения к ее судьбе не имело. Видимо, кто-то со стороны второй машины бросил им под колеса ручную гранату, которая и сделала свое дело. Карташов поплыл и в ушах, как злобный рефрен, звучала фраза "Черт возьми, куда это меня понесло?" Желто-синий туман, в котором он плыл, заложил дыхание, отчего в висках начала стучать металлическая дробь. Она была назойлива и мучительна для слуха. Затем он увидел лица Блузмана, Бурилова, чей галстук полоскался по его лицу, и лицо Бородавчатого, в глазах которого застыло изумление и вопрос...

...Когда Карташов пришел в себя, он понял, что находится в капкане: с привязанными руками и ногами он лежал на больничной кровати. Больничной потому что он весь был опутан проводами, а к левой руке был присоединен нейлоновый катетер капельницы. По нему медленно, с полуторасекундными интервалами капала светло-коричневая жидкость.

Он повернул голову и увидел рядом другую кровать и на ней неподвижно лежащего человека. Широкие ремни в нескольких местах опоясывали его тело, голова откинута назад - это, без сомнения, был Одинец.

- Саня, - тихонько позвал он друга, но не получил ответа. Попытался осмотреться, но с каждым поворотом головы в ней возникали нестерпимая боль и звон...Он вытянул одну ногу и попытался согнуть ее, однако колющая боль едва не лишила его сознания.

Слева, за кроватью, где лежал Одинец вырисовывался светлый квадрат двери с бронзовой, с утолщенным концом ручкой. В помещении было сумеречно и прохладно. Первым побуждением было во все легкие закричать, позвать на помощь, однако Карташов, осознавая реальность происшедшего, посчитал это слабостью. Он еще раз окликнул Одинца и тот со стоном повернул к нему голову. Он лежал с закрытыми глазами и на его пшеничных ресницах дрожали накопившиеся слезинки.

Время ползло так медленно, что порой ему казалось оно вообще остановилось и весь мир замер и так будет вечно. Тоска и отчаянье засосали душу, и Карташов, чтобы хоть как-то приободриться, начал считать. Досчитал до 12 тысяч и сбился со счета.

- Саня, где твой обрез, где твои патроны?

Одинец еще на несколько градусов повернул голову в сторону Карташова.

- Одинец, просыпайся и возьми в руки гранатомет...

И действительно, Саня вдруг открыл глаза и его привязанные руки сделали натужное движение, словно хотели что-то взять...Взгляд совершенно неосмысленный и он снова закрыл глаза.

И вдруг за дверью послышались шаги. Они были твердые, и вместе с тем мерные, успокаивающие..

В бокс зашли Блузман, в зеленом халате и такого же цвета шапочке-колпаке, и тот фельдшер, с которым Карташов уже имел дело, вызволяя Одинца из этого же бокса. И чудовищно мучительная мысль завладела Карташовым - знает ли о том разговоре с фельдшером Блузман? От этого, и он это прекрасно понимал, зависели их жизни.

Блузман подошел к Одинцу и взял того за руку. Стал считать по часам пульс.

- Запишите: 64 удара, Давление: 110 на 78, вот что значит молодость...

Фельдшер открыл папку, которая была у него в руках., и начал записывать.

Когда Блузман подошел к кровати Карташова, тот притворился спящим.

- А как чувствует наш омоновец? - Карташов ощутил на запястье холодную, сырую ладонь Блузмана и великое отвращение овладело им. Он открыл глаза и сказал:

- Чувствую себя настолько прекрасно, чтобы такого, как ты, ублюдка пустить в расход...

- Вот это мне нравится. Значит, идем на поправку. Юмор рождает надежду.

- Я хочу в туалет...

- Это не проблема, - Блузман посмотрел на фельдшера. - Принесите ему судно и добавьте в капельницу героина, он много рассуждает. И долейте еще раствора, почки у ребят должны быть чистыми, как у младенцев.

Когда они вышли, Карташов еще раз позвал Одинца. И тот наконец отреагировал. Вяло, словно с большого похмелья...

- Мцыри, я все слышал. Нам промывают почки... готовят к пересадке... потом все, что от нас останется, отвезут в крематорий. - Одинец отвернулся и Карташову показалось, что он плачет. Но когда Саня заговорил снова, голос был по-прежнему хоть и слабый, но уверенный, с нотками раздражения. - Почему ты мне помешал в ту ночь застрелить эту сволочь?

- Еще не вечер, Саня...Мне сейчас больше жизни нужно переговорить с Бродом...

- Объясниться в любви?

Ответа не последовало, в комнату вошел фельдшер со стеклянной, до половины заполненной водой, "уткой". Он не глядя на Карташова, подошел к нему и изготовился засунуть под одеяло "утку".

- Оставь это себе, - тихо сказал Карташов, - и лучше скажи - когда нас повезут на операционный стол?

Фельдшер молчал. Он держал обеими руками судно и нерешительно мялся. Румянец, выступивший на его щеках, мгновенно сменился болезненной бледностью. Что-то в нем происходило и Карташов не хотел упускать своего шанса.

- Слышь, парень, по-моему, в прошлый раз мы с тобой неплохо поладили. Верно? Хотя я мог бы тебя там же в подвале оставить в виде холодного трупа...Так наберись смелости и ответь - когда?

- Когда сделают все анализы. У тебя заберут обе почки, а у этого...фельдшер головой указал в сторону Одинца, - сердце и печень. Он очень подходит, у него отличная клиника...

- Ну спасибо за доверие, - прошипел Одинец. - Век такой доброты не забуду.

- Стоп, Саня! - остановил друга Карташов. И к фельдшеру: -скажи, только не спеши с ответом...Что ты для нас можешь сделать? Не за просто так, конечно, за приличные бабки...

- Вряд ли вам стоит на меня рассчитывать. После побега твоего товарища, в клинике усилили охрану. На окнах решетки, на всех выходах по два автоматчика. Вас слишком хорошо сторговали, чтобы упустить таких доноров...

Карташов пошевелил затекшей рукой.

