— Они не слишком тратятся на отопление, не так ли? — стуча зубами сказала Берилл, когда мы шли вдоль промерзшего коридора.
Чтобы попасть в Зеленый зал, мы должны были пересечь Мраморный зал. Большую комнату, наполненную изысканной французской мебелью, драгоценными коврами из стран Ближнего Востока и набитую бесценными произведениями искусства. Она производила впечатление непревзойденной роскоши, но в очередной раз у меня сложилось отчетливое ощущение, что этот дом наполнен ужасающим одиночеством.
Нас встретил лакей, не тот, который был ранее, державший открытыми ряд высоких двойных дверей и сопровождавший нас в Зеленый зал. Это было ещё одно роскошное помещение с ещё много большим количеством произведений искусства и дорогого антиквариата, но здесь было уже гораздо теплее. Официант шагнул нам навстречу и спросил, что бы мы хотели выпить. Берилл заказала бокал белого вина, а я попросил по-американски двойной Джек Дэниелс. С точки зрения Британцев, идея удвоения смехотворна.
— Сию секунду, сэр, — сказал он и исчез.
Здесь было примерно 12–15 человек, столпившихся вокруг и беседующих в небольших группах, но при нашем приближении, большинство прекращали разговор, замечая нас, без разницы, открыто или тайком. Быть может, я выпил виски гораздо больше, чем хотел, но мне показалось, что все мужчины были одеты в одежду от одного и того же дизайнера.
Почти сразу же мой взгляд столкнулся со взглядом Оливии. Она беседовала с немолодой парой и послала мне застенчивую улыбку. Я кивнул и отвернулся, а мой взгляд упал на нашу хозяйку. Леди Свонсон стояла возле супер большого мраморного камина, прислушиваясь к высокому, лысеющему мужчине. Я наблюдал, как она отошла и приблизилась к нам, улыбаясь так, будто видя нас, сбылась её мечта.
— Привет, это так ужасно мило, что вы проделали весь этот путь из Лондона, — пропела она.
— Было очень приятно, что вы нас пригласили, леди Свонсон, — я кивнул в сторону Берилл. — Это Берилл Бейкер, моя помощница.
Она очаровательно улыбнулась. — Ну конечно, я помню вас.
— У вас такой красивый дом. — разразилась потоком слов Берилл.
— Да, — сказала она со смешком, — нам он, по правде говоря, нравится, хотя, вы знаете, здесь бывает довольно таки скучно. Нет приличных ресторанов или театров и замерзающих всю зиму труб.
— Я была бы не против. Он такой красивый, — сказала Берилл. Её маленькое личико стало совсем красным от возбуждения. — Ох, и большое спасибо, что пригласили меня.
— Не за что. Я счастлива, что вы оба здесь, — леди Свонсон наклонилась вперед, её глаза сверкали, как будто она не брала во внимание остальное пространство, и поделилась очень личным секретом, в который были посвящены только она и Берилл. Она была, очевидно, экспертом по особям из высшего общества.
— Движение на дорогах в пятницу было интенсивным?
— Нет. Все было прекрасно, — сказал я, скрывая свое веселье.
Берил по-прежнему энергично кивала в согласии, когда я бросил взгляд в поисках официанта. Он шёл мне навстречу с прямой спиной и подносом уставленным бокалами вина, а мой виски располагался на квадратной салфетке.
Берил и я взяли свою выпивку, и леди Свонсон сказала:
— Позвольте мне представить вам моего мужа.
Мы последовали за ней в сторону больших, позолоченных напольных часов, где пухлый, лысеющий, краснолицый мужчина стоял навытяжку, рядом с дородной, с розовым лицом и курносым носом женщиной, с жирными руками, обильно украшенными драгоценностями. Её помада подчеркивала складки кожи вокруг ее рта.
— Дорогой, — сказала леди Свонсон. — Это доктор Кейн, гипнотерапевт, я тебе о нём рассказывала. Тот который лечит Виви.
Она повернулась ко мне. — Доктор Марлоу Кейн, мой муж, лорд Эллиот Уильям Свонсон.
Так вот какое прозвище было у маленькой Оливии. Совершенно неподходящее.
— Ах, — сказал он, и его кустистые брови приподнялись, когда он взял меня за руку и от души её потряс. Я мог представить его в вощёной куртке с пистолетом в руке, насвистывающим своим собакам.
— Привет, — сказал я и услышал, как леди Свонсон представила женщину с жирной помадой. У неё была двойная фамилия, которую я не удосужился запомнить. Она посмотрела на меня отсутствующим взглядом — тонкий способ намекнуть мне, что я принадлежал к низшему классу.
— А это Берилл Бейкер, его помощница, — сказала леди Свонсон. В этой части поступившей информации глаза женщины окончательно остекленели. В этот момент дворецкий поймал взгляд леди Свонсон. Она кивнула и извинилась. Лорд Свонсон безучастно кивнул Берилл и повернулся ко мне.
— Вам не доставило проблем добраться сюда?
Я тяжело вздохнул. — Нет. Все было хорошо.
— Нет движения? Люди не покидают Лондон на выходные подобно леммингам? — прогудел он.
— Не в эти выходные.
— Хорошо.
На этом разговор был окончен. Он нам широко улыбнулся, хотя это выглядело довольно скучно, и кивнув нам удалился.
