Почтите этот день (Болито - 19)

Болито почувствовал на себе взгляд вахтенного офицера и попытался вспомнить о нём всё, что мог. В бою один человек мог либо выиграть, либо проиграть. Он медленно прошёл мимо набитых сеток гамака. Вернон Куэйл был четвёртым лейтенантом «Гипериона» , и если его не остановить или, возможно, не убить, он станет тираном, если когда-нибудь достигнет старшего звания. Ему было двадцать два года, он происходил из семьи моряков, обладал угрюмой внешностью и вспыльчивым характером. С момента отплытия из Англии в его дивизии трое были высечены. Хейвену следовало бы поговорить с первым лейтенантом. Возможно, он так и сделал, хотя капитан и его командир, казалось, никогда не разговаривали, кроме как по вопросам распорядка дня и дисциплины.

Болито старался не думать о «Гиперионе», каким он был когда-то. Если какой-либо военный корабль можно назвать счастливым в такие дни, то именно он был тогда.

Он прошел вперед к перилам квартердека и посмотрел вдоль верхней палубы — рыночной площади любого военного корабля.

Парусник и его товарищи скатывали отремонтированные парусины, убирая ладони и иглы. Из дымохода камбуза шёл тошнотворный запах готовящейся еды, хотя как они могли есть варёную свинину в такую жару, было непонятно.

Болито чувствовал на языке привкус крепкого кофе Оззарда, но мысль о еде заставляла его с трудом сглотнуть. Он почти не ел с тех пор, как покинул Инглиш-Харбор. Тревога, напряжение или всё же чувство вины от новой встречи с Кэтрин?

Лейтенант Куэйл прикоснулся к шляпе. «Апхолдер на посту, сэр Ричард. Мачта докладывает каждые полчаса». Казалось, он собирался добавить: «Или я узнаю причину!»

«Апхолдер» уже стоял на горизонте и первым подаст сигнал о том, что заметил Тора на месте встречи. Или нет. Болито поставил бриг в авангард из-за его молодого командира, Уильяма Троттера, вдумчивого девонца, который произвел на него впечатление при их первых встречах. Требовались не только умные люди, но и хорошие наблюдатели, когда от первого взгляда зависело так много.

«Тетрарх» находился где-то с наветренной стороны, готовый ринуться вниз при необходимости, а третий бриг, «Веста», находился далеко за кормой, его главная задача – следить, чтобы за ними не следил какой-нибудь любопытный незнакомец. Пока что они ничего не видели. Словно море опустело, словно какое-то ужасное предупреждение расчистило его, словно арену.

Завтра они будут достаточно близко к земле, чтобы ее можно было распознать на мачте.

Болито разговаривал с капитаном «Гипериона» , Айзеком Пенхагоном. «Хейвену повезло иметь такого опытного капитана», – подумал он. Мне тоже. Пенхагон тоже был кормшманом, но только по названию. Его отправили в море юнгой в нежном возрасте семи лет, и с тех пор он почти не ходил на берег. Сейчас ему было около шестидесяти, лицо цвета кожи изборождено глубокими морщинами, а глаза настолько блестели, что казались принадлежащими более молодому человеку, запертому внутри. Он служил на пакетботе «Ост-Индских», а в конце концов, как он выразился, надел королевскую форму помощника капитана. С его мастерством и знанием океанов и их настроений трудно будет сравниться, подумал Болито. Ещё одной удачей было то, что он когда-то плавал в этих самых водах, отбивался от пиратов и работорговцев, сделал так много, что, казалось, ничто не могло его смутить. Болито наблюдал, как он проверяет полуденные прицелы, как тот следит за собравшимися гардемаринами, чьи знания в области навигации и морского дела были в его руках, готовый отпустить резкое замечание, если что-то пойдет не так. Он никогда не саркастически относился к молодым джентльменам, но был очень строг, и они явно испытывали к нему благоговение.

Пенхагон сравнил свои карты и заметки с наблюдениями Прайса и скупо заметил: «Он знал свою навигацию». Это была действительно похвала.

К лейтенанту подошёл унтер-офицер и похлопал его по лбу. Болито был рад, что его оставили в покое, пока Куэйл поспешил прочь. Он видел выражение лица унтер-офицера. Не просто уважение к офицеру. Скорее, страх.

Он погладил потёртый поручень, нагретый солнцем. Он вспомнил ту последнюю встречу в лодочном сарае, голос Кэтрин и её пыл. Он должен был увидеть её снова, хотя бы для того, чтобы объяснить. Объяснить что? Это могло только навредить ей. Им обоим.

Она казалась недосягаемой, жаждала рассказать ему о той боли, которую он ей причинил, и все же...

Он живо помнил их первую встречу, и как она прокляла его за смерть мужа. Второго мужа. Был ещё тот, о котором она редко упоминала, – безрассудный наёмник, погибший в Спэме в какой-то пьяной драке. Кем она была тогда и откуда взялась? Трудно было видеть её, такую пленительную и яркую сейчас, на фоне той нищеты, о которой она когда-то говорила в минуту близости.

А что же Сомервелл? Был ли он таким же холодным и равнодушным, каким казался? Или же он просто презрительно смотрел на вещи; возможно, забавлялся, наблюдая за пробуждением старых воспоминаний, которые он мог использовать или игнорировать по своему усмотрению?

Узнает ли он когда-нибудь или проведет остаток жизни, вспоминая, как это было когда-то, так недолго, зная, что она наблюдает за ним издалека, ожидая узнать, что он делает, или пал ли он в бою?

Куэйл подошёл к штурвалу и что-то кричал вахтенному мичману. Как и остальные, он был одет как положено, хотя, должно быть, в такую жару он обливался потом.

Если бы Кин был его флагманским капитаном, он бы — Болито крикнул: «Пошлите за моим слугой!»

Куэйл ожил. «Сейчас же, сэр Ричард!»

Оззард появился из тени кормы и остановился, моргая от яркого света, ещё больше похожий на крота. Маленький, преданный и всегда готовый услужить Болито, когда тот был в силах. Он даже читал ему, когда тот был частично ослеп, и ещё раньше, когда его сразили мушкетом. Кроткий и робкий, но в глубине души он был совсем другим человеком. Он был хорошо образован и когда-то был клерком у адвоката; он сбежал в море, чтобы избежать судебного преследования, а некоторые говорили, что и палача.

Болито сказал: «Возьмите мое пальто, если можете». Оззард даже не моргнул, когда вице-адмирал перекинул пальто через руку, а затем протянул ему шляпу.

Другие смотрели, но к завтрашнему дню даже Хейвен, возможно, прикажет своим офицерам ходить по палубе в одних рубашках и не страдать молча. Если для того, чтобы стать офицером, нужна форма, то надежды ни у кого из них не остаётся.

Оззард слегка улыбнулся и с благодарностью снова скрылся в тени.

Он видел большинство лиц Болито, его настроения волнения и отчаяния. Последнего было слишком много, подумал он.

Мимо морского часового – в большую каюту. Мир, который он делил с Болито, где чины не имели особого значения. Он поднял пальто и осмотрел его на предмет следов смолы или пряденой пряжи. Затем он увидел своё отражение в зеркале и приложил пальто к своей хрупкой фигуре. Пальто доставалось ему почти до щиколоток, и он застенчиво улыбнулся.

Он крепко сжал пальто, вспомнив себя в тот ужасный день, когда адвокат отправил его домой пораньше.

Он обнаружил свою молодую жену обнаженной в объятиях человека, которого он знал и уважал много лет.

Они пытались блефовать, а он все это время умирал , глядя на них.

Позже, выходя из маленького домика на Темзе в Уоппинг-Уолле, он увидел напротив имя владельца магазина: Том Оззард, писец. Он сразу же решил, что это будет его новая личность.

Ни разу он не оглянулся в комнату, где он топором положил конец их лжи, рубил и кромсал до тех пор, пока не осталось ничего, что можно было бы распознать в человеческом облике.

На Тауэр-Хилл он нашел вербовочный отряд; они никогда не отходили далеко, всегда надеясь найти добровольца или какого-нибудь пьяницу, который возьмет ком и окажется на военном корабле, где будет сидеть до тех пор, пока ему не дадут денег или его не убьют.

Лейтенант, командовавший кораблем, сначала посмотрел на него с сомнением, а затем с улыбкой. Королю нужны были первоклассные моряки, сильные молодые люди.

Оззард аккуратно сложил пальто. Теперь всё было иначе. Если бы представилась возможность, они бы взяли калеку на двух костылях.

Том Оззард, слуга вице-адмирала, боялся, нет, ужасался сражения, когда корабль сотрясался и качался вокруг него, человек без прошлого, без будущего.

Однажды, в глубине души, Оззард знал, что он вернется в тот маленький дом в Уоппинг-Уолл. И только тогда он признает то, что сделал.

От впередсмотрящего на мачте, свернувшегося калачиком среди деревьев, до Олдэя, развалившегося в гамаке, отсыпаясь после нескольких промок, от Оззарда до человека в большой каюте, которому он служил, — мысли большинства были сосредоточены на завтрашнем дне.

«Гиперион» и за бесчисленные лиги видел, как приходили и уходили многие.

За трезубцем на носовой фигуре простирался горизонт. Дальше могла определить только судьба.

5. Лидерство

Болито поднялся по мокрому настилу на наветренную сторону квартердека и, ухватившись за сетку гамака, удержался на ногах. Было всё ещё темно, лишь отдельные брызги, перепрыгивающие через корпус, нарушали черноту моря.

Более темная тень двинулась по квартердеку и слилась с небольшой группой у поручня, где Хейвен и двое его лейтенантов принимали доклады и отдавали новые приказы.

С орудийной палубы доносились голоса, и Болито представил себе, как работают руки вокруг невидимых восемнадцатифунтовок, в то время как на палубе ниже более тяжёлая батарея тридцатидвухфунтовых орудий, хотя и не менее активная, хранила молчание. Там, под мощными потолочными балками, орудийные расчёты привыкли управлять зарядами в постоянном мраке.

Матросов отправили на ещё более ранний завтрак – вероятно, излишняя предосторожность, поскольку на рассвете они всё ещё будут вне поля зрения – разве что, если повезёт, впереди будут наблюдатели на мачтах. За последний час «Гиперион» изменил курс и шёл строго на запад, держа реи в бейдевинд из-за укороченных парусов фока и топселей. Это объясняло неровное, бурное движение, но Болито заметил перемену погоды, как только его ноги коснулись влажного коврика у койки.

Ветер был устойчивым, но усилился; ненамного, но после, казалось бы, постоянного штиля или гладкой зыби он казался по сравнению с этим сильным.

Все вокруг знали, что он на палубе, и незаметно перешли на подветренный борт, чтобы дать ему возможность пройти, если он захочет. Он посмотрел на такелаж и впервые увидел натянутые марсели. Они шумно хлопали, выражая недовольство тем, что их так туго натянули.

Он не спал большую часть ночи, но когда позвали матросов и началась работа по подготовке корабля к тому, что его ждало впереди, он почувствовал странное желание спать.

Эллдэй прокрался в каюту, и пока Оззард колдовал над его крепким кофе, здоровенный рулевой побрил его при свете спирального фонаря.

Олдэй всё ещё не мог отпустить душу, думая о сыне. Болито помнил свою радость, когда узнал, что у него есть двадцатилетний сын, о котором он ничего не знал, и который решил присоединиться к нему после смерти матери, давней возлюбленной Олдэя.

Затем, после того как Болито был сражен и почти полностью ослеп, на борту катера «Суприм» Олдэй лелеял злость и отчаяние из-за того, что его сын, которого тоже звали Джон, оказался трусом и сбежал вниз в тот самый момент, когда Болито нуждался в нем больше всего.

Теперь он знал, что это не так. Возможно, он боялся огня битвы, но не был трусом. Нужно было храброе сердце, чтобы скрыть страх, когда вражеское железо кромсало палубу.

Но его сын попросил разрешения покинуть корабль, когда они пришвартовались. Ради Аллдея и ради всеобщего спокойствия Болито поговорил с офицером береговой охраны возле Фалмута и попросил найти ему место. Его сын, Джон Банкарт, как его назвали в честь матери, был хорошим моряком и умел брать рифы, сплетать швартовы и управлять судном не хуже самого опытного Джека. Он исполнял обязанности второго рулевого на призовом «Аргонавте», помогая Аллдею, который был слишком горд, чтобы признать, что его тяжёлая рана осложняла ему жизнь. Кроме того, Аллдей мог присматривать за ним до того дня, когда Болито был ранен на борту маленького катера.

Болито не любил просить одолжений, особенно из-за своего звания, и теперь он не был уверен, что поступил правильно. Весь день он размышлял об этом, а когда не был на дежурстве, слишком много времени проводил в одиночестве или сидел с малышом на руках в кладовой Оззарда.

Мы оба в нужде. Как собака и хозяин. Каждый боится, что другой умрёт первым.

Молодой голос воскликнул: «Восход солнца, сэр!»

Хейвен что-то пробормотал, затем перешёл на наветренную сторону и в темноте потрогал шляпу.

Шлюпки готовы к спуску, сэр Ричард. — Он выглядел более официальным, чем когда-либо. — Но если «Апхолдер» на посту, мы получим заблаговременное предупреждение, если нам понадобится разрешение на действия.

«Согласен». Болито задумался, что кроется за этой формальностью. Надеялся ли он увидеть сигнал «Апхолдера» , сообщающий о том, что Тор уже виден? Или же он ожидал, что море будет пустым, а все усилия и приготовления окажутся пустой тратой времени?

Он сказал: «Я никогда не устаю от этого мгновения». Вместе они наблюдали за первым проблеском солнечного света, окаймляющим горизонт, словно тонкая золотая проволока. Если «Гиперион» шёл своим курсом, солнце вставало почти прямо за кормой, по очереди окрашивая каждый парус, а затем поднималось далеко вперёд, словно указывая им путь к земле.

Хейвен прокомментировал: «Я просто надеюсь, что доны не знают, что мы так близко».

Болито спрятал улыбку. Рядом с Хейвеном Джоб показался бы оптимистом.

Ещё одна фигура пересекла палубу и ждала, когда Хейвен его увидит. Это был первый лейтенант.

Хейвен отошёл на несколько шагов. «Ну? Что теперь?» — Голос его звучал тихо, но враждебность была очевидна.

Пэррис спокойно сказал: «Двое мужчин подлежат наказанию, сэр. Могу ли я приказать капралу ждать исполнения приговора, пока...»

«Вы этого не сделаете, мистер Пэррис. Дисциплина есть дисциплина, и я не позволю людям уклоняться от воздаяния по заслугам, даже если мы сражаемся с врагом».

Пэррис стоял на своём: «Ничего серьёзного, сэр».

