…Подходя к кузнице и дому Клима, ещё издали учуял характерный тухлый запах: вяленная рыба сушилась на его дворе где только можно и даже там – где никак нельзя, а вокруг неё роились полчища мух.
– Фу, фу, фу… Какая вонь, – зажимаю нос, – Клим! Да, куда ты её столько наловил?!
Хотя и представлял масштабы – Кузька рассказывал и изредка что-нибудь передавал «от дядьки Клима», но…
Вот заставь ду… «Альтернативно одарённого», Богу молиться!
Во дворе, куда не кинь – везде чехуя, чехуя, чехуя… Плавательные пузыри… Кот на крыльце растянулся – поперёк себя толще, как будто задрав ему хвост – его через задницу насосом надули.
Тот, скалит весело нетронутые кариесом зубы:
– Хахаха! Видать, в тебе глист какой есть – раз рыбьего духа не переносишь!
Однако, экземпляры какие… Лещи со сковородку, сазаны – ё-моё… Даже обычная плотва и та – с кирпич размером! «Там», только по «Дискавери» таких видел – самому не ловилось.
– Нет, ну зачем ловить – если сожрать всё одно не можешь?
– Да, чтоб ты понимал… Азарт, понимаешь!
– Не, я всё понимаю… Но это уж, слишком! Ну раздал бы соседям, что ли.
Из дверей выходит жена Клима и:
– Соседи от тебя скоро разбегутся, Ирод чешуйчатый!
– Молчи, баба – тебя никто не спрашивает.
– Да, чтоб ты околел – вместе с твоей поганой рыбой! – плюнула та и ушла снова в дом.
Посмеявшись, Клим пригласил в дом «на уху»:
– Не смотри – что ругает: готовит моя Глафира Петровна, просто – язык проглотишь!
Действительно, уха мне понравилась – густая, аж ложка стоит как в студне. Далее была рыба жаренная – тоже неплохо, потом ещё что-то рыбье…
– А вот смотри – икра сазанья, – нахваливает хозяин, – да с чесночком!
– А как же «головы щучьи с чесноком», – вспоминается бессмертное, – «хищник» разве в ваших краях не водится?
Отмахивается с досадой:
– Не… На твои крючки и леску щука не ловится – здесь блеснить надо или жерлицы ставить. Ешь, что дают и не привередничай!
– Да, нет уж – спасибо! Я уже как садок во время жора – «полный» твоей рыбы… Посмотри – из зада у меня хвост не торчит ещё? Хахаха!
– Хахаха! Нет, всё же есть в тебе какой-то глист. Чёрт с тобой, не хочешь – уговаривать не стану… Глафира!
– Чего тебе, судак белоглазый?
– Не лайся, глупая баба, а тащи самовар.
По прошествии времени на столе «материализовался» исходящий паром самовар, с фарфоровым заварником сверху и вновь появившимся на столах у населения колотым сахарком. Сахар в эти времена потребляли «вприкуску», а продавался он «колотым» – большими кусками то есть и, приходилось перед индивидуальным употреблением специальными щипчиками откусывать от них маленькие кусочки. Это скажу вам – занятие не из лёгких… Иногда, в полумраке было заметно – что аж голубоватые искры летели!
За чаепитием, я не стал долго тянуть кота за хвост и перешёл к цели своего визита:
– Как мои крючки, целы?
Сокрушённо вздыхает:
– Один уже сломался – даже не представляю, что там за «Титаник» зацепился!
– Может – коряга?
– Да, нет – если за корягу, я ныряю и отцепляю… А тут…
Клим выпучил и без того слегка выпуклые глаза:
– Как вдруг повело… Да, как дёрнет – у меня чуть удилище из рук не вылетело! Потом вдруг, как отпустит – я ж на жоп….пу сел… Глядь – МАТЬ ТВОЮ(!!!), а жало крючка обломано.
– Ну, не беда – у тебя ещё есть.
– Ну и то верно…, – помолчав, спрашивает, – а у тебя? У тебя, что есть ещё, Серафим Фёдорович?
– У меня много чего есть. Зимние блесны, например – по льду в отвес хищника ловить.
– А леска потолще?
– Есть и леска – почему бы ей не быть?
Сглатывает слюну и молчит, зависнув.
