Подари мне лошадку

Глава 10

— Привет, мам! Я в больнице.

— Фалькон? Что у вас там? Плохие новости?

— Она пошла на поправку.

— О, Фалькон, как здорово! — закричала Кэнди. — Я так рада за вас!

— Скажи папе, и Заку, и Коллин. — Фалькон подумал, что не сможет поговорить со всеми. Он с трудом сдерживал волнение в голосе.

— Как Мара? — спросила Кэнди.

— Хорошо.

— Когда мы вас увидим?

— Я не знаю, мам. Сейчас все так неопределенно. Я позвоню, когда обстановка прояснится. Ладно? Мне пора, пока!

— До свиданья, Фалькон. Береги себя. Скажи Сюзанне и Маре, что мы их любим.

Когда обстановка прояснится. Фалькон не знал, скоро ли это произойдет. Разумеется, только тогда, когда Мара согласится, чтобы их фиктивный брак стал наконец настоящим. Хотя с тех пор, как Сюзанне стало лучше, Мара не переменилась к нему, ничего еще не ясно. Пока не сказаны слова, все остается по-прежнему.

Понадобилось много времени — Рождество наступило и прошло, — чтобы химиотерапия подействовала вторично.

— Мы теперь не будем ждать, что все произойдет сразу, — нежно утешала Сюзанну Мара, когда они возвращались домой из больницы. — И не будем пока прыгать и веселиться.

— Да, попрыгай пока в кроватке, — ободряюще кивнул девочке Фалькон.

Мара предостерегающе взглянула на Фалькона. Она едва не потеряла Сюзанну. Она не собиралась больше рисковать теперь, когда им был дан еще один шанс.

У Фалькона в голове было полно идей относительно того, как нужно вести себя Сюзанне в эти критические для ее здоровья дни. В течение нескольких последующих недель двое взрослых только и делали, что спорили о том, что должна и чего не должна делать их дочь после кризиса.

— Ребенок не может все время ходить таким закутанным! — спорил Фалькон.

— Нет, ребенок должен ходить так, как я считаю, и так и будет! — не сдавалась Мара.

— Она маленькая девочка. Ей нужно бегать и прыгать.

— Чтобы она опять заболела? — горячо возражала Мара.

Фалькон сжимал ее в объятиях и начинал кружить по комнате.

— Конечно, мы должны беречь ее, но ей нужно жить нормальной жизнью, как все дети!

Мара понимала, что Фалькон прав. Она становилась чересчур осторожной.

— Но я так волнуюсь, — возражала она слабым голосом.

— Я же здесь, — говорил Фалькон. — И я слежу за вами обеими.

Это было почти признание в любви, одно из самых смелых, какое он себе позволял. Он хотел пойти дальше. И сказать ей все до конца, но Мара остановила его:

— Я знаю, ты будешь заботиться о нас. Но ведь так будет не вечно. Ты не обещал и не собирался делать это, когда женился на мне, — напомнила она.

— Но…

Опять она прервала его:

— Я не хочу думать о будущем. Я хочу поступать так, как ты посоветовал мне однажды. Хочу наслаждаться сегодняшним днем и не думать больше ни о чем. Может быть, когда у Сюзанны дела пойдут совсем хорошо, я подумаю… Но сейчас… наша жизнь такая… неопределенная…

Ну мог ли он при этом продолжать говорить ей об их совместном будущем? И все же он считал своим долгом возразить:

— Ты действительно думаешь, что твоя жизнь зависит от того, сколько времени Сюзанне понадобится, чтобы окончательно выздороветь? Но ведь ясности не будет до тех пор, пока ремиссия не продлится пять лет! Пять лет, Мара-Это долгий срок.

— Я знаю. Наверное, я выгляжу смешно. Но мне нужно время, чтобы поверить, что у нас действительно есть будущее — у меня и у Сюзанны.

Он с болью убедился, что его не включают в картину будущей жизни.

— Год, — продолжала Мара. — Если ремиссия продлится год, я разрешу себе надеяться.

Но сейчас еще опасно верить в будущее. Ведь ты понимаешь, правда?