Хейвен удовлетворённо кивнул. «Один из них из твоей части, я прав? Лейкер? Наглый по отношению к младшему офицеру».

Глаза Пэрриса, казалось, светились изнутри, когда первые слабые лучи солнца рисовали узоры на досках.

Они оба вышли из себя, сэр. Старшина обозвал его блудливым ублюдком. Он, казалось, расслабился, понимая, что битва уже проиграна. «А я бы, сэр, вырвал ему язык к чертям!»

Хейвен прошипел: «Я поговорю с тобой позже! Этих людей схватят и высекут в шесть склянок!»

Пэррис прикоснулся к шляпе и ушел.

Болито услышал, как капитан сказал: «Чертова гончая!»

Он не имел права вмешиваться. Болито смотрел на восход солнца, но услышанное испортило его.

Ему придётся поговорить об этом с Хейвеном позже, когда они останутся одни. Он взглянул на бизань-стеньгу, где луч света играл на вантах и бегучем такелаже. Если он подождёт, пока дело не начнётся, может быть слишком поздно.

Слова словно эхом отдавались в его голове. Если я упаду… Каждый корабль силён ровно настолько, насколько силён его капитан. Если что-то не так… Он оглянулся, Хейвен вылетел из его мыслей, когда с топа мачты раздался крик: «Парус на юго-западе!»

Болито сжал кулаки. Должно быть, это «Апхолдер», прямо на станции. Он не ошибся с выбором фургона.

Он сказал: «Приготовьтесь к повороту, капитан Хейвен».

Хейвен кивнул. «Приложите руки к подтяжкам, мистер Куэйл».

Ещё одно лицо вписывалось в общую картину: товарищ Болито по утреннему дежурству накануне. Из тех офицеров, которые не знали бы сострадания, когда дело касалось порки.

Болито добавил: «Есть ли у вас сегодня наверху хороший человек?»

Хейвен уставился на него, его лицо все еще было скрыто тенью. «Я… я так думаю, сэр».

«Пришлите мне опытного работника. Лучший помощник за мои деньги».

— Да, сэр, — голос Хейвена звучал напряжённо. Он злился на себя за то, что не подумал об очевидном. Он едва ли мог винить за это Пэрриса.

Болито огляделся, наблюдая, как тени поблизости обретают форму и характер. Двое молодых гардемаринов, оба на своём первом корабле, вахтенные офицеры, и под проёмом на корме он увидел высокую, мощную фигуру Пенхалигона, капитана. Если он доволен их успехами, то об этом никогда не узнаешь, подумал Болито.

«Палуба там! Защитник виден!»

Болито догадался, что это голос Раймера, вахтенного помощника капитана. Это был невысокий, загорелый человек с такими морщинистыми чертами лица, что он напоминал моряка из далекой эпохи. В тусклом дневном свете другое судно казалось лишь размытым пятном, но опыт и зоркий глаз Раймера подсказали ему всё, что нужно было знать.

Болито сказал: «Мистер Дженур, поднимитесь наверх со стаканом». Он отвернулся, когда молодой лейтенант поспешил к вантам. «Надеюсь, вы поднимаетесь так же быстро, как и едете?»

Он увидел, как сверкнули зубы, когда Дженур ухмыльнулся ему в ответ. Затем он исчез, его руки и ноги двигались с лёгкостью ловкого грот-марсового.

Хейвен пересёк палубу и взглянул на белые штаны Дженура. «Скоро рассветёт, сэр».

Болито кивнул. «Тогда мы узнаем».

Он сжал кулаки под фалдами пальто, когда до него донесся голос Дженура.

«Сигнал от Апхолдера, сэр! Тор в компании!»

Болито старался не выказывать ни волнения, ни удивления. Имри это удалось.

«Подтвердите!» — ему пришлось сложить ладони чашечкой, чтобы перекричать хлопанье парусов и снастей. Дальнейших сигналов от «Апхолдера» не поступало. Это означало, что пока всё в порядке, и неуклюжий лихтер всё ещё в безопасности.

Он сказал: «Когда остальные покажутся в поле зрения, капитан Хейвен, дайте им сигнал продолжать, пока мы все едины во мнении. Нет времени на ещё одно совещание. Даже сейчас есть вероятность, что нас обнаружат прежде, чем мы все займём позиции».

Он снова подошёл к сетям. Не было смысла показывать Хейвену сомнения или неуверенность. Он посмотрел вверх, наблюдая, как всё больше и больше такелажа и рангоута обретают форму на солнце. Странно, что он так и не смог преодолеть свою неприязнь к высоте. Будучи мичманом, он воспринимал каждый рывок наверх, чтобы помочь укоротить или увеличить паруса, как отдельное испытание. Особенно по ночам, когда реи кренились навстречу разлетающимся брызгам, а палуба была лишь размытым пятном далеко под ногами, он испытывал непреходящий ужас.

Он увидел на бизань-марсе нескольких королевских морских пехотинцев в ярко-алых мундирах, перегнувшись через баррикаду, чтобы высматривать бриг « Апхолдер». Болито с удовольствием пробрался бы мимо них, не беспокоясь, как это сделал Дженур. Он коснулся левого века, затем моргнул, отражая солнечный свет. Обманчиво ясный, но тревога не покидала его.

Он осмотрел верхнюю палубу: орудийные расчеты вышли из орудий, чтобы заняться своими обычными задачами, а первое напряжение исчезло с наступлением ночи.

Так много миль. Слишком много воспоминаний. Ночью, когда он лежал без сна в своей койке, прислушиваясь к плеску и скрипу моря вокруг руля, он вспомнил другой случай, когда «Гиперион» зашёл так далеко, когда он был его капитаном. Они проскользнули мимо островов Паскуа в темноте, и Болито точно помнил ту рассветную атаку на французские корабли, стоявшие там на якоре. И это было девять лет назад. Тот же самый корабль. Но был ли он всё ещё тем человеком?

Он взглянул на бизань-топ и вдруг рассердился на себя.

«Дай мне, пожалуйста, стакан». Он взял его у испуганного мичмана и решительно направился к вантам. Он чувствовал, как Хейвен наблюдает за ним, видел, как Пэррис старается не смотреть на него с трапа левого борта, где тот разговаривал с боцманом Сэмом Линтоттом. Вероятно, подсказывал ему, когда нужно установить решётки, чтобы наказание можно было привести в исполнение.

Затем он увидел, как Аллдей, прищурившись, смотрит с главной палубы, всё ещё грызя печенье, и тоже с изумлением смотрит на него. Болито взобрался наверх и обогнул ванты, чувствуя, как при каждом шаге подрагивают вымпелы, а большая сигнальная труба подпрыгивала у него на бедре, словно колчан со стрелами.

Это оказалось проще, чем он мог себе представить, но, поднявшись на вершину, он решил, что этого достаточно.

Морпехи отступили, подталкивая друг друга и ухмыляясь. Болито вспомнил имя капрала – свирепого вида мужчина, который до поступления на службу в Корпус был браконьером в Норфолке. Майор Адамс мрачно намекнул: «Не скоро».

«Где она, капрал Рогейт?»

Морской пехотинец указал. «Вон там, сэр! Нос левого борта!»

Болито установил длинную подзорную трубу и наблюдал, как в поле зрения показались узкий кормовой брига и укреплённые реи. По квартердеку «Апхолдера» двигались фигуры , круто наклоняясь, когда корабль накренился, демонстрируя свой яркий медный корпус в лучах утреннего солнца.

Болито ждал, пока «Гиперион» качнётся, а бизань-стеньга утихнет, и за Апхолдером он увидел рыжевато-коричневую пирамиду парусов. Тор был готов и ждал.

Он опустил стакан, словно пытаясь собраться с мыслями. Решил ли он с самого начала, что возглавит атаку? Если она провалится, его возьмут в плен, или… Он мрачно улыбнулся. Думать об этом « или» было невыносимо.

Капрал Рогейт заметил эту загадочную улыбку и задумался, как бы он описал её остальным во время следующей вахты внизу. Как адмирал разговаривал с ним, словно с другим членом королевской семьи. С одним из нас.

Болито знал, что если он отправит другого офицера, а план не сработает, то вину в любом случае возложат на него.

Им приходилось ему доверять. В глубине души Болито понимал, что следующие месяцы будут решающими для Англии, и в особенности для флота. Лидерство и доверие шли рука об руку. Для большинства своих подчиненных он был чужаком, и их доверие нужно было заслужить.

Он с внезапным презрением отнёсся к своему аргументу. Жажда смерти. Было ли это частью его?

Он сосредоточил внимание на прочном корпусе брига, пока тот нырял и поднимался на крутых волнах. Мысленно он уже представлял себе, как земля будет выглядеть, когда они приблизятся. Якорная стоянка в Ла-Гуайре представляла собой в основном открытый рейд напротив города. Известно, что она была хорошо защищена несколькими крепостями, некоторые из которых были построены совсем недавно из-за постоянных проходов кораблей с сокровищами. Хотя Ла-Гуайра находилась всего в шести милях от столицы, Каракаса, добраться до последнего можно было только по извилистой горной дороге, расстояние которой было примерно в четыре раза больше.

Как только «Гиперион» и его спутники будут замечены, испанские власти как можно скорее отправят весть в столицу. Учитывая время, которое потребуется на дорогу по этой опасной дороге, Ла-Гуайра вполне могла бы считаться островом, подумал он. Все разведданные, которые им удалось собрать как от торговцев, так и от нарушителей блокады, указывали на то, что захваченный фрегат « Консорт» находится в Пуэрто-Кабельо, в восьмидесяти милях к западу вдоль побережья Майна.

Но предположим, что противник не поддастся уловке и не поверит, что британские военные корабли намеревались уничтожить новое пополнение своего флота?

Очень многое зависело от карт и наблюдений Прайса, и прежде всего от удачи,

Он посмотрел на палубу далеко внизу и прикусил губу. Он знал, что никогда бы не послал подчинённого на такое задание даже девять лет назад, когда командовал старым «Гиперионом». Он взглянул на морпехов. «Скоро у вас всех будет работа, ребята».

Он спрыгнул на ванты, больше ощущая их лица, расплывшиеся в широких улыбках, чем ветер, который трепал его пальто, словно собираясь сбросить его на палубу. Это было так просто. Одно слово, одна улыбка, и они готовы умереть за тебя. Это наполнило его одновременно горечью и смирением.

К тому времени, как он добрался до квартердека, его мысли прояснились. «Очень хорошо. Через час мы изменим курс на юго-запад». Он увидел, как остальные кивнули. «Пусть «Апхолдер» и «Тетрарх» пойдут ближе к берегу. Я не хочу, чтобы доны подошли слишком близко и увидели нашу силу». Он увидел, как Пенхалигон, капитан, криво улыбнулся, и добавил: «Или её отсутствие. Тор будет держаться с наветренной стороны вместе с «Вестой». Дайте мне знать, когда станет достаточно светло, чтобы подавать сигналы». Он повернулся к корме и замолчал. «Капитан Хейвен, на минутку, пожалуйста».

В большой каюте крепнущий солнечный свет рисовал причудливые узоры на засохшей соли, забрызгавшей кормовые окна. Большая часть корабля была готова к бою ещё до рассвета. Каюта Болито напоминала о лучших временах, пока эти ширмы не сняли, а мебель со всеми следами его пребывания здесь не увезли в трюм. Он взглянул на чёрные девятифунтовые пушки, обращённые к закрытым иллюминаторам по обе стороны каюты. Тогда эти два красавца получат своё место.

Хейвен подождал, пока Оззард закроет сетчатую дверь и уйдет, затем встал, расставив ноги и держа шляпу обеими руками.

Болито смотрел на море за запотевшим стеклом. «Я намерен перейти на «Тор» в сумерках. Ты возьмёшь «Гиперион» вместе с Вестой и Тетрархом . Завтра с первыми лучами солнца вы должны быть в поле зрения Пуэрто-Кабельо, и противник убедится, что вы собираетесь атаковать. Они не будут знать всей вашей силы – нам повезло добраться сюда незамеченными». Он обернулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как капитан с такой силой сжимает шляпу, что она погнулась у него в руках. Он ожидал вспышки гнева или, возможно, наброска альтернативной стратегии. Хейвен промолчал, но уставился на него, словно ослышался.

Болито тихо продолжил: «Другого пути нет. Если мы хотим захватить или уничтожить корабль с сокровищами, это нужно сделать на якоре. У нас слишком мало кораблей для длительных поисков, если он проскользнёт мимо нас».

Хейвен сглотнул. «Но пойти самому, сэр? По моему опыту, я никогда с таким не сталкивался».

«С Божьей помощью и небольшой удачей, капитан Хейвен, я буду на позиции на мелководье к западу от Ла-Гуайры как раз в тот момент, когда вы проводите эту учебную атаку». Он посмотрел на него твёрдо. «Не рискуйте своими кораблями. Если появится крупный вражеский флот, прекратите бой и отойдите. Ветер по-прежнему устойчивый, северо-западный. Мистер Пенхалигон считает, что он может повернуть обратно, что будет нам на руку».

Хейвен оглядел каюту, словно ища способ сбежать.

«Он может ошибаться, сэр».

Болито пожал плечами. «Я бы не осмелился с ним не согласиться».

Но его попытка разрядить обстановку провалилась, когда Хейвен выпалил: «Если мне придется отступить, кто поверит...»

Болито отвёл взгляд, чтобы скрыть своё разочарование. «Я распоряжусь о выписке новых распоряжений. Вас никто ни в чём не обвинит».

Хейвен сказал: «Я предлагал это не только ради собственной выгоды, сэр!»

Болито сел на скамейку и постарался не думать обо всех тех временах, когда он сидел здесь. О надеждах, планах, тревогах.

Он сказал: «Мне нужны тридцать моряков из вашей роты. Я бы предпочёл офицера, который, как они знают, сможет ими командовать».

Хейвен тут же спросил: «Могу ли я предложить своего первого лейтенанта, сэр?»

Их взгляды встретились. Я так и думал. Он кивнул. «Согласен».

С квартердека раздались крики, и Хейвен взглянул на дверь.

Болито резко сказал: «Я ещё не закончил». Он старался сохранять спокойствие, но поведение Хейвена нервировало. «Если противник действительно бросит против вас войска, вы никак не сможете прикрыть мой отход из Ла-Гуайры».

Хейвен слегка приподнял подбородок. «Как скажете, сэр Ричард».

«Да. В этом случае вы примете на себя командование флотилией».

«А могу я спросить, что бы вы сделали, сэр?»

Болито встал. «То, зачем я пришёл». Он почувствовал, что Аллдей ждёт у двери. Ещё один спор, когда Болито сказал, что не пойдёт с ним к Тору .