Я увел Берилл подальше. Отец Оливии был блеклым и не особо ярким, но его первородство, как наследника богатства Свонсон, означало, что он прислушивался к такому подхалимству, что и понятия не имел, каким неинтересным и глупым он был на самом деле. Все эти люди, которые кланялись и вели себя так, как будто из его задницы светило солнце, были счастливы идти вместе с иллюзией своего величия, потому что это означало их важность в системе незыблемых вещей.
Мы медленно перемещались к высоким сводчатым окнам, когда знакомый голос произнес:
— Привет. Рада, что вы смогли это сделать.
Мы повернулись в сторону Оливии. Она была одета в чёрное бархатное платье с большим вырезом и чёрными кружевными рукавами. Её гладкие волосы были словно какой-то шиньон, вызвавший видение, в котором я тяну его вниз, намотав на свой кулак, вдалбливаясь в неё.
— Привет, — усмехнулась Берилл.
— Я вижу, вы познакомились с папой, — сказала она мягко, её серебристые глаза блуждали от меня к Берилл.
— Он кажется… очень милым, — пробормотала Берилл.
Выражение лица Оливии говорило, что она не поверила Берилл, думая о других вещах, но она лишь сказала:
— Я хочу вас познакомить с моими братом и сестрой.
Первой была её сестра, леди Дафна. Она унаследовала красивые глаза своей матери, и у неё была хорошая кожа. Иначе, к сожалению, она выглядела бы как её отец. Ей было всего лишь девятнадцать лет, но она была уже воспитана разборчивой, расчетливой, наделенной высокомерием престарелой дамы с аристократическими манерами. Её голос был язвительным, определенно растягивая слова, а золотистый взгляд отклонился и ушел далеко от нас как только она сказала:
— Как поживаете?
Неловкое молчание воцарилось, как только с представлением было покончено. Оливия быстро отогнала нас прочь и представила нас элегантному мужчине, стоящему рядом с портретом сурового предка, его взгляд остекленел от скуки. Он был одет в двубортный, темно-синий шерстяной костюм в тонкую полоску, квадратным карманом — ничего не положишь, и галстук с неким рисунком, но всё равно в сочетании смотрелось превосходно. Узел галстука был джентльменским, небольшим, плотным, завязывающимся свободным узлом, с двумя длинными концами и заломом. Очевидно, игрок в поло, любитель шампанского, городской мальчик.
Берилл что-то тихо сказала на ухо Оливии, и обе дамы извинившись, отошли. Я предположил, что они отправились в дамскую комнату. Провожая их взглядом, я наблюдал за тем как, как они удалялась.
— Так вы гипнотизер? — протянул Джейкоб Гот Свонсон, с любопытством разглядывая меня поверх края своего бокала шампанского.
— Боюсь, что так.
— Мамочка, похоже, считает вас весьма чудесным.
— Не уверен, что это её посмертное убеждение.
— Я не сомневаюсь, что вы сделаете все очень хорошо, — сказал он вкрадчиво, но промелькнувшее беспокойство в его глазах, заставило меня задаться вопросом, что если Оливия имела в нем тайного врага. — Надеюсь, вы не охотитесь? — спросил он.
— Собственно говоря, да, — но не на лис, добавил я про себя. Его губы неприятно сжались.
— Хорошо. Вы можете присоединиться к нам завтра.
— Спасибо, но сразу после завтрака мы уедем.
— Тогда возможно в следующий раз.
— Конечно, почему бы и нет.
— Так каково это — быть гипнотизером? — спросил он с самодовольным смешком.
— Я полагаю, что это мало чем отличается от продажи столетних мексиканских гособлигаций, номинированных в евро, или десятилетних швейцарских облигаций при отрицательной доходности, — сказал я тихо.
Его глаза сузились. Я только что выбил у него почву из-под ног.
— Означает ли это, что дела Оливии так плохи? — спросил он холодно.
Я посмотрел ему прямо в глаза.
— Дело Оливии сложное. И я не вправе обсуждать это с вами.
Его это внезапно позабавило.
— Значит ли это, что моя сестра помешанная?
Так он завидовал своей сводной сестре.
— Нет. Это может быть, что-то вроде: не верьте всему, что вам говорят.
Он насмешливо-презрительно расширил глаза.
— Как забавно! Загадка.
Я отказывался быть наживкой. Я холодно улыбнулся. Мне знаком такой тип людей. Он был неприятным, эгоистичным мальчишкой, и он мне не понравился, поэтому было странным, что именно он должен был мне указать на самую большую улику в разгадке тайны под названием Оливия.
— Вы думаете, она все это не выдумала? — спросил он.
— Почему вы так считаете?
— Ну, это немного беспечно потерять память два раза за всю жизнь, вам так не кажется?
Я нахмурился. — О чём вы говорите?
— Так никто вам не рассказывал? — он торжествующе презрительно усмехнулся. — В первый раз моя сестра потеряла память, когда ей было пять лет.
В моем животе чуть не сработала сигнализация.
— При каких обстоятельствах?
— Она упала с лестницы, ударилась головой, и пять лет воспоминаний полностью улетучились. Пришлось начинать с нуля. Конечно, мне известно не так уж и много. Мне было всего лишь три года, — он произнес свою речь с отстраненным, невозмутимым выражением, его рот двигался с трудом, верхняя губа была очень жесткой.
Я в потрясении уставился на него. Почему мне никто об этом не сказал.
— Вы знакомы с последствиями закрытой травмы головы? — спросил он сердечно, словно спрашивал, читал ли я прогноз погоды на завтра. Я коротко кивнул.
Депрессия, искажение личности и психиатрические проблемы.