По направлению к усадьбе Уайтлоу стремительным галопом проскакал всадник. Перед домом он спрыгнул с коня, прежде чем тот успел остановиться.
— Фалькон! — прокричал Эндрю. — Фалькон!
— Я здесь, Дрю, что случилось? — Фалькон бросился к мальчику.
Мара сидела за столом для пикника среди других женщин. Услышав крик Эндрю, она вскочила и побежала к нему.
— Что случилось? — вскрикнула она вслед за Фальконом.
— Сюзанна! — проговорил Дрю, глядя на них расширенными от ужаса глазами. Она упала с лошади…
— Нет! — закричала Мара. — Нет! Что с ней? Фалькон крепко сжал ее плечи, потому что Мара готова была наброситься на Дрю.
— Что с ней?
— Я не знаю, — признался Дрю. — Я оставил ее там, с остальными, и поехал за помощью. Сначала она была такая смелая, мы спросили, умеет ли она ездить верхом, она сказала: да…
— Она отличная наездница, — подтвердил Фалькон.
— Но она упала! Мы даже не быстро ехали!
— Я уверен, что так и было. — Фалькон попытался утешить безутешного Дрю. Он подтолкнул Мару к Кэнди, готовой принять ее в объятия, и добавил, обращаясь к матери:
— Последи за ней, мам.
— Я с тобой! — взволнованно возразила Мара.
— Нет, — твердо сказал Фалькон. — Оставайся здесь. Я сам ее привезу. Позовите нашего врача, чтобы он уже был здесь, когда мы вернемся.
Гарт кивнул.
Кэнди увела покорную Мару в дом. К счастью, мать Фалькона не стала успокаивать ее банальностями вроде: «Я уверена, все будет в порядке». Они молча сидели на кухне, каждая перед чашкой горячего кофе, к которому ни одна из них так и не притронулась.
Им показалось, что прошли годы, прежде чем возвратился Фалькон. Он нес Сюзанну на руках.
— Она ничего себе не сломала, — быстро сказал он, чтобы Мара не успела испугаться. — Ну, может быть, несколько царапин.
— А что же с ней? — спросила Мара. Глаза Фалькона были как зимний день, они словно потемнели, в голосе его слышалась тревога и печаль.
— У нее температура. И лимфоузлы опухли. Мара похолодела.
— Нет, — прошептала она, не веря и заклиная судьбу.
— Она потеряла сознание, вот почему она упала.
— Этого не может быть, нет… Господи, пожалуйста, пожалуйста, не надо!.. — простонала Мара.
— Что это? — недоумевающе произнесла Кэнди, повернувшись к Фалькону.
Фалькон крепко сжал губы, чтобы скрыть предательскую дрожь. Он не был уверен, что сможет говорить, чувствуя комок в горле.
— Это лейкемия.
Одно можно сказать о семье Уайтлоу: они не бросали друг друга в беде. Трое полетели в Даллас на самолете Зака. Коллин обещала отвести назад машину Фалькона. Гарт позвонил в детскую больницу. Кэнди собрала вещи Мары, Фалькона и Сюзанны, чтобы отправить их с Коллин в «Би-Бар».
Остальные, кузены и кузины, дяди и тети Фалькона, готовы были помочь деньгами.
Фалькон с трудом отговорил Зака, чтобы тот не оставался с ними в детской больнице, не отходя от брата ни на шаг, точно сторожевая собака.
— Оставь, пожалуйста, нас. Мы справимся одни, — сердито сказал Фалькон.
На самом деле ему хотелось сказать: «Уходи, я не хочу, чтобы ты видел, как мне плохо». Ему казалось, его разрывают на части. Мара тоже была не в лучшем состоянии. Фалькон хотел остаться с ней наедине где-нибудь в темном и тихом месте, обнять ее, положить «голову ей на плечо, успокоить ее и успокоиться самому, если только это было возможно.
Зак опустил руку Фалькону на плечо, и рука у него была твердая и надежная.
— Ты не один, знай.
— Уходи, пожалуйста, — с трудом проговорил Фалькон. В его глазах блестели слезы, в горле застрял комок. Если брат будет рядом, он просто не выдержит, сорвется… а ему нужно поддержать Мару, быть сильным, хотя бы казаться сильным, чтобы помочь ей.