- Ну хорошо, ты бессилен, вернее, боишься за свою шкуру, но одно ты можешь без всякого риска сделать...У тебя из кармана торчит мобильник и я прошу тебя только об одном... - Карташов нервничал и потому говорил с одышкой. - Набери номер, который я тебе назову, и поднеси трубку к моему уху. Только за одно это ты потом получишь пару тысяч долларов...За пустяк, который тебе ничем не угрожает.

Фельдшера как будто разбил столбняк. Он мялся, и возможно, на что-нибудь решился, если бы в бокс не зашел человек с какими-то приборами. Это был очень молодой человек, с только что пробивающимися усиками, и чистыми большими глазами.

- Геннадий Владимирович, - обратился паренек к фельдшеру, - вы поможете мне ввести больным в мочевой пузырь висмут.

Фельдшер положил в изножье кровати, на которой лежал Карташов, утку и приготовился к процедуре.

- Придется, хлопцы, немного потерпеть, это не совсем приятная процедура.

С Карташова сняли удерживающий ремень, который проходил по бедрам и задрали угол одеяла. Он был без нижнего белья и сразу же почувствовал смену температур. Парень с чистыми глазами взял в руки пенис Карташова - пальцы его были холодные, словно только что вынутые из холодильника - Карташов заскрежетал зубами и хотел вывернуть, но фельдшер навалился ему на грудь всей массой. Сергей почувствовал запах недорогого одеколона и недорогих сигарет. Подбородок фельдшера касался щеки Сергея. А в это время ему в мочеиспускательный канал начали засовывать катетер, чтобы затем ввести в мочевой пузырь какую-то заразу. Карташов заорал и послал в пространство все, что знал о матерщине. И каково же его было удивление, когда до его слуха донесся шепот фельдшера: "Я сегодня ночью дежурю, потерпи..." И эти слова, словно ампула обезболивающего, запущенного в вену, сняла с его живота и паха боль, и ему захотелось расцеловать этого неуклюжего, навалившегося на него медведем фельдшера.

Одинец, видимо, понимая бесполезность сопротивления, стоически выдержал процедуру и лишь под конец сказал: "Запомни, парень, что по тебе плачет камера смертников..." Но тот был невозмутим: собрав инструмент, он направился к дверям. И выходя из бокса, заботливо проговорил: "Это не так страшно, как кажется..." Фельдшер снова стянул их ремнями и, держа "утку" под мышкой, удалился из бокса.

- Ну и падлы, - у Одинца по щеке текла незапланированная струйка. Эсэсовцы...Ты видел, какие глаза у этого сученка с усиками? Вылитый фюрер, только свастики на лбу не хватает...

Карташову очень хотелось поделиться с Саней о том, что ему сказал фельдшер. Однако, поразмыслив, почему тот говорил шепотом, тоже решил не искушать судьбу, ведь помещение могло прослушиваться...

До поздней ночи не спалось. Одинец рассказал, как он в Крыму однажды чуть не утонул. Был небольшой шторм и он, после ресторана, пошел искупаться. Но когда хотел выйти из воды, не тут-то было. Каждый его выход кончался накатом новой волны и отливом. Он не успевал убежать от догоняющих его волн, которые снова и снова возвращали его в море. Сколько времени он боролся со стихией, он не знал, но когда наконец ему удалось зацепиться за берег, и вылезти на сушу, он обнаружил, что на пальцах у него не осталось ни одного ногтя. Цепляться за жизнь - это всегда больно и не всегда приводит к успеху...

Где-то за стенами слышалась музыка, Саня, наконец, уснувший, во сне стонал и звал кого-то подойти к нему...

В боксе стоял сумрак, к ночи еще больше притушили свет, и Карташов почти пропустил тот момент, когда открылась дверь. Фельдшер двигался бесшумно, он наклонился над Карташовым и, убедившись, что тот не спит, шепотом сказал: "Назови номер Брода..." На грудь Карташова лег мобильный телефон. И когда номер телефона был набран, фельдшер положил трубку на подушку, рядом с ухом Карташова. Накинул ему на голову одеяло.

Секунды казались вечностью. Возможно Брод на ночь отключает свой телефон, а возможно, он вообще не при нем...Тягостные мысли пронеслись в голове у Карташова и потому, когда он услышал знакомый голос Вениамина, у него перехватило дыхание, потерялся дар речи. Вместо внятных слов, в трубку летела какая-то абракадабра... И первое что он сказал, когда справился с шоком, были слова: "Веня, только не бросай трубку...это Мцыри...Нас с Саней готовят к пересадке, но ты ведь знаешь - я мент и себя в любой ситуации подстраховываю..." "Короче, Мцыри, у меня из-за вас поднялось давление, говори..." "Подробное письмо с описанием всех твоих похождений и твой портрет сразу же пойдут в ФСБ и Центральное телевидение...если, конечно, я в течение трех дней буду считаться без вести пропавшим..." "Что ты хочешь? И я не все могу сделать..." "Жить захочешь, сделаешь, а я тебе за это преподнесу подарок в виде Бородавочника, который тебя конторил на Рижском вокзале..." "Ловчишь, Мцыри, этот номер у тебя не пройдет..." "Ты, Веня, дурак, я и Саня его видели в гостях у Гудзя...кстати, твоего непосредственного хозяина...Поэтому поспеши к нам и тебе воздастся сторицей..."

Отключившись, Карташов еще несколько мгновений лежал, не подавая признаков жизни. Его сковало непреодолимое напряжение, появились первые признаки судорог. Он не знал, что начал действовать раствор висмута, вызывающий страшные побочные явления...Одинец оказался более железным: те же самые симптомы анафилактического шока он почувствовал на два часа позже. Его всего скрутило, словно в его тело внедрилась какая-то беспощадная пружина, которая выворачивала все его члены по какой-то адской амплитуде.

На следующий день им делали зондирование желудков с помощью японского электронного "глаза". И уже в который раз брали кровь для клинических исследований. Видимо, заказчик был состоятельный и на этот раз Блузман работал наверняка, стараясь не упустить своего шанса заработать большие деньги.