Он понимал ее. Да, так оно и есть. Мара не хочет давать ему и самой себе обещаний, которых не сможет сдержать. Он хотел сказать, что они могли бы остаться вместе, даже если произойдет худшее — если Сюзанна умрет. Но он понял, что не сможет даже выговорить подобных слов. Сюзанна стала ему так дорога за это время, будто она его плоть и кровь.

Любому постороннему наблюдателю они показались бы нормальной, вполне счастливой семьей — в течение зимы и весны. Сюзанна быстро поправилась настолько, чтобы начать шалить. Это создало новые проблемы для Фалькона с Марой. Они больше не были осторожными родителями больного ребенка — они были родителями, которые стараются вырастить послушную, честную, ответственную и самостоятельную дочь.

Фалькон неожиданно обнаружил, что сочувствует своим родителям в том, что касается строгого воспитания и строгих правил, которые они пытались внушить своим детям. За время своей болезни Сюзанна привыкла, что с ней все носятся, исполняют любые ее желания. Первый раз, когда Фалькон настоял на том, чтобы она подняла и повесила свое полотенце на вешалку в ванной, Сюзанна повела себя как настоящий избалованный ребенок.

— Повесь сам, — сказала она.

Фалькон немного растерялся, но сразу решил, что не позволит восьмилетнему ребенку командовать собой.

— Подними-ка его, Сюзи. Иначе ты сейчас пойдешь в свою комнату и проведешь остаток утра в серьезных раздумьях. Не мешает тебе поразмыслить о том, как вести себя в нашей семье.

— Ты не мой папа, — закричала Сюзанна. — Ты не можешь мне приказывать!

Фалькон был ошеломлен выходкой этого ребенка, который последние девять месяцев значил для него больше всего на свете. И правда, не он отец Сюзанны, но и отец не мог бы быть добрее, мягче с ней все это время, чем был он. Но память у детей — это он понял — короткая и своеобразная.

— Сюзанна Эйнсворт! Ты сейчас же извинишься перед Фальконом! — Мара слышала их диалог и тоже была поражена поведением дочери. — Ты немедленно поднимешь полотенце и повесишь его на вешалку. А потом отправишься к себе в комнату и просидишь там до обеда.

— Извини, Фалькон, — недовольным голосом произнесла девочка и повернулась к матери. — Я же подняла полотенце. — Она действительно повесила его на место. — Почему я должна идти в комнату?

— Потому что ты была грубой и несправедливой, — ответила Мара.

— Почему я должна слушаться Фалькона? — капризно спросила Сюзанна. — Ведь он и правда не настоящий мой отец!

Мара быстро взглянула на Фалькона — его лицо будто окаменело — и на дочь. Эта девочка — единственное, что их связывает с Фальконом. Это из-за нее он находится в подвешенном состоянии, пока она не выздоровеет. Это из-за нее он в таком дурацком положении. От нее все зависит. Пора ей понять это.

— Фалькон на самом деле твой отец, — сказала Мара, — и ты должна делать то, что он говорит. Ты должна повиноваться ему и уважать его.

Сюзанна обратила к Фалькону широко раскрытые карие глаза.

— Ты действительно мой папа? Навсегда, да? — В ее голосе теперь было скорее любопытство, чем воинственность.

Фалькон в отчаянии посмотрел на Мару. Ему хотелось сказать «да», хотелось, чтобы она подтвердила это.

Мара поняла, что должна принять решение.

— Да, — ответила она за Фалькона. И это оказалось легко, очень легко согласиться на жизнь с Фальконом.

Их глаза встретились на секунду. Мара была потрясена глубиной чувства во взгляде Фалькона. Она поняла, что поступила правильно. Она связана с этим человеком. На все времена. Они вместе встретят и радость, и беду. И богатство — а он начал уже тратить деньги, как Крез, — и бедность. Болезни — и не одну только болезнь Сюзанны — и здоровье. Оставалось сказать это наконец вслух.

Только сейчас, ступив на край пропасти, Мара испугалась, захочет ли Фалькон заключить ее в свои объятья.

— Ну ладно, будь моим папой, — милостиво произнесла Сюзанна так, как дети принимают вещи, которые им не дано выбирать, — с апломбом и несомненным достоинством. — Извини, Фалькон, — повторила она уже со смирением в голосе. Она подошла к нему и обвила руками его талию. — Вообще-то я рада, что ты теперь навсегда мой папа. Мне нравятся такие люди, как ты. — И она подняла к нему невинное, ангельское лицо. — Мне все еще надо идти в комнату?