Итак, наконец под чаёк «вприкуску» – как бы невзначай, «закидываю удочку»:
– Хочу вот сам попробовать порыбачить…
Тотчас оживает:
– Так в чём же дело?! Хоть счас пошли… Или поехали – телегу свою возьму.
Конкретизирую:
– Завтра с утра отвезёшь на Лавреневский карьер, Клим?
Изумляется, чуть глаз не выпал:
– На «Лавреневский карьер»? …Почему там?
– Я так хочу. Так, отвезёшь завтра утром или мне кого другого попросить?
Тот, руку положив на сердце:
– Да, я не прочь… Но ты пойми, Серафим – там рыбы НЕТ(!!!) и, отродясь никогда не бывало! Там никто не рыбачит…
Со всей убедительностью, разуверяю:
– Наоборот – там рыбы столько, сколько тебе и не снилось.
– Да, кто тебе такое сказал?!
– Один знающий человек, – еле-еле сдерживая гомерический хохот, – просил тебе не рассказывать, а то ты всю рыбу там выловишь.
– Да, плюнь ему прямо в его очи! – горячится Клим и, чуть ли не рубаху на пузе не рвёт, – да, кругом столько мест – хоть на наш заводской пруд ступай или на Грязной ручей и, то – там рыбы будет больше, чем… А в Тёще – во «лапти», места только надо знать! А в Серёже…
Однако, я настаиваю:
– А я хочу, порыбачить на Лавреневском карьере!
Жена Клима меня поддержала с изрядной ехидцей:
– Съездите, съездите – всё меньше во дворе тухлятиной вонять будет!
Клим, по столу кулаком – «бабах», аж самовар подпрыгнул:
– МОЛЧАТЬ, ДУРА!!! Не твоё бабское дело в мужицский разговор встревать… Пшла на кухню и греми там своими чугунками!
Не сильно то и испугавшись, та поджала губы и надменно на мужа глянув, не спеша удалилась на свою «территорию».
– Так, что? Отвезёшь на Лавреневский карьер или не уважишь?
Помолчав сколько то, тот с досады чуть не плюнул:
– Чёрт с тобой! Завтра, ещё затемно буду ждать тебя возле плотины…
Уже попрощавшись, услышал за спиной еле слышное:
– Ну, что с него – с контуженного, взять?!
– Разве дороги туда нет?
Где-то с полпути, еле заметные признаки цивилизации кончились – от слова «вообще» и, приходилось временами продираться сквозь густые кусты и объезжать довольно толстые деревья. Иногда, без топора и шагу проехать было невозможно! Клим, потихоньку зверел и отвязывался на мне – как на виновнике злоключений:
– А это и есть дорога – аль повылазило?! Просто по ней, лет сто уже не ездили.
Действительно, хоть и сильно заросшая, но ровная – без бугров и ям, дорога. Насыпи, выемки… По сторонам, даже виднеются остатки кювета.
– Ну, положим не «сто» – а лет семьдесят…
– «Семьдесят…». Хватай вон топор и прорубайся, счетовод хренов! Ох и, это надо ж было с ним связаться…
Хотя, чаще всего он «отвязывался» на лошади – хлеща её без особой надобности и обзывая всякими обидными для любой животины словами.
Клим, был несколько неправ: рыба в заброшенном песчаном карьере – заполненном водой, конечно же была.
Вон, как она плещется, какие круги по поверхности водоёма расходятся!
Да и так – визуально, с берега были видны проплывающие в слегка мутноватой воде тёмные, вытянутые хребтины. Однако, обитатели водной стихии упорно игнорировали абсолютно все привады и насадки – что подсовывал им под самый нос заядлый ульяновский рыбак.
К обеду, изрядно достав меня уже своим нытьём, Клим поймал всего лишь пару небольших с ладошку карасиков – да с пяток плотвичек и окуньков и, того меньше:
– Ничего не хочет брать: ни на червя, ни на опарыша, ни на кашу или распаренное зерно…
– На жёванное гов…но попробуй, – даю дельный совет.
– Тебя вот, – психует, аж слюной брызжет, – самого заставить бы гов…но жевать, за такую «рыбалку»!
Чтоб не разругаться вконец, отхожу от него подальше и, идя вдоль берега иногда закидываю удочку, меряя глубину. У меня вообще, ни разу даже не клюнуло – но в отличии от Клима, я ничуть не расстраивался.
