Пробились сквозь тугай белые, запудренные пылью дорожки. Все они тенями разрисованы и следами расписаны. Тут вот удод-кривоножка насеменил, длинным носом дырок наковырял. Там фазан пробежал — настрочил свой куриный след. Вот чёткие сердечки от копыт пугливой косули. Зайчик-толайчик наставил восклицательных знаков. А вот он и сам навстречу катит.
Меня увидел, рванулся назад, а пыль с него — столбом! По дороге помчался, а со спины пыль — волной. От лап до ушей в пыли — ну и неряха!
Каждое утро встречал я таких пыльных зайцев. Встречу и удивляюсь: где это он так извозился? Хоть на сучок его вешай и палкой пыль выколачивай.
Оказалось, что зайцы — прямо как курицы! — «порхаются» в пыли. Как-то иду и вижу: заяц в пыли валяется и ногами длинными дрыгает. На одном боку поёрзал, на второй перевалился. На втором поёрзал — спиной о дорогу чесаться стал. Накатался, наёрзался, надрыгался — да как встряхнётся. Пыль клубами пошла, будто гриб-пыхтун лопнул! По дороге помчал — словно смерчик пыльевой завихрился.
Каждое утро из сырых тугаев выходят на сухие дорожки зайцы. Ложатся мокрыми животами на тёплую пыль. А шкурка линяет, начинает чесаться. Вот заяц и дрыгается. И до того выкатается в пыли, что даже лисицы, глядя на него, плюются...