Однажды, когда они беспомощные лежали в своих кроватях, Одинец завел разговор о своей жизни. Его речь походила на исповедь. В детстве взрослые пацаны заставили его, шестилетнего пацаненка, добивать дворового кота. Кот уже был едва живой и он, взяв его за хвост, стал бить головой об угол дома. Все его подбадривали, а он, не ведающий о страданиях других, выбиваясь из сил, бил и бил все еще живым животным об угол панельного дома. И забил до смерти.

- Я сейчас напоминаю того кота... Завтра кто-нибудь меня достукает и я отброшу лапки...

- Мы должны из этой ямы выбраться, - Карташов не очень верил в свои слова, но хотел подбодрить своего друга по несчастью.

- Это боженька нас наказывает за инвалидов. Это была чистая авантюра.

- То же самое мы можем сказать про себя. Каждый наш шаг в конторе Брода - авантюра и противозаконные действия. Может, Саня, как киты, сами выбросимся на берег? Лишим Блузмана гонорара и удовольствия над нами проделывать свои опыты...

Одинец дернулся связанными руками, демонстрируя полную свою беспомощность.

- Мы не должны, как трупы лежать без движения, - Карташов засучил ногами и стал делать едва заметные движения всем телом. - Надо попытаться выскользнуть из ремней...

- Я всю ночь этим занимался, только кровавые мозоли натер...

Какое сегодня число?

- Декабрь...Начало декабря, за окном я видел снежок.

- Все бы отдал, чтобы пройтись по снегу...

- А я бы все отдал за одну затяжку сигаретой.

- Они берегут наше здоровье, - в голосе Одинца послышалась горькая ирония. - Сами мы виноваты, надо было раньше линять отсюда. Лучше бы подались в Чечню, там хоть был шанс выжить, а здесь я такового не вижу. И не верю, что Брод поверил тебе насчет компры, которую якобы на него мы имеем...

- Не знаю, не хочется думать об этом.

...Утром следующего дня, в палату въехала тележка, устланная белой простынею и накрытая поверху целлофаном. На таких обычно возят на операции. Медбрат, вошедший в бокс вместе с санитаром, подошел к Карташову и без разговоров, откинув угол одеяла, сделал ему в шею укол. Буквально через несколько секунд по телу пошло комфортное тепло, какое бывает при воздействии сильного транквилизатора или наркотика. Все тело его охватила приятная истома, руки и ноги стали вялыми, он хотел что-то сказать, но язык ему не повиновался. Он взглянул на Одинца и вид друга не вызвал в нем никаких эмоций.

Его отвязали и перенесли на тележку и там его снова тщательно спутали ремнями. Через минуту Карташов погрузился в глубокий сон, и не слышал как его везли и поднимали на лифте в операционную. Через несколько минут, может, через час полтора, его тело должно будет лишиться природой дарованных ему органов, которые на протяжении тридцатисемилетней жизни служили ему верой и правдой.

Когда тележку с ним завезли в светлую, прохладную операционную, и с коляски переложили на операционный стол, под яркую гроздь светильников, за дело взялся анестезиолог - маленький пожилой человек с тонкими невыразительными чертами лица.

Вошел Блузман в операционной экипировке, в зеленом халате, белой маске, в резиновых перчатках и таких же резиновых ботфортах. Он, как художник, откинув назад голову, осматривал натуру - обнаженное тело донора. Затем Карташова перевернули на живот и закрыли с головой. Ноги и руки привязали к столу. Блузман взял в руки скальпель и поправил тыльной стороной ладони маску. Ему хотелось пить и он попросил медбрата смочить ему губы водой. Вокруг стола сгрудилось шесть человек ассистентов в зеленых халатах...Рядом со столом шумел аппарат искусственной почки...

Когда Блузман изготовился сделать первый надрез в области поясницы Карташова, в операционной погас свет. Это было так неожиданно, что медбрат, который смачивал губы Блузмана, выругался матом.

- Дима, - обратился к нему хирург, - сходите в генераторную, узнайте в чем дело...И пусть подключат резервную подстанцию, - голос Блузмана был спокойный и деловитый.

Однако через мгновение события стали развиваться совершенно по иному варианту. Дима, которого Блузман послал разузнать обстановку, не успел подойти к двери, как она распахнулась перед самым его носом и в операционную вбежал человек в черной маске. Всем было очевидно, что в руках этого незваного гостя зажат пистолет. Буквально через секунду он дважды выстрелил и медбрат спотыкаясь, скользя по начищенному полу, упал и судорога свела его тело. Все, кто были у стола остолбенели и только Блузман, положив на голое тело Карташова скальпель, немного сместился в сторону, прячась за высокого ассистента.

- Где тут Блузман? - голос человека в маске был требователен и нетерпелив. - Видимо, для большей убедительности он выстрелил в потолок. Пуля попала в один из плафонов, висящих над операционным столом. В наступившей тишине звякнуло стекло...

Молчание. Человек подошел к первому, кто был ближе к операционному столу, и сорвал с его лица медицинскую маску. То же самое он проделал с другими. Блузман повернулся и побежал в сторону вторых дверей. Он уже взялся за ручку, когда сзади чья-то сильная рука обхватила его за шею и ему показалось, что он попал в чудовищные клещи. С него слетела маска и очки...В глазах застыл ужас и в этот ужас уперся ствол пистолета.

В операционную вбежали еще двое, тоже в черных масках..

- Развяжи, Мцыри, - приказала одна черная маска другой, и та повиновалась. Карташова переложили на тележку и повезли из операционной. Блузман между тем ползал в ногах перед человеком, который держал его на мушке. Он лепетал какие-то никчемные слова, что он не виноват, что его принудили под страхом смерти.

- А где ты, сукин сын, позавчера был? - грозно спросили у него. - Ты же, труповоз, знал, что эти люди, которых ты хотел распотрошить, неприкосновенны...