«Прежде чем вы уйдете, капитан Хейвен». Он старался не моргать, поскольку туман постоянно застилал ему левый глаз. «Не прикажите высечь этих людей. Я не могу вмешаться, потому что все на борту поймут, что я принял чью-то сторону, как вы уже поняли, когда скрестили мечи со своим начальником в моем присутствии». Ему показалось, что Хейвен слегка побледнел. «У этих людей мало что есть, видит Бог, и видеть, как их товарищей высекают перед тем, как отправить в бой, может принести только вред. Верность превыше всего, но помните, что пока вы под моим флагом, верность обоюдная».

Хейвен отступил. «Надеюсь, я знаю свой долг, сэр Ричард».

«Я тоже». Он смотрел, как закрывается дверь, а затем воскликнул: «Черт его побери!»

Но вошел Дженур, вытирая тряпкой смолу с пальцев.

Он наблюдал за Болито, словно пытаясь оценить его настроение, и сказал: «Оттуда прекрасный вид. Я пришёл доложить, что ваши сигналы поданы и приняты». Он взглянул вверх, услышав топот ног над головой и голоса, эхом доносившиеся с главной палубы. «Мы собираемся сменить курс, сэр Ричард».

Болито едва расслышал. «Что с этим человеком, а?»

Дженур заметил: «Ты сказал ему, что намеревался сделать».

Болито кивнул. «Мне казалось, любой капитан ухватился бы за возможность бросить своего адмирала на произвол судьбы. Я точно так и сделал». Он оглядел каюту, выискивая призраков. «Вместо этого он думает только о…» Он осекся. Было немыслимо обсуждать капитана флагмана с Дженуром. Неужели он настолько одинок, что не может найти другого утешения?

Дженур просто ответил: «Я не настолько дерзок, чтобы говорить то, что думаю, сэр Ричард». Он поднял взгляд и добавил: «Но я выполню всё, что вы мне прикажете ».

Болито расслабился и похлопал его по плечу. «Говорят, вера способна сдвинуть горы, Стивен!»

Дженур уставился на него. Болито назвал его по имени. Наверное, это была ошибка.

Болито сказал: «Мы переправимся в Тор до наступления темноты. Нужно действовать разумно, Стивен, ведь нам предстоит долгий путь».

Это не было ошибкой. Дженур словно сиял. Он пробормотал: «Ваш рулевой ждёт снаружи, сэр Ричард». Он смотрел, как Болито идёт по каюте, а затем похолодел, когда тот врезался в кресло, которое, должно быть, передвинул Хейвен.

«Вы в порядке, сэр Ричард?» Он отступил назад, когда Болито повернулся к нему. Но на этот раз в его чутком лице не было гнева. Болито тихо сказал: «Меня немного беспокоит глаз. Ничего страшного. А теперь пошлите моего рулевого».

Эллдей прошёл мимо лейтенанта и сказал: «Я должен высказаться, сэр Ричард. Когда вы пойдёте к этой бомбе, — он почти выплюнул это слово, — я буду рядом с вами. Как всегда, и мне наплевать, прошу прощения, сэр Ричард».

Болито ответил: «Ты пил, Олдэй».

«Немного, сэр. Всего несколько раз промокнем, прежде чем покинем корабль». Он склонил голову набок, словно лохматая собака. «Мы так и сделаем, правда, сэр?»

Это вышло на удивление легко. «Да, старый друг. Вместе. Еще раз».

Эллдэй пристально посмотрел на него, чувствуя его отчаяние. «Что случилось, сэр?»

«Я чуть не рассказал этому мальчишке, Дженур. Чуть не признался, — он говорил сам с собой вслух. — Что я ужасно боюсь ослепнуть».

Олдэй облизал губы. «Молодой мистер Дженур считает вас настоящим героем, сэр».

«Не то что ты, а?» Но никто из них не улыбнулся.

Эллдей давно его таким не видел, с тех пор как...

Он проклинал себя, брал на себя вину за то, что не оказался рядом, когда был нужен. Его злило сравнение Хейвена с капитаном Кином или Херриком. Он оглядел каюту, где они делили и вместе теряли так много. Болито не с кем было поделиться, чтобы облегчить ношу. В кают-компании Джеки считали, что адмирал ни в чём не нуждается. Господи, это было именно то, что у него было. Ничего.

Олдэй сказал: «Я знаю, что мне не следует этого говорить, но...»

Болито покачал головой. «Когда это тебя останавливало?»

Олдэй настаивал: «Не знаю, как это выразить на офицерском языке». Он глубоко вздохнул. «Жена капитана Хейвена рожает, наверное, уже потеряла ребёнка, неудивительно».

Болито уставился на него. «Ну и что, мужик?»

Эллдей старался не выпустить глубокий вздох облегчения, увидев нетерпение в серых глазах Болито.

«Он думает, что отцом может быть кто-то другой, так сказать».

Болито воскликнул: «Ну, даже предположим…» Он отвёл взгляд, удивлённый, хотя и не должен был удивляться, знаниям Олдэя. «Понятно». Это было не в первый раз. Корабль в доке, скучающая жена и потенциальный жених. Но только Олдэй смог докопаться до сути.

Болито печально посмотрел на него. Как он мог его бросить? Какая парочка! Один был жестоко ранен испанским мечом, другой медленно слеп.

Он сказал: «Я напишу несколько писем».

Они молча посмотрели друг на друга. Корнуолл в конце октября. Серое небо и насыщенные оттенки опавших листьев. Отбойные молотки на полях, где фермеры ремонтировали стены и заборы. Пожилые ополченцы устраивают учения на площади перед собором, где венчался Болито.

Эллдей направился к кладовой Оззарда. Он собирался попросить коротышку написать письмо дочери трактирщика в Фалмуте, хотя одному Богу было известно, получит ли она его когда-нибудь.

Он подумал о леди Белинде и о том, как её нашли в перевёрнутой карете. И о той, по имени Кэтрин, которая, возможно, всё ещё питает чувства к Болито. Красивая женщина, подумал он, но с ней много хлопот. Он усмехнулся. Женщина моряка, как бы она ни важничала у реи. И если она подходит Болито, это всё, что имело значение.

Сидя в одиночестве за своим столом, Болито притянул к себе бумагу и наблюдал, как солнечный свет касается пера, словно огонь.

Мысленно он видел слова такими, какими написал их раньше: «Моя дорогая Белинда».

В полдень он вышел на палубу на прогулку, и когда Оззард вошёл в каюту, чтобы привести вещи в порядок, он увидел рядом бумагу и ручку. Ни одна из них не была использована.

6. «На войне нет нейтральных»

Переброска с «Гипериона» на бомбардировщик «Тор» прошла незадолго до заката, без происшествий. Люди, оружие, запасы пороха и снарядов были переправлены на другой берег, лодки подпрыгивали, а затем почти исчезали среди гребней глубокой зыби.

Болито наблюдал с квартердека, как «Гиперион» ложится в дрейф, протестующе гудит парусами, и снова восхищался первозданной красотой заката. Длинная, колышущаяся волна, как и лодки с их трудящимися экипажами, казалась сияющей, словно грубая бронза, и даже лица вокруг него казались нереальными, словно незнакомцами.

После того как две лодки «Гипериона» и тридцать ее людей благополучно перебрались на борт, Болито совершил последний переход на ялике.

Едва его приняли на борт «Тора» , как он увидел, как реи «Гипериона» развернулись, а его затененный силуэт стал сокращаться, когда судно отвернулось, чтобы последовать за двумя бригами в последние лучи заката.

Если коммандер Людовик Имри и был обеспокоен появлением флаг-офицера на борту его скромного судна, то виду не подал. Ещё большее удивление он выразил, когда Болито заявил, что не намерен носить эполеты, и предложил Имри, как командиру «Тбора» , последовать его примеру.

Он спокойно заметил: «Ваши люди достаточно хорошо вас знают. Надеюсь, что они узнают и меня, когда это дело закончится!»

Болито смог забыть о Гиперионе и остальных, пока они всё дальше и дальше удалялись к Пуэрто-Кабельо. Он чувствовал, как вокруг него нарастает напряжение, когда Тор поднял паруса и взял курс круто к ветру к невидимой береговой линии.

Час шел за часом, и приглушенные голоса доносились с цепей, где два лотовых матроса регулярно производили замеры глубин, чтобы их отчеты можно было тщательно сверить с картой и заметками, которые Болито сделал после встречи с капитаном Прайсом.

Шум был громким, но обманчивым. Неуклюжий лихтер, двигавшийся на буксирном тросе за кормой, непрерывно качал воду, ведя бой, который, по признанию Имри, начался через несколько часов после выхода из гавани. Любое повышение уровня моря мгновенно грозило затоплением, а теперь, когда на борту находились и тяжёлые мортиры «Тора» , и их расчёты, потеря лихтера означала катастрофу.

Болито беспокойно бродил по квартердеку судна, мысленно рисуя себе землю, какой он её увидел тем вечером. Он заставил себя ещё раз подняться наверх, на этот раз на грот-мачту, и сквозь поднимающуюся дымку увидел характерные очертания Ла-Гуайры. Обширный серо-голубой хребет Каракасских гор и далее на западе – впечатляющие седловидные вершины Силья-де-Каракас.

«Пенхалигон мог бы по праву гордиться своим мореплаванием», – подумал он. Эллдей почти не отходил от него после того, как они поднялись на борт, и Болито слышал его прерывистое дыхание, как пальцы барабанили по рукояти тяжёлой сабли.

Болито коснулся незнакомой формы подвески на поясе. Перспектива действий прямо на вражеской территории занимала всех, но Болито сомневался, что Аллдей упустил из виду своё решение оставить старый семейный меч в Гиперионе. Он уже однажды чуть не потерял его. Аллдей, должно быть, тоже это помнит, думая, что Болито оставил его у Оззарда только потому, что боялся, что тот не вернётся.

Однажды Адам наденет этот меч. Он больше никогда не попадёт в руки врага.

Позже, в маленькой каюте Имри, они рассматривали карту за закрытыми кормовыми окнами. «Тор» получил разрешение на атаку, но её шанс появится только в случае успеха первой части. Болито проложил путь по извилистым отмелям с помощью разделителей, как, должно быть, сделал Прайс перед тем, как его корабль причалил к берегу. Он чувствовал, как остальные столпились вокруг него и против него. Имри и его старший помощник, лейтенант Пэррис, и второй лейтенант «Тора» , который должен был прикрывать атаку.

Болито на мгновение задумался, думает ли Пэррис о порке, отменённой по приказу Хейвена. Или о том, что Хейвен настоял на том, чтобы оба преступника были включены в группу захватчиков. Возможно, все плохие яйца в одной корзине, подумал он.

Он вытащил часы и положил их под низко подвешенный фонарь.

«Тор бросит якорь через полчаса. Все лодки немедленно отплывут, лодочка — впереди. Необходимо провести замеры глубины, но не без необходимости. Скрытность жизненно важна. Мы должны быть на месте к рассвету». Он взглянул на их мрачные лица. «Вопросы?»

Далмейн, второй лейтенант Тора , поднял руку.

«А что, если Дон переехал, сэр?»

Удивительно, как легко им было говорить, подумал Болито. Без пугающих вице-адмиральских эполет, да ещё и на своём корабле, они уже высказали свои мысли и тревоги. Словно снова оказались на фрегате или военном шлюпе.

«Тогда нам не повезёт». Болито улыбнулся и увидел, как глаза Дженура следят за медными циркулями, пока он постукивал по карте. «Но сообщений о движении крупных кораблей не поступало».

Лейтенант настаивал: «А батарея, сэр. Предположим, мы не сможем застать её врасплох?»

Ответил Имри: «Я бы сказал, мистер Далмейн, что вся ваша гордость за ваши миномёты была напрасна!»

Остальные рассмеялись. Это был первый здоровый знак.

Болито сказал: «Уничтожим батарею, и тогда «Тор» сможет проследовать через песчаные отмели. Его карронады с лихвой справятся с любыми сторожевыми катерами». Он осторожно встал, чтобы избежать ближнего света. «А потом мы атакуем».

Пэррис спросил: «А если нас отбросят, сэр Ричард?»

Их взгляды встретились через маленький столик. Болито изучал его цыганскую внешность, безрассудную прямоту в голосе. Мужчина из Западной Англии, вероятно, из Дорсета. Резкие слова Олдэя, казалось, отрезвили его, и он вспомнил о маленьком портрете в каюте Хейвена.

Он сказал: «Корабль с сокровищами нужно потопить, а если возможно, и поджечь. Это, возможно, и не помешает спасательной операции, но задержка будет весьма ощутимой для казны дона!»

«Понятно, сэр». Пэррис потёр подбородок. «Ветер стих. Это может нам помочь». Он говорил без эмоций, не как лейтенант, который, возможно, уже мёртв или кричит под ножом испанского хирурга к утру, а как человек, привыкший командовать.

Он рассматривал альтернативы. Предположим, если, возможно.

Болито смотрел на него. «Ну что, джентльмены, так начнём?» Они встретились с ним взглядами. «Знают ли они, – подумал он, – и всё ещё будут доверять его суждениям?» Он улыбнулся, несмотря на свои мысли. Хейвен точно никому не доверял!

Имри весело сказал: «О, сэр Ричард, к полудню мы станем богатыми людьми!»

Они вышли из хижины, согнувшись и нащупывая дорогу, словно калеки. Болито подождал, пока Имри остался один.

«Это нужно сказать. Если я проиграю, вы должны будете отступить, если сочтете нужным».

Имри задумчиво посмотрел на него. «Если вы упадёте, сэр Ричард, то это потому, что я вас подвёл». Он оглядел тесную каюту. «Вы будете нами гордиться, вот увидите, сэр!»

Болито вышел в темноту и смотрел на звезды, пока его разум снова не успокоился.

Почему ты так и не привык к этому? К простой преданности. К их честности друг с другом, о которой многие дома не знали или игнорировали.

«Тор» бросил якорь, и когда судно качнулось на якоре в бурном течении, лодки стали вручную подтягиваться к борту или подниматься за борт с такой скоростью, что Болито догадался, что его командир тренировался и готовился к этому моменту с тех пор, как причалил в Английской гавани.

Он устроился на корме ялика, который даже в темноте казался тяжёлым и низко сидящим в воде под тяжестью людей и оружия. Он снял пальто и шляпу и вполне мог бы сойти за лейтенанта, как Пэррис.

Оллдей и Дженур теснились вокруг него, и пока Оллдей критически наблюдал за гребцами, лейтенант флага взволнованно воскликнул: «Они никогда в это не поверят!»

Болито предположил, что под словом «они» он подразумевал своих родителей.