Зак понял его и сказал в ответ:
— Позвони. Мы тоже должны знать, что с ней.
Фалькон кивнул. Говорить он больше не мог. Зак крепко обнял Мару, словно для того, чтобы передать ей часть своей силы и своей надежды.
— Она поправится, — шепнул он Маре на ухо.
Мара застонала, как раненое животное.
— Спасибо, Зак, — произнесла она с мучением. — Хорошо, что ты это сказал.
Хотя она боялась, что эти слова — не правда.
Когда Фалькон и Мара остались одни, у них не было сил пошевелиться. Они сидели в больничных креслах рядом, не касаясь друг друга.
Наконец Фалькон прервал страшное молчание:
— Даже если у Сюзанны лейкемия, это еще не значит, что она больше не поправится. Он пытался убедить самого себя.
— Но ей снова придется пройти через это ужасное лечение, у нее опять выпадут волосы, а она так радовалась, что они растут. — Мара говорила неестественно низким голосом, и Фалькон понял, что она с трудом сдерживает слезы.
Мара протянула ему руку, и Фалькон сжал ее в своей. Они прижались друг к другу, как люди, для которых одиночество сделалось невыносимым. Мара подняла глаза и встретила твердый взгляд Фалькона, это придало ей мужества.
Он не похож на Гранта. Совершенно не похож.
Эта мысль была подобна вспышке сверхновой звезды. Гранта никогда не было рядом, когда он был ей нужен. Он ни разу не поддержал ее, на него нельзя было опереться в минуту горя, когда все силы истощены.
Фалькон не начал пить от отчаяния, не завел другую женщину. Он жил для нее, Мары. Он был здесь ради нее.
И это было не последним ее открытием.
Ведь я люблю его, изумилась она. Мара уставилась на Фалькона так, будто видит его впервые в жизни. Как же получилось, что он так много значит для нее? Когда это началось, почему его боль значит для нее больше, чем ее собственная? Когда она захотела его любви?
Ее размышления прервал приход доктора Сортино. Мара поняла прежде, чем он заговорил, что прогнозы не лучшие. Она поднялась с кресла, все еще держа Фалькона за руку, и ждала.
— Это лейкемия.
Два слова. Два ужасных слова.
Мара закусила губу, чтобы не заплакать. Она прижалась лицом к груди Фалькона, словно надеясь убежать от надвигающегося несчастья. Но бежать было некуда.
— Мы уже стабилизировали ее состояние, — говорил доктор Сортино, — и на днях возобновим химиотерапию… Не отчаивайтесь, у детей бывает такой рецидив, но потом они выздоравливают полностью.
Мара подняла на него заплаканные глаза.
— Но некоторые — нет, — мучительно выговорила она.
— Некоторые — нет, — нехотя согласился доктор. — Поживем — увидим.
— Можно ее повидать? — спросил Фалькон.
— Да, можете. Она сейчас спит. Няня покажет вам ее палату.
И доктор покинул их, не сказав больше ни слова. Но Мара услышала достаточно.
— Обними меня, — сказала она Фалькону. — Держи меня.
Фалькону тоже необходимо было почувствовать ее тепло. Потому что ему было холодно. Очень холодно.
— Она выздоровеет, — сказал он Маре. — Она должна выздороветь.
Но когда они увидели лицо дочери на больничной подушке, почти такое же белое, как наволочка… Они стояли молча, крепко держась за руки.
— Твой пони ждет, когда ты выздоровеешь, — прошептал Фалькон на ухо спящей девочке, — и твою маму надо немножко пощекотать… И мне нужно, чтобы кто-нибудь прыгал возле дома, — добавил он приглушенным голосом.
Он повернулся к Маре, и она обняла его, тихо поглаживая и успокаивая. Его сильное тело вздрагивало от неслышных рыданий, и это было еще ужасней оттого, что он пытался сдержаться и не мог.
Мара протянула руку и дотронулась до щеки Сюзанны.
— Спокойной ночи, Сюзи, спокойной ночи… — прошептала она и обратилась к Фалькону:
— Пойдем домой.