- Я действовал по приказу... Фирма горела, финансы требовали...подходящих доноров не было...

- Кто тебе приказал этих ребят положить на стол?

Блузман опасно замялся, и этого было достаточно, чтобы ствол пистолета, засунутый ему в ухо, сделал его более разговорчивым.

- Я выполнял приказ Гудзя... Он истинный хозяин фирмы...

- Ну, что ж, будь таким же послушным мальчиком и впредь, - человек с пистолетом, не вынимаю ствол из уха Блузмана, нажал на курок. Сгусток крови и серого вещества, как блин на сковородку, шлепнулся на белоснежную стенку операционной. - Мразь, покоптил небо и довольно...Хорошего понемножку, человек протер ствол пистолета о халат Блузмана и вышел за дверь...

...Когда Карташов пришел в себя, он первым делом пошевелил ногами, потом руками и понял, что они свободны. Он повернул голову и увидел довольно просторную гостиную - со светлой мебелью, большой инкрустированной секцией, набитой книгами, богатую люстру и очень красивые, под старину, обои. Рядом с ним стоял антикварный столик с прихотливо изогнутыми ножками, и на нем пачка апельсинового сока и хрустальный фужер с ограненными стенками.

Сергея томила жажда. Он потянулся за соком, однако движения его были еще неуверенные - неловко задел фужер и тот упал на стол. Где-то раздались шаги. И каково же было его удивление, когда в вошедшем в комнату человеке он узнал Одинца. На нем был длиннополый махровый халат, на ногах мягкие бархатные шлепанцы.

- Саня, черт возьми, это сон или я уже на том свете?

- Мцыри, ты спал двое суток, я уж думал, что ты впал в летаргический сон, - Одинец, подойдя к дивану, обнял приподнявшегося с подушек друга. Ох, Серый, никогда не думал, что жизнь так прекрасна и удивительна...

- Рассказывай...Чудес не бывает, поэтому объясни толком, как мы сюда попали и что это за хата?

Одинец подошел к секции и открыл дверцу бара. Вернулся с бутылкой водки.

- Сначала выпьем за встречу, а потом - рассказ...Но тебе Мцыри, пока ты еще не очухался, я налью самую малость...Для прививки...

Карташову хотелось курить, но ему еще больше хотелось узнать о событиях, которые произошли без его участия.

- Когда тебя увезли на операцию, со мной случилась истерика. Я как представил, что какая-то сука будет вырезать тебе почку, а мне сердце...Не знаю, откуда такая дикая сила взялась в руках и ногах...Короче, я ужом выполз из ремней, но на шум прибежал санитар с медбратом. У того в руках шприц и они хотели меня повалить на кровать и успокоить с помощью укола. Но ты же знаешь меня...

Карташов, открыв от удивления рот, слушал Одинца и ловил себя на мысли, что смотрит боевик.

- Ты ведь, Мцыри, знаешь - когда я вхожу в раж, меня может остановить только гранатомет. Я конечно, первым делом уделал медбрата, его же шприцем сделал ему укол в глаз...С санитаром пришлось чуть-чуть повозиться, он, видимо, немного владел приемами восточных единоборств...Но во мне столько было злобы и желания отыграться за тебя, что я его распотрошил буквально в течение двух минут. Правда, пришлось применить огнетушитель...

Карташов спустил с дивана ноги.

- Ты хочешь сказать, что ты один меня оттуда вытащил?

- Нет, не один. Тут нам с тобой сам Бог пришел на помощь, правда, в лице Брода. Они с Валентином разоружили с черного хода охрану и мы с ними столкнулись в коридоре. Совершенно случайно... Они чуть было меня не пристрелили. Короче, Веня дал мне автомат и пару гранат, а сам с Валентином полетел в операционную...

Одинец налил себе водки, немного плеснул в фужер Карташову.

- Давай, Мцыри, выпьем за победу и за то, чтобы такого конфуза с нами никогда больше не случалось...

Водка обожгла не только горло, но и, кажется, дошла до глубины кишек и разлилась там кипяточком. Но это скоро прошло, и туманная теплота вскружила Карташову голову.

- Значит, Брод все-таки одумался...- глядя куда-то в пространство, сказал Карташов. - Отдал мне долг, ничего не скажешь...

- И дело не только в этом. Тут большую роль сыграло то, что ты рассказал ему о Бородавочнике. Он хочет его достать и не без нашей помощи...

- А как вы из клиники вышли, там же должно быть много охранников.

- Да ерунда это, я их всех взял в плен и запер в нашем боксе. Наемники, жалкие людишки...

- А мы кто?

- Мы - профессионалы! Умеем ломать через колено суперменов, а если и нас припрет - не вякнем...Ты же, Мцыри, молодчага, вел себя хладнокровно и нашел выход...

- Нет, это ты, Саня, нашел выход...Налей-ка еще, очень хорошо пошла водочка по жилам...

- Тогда жди, принесу какую-нибудь закусь, - Одинец направился на кухню и вернулся с тарелкой бутербродов. - Веня неплохо устроился...

- Так мы у него в гостях?

- На его городской квартире, о существовании которой знал один только человек - сам Брод....А вот, кажется, и Веня собственной персоной.

Действительно, в дверях гостиной появился Брод. На нем было надето темное, почти до пят, пальто, в руках - кейс.

- Привет, доноры! - стараясь быть непосредственным, приветствовал их хозяин дома. Бросив под столик дипломат, он, не садясь, налил себе водки и залпом выпил.

- Чтобы поставить все точки над i, - начал Брод, - совершенно официально заявляю: лично я никакого отношения к вашему похищению не имел. Да, в первый раз произошла накладка с Саней, и только потому, что дурака свалял Николай...но он за это расплатился с лихвой. Второе: если в состоянии, примите мои искренние сожаления по поводу случившегося...И третье: твоя, Мцыри, информация относительно Бородавочника подтвердилась, как и то, что Гудзь является теневым хозяином нашей фирмы...Вернее являлся...Вот, такие дела, - Брод снял пальто и кинул его на спинку кресла. Затем достал из кейса деньги и, поделив на ровные, и довольно внушительные две пачки, раздал их "донорам". - Это вам комиссионные за проявленное мужество и дерзость...