Когда-то, ещё очень задолго до братьев Баташёвых – построивших близ Ульяновки чугуноплавильный завод, здесь была балка – небольшая долина с пологими заросшими склонами. Затем, на дне балки нашли песок и стали его добывать, используя для разнообразных нужд – так и получился Лавреневский карьер. Однако, чем глубже рыли – тем сильнее мешали скапливающиеся в нём грунтовые воды, не успевали откачивать «конными» насосами. Наконец, после техногенной катастрофы 1861 года – прорыва дамбы водохранилища где-то в верховьях реки Тёщи, карьер затопило «по настоящему» и его окончательно забросили.
Ширина сего водоёма от пятнадцати метров по краям, до ста на середине. Длина, как бы – не километра полтора-два. Сразу у берега резкий обрыв – где-то метра три с половиной.
В обед, когда Солнце хорошо пригрело, разделся и, хотя Клим кричал с берега, что купаться уже нельзя – «Илья в воду пописцал»[30], понырял в разных местах – пытаясь достать дно. У берега на дне одна тина с полусгнившими водорослями. На середине водоёма дна так и не достал – должно быть за шесть метров, а вода там такая ледяная – что мои «фаберже», аж скукожились и жалобно звенели – когда на берег весь дрожа вылез.
– Ну, ты прям как водоплавающий, – недоумевая, прокомментировал мой «заплыв» Клим, – и где только научился человек, спрашивается?
Хотя и лязгал зубами, но не поленился ответить:
– В польском нацистском концлагере опыты над нами проводили и, хирурги-изуверы – вставили мне жабры молодой акулы…
Тот, аж перекрестился изумлённо:
– Ишь, ты… Империалисты – одним словом!
Потом присмотрелся ко мне повнимательнее:
– Разве что через задницу тебе жабры вставляли – шрамов на груди у тебя нет… Тьфу ты, балаболка контуженная!
И, отвернулся обиженно.
Вытираясь досуха, осмотрел ближайшие деревья на предмет сооружения какого-нибудь плота… Или лодку с заводского пруда выпросить и сюда как-нибудь привезти?
«Нет, – думаю, – торопиться и людей смешить не стоит. Зимой по льду, через прорубь – сподручней будет какой-нибудь простейшей приспособой пробу грунта взять. Кусок обычной водопроводной трубы с заострёнными кромками – насаженный на длинный шест, или черпак на нём же: вот тебе и керн!».
Молча пообедав всухомятку – Клим уже устал ругаться, так же молча собрались и поехали назад. Обратно то, полегче уже было – дорога разведана и частично очищена от препятствий.
Закемарил было в телеге пригревшись на Солнышке, когда выехали на более-менее ровный участок…
«Нельзя не упомянуть о достоинствах здешнего чугуна и литья из него. Он мягок и имеет вместе такую необыкновенную упругость, какой по своим путешествиям я не замечал ни на одном заводе как в России, так и в Швеции, Англии, США. Общие свойства чугуна – твердость, хрупкость, ломкость, но здешний – гибок, как пружина, и крепок в соединении частей своих. Доказательством служит Петровский театр в Москве, где ложи висят на кронштейнах или на пальцах из сего чугуна…
Выксунский чугун был мягким настолько, что рубился зубилом. Он образовывал стружку при обработке на токарном станке, а в плоских изделиях и плитах правился под молотом, как железо…».
Проснувшись, сел и рассеяно осматриваю довольно-таки живописный ландшафт – приснилась давно читаная в инете инфа.
Сказать по правде, я считал, что всё это – галимый фейк: я хоть и не профессиональный металлург – но кое-что в металлах и их сплавах соображаю.
В отличии от обычного ковкого железа и даже стали, в обычном сером чугуне до хрена и, даже больше чем до хрена – углерода в виде «прослоек». Поэтому он твёрд, но хрупок и не никак может быть – «необыкновенно упругим», образовывать стружку и правиться молотом…
ЭТО НЕВОЗМОЖНО!!!
Это так же невозможно, как спать на потолке – к примеру: одеяло будет спадать. Чугун используется там, где отсутствуют ударные нагрузки – иначе он просто на кусочки рассыпится.
Конечно, существуют специальные чугуны: высокопрочный, ковкий… Но это – технологии уже конца 19 – начала 20-го века. Вспомним книгу Катаева «Брестская»…
Извиняюсь – «Старая крепость».