Они уже не думали об отдельных спальнях. Фалькон не выпускал руку Мары из своей руки. Он довел ее до кровати и молча раздел, потом разделся сам, уложил ее в постель и лег рядом, прижимаясь к ней всем телом.
— Ты нужна мне, — прошептал он.
Мара поняла его. И она отдалась ему вся, даря ему любовь, и успокоение, и надежду — то, в чем так нуждались они оба. И это соединение двух тел было соединением душ, измученных ожиданием, отчаянием и страхом.
Сердце Мары было полно любовью, она позволила Фалькону проникнуть в сокровенные глубины ее души, в те потаенные пространства, куда никому не было доступа с тех пор, как Грант сказал, что она не единственная женщина в его жизни. Для Фалькона-то она была единственной. Он готов был дать ей все, и она тоже вся отдавалась ему.
Фалькон лежал рядом с Марой, чувствуя нечто большее, чем простое удовлетворение. Эта ночь отличалась от всех остальных. Мара больше не сдерживала себя, она была вся огонь и желание, и, засыпая в ее объятиях, Фалькон думал, что его чувство к этой женщине больше, чем влечение или страсть, больше, чем восхищение. Он любил ее, любил ее тело, душу, сердце.
Ему хотелось говорить, ему нужно было высказаться.
Я люблю тебя, Мара. Я буду любить тебя всю жизнь. Я хочу, чтобы у нас с тобой были дети, ведь Сюзанне надо с кем-то играть. Вы обе будете счастливы, я обещаю.
Но ничего этого он не успел сказать. Мара уже спала.
Во время нового курса химиотерапии Мара с Фальконом не обсуждали свою совместную жизнь, свое будущее. Казалось, Сюзанна была связующим звеном между ними. Никто из них не хотел думать о том, что с ними произойдет, если случится страшное и Сюзанна уйдет из их жизни. Возможно, окажется невыносимо оставаться вместе после этого, потому что каждый будет видеть в тоскливых глазах другого напоминание о дочери, которую они потеряли.
Несмотря на это, их любовь мало-помалу росла.
Они разделили обязанности по уходу за Сюзанной, сменяя друг друга, когда один видел, что другой теряет терпение, не может больше выносить капризы больного ребенка или падает духом перед лицом опасности, не в силах наблюдать, как девочка отчаянно борется с болезнью.
Они проводили вместе все ночи, занимаясь любовью. Ни один не осмеливался произнести вслух слова, разрывающие его сердце. Они говорили друг другу о своей любви только так, как могли себе позволить. Потому что не было смысла связывать себя признаниями и обещаниями, пока… пока Сюзанна не выздоровеет.
Мара привыкла каждое утро вставать с восходом солнца, как и Фалькон, чтобы приготовить ему завтрак.
— Я могу накормить себя сам, — протестовал он, — я ведь знаю, ты устала.
Она нежно обводила пальцем его глаза, потемневшие от горя и недосыпания, и спрашивала:
— А ты нет?
— Одна очень сексуальная особа не дает мне глаз сомкнуть целую ночь, отвечал Фалькон.
— Напомни ей, что тебе надо утром на работу, и я уверена, она оставит тебя в покое, — с нежной усмешкой возражала Мара.
Фалькон обнимал ее, покрывая поцелуями ее лицо.
— Лучше я не буду спать… Мара чувствовала, что ее любят, ею восхищаются, что она нужна.
— Ну, иди, иди, тебе надо работать, — ласково выпроваживала она Фалькона из кухни.
Иногда поздно ночью, после бурных объятий и страстных поцелуев, когда Мара засыпала, утомленная любовью, Фалькон возвращался в свой кабинет. Он хотел показать Маре, что ее муж достаточно обеспеченный человек, что он сможет дать ей все, что она захочет, если их брак останется браком по истечении срока договора. Фалькон планировал будущее, чего он никогда не делал, пока Мара не пришла в его жизнь.
Однажды ночью Мара проснулась и обнаружила, что она одна. Она отправилась на поиски Фалькона и нашла его в кабинете.
— Что ты здесь делаешь в пять утра? — спросила она строго. — Тебе надо спать.