- В гробу я видел твое мужество, - беззлобно заявил Одинец.

- Скажи, Веня, для кого старался Блузман? Кому бы достались мои почки?

- И мой горячий мотор? - поддержал друга Одинец.

- Эту тайну навсегда с собой унес господин Блузман...Но я думаю, у него были свои клиенты, о которых я ничего не знал...

- А Таллер? - спросил Карташов. - Ты ведь говорил, что только он был в курсе того, что ты направляешься в обменный пункт Рижского вокзала...

- Вот это загадка, которую еще предстоит разгадать...Поэтому я хочу у вас спросить: готовы ли вы еще раз наведаться к достопочтенному Гудзю Федору Ивановичу?

- Нам надо пройти реабилитацию, - Саня налил водки, но пить не стал. Когда думаешь делать к нему визит?

- Боюсь, этот жлоб в любую минуту может смотаться за рубеж...Паленым ведь пахнет, а он не дурак...Надо сегодня, в крайнем случае - завтра с утра. Взять тепленьким...

- Я на это не пойду, - сказал Карташов. - Меня от всего тошнит...и я тебе, Веня, больше не верю. Ну, хорошо, узнаем, кто тебя подставил, а что потом?

- Потом, что? От загада не будешь богат...Если Бородавочник где-то тут, то и мои сто тысяч тоже где-то здесь...Я должен их вернуть и...- Брод затянулся сигаретой и взял в руки фужер с водкой, которую налил Саня. - И если мы их находим, делим на три...И разбегаемся...

- Значит, последний и решительный бой? - Одинец уже был под хмельком и, казалось, что он все уже простил Броду. - Как, Мцыри, подписываемся?

- Если подпишусь, то только по одной причине - чтобы выйти на Бурилова и его охранника...Вы знаете, кого я имею в виду...

- Значит, добро? - лицо Брода как будто разгладилось. Он закрыл кейс и поднялся. - Отдыхайте, завтра в пять утра я вас поднимаю. - Он снова открыл дипломат и вынул газету "Московский комсомолец"...

- Хотите, орлы-беркуты, послушать сагу о своих подвигах?

Одинец протянул руку и взял газету. Молча пробежал глазами по тексту и передал ее Карташову.

- Я даже не знал, что рядом со мной живут Монте-Кристо и Зорро...Народные мстители, мать вашу так и еще растак, - Брод уставился на Карташова. - Подставили под пули беспомощных калек, а сами рассиропились.

Одинец предостерегающе поднял руку.

- Не надо, Веня, давить нам на предстательную железу! Мы все лето работали на тебя, без выходных и отгулов и, когда один раз помогли тем, от кого все, кроме бандитов, отказались, ты читаешь нам мораль...Как это понимать?

- Меня все устраивает, кроме финала.

- Нас тоже, - сказал Карташов. - Но это не сценарий для детского утренника, тут, к сожалению, уже ничего нельзя переписать...

- Так пора бы научиться писать такие сценарии, которые не надо править! - Брод тоже налил себе стакан водки и одним махом выпил. И не поморщился, пьете, черти, теплую водяру, совсем опустили крылья...Где вы оставили мой "шевроле"? - спросил напоследок Брод. Одинец рассказал и уточнил, что ключи от машины лежат в его почтовом ящике.

Когда они остались одни, Карташов вслух принялся читать: "По данным Управления пожарной безопасности Москвы, во время инцидента в парке "Измайлово", в канализационную систему попало более двадцати тысяч декалитров спирто-водочных изделий, изготовленных на подпольном заводе, работающем под прикрытием торговой фирмы "Голубая лагуна". Мимо госказны проходили миллионы рублей безналоговых денег...Окопавшаяся в столице преступная орггруппа некоего Алиева...Ангар площадью более трех тысяч квадратных метров и три этажа под ним выгорели дотла. Воспламенившийся спирт, привел к взрыву распределительной подстанции и едва не достиг веток метрополитена. Только благодаря самоотверженности пожарных, подразделений МЧС, беда была предотвращена..."

- А ни хрена себе! - только и нашелся, что сказать Одинец. - Читай дальше...

"В результате пожара в огне погиб сам президент фирмы Алиев, два его помощника, несколько телохранителей и среди них известные в криминальной среде люди по кличке Холодильник и Фужер...

Судя по результатам разборки, в Измайлово произошел серьезный вооруженный конфликт: сгорели не принадлежащие фирме четыре автомашины, там же, в ангаре, были обнаружены труппы одиннадцати обгоревших до неузнаваемости человек...

Расследованием обстоятельств данного спиртово-пожарного инцидента занимается Генеральная прокуратура РФ и ФСБ. У следствия много версий, но ни одна из них пока не стала рабочей. Однако наиболее правдоподобным является предположение о междоусобице инвалидов-интернационалистов с мафиозной фирмой Алиева. Причины выясняются... "

- Фуфло! - вскипел Одинец. - Никто ни до чего не будет докапываться. Поэтому, Мцыри, бери чистый лист бумаги и давай вместе сочиним послание Генпрокурору...Так, мол, и так - пишут вам два отпаявшихся хмыря, которые подбили, организовали и вооружили бедолажных калек-интернационалистов, и послали их на убой в логово бандита Алиева... Так, продолжаем... Но поверьте, не от хор жизни они пошли туда, а исключительно по причине беспризорщины и беспредельщины, какие сейчас творятся, на просторах нашей дорогой и любимой Руси...и не без вашего молчаливого согласия, господин Генпрокурор...

Карташов тоже налил себе водки, но пить сразу не стал, о чем-то раздумывал. Но, видимо, душевная горечь превозмогла водочную и он, затаив дыхание, опорожнил стакан.

Они сидели друг против друга, курили и каждый из них понимал - жизнь еще раз прокрутила свои железные жернова и лишь вопрос времени - когда они окончательно попадут под их безжалостный гнет...