Он решил, что это, похоже, подводит итог всему его командованию. Капитаны и моряки, сыновей было больше, чем отцов.

Он услышал скрежет длинных взмахов, когда лихтер отдалился от кормы «Тора» , брызги перекатывались по лопастям, пока еще две лодки не сбросили свои буксирные тросы.

Это был безумный план, но он мог сработать. Болито сдернул с себя рубашку. Пот или брызги – он не мог понять. Он сосредоточился на времени, на шёпоте воды, на равномерном подъёме и опускании вёсел. Он даже не осмелился взглянуть за корму, чтобы убедиться, что остальные следуют за ним.

Лодки были во власти течений и приливов у невидимых песчаных отмелей. Минуту под килем булькало, а в следующую — все весла били и хлопали, чтобы не дать корпусу качнуться в другую сторону.

Он представил себе Пэрриса с основной группой людей и Далмейна на лихтере с его мортирами, как руки вычерпывают воду, чтобы удержать судно на плаву. Так близко к берегу, что он не осмелился бы сейчас включить помпы.

На носу лодки раздался испуганный вздох, и рулевой хрипло крикнул: «Вёсла! Полегче, ребята!»

Лопасти замерли, и с обеих балок капала вода, и ялик кружил в канале, словно неопрятное морское существо. Какой-то мужчина пробрался на корму и несколько секунд пристально смотрел на Болито.

Он выдохнул: «Судно стоит на якоре прямо по курсу, сэр!» Он запнулся, словно вдруг осознав, что обращается к своему адмиралу. «Маленький, сэр. Может быть, шхуна!»

Дженур тихо застонал. «Какое чёртово везение! Мы бы никогда...»

Болито обернулся. «Закройте кормовой фонарь!» Он молился, чтобы Пэррис успел заметить это вовремя. Теперь сигнал тревоги застанет их на открытом пространстве. Отступать было слишком далеко, невозможно проскользнуть мимо стоящего на якоре корабля, не встретив сопротивления.

Он услышал свой голос: «Хорошо, рулевой. Всем дорогу. Теперь очень спокойно». Он вспомнил спокойный голос Кина, когда тот разговаривал со своими орудийными расчётами перед боем. Словно всадник, успокаивающий взбудораженного коня.

Он сказал: «Всё зависит от нас. Пути назад нет». Он старательно проговаривал каждое слово, но это было похоже на разговор в темноту или с пустой лодкой. «Поправь немного влево, рулевой». Он услышал скрежет стали, и младший офицер яростно шепнул: «Нет, не заряжай! Первый, кто выстрелит, почувствует мой кортик в животе!»

И вдруг она появилась. Высокие спиральные мачты и свёрнутые паруса, затенённый якорный огонь, отбрасывающий тонкие золотые линии на ванты. Болито смотрел на него, пока судно скользило к носу судна с вытянутым утлегарем.

Неужели это должно было произойти здесь, вот так?

Он слышал, как с особой осторожностью поднимали весла на борт, как внезапно на носу послышался шум, где зоркий моряк впервые заметил этого неожиданного незнакомца.

Эллдей беспокойно бормотал: «Ну-ка, мерзавцы, мы вас спасем!»

Болито встал и увидел, как над ним проносится утлегарь, когда течение несло их к корпусу, словно бревно. Дженур присел рядом с ним, уже вытащив анкер и запрокинув голову, словно ожидая выстрела.

«Крюк!»

Он с грохотом ударился о фальшборт, даже когда лодка проходила рядом.

«На них, ребята!» — ярость в шёпоте мужчины прозвучала словно трубный глас. Болито почувствовал, как его подбросило и понесло вверх по борту, он хватался за тросы, цеплялся за опоры, пока с каким-то безумием они не бросились на палубу судна.

Из-под фок-мачты выбежала фигура, ее тревожный вопль оборвался, когда матрос сбил ее с ног дубинкой; еще две фигуры, казалось, возникли у них под ногами, и в эти доли секунды Болито понял, что вахтенный на якоре спал на палубе.

Он чувствовал вокруг себя дикость своих людей, как сжимающие когти напряжения уступали место острой ненависти ко всему, что говорило или двигалось.

Под палубой раздавались голоса, и Болито крикнул: «Полегче, ребята! Держитесь!» Он услышал один голос, особенно выделявшийся среди остальных, и понял, что тот говорил на языке, которого не знал.

Дженур ахнул: «Шведский, сэр!»

Болито наблюдал, как абордажная команда подталкивала команду шхуны, пока те поодиночке или небольшими группами пробирались через два люка, чтобы полюбоваться изменившимися обстоятельствами.

Болито услышал поблизости крадущееся движение вёсел и догадался, что Пэррис с одной из своих лодок находится рядом. Вероятно, он ожидал внезапного вызова, сокрушительного удара вертлюгов.

Болито резко бросил: «Спросите мистера Парнса, есть ли у него на борту кто-нибудь из шведов!» Как и на большинстве военных кораблей, на «Гиперионе» обычно было несколько иностранных моряков. Некоторые были вынуждены, другие – добровольцами. Было даже несколько французских моряков, которые согласились на службу к своему старому врагу, чтобы избежать мрачной перспективы тюремного заключения на Медуэе.

Фигура шагала вперед, пока Олдэй не прорычал: «Достаточно далеко, Масир, или как тебя там зовут ! »

Мужчина пристально посмотрел на него, а затем выплюнул: «Не нужно посылать за переводчиком. Я говорю по-английски — возможно, даже лучше, чем ты!»

Болито убрал свой ангар, чтобы дать себе время подумать. Шхуна оказалась неожиданной. Она также представляла собой проблему. Британия не воевала со Швецией, хотя под давлением России была достаточно близка к этому. Инцидент, и…

Болито коротко ответил: «Я — королевский офицер. А вы?»

«Я хозяин, Рольф Аашнг. И я могу заверить вас, что вы будете жить, чтобы пожалеть об этом – об этом акте пиратства».

Парнс перекинул ногу через фальшборт и огляделся. Он даже не запыхался.

Он спокойно сказал: «Это шхуна Sptca, сэр Ричард».

Человек по имени Аашнг уставился на него. «Сэр Ричард?»

Парнс взглянул на него сквозь темноту. «Да. Так что следи за манерами».

Болито сказал: «Я сожалею о причинённых неудобствах, капитан. Но вы стоите на якоре во вражеских водах. У меня не было выбора».

Мужчина наклонился вперед так, что его пальто коснулось непоколебимой сабли Олдэя.

«Я о своих мирных делах! Ты не имеешь права...»

Болито перебил его: «У меня есть полное право». У него не было никаких прав, но минуты летели стремительно. Нужно было вывести миномёты на позиции. Атаку следовало начать, как только станет достаточно светло, чтобы начать якорную стоянку.

В любую секунду дозор на берегу мог заметить неладное на борту маленькой шхуны. Её мог окликнуть сторожевой катер, и даже если люди Парнса его захватят, тревога всё равно была бы поднята. Беспомощный лихтер, как и «Тор», если бы попыталась вмешаться, был бы смыт в море.

Болито понизил голос и повернулся к Парнсу: «Возьми немного

«Люди, смотрите вниз». Его глаза постепенно привыкали к палубе шхуны и натянутому такелажу. На ней было установлено несколько орудий, и там, где они бросились на борт, ближе к корме, у румпеля, были вертлюги. Им повезло. У неё не было статуса капера, а шведы обычно избегали столкновений с флотами Франции и Англии. Значит, торговец? Но хорошо вооружённый для такого небольшого судна.

Капитан воскликнул: «Покиньте мой корабль, сэр, и прикажите своим людям освободить мой!»

'Что ты здесь делаешь?'

Внезапный вопрос выбил его из колеи. «Я торгую. Всё законно. Я больше не потерплю...»

Пэррис вернулся, встал рядом с Дженуром и тихо сказал: «Помимо общего груза, сэр Ричард, здесь загружено испанское серебро. Для «Лягушек», если я правильно помню».

Болито сцепил руки за спиной. Это имело смысл. Насколько близки они были к провалу. И всё ещё могут быть близки.

Он сказал: «Ты солгал мне. Твое судно уже загружено для прохода». Он увидел, как тень мужчины отступила на шаг. «Ты ждешь, чтобы отплыть с испанским караваном с сокровищами. Верно?»

Мужчина помедлил, а затем пробормотал: «Это нейтральный корабль. У вас нет полномочий...»

Болито махнул рукой своим людям: «На данный момент, капитан, у меня есть только это! А теперь отвечайте мне!»

Спики пожал плечами. «В этих водах много пиратов». Он сердито поднял подбородок. «И вражеские корабли тоже!»

«Значит, вы намеревались оставаться в компании испанских судов, пока не выйдете в открытое море?» Он ждал, чувствуя, как прежняя напыщенность этого человека сменяется страхом. «Лучше бы вы сказали мне сейчас».

«Послезавтра», — выпалил он. «Испанские корабли уйдут, когда...»

Болито скрыл внезапное волнение. Не один корабль. Эскорт вполне мог прийти из Гаваны или уже быть в Пуэрто-Кабельо. Хейвен мог бы наткнуться на них, если бы потерял голову. Он чувствовал, что Парнс наблюдает за ним. Что бы он сделал?

Болито сказал: «Приготовьтесь сняться с якоря, капитан». Он проигнорировал немедленный протест мужчины и сказал Парнсу: «Передайте сообщение мистеру Далмаме, затем подведите свои лодки к борту и возьмите их на буксир».

Шведский капитан крикнул: «Я этого не сделаю! Я не хочу участвовать в этом безумии!» В его голосе послышались нотки торжества. «Испанские пушки откроют по нам огонь, если я попытаюсь войти без приказа!»

«У вас есть опознавательный сигнал?»

Аазелинги уставились себе под ноги. «Да».

«Тогда пользуйтесь им, если вам угодно».

Он отвернулся, а Дженур с тревогой прошептал: «Швеция может расценить это как акт войны, сэр Ричард».

Болито всматривался в чёрную массу земли. «Нейтралитет может быть односторонним делом, Стивен. К тому времени, как об этом донесут до Стокгольма, надеюсь, дело будет сделано и забыто » . Он резко добавил: «На войне не бывает нейтральных». Я сыт по горло такими людьми, так что приложи руку к его охране». Он повысил голос, чтобы хозяин услышал. «Один предательский знак, и я велю ему бежать во двор, где он сможет увидеть последствия своей глупости с конца поводка!»

Он услышал, как на борт взбираются ещё больше моряков с оружием. Какое им дело до нейтралитета и тех, кто им прикрывается, если это приносит им прибыль? По их простому рассуждению, ты либо друг, либо такой же враг, как мунсиры Аллдея.

«Распределите своих людей, мистер Парнс. Если нас отбросят при первой же попытке...»

Парнс оскалил зубы в темноте. «После этого, сэр Ричард, я, пожалуй, поверю чему угодно».

Болито помассировал глаз. «Возможно, тебе придётся».

Парнс отошёл, и было слышно, как он окликает каждого по имени. Болито заметил, как знакомы они реагировали. Неудивительно, что небольшая команда шхуны была так робка. Британские моряки суетились на незнакомой палубе, словно занимались этим всю жизнь.

Болито вспомнил, что однажды сказал ему отец, с той же серьезной гордостью, которую он всегда проявлял, когда речь заходила о его моряках.

«Поместите их на палубу любого корабля в кромешной тьме, и через несколько минут они уже будут взлетать, настолько хорошо они справляются со своим делом!»

Интересно, что бы он об этом подумал?

«Кабестан готов, сэр!»

Это был мичман по имени Хейзелвуд, ему было тринадцать лет, и он впервые получил назначение на «Гиперион».

Болито услышал, как Парнс резко приказал ему оставаться в пределах досягаемости. «Мне сегодня не нужны никакие проклятые герои, мистер Хейзлвуд!»

Каким когда-то был Адам.

«Пошли, ребята!»

Какой-то остряк крикнул из темноты: «Наш Дик достанет нам испанское золото за грог, а?» Разгневанный унтер-офицер быстро заставил его замолчать.

Болито стоял рядом с капитаном судна и пытался сдержать сочувствие, которое он действительно испытывал к этому человеку.

После этой ночи его жизнь изменилась. Одно было ясно: он больше никогда не будет командовать ни одним судном.

«Якорь поднят, сэр!»

«Крепитесь, ребята!» Босые ноги скользили по влажным доскам, когда шхуна, освободившись от морского дна, сделала реверанс, ее главный парус наполнился над их скорчившимися фигурами, заставив штаги гудеть и дрожать от напряжения.

Болито держался за бакштаг и заставлял себя терпеливо молчать, пока шхуна не набрала ход и, когда лодки повернули назад, не направила свой бушприт на восток.

Парнс, казалось, был повсюду. Если атака увенчается успехом, он мог оказаться старшим из выживших. Болито удивился, что тот мог без колебаний согласиться на смерть.

Парнс пересёк палубу и присоединился к нему. «Разрешите зарядить, сэр Ричард? Я подумал, что лучше всего будет выстрелить двумя шестифунтовыми пушками, а это занимает время».

Болито кивнул. Это была разумная предосторожность. «Да, сделайте это. И, мистер Парнс, внушите своим людям следить за экипажем. Честно говоря, я не смог бы задраить их снизу, в их собственном корпусе, на случай, если батареи откроют огонь по нам прежде, чем мы сможем вырваться на свободу, но я бы не доверял ни одному из них ни на дюйм!»

Парнс улыбнулся: «Мой боцман Дэйси — мастер на все руки, сэр Ричард».

Возле орудий сновали фигуры, и Болито слышал, как некоторые матросы шепчутся, забивая заряды и стреляя. Они делали то, что понимали, что им вдалбливали каждый рабочий день с тех пор, как они сами поднялись на борт королевского корабля или были доставлены туда силой.

Дженур, похоже, немного говорил по-шведски и отрывисто разговаривал с помощником капитана «Спики» . Наконец, были извлечены два больших флага, которые мичман Хейзлвуд быстро пригнул к фалам.

Болито двигался по палубе, высматривая лица, наблюдая за тем, где кто стоял. Наверху, на рее, был поднят широкий марсель «Спики» , и Болито чувствовал нарастающее волнение, которое не могло заглушить даже нервное пение лотового. Он представлял себе, как стройный корпус шхуны уверенно ныряет по каналу среди мелькающих песчаных отмелей, порой оставляя всего несколько футов под килем. Если бы было светло, они бы увидели тень Спики, сопровождающую их на дне.

«Все ружья заряжены, сэр!»