После Гражданской войны на национализированном заводе не могут восстановить производство изделий из ковкого чугуна. Единственный, но классово несознательный специалист – знающий как это делается, сидит на рынке, торгует всяким барахлом для собственного пропитания и, на все предложения администрации никак не реагирует… Не смотря ни на какие уговоры, обещания или даже угрозы – не хочет делиться технологией с народной властью, вражина. Ждёт – когда хозяева вернуться.
И, ВСЁ!!!
Завод стоит, «гегемон» ругает вождей – заведших не туда, с тоски глушит самогон и деклассифицируется…
А здесь, на Баташёвских заводах, даже самых примитивных паровых двигателей ещё нет: уровень технологий – конца 18-го – начала 19 века!
Насколько мне известно, ковкий чугун получается методом длительного отжига уже готовой отливки в специальных печах при высоких температурах и затем медленного охлаждения вместе с печью…
Такого в баташёвских технологиях и близко нет!
Ещё весной сразу после болезни сам по этому заводу лазил, обшарил его весь – благо невелик тот, но ничего подобного не нашёл. Только лишь две доменные печи – с «сырым» дутьём от мехов, приводящимся от водяного колеса. Конечно кроме стен заводских цехов, от всего оборудования остались лишь «приятные» воспоминания – но понять технологический процесс при желании можно[31].
Так, что за чудеса, что за магия или какое-то волшебство? Нет, отвечает нам всё тот же письменный источник:
«Всё это, конечно, не из-за какого-то там волшебства, а из-за особого сорта руд, плавки и выделки чугуна и железа древесным топливом. В здешней железной руде, а тем более – в древесном угле очень мало вредных примесей, вот и получается такой дивный результат!»!
Ну, здрасьте!
На древесном угле в то время, чугун плавили все без исключения металлургические заводы России и не только её… Однако, ни у кого такого замечательного результата замечено не было.
Насчёт «особого сорта руд», вообще смешно! «Лимонит» – он же болотная руда или бурый железняк, неизбежно имеет в достатке как раз одну, но очень неприятную «вредную примесь» – фосфор. Возможно для чугуна это не имеет принципиального значения – тот и без того хрупок, а вот «переделочному» железу из того чугуна, фосфор придаёт хладноломкость – способность трескаться при нормальных условиях. Для крестьянского ширпотреба и, возможно для чего-нибудь «военно-бюджетного», такое железо ещё пойдёт… А вот для изготовления серьёзного холодного оружия – железо закупали в Швеции, а булатную сталь в Персии. Лишь перейдя на уральский красный железняк и освоив тигельную плавку трудами выдающегося русского металлурга Аносова – в середине 19 века, в России стали изготовлять нормальную оружейную сталь.
Так, что? Слухи о выдающихся свойствах выксунского чугуна – фейк?
В первую же неделю моего «попадания» – когда я больным лежал в доме Отца Фёдора, много гостей-посетителей заходили «на часок» посмотреть и послушать «нового» человека – тем более, таким чудесным образом вернувшегося – чуть ли не «с того света».
Заходил несколько раз, пока сам окончательно сам не слёг от многочисленных – сопутствующих преклонному возрасту «болячек» и, Георгий Тимофеевич Доможилов – самый пожалуй старейший житель Ульяновки. Лет ему было…
Даже не скажу сколько – ибо, он сам их счёт не знает!
Может быть и восемьдесят, а может быть и все девяносто… Если, конечно – не сто.
Георгий Тимофеевич был родом из потомственных рабочих-крепостных братьев Баташёвых. Его отец дослужился своим собственным умом до мастера и, ещё задолго до отмены «крепости» смог выкупиться и стать вольным вместе с семьёй.
Конечно, местный старожил-долгожитель был несколько неадекватен из-за прожитых лет, подслеповат и частично глуховат… Но конструктивно общаться с ним вполне можно было.