Расплата

Утро следующего дня было морозным. Брод с Валентином приехал за ними на "шевроле". Карташов заметил: когда Брод закуривал, его руки слегка дрожали. Вероятно, с похмелья.

Перед тем как рассесться по местам, Веня провел инструктаж: без нужды стволы не вынимать, ни в коем случае не упустить Гудзя и постараться того разговорить...Одинец тут же отреагировал: "А до какой степени можно давить на дядю Федю?" "Пока не назовет координаты Бородавочника и не вернет мои деньги..." Еще Брод побурчал насчет бидонов с краской, которые до сих пор занимали место в салоне "шевроле".

На Строительную, улицу No42 прибыли без двадцати семь. Карташов с Одинцом пошли на разведку - они направились тем же путем, когда в последний, для них драматический, раз приходили к Гудзю, преодолев забор с задней стороны дома. Однако ночью выпавший снежок осложнял дело: на его фоне легко просматривалось любое передвижение и, не исключалось, что те, кто охранял усадьбу, могли в любой момент их засечь. В саду с заиндевелыми деревьями было тихо и пустынно. Они шли гуськом - впереди Одинец и в трех шагах позади него - Карташов.

Одного из охранников, находившегося возле крыльца, взял на себя Одинец. Он подкрался сзади и вырубил его ударом кулака в затылок. Когда человек упал, и его короткоствольный автомат цокнул о покрытое изморозью крыльцо, Саня оттащил охранника за угол дома.

Брод с Валентином взошли на крыльцо и позвонили в дверь. Где-то в глубине дома залаяла собака. Долго клацали запоры, пока через приоткрывшуюся на цепочке дверь не раздался грубый, заспанный голос Гудзя.

- Кто там в такую рань?

- Федор Иванович, это я, Вениамин...Есть дело...

Однако за дверью наступила тишина и только хорошенько прислушавшись, можно было расслышать сдерживаемое от волнения дыхание хозяина дома. Тот, видимо, раздумывал, как поступить - принять столь ранних гостей или под благовидным предлогом отделаться от них.

- Ну это же я, Брод... Ты хочешь, чтобы я поклялся господом Богом? - в его голосе звучало нетерпение и еще что-то, что могло показаться Гудзю подозрительным...

Из-за угла показалась темная фигура еще одного охранника. Карташов переглянулись с Одинцом и тот юркнул за ближайший угол, чтобы зайти охраннику с тыла. Карташов пошел к нему навстречу.

- Кого ищите в такую рань? - в голосе охранника прозвучало враждебное отчуждение.

- Не волнуйся, старик, пришли проведать Федора Ивановича...- Карташов уловил едва заметное движение руки охранника. Его кисть скрылась под левой полой кожаной куртки. Тот явно хотел прибегнуть к главному аргументу вытащить из кобуры пистолет. Но из-за угла обрисовалась фигурка Одинца, который в два прыжка достал охранника и сбил его с ног. Он надел на него наручники и приковал к скобе, удерживающей водосточную трубу.

Они взошли на крыльцо и Брод тут же велел им выломать дверь. Это было не самое сложное задание: в течение трех секунд она слетела с петель, что однако не сделала доступ в квартиру Гудзя более свободным. За первой деревянной дверью их остановила металлическая, глухая и непроницаемая, как броня танка.

- Идите к окнам, чтобы он не дал деру...

Карташов взял под контроль заднюю часть дома, Одинец же смотрел за окнами, выходящими из подсобных помещений. Валентин сходил к машине и вернулся с гранатометом и передал его Броду. Тот отошел к воротам и оттуда выстрелил в дверь. В воздухе запахло сгоревшим тротилом и металлической гарью. Подойдя к двери, он толкнул ее ногой и она тяжело отвалилась. На него кинулся дог и Брод, обороняясь, отмахнулся от собаки трубой гранатомета пес, издав жалостливую руладу, помчался по лестнице наверх. Когда Брод вошел в прихожую, он увидел хозяина дома: тот стоял на площадке лестницы, держа в руках трехствольный "франкот"...

В помещение вошел Валентин. Обе руки его были глубоко засунуты в карманы пальто.

- Что, Веня, захотелось войны? - обнажая стальные зубы, спросил Гудзь.

- Да нет, я пришел за своим добром...Ты, наверное. слышал, что весной меня расконторили на Рижском вокзале?

- Что-то читал в газетах...

- А где тот, кто увез мой кейс с энной суммой денег?

- Кого имеешь в виду?

- Бородавочника, который на днях был у тебя на твоем юбилее.

- У меня было тридцать человек...Всех не упомнишь...

Брод шагнул к лестнице, но в этот момент один из стволов бельгийского "франкота" выстрелил - волчья картечь тугим узлом легла у самых ног Брода.

- Дальше этого не советую двигаться, - предостерег Гудзь.- У тебя, Веня, есть еще пару минут, когда ты со своей кодлой можешь унести ноги.

- Я пришел, чтобы взять свое. И заодно узнать - каким способом ты захватил власть в нашей фирме? Когда это произошло?

Гудзь с трудом сглотнул липкую слюну.

- Кто-то ведь должен быть настоящим хозяином. Таллер много пил и погряз в разврате... Ты, Веня, слабоват, мягкохарактерен...А произошло это давно, когда еще ни тебя ни Таллера в фирме не было. Не я к вам присоединился, а вы ко мне. И ваша фирма - это всего лишь необходимое прикрытие.

- Так где Бородавочник?

- Ты, видно, оглох....Слышишь, к дому подкатили машины с моими хлопцами, и, боюсь, ты с этим парнем отсюда уже никогда не выгребешься.

Брод обратил лицо к Валентину и мотнул головой, указав на стоящего наверху хозяина дома. Молодость взяла свое: Валентин выпростал из-за пояса обыкновенный семизарядный наган и на вскидку и расстрелял обе ноги Гудзя. Тот выронил "Франкот", осел на пол и взвыл от боли.