«Очень хорошо». Он подумал о том, как поживает брошенный лейтенант Далмейн со своими двумя тринадцатидюймовыми мортирами. Если атака провалится, и Тор не сможет вызволить людей с лихтера, Далмейн получил приказ добраться до берега и сдаться. Болито поморщился. Он знал, что сделает в таких обстоятельствах; то же, что сделал бы любой моряк. Моряки не доверяют суше. Когда другие видят в море врага или последнее препятствие на пути к побегу, такие люди, как Далмейн, готовы рискнуть, даже в таком безнадежном деле, как лихтер.

Дженур присоединился к ним у румпеля и сказал: «Я разговаривал со шведским помощником, сэром Ричардом».

Болито улыбнулся. Лейтенант едва сдерживал нетерпение.

«Мы все внимательно слушаем».

Дженур указал в темноту. «Он говорит, что мы прошли батарею. Самый большой корабль с сокровищами стоит на якоре у первой крепости», — гордо добавил он. «Это „Сьюдад- де-Севилья“».

Болито коснулся его руки. «Отлично сделано». Он представил себе отметки на карте. Всё было именно так, как описал Прайс, и недавно построенную крепость, возвышающуюся над морем на скалистом ложе.

Лоцман резко крикнул: «Клянусь отметкой два!»

Пэррис пробормотал: «Христос Всемогущий».

Болито сказал: «Пусть она упадёт с мыса». Он вгляделся в чёрное скопление фигур возле ящика с компасом. «Кто это?»

«Лейкер, сэр!»

Болито отвернулся. Это будет тот самый моряк, которого должны были высечь.

Лейкер крикнул: «Спокойно, сэр! На восток-юг!»

«Клянусь седьмой отметкой!»

Болито сжал кулаки. Пока лотовый приходил в себя и забрасывал удочку с цепей, « Спика» выплыла с мелководья на глубину. Но если карта с её скудной информацией неверна…

«Клянусь пятнадцатью!» Даже голос лотового звучал ликующе. И это было правдой. Они прошли.

Он прошел к гакаборту и взглянул на шлюпки за кормой, на журчание брызг вокруг каждого форштевня, где море ярко фосфоресцировало.

Олдэй сказал: «Солнце взойдёт с минуты на минуту, сэр Ричард». Он звучал раздраженно. «Я буду очень рад, если оно снова зайдёт, и это не ошибка».

Болито ослабил крепление в ножнах. Без старого меча было как-то странно. Он представил, как Адам носит его, как свой собственный, и как прекрасно Белинда смотрит на него, когда узнает о его падении.

Он резко сказал: «Хватит грусти, старый друг! Бывали случаи и похуже!»

Весь день я наблюдал за ним, его изможденное лицо было скрыто тьмой.

«Я знаю, сэр Ричард. Просто иногда я...»

Его глаза внезапно засияли, и Болито схватил его за толстое предплечье.

«Солнце. Интересно, друг или враг?»

«Приготовьтесь к развязке!» — голос Пэрриса звучал спокойно. «Ещё две руки на форбрасе, Китс».

«Да, сэр».

Болито попытался вспомнить лицо младшего офицера, но вместо этого увидел других, более старых. Призраки Гипериона вернулись, чтобы наблюдать за ним. Они ждали его долгие годы после их последнего сражения. Возможно, чтобы объявить его своим?

От этой мысли по его спине пробежал холодок. Он вытащил ножны и отбросил их в сторону, одновременно проверяя равновесие вешалки в руке.

Снова свет, просачивающийся и разливающийся по воде. Справа по борту виднелась земля, раскинувшаяся и бесформенная. Вспышка солнечного света где-то в окне, вымпел мачты корабля, поднимающийся к первым лучам, словно наконечник рыцарского копья.

Крепость находилась почти на одной линии с укосиной, резко и квадратно контрастируя с землей за ней.

Болито опустил вешалку и обнаружил, что другая рука засунута под рубашку. Он чувствовал, как колотится сердце под горячей, влажной кожей, и всё его тело было холодным, словно сталь.

«И вот она!» Он видел верхушки мачт огромного корабля под крепостью. Это мог быть только галеон Сомервелла. Но вместо Сомервелла он увидел глаза Кэтрин, наблюдавшие за ним. Гордые и пленительные. Отстранённые.

Чтобы отвлечься от этого настроения, он медленно поднял левую руку, пока ранний солнечный свет не залил вешалку, как будто он окунул ее в расплавленное золото.

Со всех сторон доносился шум моря: ветер и брызги, оживлённый грохот снастей и вант, палуба кренилась при смене галса.

Болито крикнул: «Посмотрите туда, ребята! Вот уж действительно расплата!»

Но никто не произнес ни слова, ибо поняли его только призраки Гипериона .

7. Возможно, величайшая победа

Болито поднял сложенную карту и напряг глаза в слабом солнечном свете. Ему бы хотелось уделить ей больше времени, чтобы изучить её в безопасности крошечной каюты шхуны, но каждая секунда была драгоценна. Всё происходило так быстро, и когда он снова поднял взгляд от наклонённого корпуса компаса, то увидел, как величественный рейд открывается, словно огромный амфитеатр. Ещё больше кораблей на якоре, из-за расстояния они казались сгрудившимися у центральной крепости, затем – само побережье с белыми домами и началом извилистой дороги, которая в конце концов вела в глубь страны. Каждая гора была залита солнцем, их серо-голубые громады накладывались друг на друга и тянулись всё дальше, пока не растворились в тумане и не слились с небом.

Несколько секунд он смотрел на большой испанский корабль. Размерами он не уступал «Гипериону». Должно быть, ушёл месяц или больше, чтобы погрузить его золотом и серебром, которые везли по суше на вьючных мулах и в повозках, под охраной солдат на каждом километре пути.

Лейтенант Далмейн в любую минуту мог открыть огонь по батарее, прежде чем солнечный свет достигнет и выдаст «Тор» на якорной стоянке.

Он оторвал взгляд и оглядел палубу шхуны. Большая часть команды «Спики» сидела, прислонившись спиной к наветренному фальшборту, не сводя глаз с британских моряков. Неудивительно, что они не оказали никакого сопротивления. По сравнению с аккуратными рубашками шведов, матросы «Гипериона» выглядели как пираты. Он увидел Дейси, боцман-помощника, с головой, повёрнутой под углом, чтобы одновременно наблюдать за своими людьми и капитаном «Спики» . Дейси носил повязку на глазу, прикрывающую пустую глазницу; это придавало ему злодейский вид. Пэррис имел полное право так ему доверять. Возле штурвала Скилтон, один из помощников капитана «Гипериона» , в своём привычном кафтане с белой выпушкой, был единственным, кто демонстрировал хоть какое-то единообразие.

Даже Дженур последовал примеру своего адмирала и снял шляпу и пальто. Он нёс саблю, подаренную ему родителями, с прекрасным клинком из немецкой стали синего цвета.

Болито попытался расслабиться, разглядывая большой испанский корабль. Это было совсем не похоже на тихую комнату в Адмиралтействе, где этот план обсуждался со всей деликатностью конференции в Ллойдсе.

Он посмотрел на Пэрриса, на его расстёгнутую до пояса рубашку, на тёмные волосы, развевающиеся над глазами на свежем морском ветру. Неужели Хейвен прав, подозревая его, подумал он? Вполне логично, что любая женщина могла предпочесть его бесцветному капитану.

Над марса-реем спикировала чайка, её мяукающий крик слился с далёким ревом трубы. На берегу и на якоре возились люди, повара шарили по кастрюлям и сковородкам.

Пэррис посмотрел на него через палубу и ухмыльнулся. «Неприятное пробуждение, сэр Ричард!»

Грохот всё равно стал неожиданностью. Он был подобен двойному раскату грома, который эхом прокатился по воде, а затем откатился от берега, словно ответный салют.

Болито внезапно осознал, как Фрэнсис Инч впервые получил приказ командовать бомбой, подобной той, что была у Имри. Он почти слышал его голос, когда, с лошадиным лицом, сосредоточенно хмурым, он проходил мимо своих миномётов, оценивая направление и каждый выстрел.

«Поднять миномет! Дуло вправо! Огонь!»

Словно откликаясь на воспоминания, оба миномёта выстрелили снова. Но это был не Инч. Он исчез, как и многие другие.

Двойные взрывы отозвались о корпус, и Болито крепче сжал ангар, когда флаги сорвались с реев большого испанца. Теперь они уже проснулись, это точно.

«Подайте опознавательный сигнал, мистер Хейзелвуд!»

Два флага взмыли ввысь и застыли на ветру. Теперь им оставалось лишь, чтобы он упал, оставив их беспомощными и спокойными.

Пэррис закричал: «Прыгайте, бездельники! Машите руками и показывайте назад, чёрт побери!» Он дико рассмеялся, а некоторые матросы запрыгали по палубе.

Болито помахал рукой. «Молодец! Мы же должны бежать от грохота войны, да?»

Он схватил подзорную трубу и направил её на стоявший на якоре корабль. За ним, примерно в полукабловом, находилось второе судно. Оно было меньше «Сьюдад- де-Севилья», но, вероятно, перевозило столько добычи, что хватило бы на содержание целой армии на несколько месяцев.

Пэррис крикнул: «Сэр Ричард, на судне установлены абордажные сети!»

Он кивнул. «Измените курс, чтобы пересечь его нос!» Судя по всему, они направлялись к ближайшей крепости в поисках защиты.

«Руль к ветру, сэр!»

«Спокойно, как она идет, на восток к востоку!»

Болито ухватился за штаг и смотрел, как хлопают и бьют паруса, пока шхуна кренилась к ветру; но она ответила верно. Он поморщился, когда мортиры снова выстрелили, а береговая батарея по-прежнему молчала. Похоже, первые выстрелы сделали своё дело: массивные ядра упали и взорвались смертоносным градом железных осколков и картечи.

За кормой было много дыма и дымки, так что отмели, по которым они пробирались к якорной стоянке, полностью исчезли. Это могло задержать выход «Тора» , но, по крайней мере, корабль будет в безопасности от батареи.

Он сказал: «Уберите эти руки с глаз долой, мистер Пэррис!»

Он увидел, что Дженур наблюдает за ним, вспоминая все и, возможно, впервые чувствуя страх.

Мужчина крикнул: «Сторожевой катер, правый борт, сэр!»

Болито направил подзорную трубу и увидел темную фигуру, пробирающуюся мимо прилавка стоящего на якоре торгового судна.

Всего несколько минут назад каждый из них, вероятно, думал о постели. А потом, возможно, выпил бы вина на солнышке, прежде чем жара увела бы всех в сиесту.

Он увидел, как весла, окрашенные в ярко-красный цвет, тянут и отводят весла назад, чтобы заставить длинный корпус совершить крутой поворот.

А далеко впереди он различил очертания испанского фрегата, его мачты были словно голые шесты, пока он завершал переоборудование или, как « Обдурейт», ремонтировался после сильного шторма в Карибском море.

«Два румба вправо, мистер Пэррис!» — Болито попытался выровнять стекло, когда палуба снова накренилась. Он слышал новые звуки труб, скорее всего, из новой крепости, и представлял, как испуганные артиллеристы бегут к своим постам, всё ещё не понимая, что происходит.

Может, и взрывы, но ничего подозрительного сразу не бросалось в глаза, если не считать появления шведской шхуны, которая, вполне логично, бежала в укрытие. Ни вражеского флота, ни рейда, направленного на уничтожение противника, да и в любом случае другие крепости уже разобрались бы с такой дерзкой глупостью.

Болито наблюдал, как утлегарь разворачивается, пока, казалось, не пронзает бак корабля с сокровищами, хотя тот всё ещё стоял в кабельтовом от них. Сторожевой катер неторопливо приближался к ним, и офицер поднялся, чтобы всмотреться в дым и дымку.

Болито сказал: «Передай сообщение. Сторожевой катер встанет между нами. Сделаем вид, что мы убираем паруса».

Дженур пристально посмотрел на него. « Вы согласны, сэр Ричард?»

Болито улыбнулся: «Я так не думаю».

Внезапный порыв ветра наполнил марсель, и высоко над палубой лопнул швартов, словно от пистолетного выстрела.

Дэйси, грозный помощник боцмана, ткнул матроса кулаком. «Наверх, парень! Смотри!»

Прошла всего секунда, и пока Дейси смотрел вверх, шведский штурман подскочил и выхватил мушкет у одного из присевших матросов. Он направил его выше фальшборта и выстрелил в сторону сторожевого катера. Болито видел, как дым от выстрела рассеялся, когда штурман упал на палубу, сбитый одним из абордажников.

Сторожевой катер отчаянно боролся с водой, его лопасти взбивали море в пену. Времени не оставалось.

Болито крикнул: «Беги! Живо!» Он забыл о криках и даже о треске одинокого мушкетного выстрела, когда шхуна повернула оверштаг и врезалась в сторожевой катер, словно троянская галера.

Ощущение было такое, будто он налетел на скалу, и Болито увидел, как рядом мелькают весла и куски обшивки, как барахтаются люди, а их крики заглушаются усиливающимся ветром и гулом парусины.

Корабль с сокровищами, казалось, возвышался над ними; отдельные фигуры, которые мгновением ранее завороженно смотрели на взрывы, бежали по трапам, другие указывали и жестикулировали, когда шхуна неслась в их сторону.

«Приготовиться к посадке!» Болито схватился за крюк и затянул шнур на запястье. Он забыл об опасности, даже о страхе перед предательством своего глаза, когда последний полутрос упал.

«Опустить штурвал! Убрать марс!»

Над головой просвистели выстрелы, и один из них выбил из палубы высокую занозу, похожую на перо писаря.

«Прекратить огонь!» Пэррис шагнул вперед, прищурившись от яркого света, и наблюдал за своими людьми, которые пригнулись ближе к месту удара.

Болито увидел провисающие абордажные сети, лица, глядящие сквозь них на шхуну, одинокую фигуру, перезаряжающую мушкет, обхватившую ногой ванты фок-мачты.

На полпути к испанскому борту крышка иллюминатора поднялась, словно проснувшийся человек, приоткрывший один глаз.

Затем он увидел, как в поле зрения промелькнуло дуло пушки, а через несколько секунд – ярко-оранжевый язык, а затем раздался дикий грохот взрыва. Это был дикий жест, и ничего больше; в конце концов пуля ударилась о воду, словно разъярённый «дельфин».

Когда последние паруса были отпущены на ветер, утлегарь «Спики» пробил такелаж левого борта «Испанца» и разлетелся в щепки. Обрывки снастей и блоков обрушились на бак, прежде чем оба корабля наконец столкнулись с ужасным грохотом. Фок-стеньга «Спики» рухнула, словно отрубленная ветка, но люди бежали среди разорванных парусов и спутанных бесполезных снастей, не думая ни о чём, кроме необходимости взять противника на абордаж.

