Почти вся жизнь

Глава 7. ПРО ПОДГОТОВКУ 1979 гг

Ребятки и внученька уехали, остались пока только мы и Меля. Нина получила приглашение из Израиля от Анечки Гузик, спасибо! — Аня, знаменитая еврейская актриса, а фамилия по-нашему значит «пуговичка». Я в Нарве привожу в порядок документацию, готовлю наш домик к продаже. Очень грустно с ним расставаться. Потом поняли, что сделали это зря, надо было отдать его сестре — деньги эти от нас ушли, мошенники обдурили, обещали, что организуют обмен так, чтобы мы получили, приехав в Штаты, сумму в долларах. Люди эти прилично выглядели, и мы поверили, ну не дурачьё?! «Пригласили» в милицию — нигде не работаете, тунеядец, машину имеете — объяснитесь! «В отпуске я, — говорю, — вот справка, 143 рабочих дня». — «Другое дело, — уже повежливей, почти миролюбиво, — а где сейчас Ваша машина?» — «Вон, под вашими окнами». — «Слушай, — просят, — не сможешь ли подбросить нас в поликлинику, на Дворцовую?» И ещё раз «подбрасывал» их, когда приезжал за иностранными правами, теперь уже по домам. «Посмотрим, — говорят, — как ты водишь машину». Едем. «Глянь! Тебе даже дорогу уступают!» А как же, милиция же в салоне сидит. Видать, надо искать какую-нибудь работу, гулять больше нельзя!

Помог Игорёк, и я стал слесарем какого-то разряда на фабрике «Красный партизан», где делают гармошки, баяны и ещё какую-то музыку. Зовёт директор парторга. Заходит мужчина еврейской наружности. Директор советуется: «Вот хочет у нас поработать кем угодно до отъезда инженер, знает, что нам надо, — брать его?» — «Член партии?» — «Никак нет!» — «Тогда меня это не касается», — и ушёл. Фабрику эту переселяли с 5-й Красноармейской на юго-запад, аж за Кировский (Путиловский) завод. Заводу принадлежала стройконтора, что лепила эту фабрику на новом месте, а я стал представителем «Партизана», заказчиком, таким же, каким был в Воркуте. Нового для меня ничего: «беседы» со строителями, сидения на совещаниях, даже в Ленгорисполкоме. Волокиты поболе, да ещё и мзду за всё требуют. С заводским начальством Кировского я был знаком до того — завод должен был делать подъёмные машины для Воргашорской. Комбинат медь им левым путём — всё шло на оборонку — «обеспечил», а они, обнаглев, стали просить слесарей — рабочей силы не хватает! Привёз я им рабочих, устроил жильё; зарплату и командировочные они, ясно, получали у нас.

В ОВиРе мне сказали — знаем ваши фокусы! Слесарь нашёлся! Нужна справка с настоящей последней работы. Бегу в «Аэрофлот», лечу в Воркуту, прихожу в «свою» ДСП — народ сбежался, целуют, обнимают, плачут. Прошу отпечатать справку, что ко мне претензий нет, и заказать билет на поезд в Москву, самолёта боюсь — там надо паспорт показывать, могут задержать.

12 часов, обед, захожу в мой кабинет, Директор сидит за моим столом, на моём месте! Представляюсь, извиняюсь, что без особого предупреждения и в обеденное время. Он вскочил, засуетился, торопится на обед. Есть ли какие-нибудь претензии ко мне, спрашиваю, мне нужна срочно такая справка. Что Вы, всё отлично, даже прошлая переписка вся в полном порядке — легко работать! Ну раз нет претензий, тогда прошу Вас это подтвердить. И подаю ему заготовленное. Вижу, немножко мужик задёргался — КГБ тоже на обеде. Не волнуйтесь, говорю, здесь эту бумажку никто не увидит, я завтра уезжаю. Смотрю, подписывает! Прощаюсь радушно и бегом за такой же справкой для Нины в музыкальную школу. Уехать, правда, удалось только на третий день — ребята сказали, не было мест в спальных вагонах, веришь? Ночью позвонил начальник спецотдела — я не успел в своё время сдать топографию, карты для трассировки дороги на ту шахту, напрягся — «счастливого пути, желаю Вам удачи и завидую». Не вся эта сволота зверьё, попадаются среди этой стаи просто люди.

По дороге домой, в Москве, попрощался с родственниками, купил подарки, этюдник — подумал, там порисую. Дома всё кипит, Лёнька тоже уехал, сообщил из Нью-Йорка: ничего не берите, мебель здесь на улице подберёте, а всякого барахла можно накупить по дешевке на флимаркете — барахолке по-нашему. А Нинуля уже «достала» финский кабинет с диваном, креслами и книжными шкафами и ещё отдельно югославские полочки, застеклённые — друзья пришли, всё запаковывают.

После роскошной коробки конфет, в ОВиРе полный порядок: визы получили, паспорта и по 500 рэ за отказ от советского гражданства отдали, 100 рэ на 90 долларов каждому поменяли, всё! Книжки я отнёс на Почтамт, отправил Юрке — он уже в Денвере — но не все, разрешено только изданные после 1946 года, сказали.

Незадолго до Нового 80-го звонят воркутяне: мы тут в «Астории» собрались, приходи, когда ещё увидимся. Да и загорать хватит — полно дел, пора и честь знать, возвращайся! Ну как было не прийти! Вошли мы с Ниной в зал — сидят знакомые ребята, с ними Коля, зампредгорисполкома, — видите, указывая на нас, а говорили, что они уехали, вот они, здесь! Не могу вернуться, — говорю, — работаю здесь, завод строю, что было правдой на тот момент, уж очень не хотелось говорить им, с которыми проработал столько лет, что это последняя встреча и мы больше никогда не увидимся. Мы заторопились, дети, мол, и вскоре, не дожидаясь окончания этого моего последнего «производственного совещания», ушли, но горечь от обмана осталась до сих пор.

На Московском вокзале, в таможне, мужики контролёры, насмешливо улыбаясь, спросили: «Что, рабочий класс, — я был в своём чёрном, промасленном кожухе, — и куда ж вы теперь направляетесь делать революцию?» Прошмонали без особых проблем, только у Мелечки не захотели принять её любимую куклу, заподозрили, поди, золото и драгоценности запрятаны внутри, но Маланья пустила такую слезу, что и у контролёров, да и у всей таможни, дрогнули сердца и наше прошмонованное, в ящиках, отправилось в Израиль. А куда же ещё? Не в Штаты ведь приглашали!

Снова поехал в Москву, принёс в Голландское посольство, для отправки в Израиль, наши дипломы, трудовые книжки и прочее, что не разрешалось брать с собой, голландцы занимались этим по просьбе Израиля, пока советские их ненавидели. Возвратившись, купил у «Аэрофлота», что на Невском в дожеского вида бывшем банке, билеты в Вену. Как были правы возвращённые из Афгана наши горняки, подтолкнув меня — в тот же день, когда нам дали визы, наши доблестные «интернационалы» ворвались туда, и визы перестали давать ещё долгое время.