Он повернулся на своем крутящемся стуле. Мара, для которой стало привычкой находиться в объятиях Фалькона, присела к нему на колени, наклонила лицо к его лицу и нежно поцеловала в губы.
— Ну, — прошептала она, — скажи мне, что происходит. У нас финансовые неприятности? Может быть, мне пойти опять в повара?
— Нет, — ответил Фалькон не без гордости, — единственная причина, почему я сижу здесь, — это то, что я хочу обеспечить наше будущее, чтобы ты могла спокойно сидеть дома с Сюзанной, когда она вернется. И с нашими будущими детьми.
Фалькон колебался, дозволено ли ему преступить невидимую черту, и, поскольку Мара никак не поддержала его, он вернулся в нейтральную область.
— Я хочу убедиться, что на ферме все будет в порядке и что мы не пострадаем из-за моих рискованных предприятий.
— Ты без риска не можешь, — мягко сказала Мара.
— Смотря какой риск, — возразил Фалькон.
— Сейчас узнаем, какой риск тебе нужен, — промурлыкала Мара, легонько кусая его за мочку уха. Ее рука скользнула по его обнаженной груди вниз, к пижамным штанам, которые Фалькон надел на случай, если нужно будет пойти проведать Сюзанну. Он был уже возбужден до предела, когда ее рука достигла цели своего путешествия.
— Мара, — простонал он, — уже рассвело. Через час мне надо быть на работе…
— О, у нас впереди целый час? Мне этого вполне достаточно!
Они занимались любовью бурно, стремительно, раскованно. Мара испытала оргазм дважды, прежде чем Фалькон, удовлетворенный, откинулся на спину рядом с ней на ковре, взволнованно и тяжело дыша.
Фалькон застонал:
— Прости, я не хотел быть таким грубым… Она посмотрела на след укуса у него на плече и произнесла со смехом:
— Прости, я тоже не хотела быть грубой… Прости!
Однажды, когда оба, и Мара и Фалькон, находились в подвешенном состоянии, Мара заглянула на улицу, где стоял ее дом, тот дом, который она купила для них с Сюзанной. Это была тихая зеленая улица и милый домик, но, к удивлению своему, Мара не испытала никаких особенных чувств. А ведь для того, чтобы сохранить этот дом, она вышла замуж за Фалькона Уайтлоу.
Она вошла внутрь и походила по комнатам. Чувствовалась пустота, хотя комнаты были меблированы. Она поразилась, как это место много значило для нее раньше. И поняла, что это не был ее дом, а всего лишь идея дома, некое представление о доме, который должен быть у каждого человека. Но настоящий дом — место, где ты живешь и где тебя любят, дом — там, где Фалькон и Сюзанна. Дом — это «Би-Бар».
Мара бросилась на кровать в своей комнате и неожиданно для самой себя разрыдалась. Она плакала о том, чего не было, о том, что она могла бы пережить и не пережила с Грантом. А что было бы с ней, если?.. Здесь, в этом доме, где она надеялась обрести счастье, она поняла, что с Грантом никогда не была счастлива. Грант — прошлое, причем такое, которое лучше забыть. Ее первая любовь умерла и похоронена. У Гранта нет больше власти над ней.
Единственный вопрос теперь был, хватит ли у нее смелости забыть свои страхи, преодолеть неуверенность и получить то, что ей так необходимо сейчас и, в сущности, было необходимо всегда. Она шла на риск. Ей снова могли причинить боль. Может быть, она никогда не будет счастлива. Все зависит от того, доверится ли она судьбе.
Доверяет ли она Фалькону Уайтлоу, который меньше чем год назад еще был безответственным, сумасшедшим, без царя в голове? Или ее жизнь с ним будет так же, как и с Грантом, полна испытаний и горя? Действительно ли тот Фалькон, которого она видит в течение последних месяцев, — настоящий Фалькон? Не станет ли он прежним, когда Сюзанна выздоровеет?
Мара присела на край кровати и сжала руками голову. Гарантий нет. Нужно рискнуть, попытаться вытянуть счастливую карту. Нужно принять решение. Потому что она знает: когда Сюзанна будет вне опасности — а она будет когда-нибудь, Фалькон задаст ей самый важный вопрос и потребует ответа.
И ей придется ответить «да» или «нет».