«Вертлюги!» Болито оттащил мичмана в сторону, когда ближайший вертлюг дернулся назад на своём креплении и швырнул заряженный контейнер в носовую часть другого корабля. Мужчины, брыкаясь, падали в море, их крики затихали, когда Пэррис подал сигнал шестифунтовым орудиям добавить вес к атаке.

Эллдэй, тяжело дыша, бежал рядом с Болито, когда тот запрыгнул на фальшборт, держа вешалку на запястье. Взобраться на борт с кормы было бы невозможно: высокая корма, громада позолоченных решеток, возвышалась над её отражением, словно изящный утёс.

На баке всё было иначе. Одни карабкались по носовой части, сокрушая сопротивление, а другие рубили и прорубали себе путь сквозь сети.

Щука пронзила сеть, словно язык змеи, и один из людей Парнса упал назад, держась за живот, с ужасом в глазах, когда он прыгнул в воду.

Другой повернулся, чтобы посмотреть ему вслед, а затем захрипел, когда в него вонзилась пика, выдернулся и ударил снова, острие вонзилось ему в горло и вышло из шеи.

Но Дейси и несколько матросов были на палубе, останавливаясь, чтобы стрелять в защитников, прежде чем разрубить оставшиеся сети. Бо-то почувствовал, как кто-то схватил его за запястье и протащил через дыру в сетке. Другой упал на него, его глаза остекленели, когда мяч врезался ему в грудь, словно удар молота.

«Ко мне, Гиперионцы!» Парнс взмахнул своим вешалкой, и Болито увидел, что она вся в крови. «Правый борт, трап 1 ».

Над их головами загремели и засвистели выстрелы, и еще двое мужчин упали, извиваясь и задыхаясь; их агония была отмечена пятнами на досках.

Болито дико огляделся, когда несколько вертлюгов обрушились на высокий кормовой борт «Испанца», скосив горстку людей, появившихся там словно по волшебству. Всего несколько секунд, и всё же его разум зафиксировал, что они были лишь частично одеты или совершенно голые; вероятно, кто-то из офицеров корабля проснулся от внезапной атаки.

Люди Парнса находились на трапе правого борта, где зацепился еще один вертлюг и наклонился в сторону открытого люка, в то время как все больше людей смотрели на них.

Оставшиеся на абордаже корабли Парнса уже покидали маленькую шхуну, и Болито услышал стук топоров, когда шведы воспользовались возможностью, чтобы отсечь судно от корабля с сокровищами вместе с баркасами Гипериона .

Дэйси взмахнул абордажным топором: «На них, мерзавцы!»

Теперь каждый, Джек, знал, что отступления нет. Победа или смерть. После того, что они сделали, испанцы не дадут им пощады.

Болито замер на трапе, его глаза слезились от клубящегося дыма, пока матросы, суетясь, рассредоточились в определённых порядках. Двое у большого двойного штурвала под кормой, другие уже ринулись наверх, чтобы отпустить марсели, а Дейси бросилась вперёд, чтобы перерезать толстый якорный канат.

Из люков раздались выстрелы, на которые тут же ответили перезарядкой вертлюгов, заряженные картечью снаряды врезались в людей, толпившихся на трапах, и превращали их в вертящуюся, кровавую кашу. Откуда ни возьмись появился испанец, его меч зарубил матроса, который стоял на четвереньках, уже будучи тяжело раненным в первой схватке.

Болито увидел, как маленький мичман Хейзелвуд смотрит на матроса с безумными глазами, сжимая в одной руке кортик, в то время как испанец бросается на него.

Эллдэй встал между Болито и противником и хрипло крикнул: «Сюда, приятель ! » Он словно подзывал собаку. Испанец замешкался, его клинок дрогнул, но слишком поздно заметил опасность.

Тяжёлая сабля Аллдея ударила его по ключице с такой силой, что, казалось, вот-вот оторвёт голову. Мужчина резко обернулся, и его меч со стуком упал на палубу, когда Аллдей снова ударил его.

Эллдэй пробормотал: «Найдите себе настоящий клинок, мистер Хейзлвуд! Этим шилом и крысу не убить ».

Болито поспешил на корму к штурвалу и наблюдал, как нос судна, казалось, качнулся в сторону ближайшего форта с криком: «Кабель перерезан!»

«Свободные верхушки!» Живо, ты сволочь ! Дэйси смотрел вверх, его единственный глаз блестел, как бусина, на солнце.

Парнс вытер рот рваным рукавом. «Мы отправляемся ! Опустите штурвал !! »

Рядом раздались непонятные всплески, а затем Болито увидел, как несколько испанских моряков отплывают от корпуса или барахтаются в течении, словно измученные рыбы. Должно быть, они вылезали из орудийных портов, чтобы спастись, – что угодно, лишь бы не столкнуться с натиском, который они слышали на палубе.

Мичман Хейзлвуд шатаясь шёл рядом с Болито, опустив глаза и боясь ужасной сцены, свидетелем которой он может стать. В шпигатах валялись трупы тех, кто попал под двойной залп шестифунтовых пушек, и тех, кто бежал отражать абордаж, когда вертлюги обстреливали палубу смертоносной картечью.

Один кливер взмахнул, и огромный корабль начал набирать скорость. Казалось, он так свободно болтался в штагах, что, должно быть, был полностью загружен своим драгоценным грузом, подумал Болито. Что предпримет командир батареи форта? Выстрелит по нему или позволит ускользнуть прямо у него на глазах?

Болито увидел второй корабль с сокровищами, когда тот, казалось, скользил к ним. На его вершинах вспыхивали крошечные проблески света, но на таком расстоянии поразить кого-либо из марсовых матросов «Гипериона» или тех, кто был у штурвала, потребовалось бы чудо.

Болито рявкнул: «Дай мне стакан!» Он увидел, как Хейзлвуд возится с ним, его губы дрожали от потрясения, когда он смотрел на яркие брызги крови на своих штанах. Он был на волосок от смерти, когда абордажная сабля Оллдея сразила человека.

Болито взял подзорную трубу и направил её на другой корабль. Он находился между ними и фортом. Как только корабль отдалится от него, все орудия батареи будут задействованы.

Если бы я был этим командиром, я бы стрелял. Потерять корабль было уже достаточно плохо. Не предпринять ничего, чтобы предотвратить их побег, — это не снисходительно для генерал-капитана в Каракасе.

Раздались нестройные аплодисменты, и Пэррис воскликнул: «Вот и Имри, ей-богу!»

« Тор» расправил паруса так, что в лучах утреннего солнца его паруса казались одной огромной золотой пирамидой. Все его курносые карронады, словно укороченные зубья, торчали вдоль жёлто-чёрного корпуса, и Болито увидел, как краска засияла ещё ярче, когда штурвал перекинулся, и корабль повернул к двум кораблям с сокровищами. По сравнению с медленным движением «Господа Севильи» , «Тор» казался фрегатом.

Должно быть, это застало всех в фортах и на берегу врасплох. Сначала шведская шхуна, а теперь и военный корабль, управляющий ею, появились со стороны берега, с их собственной, хорошо защищённой территории. Болито на мгновение подумал о капитане Прайсе. Это был бы его момент.

«Сигнал Тору атаковать другой корабль с сокровищами». Они обсуждали эту возможность, ещё когда изначально планировалось нападение с лодки. Болито взглянул на залитую кровью палубу, на трупы с открытыми ртами и стонущих раненых. Но теперь казалось маловероятным, что они нападут на шхуну.

Болито снова направил подзорную трубу и увидел крошечные фигурки, мчащиеся по трапам другого корабля, в солнечных бликах пик и штыков. Они ожидали, что Тор попытается снова взять корабль на абордаж, но на этот раз были готовы. Когда они поняли, что задумал Имри, было уже слишком поздно. Прозвучала труба, и по ту сторону воды Болито услышал пронзительные свистки и увидел, как бегущие фигурки сталкиваются друг с другом, словно прилив на повороте.

Почти деликатно, учитывая его мощные балки, «Тор» обошел корму другого корабля, а затем с оглушительным, укороченным ревом, столь типичным для тяжелых «разрушителей», карронады дали медленный бортовой залп, орудие за орудием, когда «Тор» пересек незащищенную корму испанца.

Казалось, что корма и корма осыпались золотом, когда яркие резные фигурки падали в море или взлетали высоко в воздух, а когда нисходящий поток ветра разнес дым, Болито увидел, что вся корма была разорвана вдребезги, превратившись в зияющую черную пещеру.

Тяжелый снаряд пробил бы палубу от кормы до носа железной лавиной, и все, кто остался бы внизу, были бы сметены.

«Тор» разворачивался, и хотя кто-то успел перерезать трос пострадавшего корабля, она развернулась и дала еще один залп из своей противоположной батареи.

Всюду валил дым, и люди, оказавшиеся в ловушке под ногами Болито, должно быть, ожидали той же участи. Бизань и грот другого корабля перепутались и упали рядом, а такелаж волочился по палубам и воде, словно отвратительные водоросли.

Болито прочистил горло. Горло было похоже на печку для обжига.

«Держите её в поле зрения, мистер Пэррис». Он схватил мичмана за плечо и почувствовал, как тот подпрыгнул, словно его подстрелили. «Сигнал Тору , пусть приближается». Он не отпускал его ещё несколько секунд, а потом добавил: «Вы молодец». Он взглянул на застывшие глаза матросов у штурвала, на их закопчённые лица, босые ноги, на ещё сохнущую кровь на голых абордажных саблях. «Вы все молодцы!»

Большой фок-парус взмыл и наполнился по ветру, так что палуба слегка накренилась, а в шпигате перевернулся труп, словно он только притворился мертвым.

Он увидел Дженура на главной палубе, где двое вооружённых матросов стояли на страже у открытого люка, хотя невозможно было сказать, сколько врагов ещё оставалось на борту. Дженур, казалось, почувствовал, что тот смотрит на него, и поднял свой прекрасный меч. Это было словно салют. Как и у тринадцатилетнего Хейзлвуда, это, вероятно, был его первый удар кровью.

«Tfcor подтвердил, сэр!»

Болито попытался вложить свой меч в ножны и вспомнил, что выронил их перед боем. Они лежали на маленькой шхуне, которая уже растворялась в морском тумане, словно воспоминание.

«Спокойно, сэр! Северо-восток через восток!»

Открытое море было молочно-голубым в утреннем свете. Люди ликовали, ошеломлённые, от радости или от недоверия.

Болито увидел, как Парнс широко улыбнулся, схватил помощника капитана за руку и сжал ее так сильно, что тот поморщился.

«Она наша, мистер Скилтон! Черт возьми, мы утащили ее у них из-под носа!»

Скилтон поморщился. «Мы ещё не в порту, сэр!»

Болито снова поднял стакан; он казался свинцовым. И всё же прошло меньше часа с тех пор, как они врезались в стоявший на якоре корабль с сокровищами.

Он увидел множество небольших лодок, отплывающих от берега, и бриг, поднимающий паруса, чтобы присоединиться к ним, когда все они направлялись к разбитому кораблю с сокровищами. Последний бортовой залп, должно быть, продырявил его, как решето, мрачно подумал он. Каждая лодка и каждый свободный член экипажа будут использованы, чтобы спасти всё, что возможно, прежде чем он перевернётся и затонет. Достойная жертва. Попытка захватить два таких корабля означала бы потерю обоих. Помощник капитана был прав в одном: им ещё предстоял долгий путь.

Он бросил вешалку на палубу и посмотрел на неё. Неиспользованная. Как кортик мичмана: никогда не знаешь, на что способен, пока не позовут в бой.

Он прислушался к своим ощущениям и только взглянул вверх, когда главный парус взмыл навстречу ветру.

Жажда смерти? Он не чувствовал страха. За себя. Он смотрел на потеющих матросов, которые спускались по бакштагам и мчались на следующую работу, где сотня человек должна была быть готова у фалов и брасов.

Они ему поверили. Это была, пожалуй, величайшая победа.

Болито взял чашку кофе и отодвинул её. Пустая. В подобных обстоятельствах Оззард никогда бы этого не допустил. Он устало протёр глаза и оглядел богато украшенную каюту, роскошную по сравнению с военным кораблем. Он криво улыбнулся. Даже для вице-адмирала.

Был уже полдень, и всё же он знал, что если бы у него хватило воли снова выйти на палубу и подняться на грот-мачту, он всё ещё смог бы увидеть берег Майна. Но в данном случае скорость была так же важна, как и расстояние, и, поскольку ветер с северо-запада не ослабевал, он намеревался использовать каждый клочок паруса. У него состоялась короткая и враждебная беседа с капитаном корабля, надменным бородатым человеком с лицом какого-то древнего конкистадора. Трудно было сказать, что разозлило испанца больше. То, что его корабль захватят под пушками крепости, или что его будет допрашивать человек, выдававший себя за английского флаг-офицера, но больше похожий на бродягу в своей рваной рубашке и закопчённых штанах. Казалось, он считал намерение Болито переправить корабль в более дружелюбные воды абсурдным. Когда придёт расплата, сказал он на своём странно беззвучном английском, конец будет безжалостным. Болито закончил интервью прямо на этом, тихо сказав: «Я и не ожидал ничего, поскольку вы относитесь к своим соотечественникам как к животным».

Болито слышал, как Пэррис кричал кому-то на бизань-марсе. Он казался неутомимым и никогда не стеснялся перекладывать вес на брасы или фалы, когда его команда была рядом. Он был хорошим выбором.

Тор встала между громоздким кораблем с сокровищами и берегом, вероятно, не менее остальных изумлённая успехом. Но каким бы великим ни был этот успех, он не обошелся без жертв и печали, которая всегда сопровождала любую битву.

Лейтенант Далмейн погиб, когда его людей поднимали на борт «Тора» с затопленного лихтера. Два миномёта пришлось бросить, и их мощная отдача едва не снесла киль лихтера. Далмейн отвёл своих людей в безопасное место и, по-видимому, побежал обратно, чтобы что-то спасти. Лихтер внезапно затопило, и Далмейн вместе со своими любимыми миномётами потонул.

В результате нападения погибли четыре человека, ещё трое получили тяжёлые ранения. Одним из последних был матрос по имени Лейкер, потерявший руку и глаз, когда в него выстрелили из мушкета в упор. Болито видел, как Пэррис склонился над ним на коленях, и слышал, как тот прохрипел: «Лучше уж так, чем плеть, а, сэр?» Он попытался протянуть руку лейтенанту. «Никогда не мечтал о клетчатой рубашке у трапа, особенно ради неё!»

Должно быть, он имел в виду Хейвен. Если они вскоре встретятся с Гиперионом , хирург, возможно, сможет его спасти.

Болито подумал о трюмах далеко внизу. Ящики и сундуки с золотой и серебряной посудой. Распятия и украшения, инкрустированные драгоценными камнями, – всё это выглядело непристойно в свете фонаря, который держал Олдэй, не отходивший от него ни на шаг.