- Где, Федя, мои бабки? - и Брод пошел вверх по лестнице. Подойдя к Гудзю, он взял его за седую шевелюру и поднял к себе его искаженное болью лицо. - Из-за тебя я поплатился своими людьми, так что, будь любезен, возвращай долг и побыстрее...

Гудзь рукой указал на заднюю комнату, через открытую дверь которой виднелся угол модерновой, орехового дерева секции... Веня прислушался: и верно - где-то снаружи дома урчали машины. Он подошел к секции и стал по очереди открывать все дверцы, выдвигать все ящики. Свой кейс с помутневшей монограммой он нашел в нижнем ящике, под барчиком. Он взял его в руки и, вернувшись к Гудзю, и поставил кейс на перила. Снизу, не спуская с Гудзя взгляда, наблюдал Валентин. Скрипнула дверь и в помещение вошел Одинец.

- Веня, - сказал он, - ты не можешь побыстрее, тут, кажется, появился резерв главного командования...- В руках Одинца был обрез.

- Сейчас, Саня, вот только пересчитаю свои деньжата...

Взрыв был настолько неожиданный, что отброшенный взрывной волной в угол Одинец, не мог понять - что же такое в мире перевернулось...Валентин, оказавшийся у холодильника, лежал без признаков жизни в луже крови. Одинец хотел подняться, но когда попытался это сделать, ноги подкосились и в голове что-то стало затуманиваться. Однако, собрав все силы, он встал на ноги и взглянул туда, где еще минуту назад находились Гудзь и Брод. Однако ни того, ни другого там уже не было. И лишь люстра свидетельствовала о страшном потрясении: на одном из пяти ее рожков, он увидел кисть руки с кольцом, которое было на Броде. На полу валялись человеческие ошметки: нога, отрубленная взрывом по колено, какая-то бурая жижица, в которой страшно щерясь, лежала голова Гудзя. Туловище Брода, искореженное тротиловой силой, недвижно лежало на двух предпоследних ступенях лестницы.

Одинец подошел к Валентину и нагнулся, чтобы повернуть его голову к себе лицом. Но лучше бы, он этого не делал. Взрыв сгладил его черты до абсолютного неузнавания...

Когда потрясенный увиденным Одинец направился к двери, в комнату вошли незнакомые люди. Молодые, настороженные, с оружием в руках.. Лицо одного из них на мгновение задержало его внимание: это, без сомнения, был Бородавочник. Он первым попытался открыть огонь, но опоздал. Все патроны, которые были в помповом обрезе Одинца тут же пошли в ход: он стрелял так, как никогда до этого не стрелял. В упор, расчетливо, без спешки - у порога сложилась небольшая кучка из человеческих тел...

...Карташов увидел как со стороны шоссе направляются два джипа.. Первый машина проехала мимо дома и остановилась в метрах пятидесяти от забора, вторая наоборот, припарковалась не доезжая до ворот метров тридцать. Несколько секунд никто из машин не появлялся. Видно, те, кто в них был, осматривались. Наконец из первого джипа вышел человек высокого роста и спортивного телосложения. Он внимательно осмотрелся и махнул кому-то рукой. И мгновенно из двух других машин стали выходить молодые, явно накаченные субъекты в длиннополых пальто. Когда один из прибывших повернулся к свету, который исходил от фонарного столба, Карташов напрягся, словно перед посещением стоматологического кабинета. Он даже протер глаза: но ошибки не было - это был его бывший товарищ по ОМОНу Бандо. Слон...Первым побуждением было достать из-за пазухи "глок" и пустить его в дело. Но это было бы слишком просто и вероломно. Он не мог сделать того, что должен был сделать, без нескольких прощальных фраз.

Бандо и вместе с еще тремя незнакомцами быстрым, машинизированным шагом направились к калитке дома 42. И когда до крыльца оставались считанные шаги, Карташов окликнул его: "Слон, не спеши, еще успеешь попасть в царствие небесное..." Бандо замер на полшаге и взглянул в сторону Карташова, но тот был в тени и разглядеть его не было никакой возможности. Но что-то необъяснимое потянуло Бандо в его сторону. Он коротко бросил что-то своим попутчикам, а сам, сделав шаг мимо крыльца, опрометчиво вошел в тугую тень. Они оказались на расстоянии вытянутой руки и Карташов ощущал терпкий запашок мужского одеколона, смешанного с сигаретным духом. Бандо, видимо, тоже чувствовал близкое присутствие своего бывшего товарища по отряду, только не запах одеколона привлекал его, а нечто непередаваемо зловещее, чего никогда не исходило от лейтенанта Карташова.

Слон осторожно, чтобы не всколыхнуть темноту, протянул руку к левой стороне пальто, чтобы успеть достать пистолет. Но его остановили:

- Не надо, ты сильно опаздываешь,.. - стараясь быть спокойным, произнес Карташов. - Мы здесь одни, без свидетелей...Как ты убивал Кротова - лицом к лицу или в затылок?

- Да, мы здесь одни, поэтому скажу: я убил его в тот момент, когда он прикуривал.

Пауза не могла быть затяжной, хотя она грозила стать таковой после слов Слона.

- Ты оговорил меня...Как у тебя после этого со сном?

- Сплю без сновидений, но об одном жалею, что не успел тогда тебя...Бандо замешкался, не находя подходящего слова, соответствующего данной ситуации.

Карташов отжал предохранитель и этот едва слышимый сдвиг металла, видимо, долетел до обостренного слуха Бандо. Ища свой последний шанс, он с силой выбросил вперед правую руку, но она ушла в пустоту. И возможно, Карташов застрелил бы его, не раздайся в доме Гудзя оглушительной силы взрыв. Земля содрогнулась, с крыши с грохотом упали несколько пластин шифера вместе со снегом и одна из них угодила по руке Карташова, в которой он держал пистолет. Внутри дома послышалось несколько выстрелов, за которыми последовала гнетущая тишина.

Метнулась тень - это Бандо, воспользовавшись замешательством, скрылся за углом дома.