К моему удивлению, он подтвердил слух о выдающихся свойствах местного чугуна:
– Сжимаешь бывало чугунную стружку в кулаке – она сминается как вата, а потом распрямляется…
Судя по виду, с каким он показывал этот «процесс» своей морщинистой, покрытой пигментными пятнами старческой рукой – Георгию Тимофеевичу не раз приходилось это проделывать воочию и, весь мой скепсис – тотчас как рукой сняло. Правда, он запротестовал от самого названия:
– Не «выксунский», а – «ульяновский чугун», коль на то пошло. В Выксе и других баташёвских заводах, обычный – «передельный» чугун плавили. А потом в вагранках нашим «разбавляли» – коль литейный чугун был потребен…
Эге… Так получается Ульяновский завод – являлся неким «древне-ферросплавным»?!
– …Весь Санкт-Петербург в наших отливках – на какие ворота или забор не посмотри – везде ульяновское литьё. Коней чугунных для московской Триумфальной арки мой отец самолично отливал, а потом ездил в Первопрестольную их устанавливал. Мытищинский водопровод и фонтаны – тоже из нашего чугуна лились. А выксунский чугун только на ядра и в переделку на железо и, шёл! Ну, или же – на сковородки, котлы, вьюшечные дверцы, решётки…
Понятно: большинство выплавленного здесь чугуна шло на художественное литьё – а кто обратит внимание на выдающиеся качества забора?! Только пробегающий мимо пёс – когда ногу задерёт.
Стоит – не падает и, ладно.
– А почему тогда ульяновский чугун перестали выплавлять?
Тот, только руками развёл:
– Агличанка нагадила!
Я аж, в ухе пальцем поковырялся – не ослышался ли! Оказывается нет – довольно обиходно-расхожее когда-то выражение.
Суть в чём – если очень кратко?
После смерти братьев Баташёвых, их наследники довели разделённые части бывшей металлургической «империи» до банкротства и, выксунские заводы были проданы некому «товариществу» из Лондона. «Товарищи» из туманного Альбиона случайно или преднамеренно – уже неважно, продолжили пагубный курс и к 1881 году, наступил полный швах.
Тогда, российское правительство изменила приоритеты в выборе генерального инвестора и передало все Выксунские заводы в аренду германскому поданному Лессингу. Созданное им акционерное общество получило название «Товарищество Выксунских заводов», далее переименованное в «Акционерное общество Выксунских горных заводов» (ОВГЗ). Общество завладело Выксунским, Нижне-Выксунским, Сноведским, Велетьминским, Верхне-Железницким металлургическими предприятиями и проволочной фабрикой.
Надо отдать ему должное, немец железной рукой навёл «орднунг» и поднял заводы с колен – модернизировав их в духе времени и создав ряд новых производств… Он даже подстроил свою железную дорогу – соединив заводы между собой и с пристанью на Оке. За что, российские власти его ещё в 1914 году «отблагодарили» – забрав нажитое в казну, а самого выпнув на историческую Родину.
Однако, ряд убыточных предприятий – в том числе Ульяновский чугуноплавильный завод, Лессинг закрыл.
– …Да, к тому времени и чугун уже стал не тот, – махнул рукой Георгий Тимофеевич.
И тут меня и «зацепило»:
– А почему чугун, вдруг стал «другим»? Что случилось?
Тот не смог сказать что-то вразумительное, мол – «разучились делать» и, всё.
– Неужели, даже англичане не интересовались?
– А зачем им? Им бы только сиюминутную прибыль урвать – про завтрашний день не думали! Все леса у нас вокруг вырубили – да продали «на сторону», с тех пор и захирел Ульяновский завод…
– Ну, а немец этот?
– «Немец»? Да, ну его к лешему – немца, этого…
Ночь после его первого посещения не спал, всё думал. Кроме отжига есть ещё один способ сделать чугун высокопрочным…
Легирование!
Обычные «пользователи» про значение легирующих добавок знать не знают и понятия не имеют… Да и знать не хотят, если «по-честноку».
Для них главное: всё «советское» – гов…но, а любая «фирма» (с ударением на последний слог) – это ништяк!
Однако, кроме подобных особей – есть и люди думающие, ведь верно? Которые любят копаться в деталях, присматриваться к «мелочам», чтоб узнать истину…
«Форд сделал автомобиль, а автомобиль сделал Америку», – доводилось такое слышать.
Всем известно про Генри Форда, про его конвейер и про его «Форд-Т» – «сделавший Америку», правильно?