«Вот это удача», – устало подумал он. Испанский капитан проговорился. Утром отряд солдат должен был подняться на борт корабля, чтобы охранять сокровища, пока они не выгрузят их в испанских водах. Отряд дисциплинированных солдат превратил бы их атаку в посмешище.

Он подумал о маленькой шхуне «Спика» и её капитане, который пытался поднять тревогу. Ненависть, гнев из-за взятия на абордаж, страх возмездия – вероятно, их было понемногу. Но его корабль был цел, хотя вряд ли испанцы перенаправят другие суда, чтобы переправить его в более безопасные воды, как планировалось. Возможно, они даже возложат вину на него. Одно было ясно: он не захочет снова торговать с врагом, нейтральным или нет.

Болито широко зевнул и потер шрам под волосами. Внушительный боцман «Гипериона» , Сэмюэл Линтотт, наверняка выругается, узнав о потере ялика и двух катеров. Возможно, шанс получить призовые деньги смягчит его гнев. Болито попытался удержать голову от бесцельного свисания. Он не мог вспомнить, когда в последний раз спал спокойно.

Этот корабль и его богатый груз будут иметь значение только в лондонском Сити, и, конечно же, перед Его Британским Величеством. Болито улыбнулся про себя. Король, который даже не вспомнил его имени, когда опускал меч, посвящая его в рыцари. Возможно, это так мало значило для тех, у кого было так много.

Он знал, что его мысли блуждали из-за сильного переутомления.

Войну можно вести не только проливая кровь в жерле пушек. Но это казалось неправильным и тревожило его. Его поддерживала только гордость. За своих людей, за тех, кто, как Далмейн, ставил моряков на первое место. И за того, кого звали Лейкер, кто сражался плечом к плечу с друзьями просто потому, что это значило для него и для них гораздо больше, чем любой флаг или дело.

Он позволил своим мыслям обратиться к Англии и задумался, чем Белинда занимается в Лондоне.

Но ее изображение, словно замутненный солью телескоп, не фиксировалось и не формировалось четко, и он почувствовал укол вины.

Он обратил свои мысли к виконту Сомервеллу, хотя и понимал, что это трусливый способ открыть дверь Кэтрин. Покинут ли они Индию теперь, когда сокровища, или значительная их часть, захвачены?

Его голова коснулась предплечья, и он резко поднялся, осознав одновременно две вещи: что он заснул, сидя за столом, и что впередсмотрящий с мачты спустился на палубу.

Он услышал, как Пэррис что-то крикнул, и осознал, что уже вскочил на ноги, глядя в световой люк каюты, когда впередсмотрящий снова закричал.

«Палуба там! Два паруса на северо-запад!»

Болито прошёл через незнакомые двери и уставился на ряды пустых кают. Оставшиеся члены экипажа, закреплённые внизу, где они не могли ни попытаться вернуть корабль, ни повредить его корпус, не рискуя собственной жизнью, казались судном-призраком. Все руки «Гипериона» были постоянно заняты на палубе или высоко над ней, среди лабиринта снастей, словно насекомые, попавшие в гигантскую паутину. Он заметил портрет испанского дворянина рядом с книжным шкафом и предположил, что это отец капитана. Возможно, как и в старом сером доме в Фалмуте, у него тоже было множество фотографий, чтобы рассказать историю своей семьи.

Он обнаружил Парнса, Дженура и Скилтона, помощника капитана, собравшихся у левого борта; каждый держал подзорную трубу.

Парнс увидел его и коснулся его лба. «Пока ничего, сэр Ричард».

Болито посмотрел на небо, затем на чёткую линию горизонта. Словно на вершину плотины, за которой ничего не было.

До наступления темноты осталось ещё несколько часов. Слишком долго.

« Может быть, Гиперион, сэр Ричард?»

Их взгляды встретились. Пэррис тоже не поверил. Болито ответил: «Думаю, нет. При попутном ветре мы должны были выйти на связь к полудню». Он перестал размышлять вслух. «Подайте сигнал Тору. Имне, возможно, ещё не заметил корабли». Это дало ему время подумать. Сделать несколько шагов из стороны в сторону, утыкаясь подбородком в испачканный шейный платок.

Значит, враг. Он заставил себя с этим смириться. « Сьюдад-де-Севилья» не был военным судном, не обладал артиллерией и боевыми навыками индийцев. Пушки с богато украшенными лафетами и ухмыляющимися бронзовыми циферблатами производили сильное впечатление, но были бесполезны против чего-либо, кроме пиратов или какого-нибудь безрассудного капера.

Он взглянул на нескольких моряков поблизости. Бой был достаточно напряжённым. Друзья были убиты или ранены, но выживание и привычная мечта о призовых деньгах поддерживали их боевой дух. Теперь всё снова менялось. Удивительно, что они не ринулись на ют и не забрали себе все золото. Болито и два его лейтенанта мало что могли сделать, чтобы предотвратить это.

Впередсмотрящий крикнул вниз: «Два фрегата, сэр! Донов у них хоть отбавляй!»

Болито с трудом дышал, пока остальные смотрели на него. Откуда-то он знал, что Хейвен не придёт на встречу. Вспоминать, что он сам предоставил ему почётный выход, было ещё более насмешливо.

Пэррис ровным голосом сказал: «Ну, говорят, глубина моря под нашим килем две мили. Донам больше не достать золото, если только они не смогут проплыть так глубоко!» Никто не засмеялся.

Болито посмотрел на Пэрриса. Решение за мной. Дать сигнал Тору взять их и их испанских пленников на борт? Но поскольку у них в распоряжении только половина кораблей, это займёт время. Затопить огромный корабль со всем его богатством и бежать, надеясь, что Тор сможет обогнать фрегаты хотя бы до наступления ночи?

Упущенная победа.

Дженур подошел ближе. «Лейкер только что умер, сэр».

Болито повернулся к нему, сверкнув глазами. «И чего ты спрашиваешь? Неужели мы все теперь должны умереть из-за высокомерия твоего вице-адмирала?»

Дженур, к удивлению, остался верен: «Тогда давайте сражаться, сэр Ричард».

Болито опустил руки. «Ради Бога, Стивен, ты это серьёзно, не так ли?» Он серьёзно улыбнулся, его гнев утих. «Но я больше не потерплю смертей». Он посмотрел на горизонт. Неужели таким его запомнят? Он сказал: «Дайте сигнал «Тору» лечь в дрейф. Затем соберите пленников на палубе».

Впередсмотрящий крикнул: «Палуба! Два испанских фрегата, и еще один за ними!»

Парнс пробормотал: «Боже Всемогущий». Он попытался улыбнуться. «Итак, мистер Файрбранд, вы всё ещё будете сражаться с донами?»

Дженур пожал плечами и сжал свой прекрасный меч. Это говорило больше любых слов.

Олдэй наблюдал за офицерами и пытался понять, что пошло не так. Болито беспокоила не просто неудача, это было ясно как день. А старый « Гиперион». Он пришёл не за ним. Олдэй стиснул зубы. Если он когда-нибудь снова окажется в порту, то раз и навсегда покончит с этим проклятым «Хейвеном», да ещё и повесит за него клюшку.

Болито, должно быть, всё это время чувствовал это в своей крови. Почему он оставил старый меч? Он должен был знать. Весь день чувствовал, как холодок пробежал по его спине. Я должен был догадаться. Одному Богу известно, что такое случалось и с другими.

Все уставились наверх, когда впередсмотрящий на фок-мачте, о котором до сих пор все забыли, крикнул вниз: «Плывите на северо-восток, сэр!»

Болито сцепил пальцы за спиной. Должно быть, новоприбывший налетел на них, пока все взгляды были прикованы к другим странным парусам.

Он сказал: «Поднимайся, Стивен! Выпей стакан!»

Дженур замер всего на несколько секунд, словно пытаясь осознать важность и срочность момента. Затем он исчез и вскоре, цепляясь за руки, карабкался по вантам фок-мачты, чтобы присоединиться к наблюдателям, расположившимся на своём ненадёжном насесте на поперечных балках.

Казалось, прошла целая вечность. Другие руки уже взобрались на вершины или просто цеплялись за вымпелы, чтобы поглазеть на ослепляющий горизонт». Болито почувствовал ком в горле. Это был не «Гиперион». Его мачты и реи уже должны были быть хорошо видны.

Дженур крикнул вниз, и его голос почти затерялся среди грохота блоков и шлепков брезента.

«Она англичанка, сэр! Идет к успеху!»

Парнс взобрался на одну из кормовых лестниц и направил свой стакан на преследователей.

«Они рассредоточиваются, сэр Ричард. Должно быть, они тоже её видели». Он злобно добавил: «Да это уже неважно, чёрт их побери!»

Дженур снова крикнул: «Это Федра, военный шлюп!»

Болито почувствовал, как Парнс обернулся и посмотрел на него. Их пропавший военный шлюп наконец-то догнал их, но в конце концов стал лишь зрителем.

Дженур крикнул, запнулся, а затем попытался снова, его голос был едва слышен. Но на этот раз дело было не только в звуках с борта корабля.

«Федра подняла сигнал, сэр! Враг в поле зрения!»

Болито посмотрел на палубу, на почерневшее пятно там, где погиб испанский моряк.

Сигнал будет зачитан и передан всем остальным кораблям. Он представил себе свой старый «Гиперион», как его команда разбегается по каютам, готовясь к бою под барабанный бой.

Парнс воскликнул с тихим недоверием: «Доны отступают, сэр Ричард». Он вытер лицо, а может быть, и глаза. «Чёрт возьми, старушка, в следующий раз не стриги так изящно!»

Но когда испанские марсели растворились в морском тумане, а щегольской военный шлюп устремился на корабль с сокровищами и его единственный эскорт, вскоре стало очевидно, что он совершенно один.

Разношерстное трио покачивалось на волнах, лёгшее в дрейф, когда молодого командира Федры тащили на другой берег в его двуколке. Он почти взбежал по высокой палубе и, едва сдерживая ухмылку, приподнял шляпу перед Болито.

«Других нет?» Болито уставился на молодого человека. «А что с сигналом?»

Командир едва успел прийти в себя. «Меня зовут Данстан, сэр Ричард».

Болито кивнул. «А как вы меня узнали ?»

Улыбка вернулась, как вспышка солнечного света.

«Мне выпала честь служить вместе с вами на Эвриалусе , сэр Ричард». Он с исключительной гордостью посмотрел на остальных. «Как мичман. Я вспомнил, как вы сами прибегли к этому обману, чтобы сбить противника с толку». Его голос затих. «Хотя я не был уверен, что это сработает в моём случае».

Болито схватил его за руку и держал ее несколько секунд.

«Теперь я знаю, что мы победим». Он отвернулся, и только Олдэй увидел эмоции в его глазах.

Эллдэй взглянул на восемнадцатипушечную « Федру».

Возможно, после этого Болито признал бы то, что он сделал для других. Но он сомневался в этом.

8. Горький отъезд

Достопочтенный виконт Сомервелл поднял взгляд от стопки бухгалтерских книг и с любопытством взглянул на Болито.

«Итак, вы приняли объяснение капитана Хейвена, что ли?»

Болито стоял у окна, прислонившись плечом к прохладной стене. Воздух был тяжёлым и влажным, хотя ветер, не отпускавший их до самой Английской гавани, оставался довольно сильным. Небольшие буруны у гавани больше не были белыми, но в ярком солнечном свете колыхались над песком, словно расплавленная бронза.

Отсюда он ясно видел огромный корабль. После бурного приветствия при входе в гавань немедленно началась серьёзная работа по разгрузке богатого груза. Лихтеры и катера сновали туда-сюда, и Болито никогда не видел столько красномундирников, поскольку армия охраняла добычу на каждом ярде пути, пока, как объяснил Сомервелл, её не перегрузят и не разделят между несколькими более мелкими судами в качестве дополнительной меры предосторожности.

Болито полуобернулся и взглянул на него. Сомервелл уже забыл его вопрос о Хейвене. Они бросили якорь лишь вчера утром, и впервые с момента встречи с Сомервеллом Болито заметил, что тот всё ещё в той же одежде, что и при выходе в командорство Севилья. Словно он не мог оставить эти подробные бухгалтерские книги даже на время сна.

Они встретили «Гиперион» и двух «БНГ» всего в дне пути от Антигуа. Болито решил послать в Хейвен, а не перебираться на свой флагман, где, должно быть, уже было достаточно слухов.

Хейвен был странно уверен в своих словах, составляя свой отчёт. Он даже представил его в письменной форме, чтобы полностью объяснить, если не оправдать, свой поступок.

«Гиперион» и небольшая флотилия приблизились к Пуэрто-Кабельо и даже привлекли на себя огонь береговой батареи, когда казалось, что они вот-вот прорвутся в гавань. Хейвен был уверен, что захваченный фрегат « Консорт» всё ещё там, и отправил бриг «Веста» под огонь батареи на разведку. Испанцы установили длинный бон на одной из крепостей, и «Веста» наткнулась на него. Через несколько минут одна из батарей, стреляя кипящими ядрами, достигла цели , и беспомощные наблюдатели увидели, как она вспыхнула, прежде чем её поглотил один разрушительный взрыв.

Хейвен бесстрастным голосом произнёс: «Другие вражеские корабли направлялись к нам. Я поступил благоразумно», — его глаза не мигая смотрели на Болито, — «как вы приказали, сэр Ричард, и отступил. Я полагал, что к тому времени вы уже преуспеете или отступите, поскольку я предложил необходимую диверсию, с некоторым риском для моего командования».

После того, что они сделали, забрав столь ценный приз, это было похоже на личную потерю, а не на победу.

Хейвена нельзя было винить. Присутствие бума можно было ожидать, а можно и нет. Как он и сказал, он действовал по своему усмотрению.

«Тетрарх», ещё один из бригов, рисковал разделить ту же участь, плывя среди дыма и падающих снарядов, чтобы спасти часть команды своего спутника. Одним из выживших был её капитан, коммандер Мюррей. Он находился в соседнем здании вместе с ранеными из абордажной команды «Гипериона» и оставшимися членами экипажа брига, спасёнными из моря и пламени – двумя злейшими врагами моряка.

Он сказал: «На данный момент, мой господин».

Сомервелл улыбнулся, перелистывая очередной лист; он злорадствовал. «Чёрт возьми, даже Его Величество будет этим доволен!» Он поднял взгляд, его глаза потускнели. «Я знаю, вы скорбите по бригу; то же самое может сказать и флот. Но на фоне всего этого это будет выглядеть благородной жертвой».