Карташов, вдоль стены двинулся в сторону крыльца. Все было погружено в кромешную темноту. Лампочка, висевшая над дверью, видимо, от сотрясения погасла. Погасли и два тусклых фонаря на ближайших столбах.

Прислушался: показалось, что скрипнула дверь и кто-то вышел на крыльцо. Протяжный, тягостный стон нарушил безмолвие ночи. Карташов узнал этот звук и тихо позвал: "Саня, это ты?" Он приблизился крыльцу и на ощупь нашел того, кто сидел, прислонившись боком к открытой двери. Это был Одинец. От него пахнуло теплой, вытекающей из раны кровью. И порохом.

- Саня, что случилось? - спросил Карташов, едва различая свой голос.

- Брода разорвало на куски...Валентин тоже готов...Дай закурить...

Где-то за забором заработал автомобильный движок.

- Что же в хате произошло? - повторил свой вопрос Карташов, хотя понимал всю его неуместность.

- Гудзь отдал ему кейс...Веня думал, что ему возвращают его деньги, открыл его и... Потом в дом зашли трое и первым мне на глаза попался Бородавочник...Я их достал всех, но это теперь не имеет никакого значения...- Одинец закашлялся. Застонал.

- Это были люди Бандо. Сам он ушел...Ты можешь идти?

- Если ты мне поможешь подняться.

- Бери меня за шею...

К машине Карташов двинулся через сад, ощущая жесткие удары заиндевелых кустов по лицу. Он нес Одинца и чувствовал., как из него выливается кровь. Порядочная ее порция натекла ему в рукав и рука, державшая безвольные ноги друга, грозила соскользнуть с них. Возле забора он положил Одинца на снег и стал выламывать доски, чтобы сделать подходящий лаз.

Он положил его в салон "шевроле", на холодный брезент.

- Саня, - сказал он, - если потерпишь, доедем до больницы...А пока покури, - он зажег сигарету и поднес ее ко рту Одинца. Но тот не реагировал. Карташов нагнулся и приложил к его груди ухо: где-то далеко-далеко, словно за бетонной стеной, тикали часы - слабо билось Санино сердце.

Он завел движок и медленно, не газуя, двинулся вдоль узкого проулка.

Они уже отъехали на порядочное расстояние, когда выехавшая из поперечной улицы машина перегородила им дорогу. Вторая, полоща светом фар, приближалась сзади. Это был "линкольн", отсвечивающий в фонарном свете лаком и никелем.

"Бандо, кажется, взял нас в коробочку, - сам себе доложил Карташов. Но подожди, я сейчас тебе сыграю фугу на одной струне..." - Сергей даванул на тормоз и, не раздумывая перелез через перегородку, оказавшись в салоне. Рядом, с не подающим признаков жизни Одинцом, он нащупал гранатомет. Металл холодил ладони и он с гранатометом переместился в конец салона. Представил, как сейчас распахнет заднюю дверцу и из-за бидона с краской будет целиться в лоб "линкольна"...И он возблагодарил судьбу, что не послушался Брода и не вытащил из машины краску...

И когда он уже был готов распахнуть створки задних дверей, раздались сигналы мобильника. Карташов тут же откликнулся на них, словно видел в них спасение. Голос был грубый и легко узнаваемый. Это был Бандо.

- Ну что, приехали Карташ? - в голосе звучало злорадство и победный клич. - Чтоб ты не питал иллюзий, называю номера твоей тачки...-- И действительно, Бандо назвал номер "шевроле" и еще одну примету - у заднего левого фонаря трещина. Значит, действительно, Бандо находится в "линкольне", и на мгновение Карташову стало его жаль. И он ответил:

- Слышь, Слон, у тебя есть человек, которому ты мог бы послать прощальный привет?

- Опять берешь на понтяру? Сейчас вас вытащат из машины, а если не захотите сами выходить, разложу вас на таблицу Менделеева... У тебя под днищем четыре кило тротила...а у меня пульт с кнопкой...Как перспективка?

Карташов нажал на ручку - с легким перестуком приоткрылась задняя дверца, и корпус гранатомета почти бесшумно соприкоснулся с алюминиевым боком бидона. Раздался тонкий, удивительно мелодичный звук, похожий на пение жаворонка.

И опять в трубку:

- Слон, ты знаешь молитву "Отче наш"? Когда ты убивал Кротова, о чем ты думал? А тех литовцев? Или когда оговаривал меня? И что ты думаешь сейчас, когда через пару секунд будут убивать тебя?

- Заткнись, Карташ, за такими как ты никогда не бывает выигрыша...

- А это мы сейчас увидим, - Карташов на мгновение закрыл глаза... и нажал на спусковой крючок. Ночь осветилась синим пламенем и граната устремилась в сторону "линкольна". Она угодила в лобовое стекло, пронзила его и уже внутри "линкольна" произвела свое адское действие. Крыша машины на мгновение взбухла, будто раздумывая, срываться с рамы или еще подождать, но затем резко оторвалась и косо воспарилась к самым макушкам старых кленов.

В микрофоне, на фоне адского шума и грохота, он услышал последние, затухающие слова Бандо: "Черт возьми, куда это меня понесло?.."

"Он же повторяет мои слова," - мелькнуло в голове Карташова, ибо в этот же миг и его вместе с машиной, и, кажется, вместе со всей Вселенной тоже поволокло...Его несло куда-то вверх, в бесконечные темно-синие пределы, пронизанные трассирующими нитями неизвестного происхождения...Его губы только и успели прошептать: "Саня, держись, сейчас перекурим...нам будет очень хорошо..." Перед затухающим взором прошла череда лиц, которые калейдоскопично слились в одно - смеющееся лицо Галины...

...Крыша от "линкольна" упала в пятидесяти метрах от дороги, рядом с водонапорной башней. От "шевроле" осталась одна покореженная рама со свежей, дымящейся окалиной, и в воронке -почти нетронутый огнем обрез, стволы которого, как бы с удивлением, смотрели на мир двумя бездонными, темными зрачками...

29 мая 2000 года