Но мало кто знает, что кроме новаторских организаторских методов, прогрессивной конструкции и конвейерного способа сборки, сей автомобиль обладает ещё одной особенностью: в его конструкции – впервые широко использована сталь легируемая ванадием. Это сделало «Форд-Т» более лёгким и при этом – более прочным, чем у конкурентов.
Все в курсе, что советские автомобили уступали по всем показателям западным, что даже лучший из них «ВАЗ» – скопированный с итальянского «ФИАТа», был ничем иным – как «ведром с гайками», по сравнению с прототипом… Однако редко кто знает, что на Западе за период 1960–1985 годов потребление редких и редкоземельных металлов возросло в 10–25(!!!) раз. В самом заурядном американском автомобиле, используется где-то около ста сортов стали легированных ниобием, ванадием, бериллием, цирконием, иттрием и прочими «редкими землями»…
При этом средний вес автомобиля на одну лошадиную силу, с 1980 по 1990 год – уменьшился в полтора раза!
У нас же, всё это добро уходило на «оборонку» – в ракеты, самолёты, танки… А потом было брошено ржаветь на многочисленных стоянках заброшенной техники или в лучшем случае попилено на металлолом и продано за копейки туда же – на Запад.
Однако, в праве ли мы осуждать за такое чрезмерное сверхвооружение страны – тогдашних государственных и военных деятелей Советского Союза? Которым пришлось по молодости отступать до самой Волги и, которые «дули на воду» – обжегшись на молоке»?!
Все мы, как говорится – сильны задним умом…
Однако, вернёмся к нашим «роялям»…
Правда или нет, не знаю и никогда не узнаю – но приходилось читать где-то, что своим качеством знаменитая дамасская сталь – обязана природно-легированной железной руде с расположенного неподалёку месторождения. Исчерпалось месторождение – кончилась и знаменитая дамасская сталь, «разучились» её делать!
Похожая чем-то история, не правда ли?!
Позже я спрашивал у Георгия Тимофеевича:
– А если ульяновский чугун в железо переплавить – оно тоже будет обладать какими-то «чудо-свойствами»?
– Нет, не будет! Сколь не пробовали – обычное кричное железо из-под молота выходит.
В принципе, всё понятно: при переделе чугуна в кричном горне, получается «крица» – смесь железа и шлака. Что их разделить, крицу неоднократно проковывают молотом… Должно быть, при процессе «передела», легирующие элементы переходят из чугуна в шлак и затем вместе с ним удаляются из крицы.
Я это всё к чему?
Как уже говорил, кроме длительного высокотемпературного отжига, высокопрочный чугун можно получить легированием[32]… Однако, откуда здесь возьмутся легирующие добавки?! Из болотной руды…? Хахаха! Из древесного угля…?! Три раза – «хахаха»!
Непонятно…
Ещё, в доменном процессе принимает участие известняк или доломит, использующийся как флюс для шлакообразования… Уж не в нём ли собака порылась?!
Однако, я сразу откинул такое предположение – как крайне фантастическое.
Сколько я не пытал после Георгия Тимофеевича о секретах «ульяновского чугуна», но так и не смог или не захотел вспомнить. Видать точно – без какой-то магии дело не обошлось!
Я уже и забыл было эту историю за другими событиями и делами, как после командировки в Нижний, Отец Фёдор сказал мне за ужином:
– Георгий Тимофеевич Доможилов умер – с неделю уже как, царство ему небесное…
Он перекрестился.
– Во, как…? – тоже перекрестив лоб без всякой задней мысли, – очень жаль…
Все мы «там» будем, а он хоть пожил вдоволь.
– Слышал я ваши с ним разговоры, знаю – чем ты у него интересовался.
– И, что…?
– Не удержался я и, рассказал всю правду о тебе: что ты не сын мне вовсе – а посланный для спасения Земли Русской ангел Божий.
Отругать его язык не пошевелился. Однако, как-то отреагировать надо, поэтому со всей «псевдо-сыновней» учтивостью говорю:
– Хм… Гкхм… В следующий раз, отец, обязательно убедитесь что человек – которому Вы такое рассказываете, обязательно вскоре предстанет перед Всевышним… А, то ведь всякие чудеса порой случаются!
Тот, не обратив внимание:
– Георгий Тимофеевич, пред тем как испустить дух, сказал мне: «Передай Серафиму-Ангелу, что в флюс для плавки ульяновского чугуна добавляли песок из Лавреневского карьера…».