Болито пожал плечами. «Тем, кому не нужно рисковать своей драгоценной шкурой. Честно говоря, я бы лучше уничтожил Консорта, чёрт бы их побрал!»

Сомервелл неохотно скрестил руки на груди. «Тебе повезло. Но, если ты не обуздаешь свой гнев или не направишь его в другое русло, боюсь, удача тебя покинет». Он склонил голову набок. Как изящная, привередливая птица. «Так что воспользуйся этим по полной, а?»

Дверь приоткрылась на дюйм, и Болито увидел, как Дженур заглядывает в него. Болито начал: «Простите, милорд. Я оставил слово…» Он отвернулся. Сомервелл не слышал; он снова вернулся в мир золота и серебра.

Дженур прошептал: «Боюсь, коммандер Мюррей слишком торопится, сэр Ричард».

Болито пошёл рядом с ним, и они прошли по широкой, вымощенной плиткой террасе к арке, ведущей во временный госпиталь. Болито был благодарен хотя бы за это. Страдающие от ран солдаты не должны делить место с солдатами гарнизона, умирающими от жёлтой лихорадки, так и не услышав звуков войны.

Прежде чем войти в другое здание, он бросил короткий взгляд на море. Как и небо, оно выглядело сердитым. Возможно, шторм; ему придётся посоветоваться с капитаном «Гипериона» .

Мюррей лежал совершенно неподвижно, с закрытыми глазами, словно уже мёртвый. Хотя он прослужил на вест-индской станции два года, его лицо было белым, как мел.

«Гипериона» , Джордж Минчин, человек менее бессердечный, чем большинство его коллег, заметил: «Чудо, что он дожил до этого момента, сэр Ричард. Когда его вытащили из моря, у него не было правой руки, и мне пришлось отрезать ногу. Шанс есть, но…»

Это было вчера. Болито видел достаточно лиц смерти, чтобы понимать, что всё скоро закончится.

Минчин поднялся со стула у кровати и решительно подошёл к окну. Дженур смотрел на море через другое окно, возможно, думая, что Мюррей тоже смотрел на него, словно на опору для самой жизни.

Болито сел у кровати. «Я здесь…» Он вспомнил имя молодого командира. «Расслабься, Джеймс, если сможешь».

Мюррей с трудом открыл глаза. «Это был бум, сэр». Он снова закрыл глаза. «Чуть не вырвал бедняжку из жизни». Он попытался улыбнуться, но это сделало его ещё хуже. «Но они её так и не забрали… так и не забрали…»

Болито нащупал свою оставшуюся руку и сжал ее в своих ладонях.

«Я позабочусь о том, чтобы о ваших людях позаботились». Его слова звучали так пусто, что ему хотелось кричать, плакать. «Есть ли кто-нибудь?»

Мюррей попробовал еще раз, но его глаза по-прежнему были похожи на лихорадочно щурящиеся щелочки.

«Я… я…» — его разум затуманился. «Моя мать… больше никого нет…» Его голос снова затих.

Болито заставил себя смотреть. Словно гаснут свечи. Он слышал, как за дверью кричит Аллдей, а Дженур с трудом сглатывает, словно его вот-вот вырвет.

Удивительно чётким голосом Мюррей произнёс: «Уже темно, сэр. Я смогу поспать». Его рука сжалась между ладонями Болито. «Спасибо за...»

Болито медленно поднялся. «Да, ты спишь». Он накрыл лицо мертвеца простыней и смотрел на яркий солнечный свет, пока тот его не ослепил. Теперь темно . Навсегда.

Он подошел к двери на террасе и понял, что Дженур собирается что-то сказать, попытаться помочь, когда нечего было предложить.

«Оставьте меня». Он не обернулся. «Пожалуйста».

Затем он подошёл к стене террасы и надавил на неё обеими руками. Камень был горячим, как солнце на его лице.

Он поднял голову и снова уставился на яркий свет. Он вспомнил, как ещё маленьким мальчиком видел семейный герб, высеченный в камне над большим камином в Фалмуте. Он водил по нему пальцем, когда отец вошёл и взял его на руки.

Слова под гербом отчетливо читались в его памяти: « За свободу моей страны».

Во что верили такие молодые люди, как Мюррей, Данстан и Дженур.

Он сжал кулаки, пока боль не успокоила его.

Они еще даже не начали жить.

Он резко обернулся, услышав шаги слева и, казалось, внизу. Он так пристально всматривался в яркий свет, что не видел ничего, кроме смутной тени.

«Кто это? Чего вам нужно?» Он повернул голову ещё сильнее, не осознавая ни резкости своего голоса, ни его беспомощности.

Она сказала: «Я пришла найти тебя». Она застыла наверху грубых каменных ступеней, ведущих к узкой тропинке. «Я слышала, что случилось». Ещё одна пауза, которая Болито показалась бесконечной, а затем она тихо добавила: «Ты в порядке?»

Он взглянул на каменные плиты и увидел, как образ его ботинок стал четче, а боль и туман в глазах постепенно отступили.

«Да. Один из моих офицеров. Я его едва знал...» Он не смог продолжить.

Она держалась на расстоянии, словно боялась его или того, что он мог сделать.

Она сказала: «Я знаю. Мне очень жаль».

Болито уставился на ближайшую дверь. «Как ты могла выйти за этого человека? Мне доводилось встречать бессердечных ублюдков, но…» Он с трудом вернул себе самообладание. Она снова это сделала. Как будто её раздели догола, без всякой защиты и объяснений.

Она не ответила прямо. «Он спрашивал о втором галеоне с сокровищами?»

Болито чувствовал, как его покидает желание бороться. Он почти ожидал, что Сомервелл спросит его именно об этом. Они оба знали, к чему это может привести.

Он сказал: «Я прошу прощения. Это было непростительно с моей стороны. Я не имел права подвергать сомнению ваши мотивы, или, если уж на то пошло, его».

Она серьёзно смотрела на него, придерживая одной рукой кружевную мантилью, накинутую на тёмные волосы, пока горячий ветер трепал парапет. Затем она вышла на террасу и повернулась к нему. «Ты выглядишь усталым, Ричард».

Наконец он осмелился взглянуть на неё. На ней было платье цвета морской волны, но сердце его сжалось, когда он понял, что её тонкие черты лица и притягательные глаза всё ещё неясны. Должно быть, он был почти безумен от отчаяния, раз смотрел на солнце. Лондонский хирург объявил его своим злейшим врагом.

Он сказал: «Я надеялся увидеть тебя. Я много думал о тебе. Больше, чем следовало; меньше, чем ты заслуживаешь».

Она раскрыла веер и взмахнула им на ветру, словно крылом птицы.

«Я скоро уеду отсюда. Возможно, нам вообще не стоило встречаться. Мы оба должны попытаться...»

Он протянул руку и взял ее за запястье, не заботясь о том, что кто-то может увидеть, осознавая только, что он вот-вот потеряет даже ее, когда он потерял все остальное.

«Я даже не могу попытаться! Любить чужую жену — это ад, но это правда, ради Бога, это правда!»

Она не вырвалась, но его хватка сжала ее запястье.

Она ответила без колебаний: «Чёрт? Ты никогда не узнаешь, что это такое, если не женщина, влюблённая в чужого мужа!» В её голосе звучала настороженность. «Я же говорила тебе, что однажды я бы умерла за тебя. А теперь, раз ты, кажется, считаешь, что твоя избранная жизнь разрушена, можешь снова обратиться ко мне! Ты что, не понимаешь, что делаешь со мной, чёрт возьми? Да, я вышла замуж за Лейси, потому что мы были нужны друг другу, но не так, как ты когда-либо поймёшь! Я не могу иметь ребёнка, но ты, наверное, и это знаешь. А твоя жена , кажется, родила тебе дочь, так в чём же загвоздка, а?» Она вырвала руку, её тёмные глаза сверкнули, когда из-под мантильи выбились выбившиеся пряди волос. «Я никогда тебя не забуду, Ричард, да поможет мне Бог, но молюсь, чтобы мы никогда больше не встретились, чтобы не разрушить хотя бы тот единственный миг радости, который мне был так дорог!»

Она повернулась и почти выбежала за дверь.

Болито вошёл в соседнее здание и, даже не заметив, принял шляпу от лакея. Он увидел Парнса, идущего к нему, и прошёл бы мимо, не сказав ни слова, если бы лейтенант не коснулся его шляпы и не сказал: «Я присматривал за последними сундуками с сокровищами, сэр Ричард. Я до сих пор не могу поверить, через что мы прошли, чтобы их заполучить!»

Болито посмотрел на него рассеянно. «Да. Я отмечу ваше превосходное поведение в своём докладе их светлостям». Даже это прозвучало неискренне. Последующие события. Письма матери Мюррея и вдове Далмаме, договоренности о выплате призовых денег иждивенцам погибших или демобилизованных. Его донесение, по крайней мере, гарантировало это.

Пэррис обеспокоенно посмотрел на него. «Я не просил у вас похвалы, сэр Ричард. Что-то не так?»

Болито покачал головой, чувствуя ветер в лицо и всё ещё ощущая её запястье под своими пальцами. Чёрт возьми, чего он ожидал?

«Нет. А почему бы и нет? Насколько я понимаю, это будет считаться благородной жертвой, так что будьте благодарны за то, что служите, а не командуете!»

Он ушел, а Пэррис обернулся и увидел Олдэя, выходящего на яркий солнечный свет.

«Сэру Ричарду понадобится баржа, Коксон».

Эллдей покачал головой. «Нет, он немного погуляет. Когда он совсем выбьется из сил, тогда ему и понадобится баржа».

Пэррис кивнул, возможно, впервые поняв: «Я завидую вам обоим».

Эллдэй медленно подошёл к балюстраде, выходящей на главную якорную стоянку. Море уже поднималось. Он откусил яблоко, которое получил от повара коммодора. Чёрт возьми, молодец. Сдуй с глаз долой эту горечь.

Он увидел, как его баржа отходит от причала, чтобы не поцарапать краску, когда резвые кошачьи лапки забрызгали каменные ступени брызгами. Болито был совершенно ошеломлен, как раз когда он поверил, что дела идут на поправку. Чёртовы женщины. Он сказал это Оззарду, когда они с триумфом вернулись с кораблём с сокровищами. Оззард сделал одно из своих защитных замечаний, и Олдэй, слишком усталый и злой, чтобы беспокоиться, воскликнул: «Что ты, чёрт возьми, знаешь? Ты никогда не был женат!» Странно, как это расстроило маленького человека. Олдэй решил, что подарит ему одну из своих драгоценных костяных фигурок, чтобы искупить вину. Он бросил огрызок яблока в высохшую на солнце траву и повернулся, чтобы уйти. И тут он увидел её, стоящую на террасе, смотрящую на него этими своими глазами. Этот взгляд мог заставить мужчину обратиться в воду.

Она встретилась с ним взглядом и сказала: «Вы меня помните? Вы мистер Олдэй».

Олдэй осторожно ответил: «Конечно, я вас помню, мэм. Никто не мог забыть, что вы сделали для капитана, каким он был тогда».

Она проигнорировала невысказанный намёк в его голосе. «Мне нужна твоя помощь. Ты мне доверяешь?»

Олдэй чувствовал, что его защита рушится. Она просила его довериться ей. Жена высокомерного и могущественного генерального инспектора, человека, за которым нужно было присматривать, если хотя бы половина услышанного им была правдой. Но она первой выдала свою долю. Именно она брала на себя весь риск.

Он медленно усмехнулся. Морячка. «Хорошо».

Она подошла к нему, и Олдэй заметил, как быстро колышется её грудь под тонким платьем. Не такая уж она спокойная и хладнокровная, какой хотела казаться, подумал он.

«Вице-адмирал Болито не в себе». Она замялась; возможно, она уже зашла слишком далеко. Она видела, как ухмылка померкла, как в глазах здоровяка мгновенно исчезла враждебность.

«Я… я хочу ему помочь, понимаете…» Она опустила взгляд. «Ради Бога, мистер Олдэй, должна ли я просить вас?»

Олдэй сказал: «Простите, мэм. У нас было много врагов за эти годы, понимаете?» Он взвесил всё. Что могло случиться хуже всего? Он резко ответил: «Он чуть не ослеп». Он чувствовал себя ледяным, несмотря на обжигающий ветер, но теперь не мог остановиться. «Он думает, что теряет способность пользоваться левым глазом».

Она смотрела на него, и эта картина всплыла в её памяти, словно суровый сон. Он смотрел на небо или море, когда она его нашла. Болито выглядел таким побеждённым, таким потерянным, что ей хотелось броситься к нему и обнять, забыть о безопасности, о самой жизни, лишь бы утешить и удержать его ещё хоть на несколько мгновений. Она вспомнила его голос, как он смотрел на неё, словно не замечая.

Она услышала свой шепот: «О, Боже!»

Эллдей сказал: «Помните, я вам ничего не говорил, мэм. Я и так часто попадаю в неприятности, даже если вы мне ещё больше не подливаете масла в огонь». Он замялся, тронутый её горем, её внезапной потерей самообладания перед ним, простым моряком. «Но если вы можете помочь…» Он оборвал себя и быстро прикоснулся к шляпе. Он хрипло прошептал: «Я вижу, как ваш муж тонет на горизонте, мэм. Я пойду!»

Она смотрела ему вслед – внушительная, прыгучая фигура в развевающейся синей куртке и нанковых штанах, израненная и израненная настолько, что это было видно по его некрасивому лицу. Но мужчина был таким нежным, что ей хотелось плакать за него, за всех них.

Но муж к ней не пришел; она видела, как он шел по террасе с лейтенантом по имени Пэррис.

Когда она взглянула вниз на покатую тропинку, ведущую к гавани, она увидела, как Олдэй повернулся и приподнял шляпу, приветствуя ее.

Всего лишь небольшой жест, но она знала, что он принял ее как друга.

Палубные фонари в большой каюте «Гипериона» бешено вращались, отбрасывая безумные тени на клетчатое покрытие палубы и на плотно закрепленные девятифунтовые орудия по обеим сторонам.

Болито отпил рюмку рейнвейна и наблюдал, как Йовелл дописывал очередное письмо и подвинул его через стол для подписи. Как актёры на сцене, подумал он, наблюдая, как Оззард суетливо наполняет бокалы, а Олдэй входит и выходит из каюты, словно актёр, которому не заучили реплики.

Капитан Хейвен стоял у кормовых окон, теперь наполовину закрытых ставнями, так как ветер, становившийся еще более грозным из-за темноты, срывал гребни прибрежных волн и обрушивал брызги на стоящие на якоре корабли.

Болито почувствовал, как дрожит весь корабль, когда он накренился на якорный канат, и вспомнил чувство недоверия, когда Дейси перерезала швартовы «Испанца».