УПС!!!
И тут я ещё вспомнил из послезнания – в Нижегородской области, не так давно… Для того времени – «не так давно», открыли месторождение титан-циркониевых песков![33] Ээээ… Кажется, это значительно южнее… Хотя, как знать? Возможно, здесь располагается какое-то его ответвление.
Насколько мне известно, титаном чугун не легируется… Или, всё же легируется? А цирконием? Или, может в этом месторождении, совсем другие легирующие добавки?
Я прямо весь на гов…но извёлся…
Вдруг, пару вёрст не доезжая до плотины перегораживающую реку Тёщу, внимание моё привлекло какое-то явное несоответствие природному ландшафту.
– Что это?
– Где? А, это… Шлак доменный здесь вываливали, вот и появились эти терриконы… Самые заячьи места, кстати! Наши охотники…
«Доменный шлак?! Да здесь его тысячи тонн!».
– Ну-ка останови, Клим…
– Что ещё удумал, затейник? Зайчиков наловить своей Графине на шубку?! Так это зимой надо петли ставить…
Какой всё-таки ехидный тип, а?!
– Стой, тебе говорю!
– Тпру, шелупина, – это он лошади, – ржавым гвоздём отшмаренная!
Хватаю вещмешок, опорожняю его в телегу, лопату «в зубы» и бегом:
– Постой чуток – я скоро…
– Ну, ни дать не взять, – слышу негромкое сокрушённым тоном вдогонку, – на всю голову контуженный…
Терриконы… Пожалуй, слишком громко сказано.
Небольшие, невысокие «террикончики» – уже давно поросли довольно буйной растительностью. Нахожу где её поменьше, удаляю успевший образоваться тонкий слой условно плодородной почвы и с большим трудом долблю лопатой слежавшийся шлак.
– Сломай мне лопату ещё, сломай, – не унимается издалека Клим, – крючок американский за бесплатно отдашь за лопату!
Наконец, набираю полный вещмешок и, с трудом закинув его на плечи, иду к телеге.
– Ну и на куй он тебе? – с неподдельным любопытством спрашивает.
– Герань буду в горшках разводить…
Тот, только крестится:
– Эк, здорово тебя приложило! Не менее, чем шестидюймовым снарядом… Пшла, шентя шавелесова!
В любом случае не зря съездил – столько новых слов за сегодняшний день узнал. Жаль, диктофона нет и не конспектировал – а то б обогатил «великий и могучий», как минимум наполовину.
Дома, прежде всего высыпал в первое попавшееся корыто шлак и поливая колодезной водой из ведра – чтоб удалить органический мусор…
– Что делаешь, Серафим? – спросил вышедший в сад Отец Фёдор.
– Точно ещё не знаю – возможно, чистейшее золото промываю…
– «Золото», говоришь?
Тут, как на заказ что-то звякнуло об дно корыта. Пошарив, я достал кусочек чугуна размером с ноготь мизинца и внимательно его рассматривая:
– А вот и первый «самородок»…
Разделить при выпуске из доменной печи металл и шлак чётко не получается, потому в последнем обязательно встречаются капли чугуна – чаще всего, имеющие размеры не больше песчинок.
Взяв в ладонь, священник долго его долго рассматривал:
– С золотом – даже ангелу божьему надо быть осторожней, сынок! Ибо, бесов оно – как магнит притягивает…
– Ну это, – кивнул головой я, – уж как водится.
Несколько раз набрав и слив грязную воду, отжал шлак через холстину и высыпал сушиться на старую дерюжку в сторонке…
С позднего вечера и далеко за полночь задержавшись, сидел в схроне диаконника – жёг дрянной керосин и пытался разобрать каракули сына в его конспектах. Слезу пробило от тоски по своей семье, по внукам… Какие интересно, у дочери внуки или может – внучки, были бы?
Всё это сильно мешало, я злился на себя, на сына и его почерк.
Конечно, сын учился на «цветного» металлурга… Но у нас готовят не узких специалистов – как в Америке, к примеру, а «широкого профиля» – поэтому есть надежда.
– «Титанистые шлаки…», – наткнулся на заголовок и читаю шевеля губами, – порол тебя мало – лодыря ленивого, вот и мучаюсь теперь – разбирая эти твои иероглифы.
Так, так, так…
«Наличие титана в литейном чугуне уменьшает размеры «листочков» графита в структуре металла, поэтому резко повышает его прочность…».
Чугун, легированный титаном существует – но это, скорее всего не тот случай. Для сплава нужен металлический титан, а он у нас в виде…
Вот, кажется:
«От обычного доменного гранулированного шлака, титанистые шлаки отличаются повышенным содержанием окиси титана (4-12 %), что приводит к резкому снижению их гидравлической активности… Титанистый гранулированный шлак на 97–98 % состоит из стекла… Для сильноглиноземистых основных шлаков характерен голубоватый оттенок, а для титанистых – коричневый».
Здесь речь идёт о шлаке получаемый в процессе выплавки чугуна из титаномагнетитовых руд, содержащие в пустой породе титан в виде минерала ильменита FeTiO3. Такие «титанистые» шлаки тугоплавки – поэтому требуют повышения температуры в доменной печи на 200 градусов сверх обычной. Из-за повышенной температуры и особенностей кристаллизации и остывания, «настоящий» титанистый шлак имеет гранулированный вид и коричневатый оттенок…
Однако, у нас другая история!
На этом заводе плавили чугун сыродутным – то есть без подогрева воздуха, дутьём из обычной болотной руды с добавкой флюса, содержащего легирующие добавки… Наш шлак – напоминает обычный белёсый крупнозернистый песок.
Так, так, так… Роем дальше, роем глубже…
Кроме ильменита, титан входит в соединение рутила – TiO2… «Рутил» – это полудрагоценный камень, а ещё… «Чёрные рутиловые пески» – всплывает в сознание… А здесь он белёсый – почти белый…
Ф аж соскочил с места от догадки:
– Значит, что…? Неуж…?!
ДА, ВОТ ОНО!!!
В смысле, вот он – мой самый большой «рояль»!
На утро, я долго перебирал руками и рассматривал в увеличительную лупу подсохший шлак… Вновь вкрались в душу сомнения – оно, не оно?
Конечно, сам я ни фига не пойму – надо искать химика с лабораторией. В Нижнем Новгороде имеется университет, вот там и попробую найти и озадачить специалиста в ближайший же мой приезд туда.
За завтраком, сказал Отцу Фёдору:
– Надо бы панихиду по рабу божьему – Георгию Тимофеевичу Доможилову справить… Помянуть, не забыть – хороший человек был!
Тот, внимательно и с пониманием на меня глянув:
– Конечно, надо… По православному обычаю: на девять дней – вот уже скоро, на сорок, на год. В день рождения и в день смерти… Могилку вот тоже не помешало бы поправить да обновить: ведь, кроме дочери – тоже уже древней старухи, никого из родственников у него не осталось.
Как только появится у меня возможность – чугунный крест и оградку из ульяновского чугуна! И надпись, отлитая на том кресте… Какую бы надпись придумать? Да, какую не придумывай – всё одно будет мало, я уверен.
– Обязательно надо будет сходить на могилу – помянуть и не забыть проведать дочь Георгия Тимофеевича. Как говоришь, её зовут…?
Кусок чугуна я пытался исследовать сам – руки, аж зудились!
Зачистил один бок напильником, травил его купленным в аптеке кислотами, промывал и пытался в увеличительное стекло разглядеть структуру. Так ничего и не поняв, отнёс в кузню к Климу для дальнейших испытаний.
Да, под ударами молота, «ульяновский» чугун мялся и плющился в холодном состоянии. Однако, когда я его нагрел в горне – разлетелся на мелкие куски.
– Думал, раз чугун «ковкий» – его можно как железо ковать? – насмешливо спросил хозяин.
– Да, я уже и не знаю, что «думать»…
Это называется – «красноломкость». Серы в нём, что ли много?!
Не… Сам ничего не пойму, надо искать химика-металлурга.
Всё лето ничего интересного в стране и в мире не происходило, не считая международной финансово-экономической конференции в Гааге шедшей с 15 июня по 19 июля 1922 года.
На ней должны были обсудить претензии капиталистических стран к Советскому государству, связанные с национализацией собственности иностранных капиталистов и аннулированием долгов царского и Временного правительств и вопрос о кредитах Советской России.
«Обсуждать» то обсуждали – но ни о чём не договорились и, про это событие вполне можно было даже не упоминать…