Фалькон взял девочку на руки и сильно встряхнул ее.

— Господи, как же я все-таки люблю тебя, Сюзи! Я так рад, что ты навсегда моя дочка! — Потом он поставил ее на пол и добавил:

— И ты все равно должна идти в свою комнату. — Сюзанна скорчила рожицу.

— Ну хорошо. А если я посижу в комнате до обеда, можно мы поедем после обеда кататься?

Фалькон покачал головой, удивляясь ее настойчивости. Он вопросительно взглянул на Мару, та кивнула.

— Хорошо, — согласился строгий отец. — До обеда ты подумаешь, а после обеда мы поедем кататься.

— Урра! — закричала Сюзанна и радостно побежала в свою комнату.

Фалькон с преувеличенным возмущением нахмурил брови.

— Я все сильнее начинаю уважать своих родителей, когда вижу, что происходит здесь, по другую сторону баррикады.

— Не так легко найти нужное слово в нужный момент, — задумчиво проговорила Мара.

— Но ты это серьезно сказала? Что я могу остаться отцом Сюзанны навсегда? Мара покраснела.

— Да, — прошептала она, — если хочешь.

— Если я хочу? Ты спрашиваешь! Я же люблю Сюзанну. — Он перевел дыхание. И я люблю тебя.

Мара ни разу не дала ему возможности высказаться.

— Мне нужно еще много всего переделать, если я поеду кататься с вами после обеда.

Она отступила на несколько шагов, потом повернулась и почти выбежала из комнаты. Она вела себя как норовистая молодая лошадка, которая вот уже подошла и взяла сахар из рук хозяина, но вдруг испугалась и убежала прочь. Как и лошадка, она знала, что вернется. Потому что тот, кто раз попробовал сахар, никогда не сможет забыть его вкус.

Нужно только подождать, пока ее разметанные мысли придут в порядок и чувства успокоятся. И дать ей понять, что он будет ждать, пока она не почувствует, что готова вступить в новую стадию их отношений.

По крайней мере напряжение, в котором они жили последние девять месяцев, спало. Но Фалькон не мог руководствоваться только чувствами. Он хотел, чтобы слова были произнесены. Хотел, чтобы все прояснилось раз и навсегда. И если он будет терпелив и осторожен сегодня, есть шанс, что Мара придет к нему сама.

Перед самым ланчем Сюзанна вприпрыжку вбежала на кухню.

— Ну что, мы едем кататься?!

— Что скажешь, Мара? — вслед за ней спросил Фалькон. — Сейчас поедем или после ланча?

Мара доела последний бутерброд.

— Я соберу все для пикника. Поедем на пруд, — сказала она, — только не рысью!

Фалькон и Сюзанна гордо проскакали последние несколько сотен ярдов до пруда под неусыпным надзором Мары.

— Ох! Я этого не позволяла! Слишком быстро, — со смехом сказала Мара.

— Я хочу есть, — сказала Сюзанна. — Мы будем есть?

— Конечно. Отвяжи, пожалуйста, одеяло от своего седла, а я достану бутерброды. — И Мара тоже принялась отвязывать сумки от седла своей лошади.

Фалькон подошел к ней:

— Дай-ка я, а ты лучше помоги Сюзанне расстелить одеяло.

Все трое ели так, словно хотели наесться на всю жизнь. Потом, довольные, они откинулись на одеяле, глядя, как по небу плывут облака и как ветер шевелит над их головами юную, пронизанную солнцем листву.

Через некоторое время Сюзанна заснула.

— Все-таки она быстро устает, — заволновалась Мара, по привычке прикусывая нижнюю губу.

— Да все дети засыпают вот так, моментально, разве нет? Особенно если родители им не мешают… Она здорова, Мара, не беспокойся так, пожалуйста.

— Я стараюсь, — пробормотала Мара. Она поднялась с одеяла и отошла на несколько шагов туда, где они не могли бы потревожить Сюзанну.

Когда Фалькон подошел к ней и обнял ее за талию, она откинула голову назад, прислонившись к его плечу. Это было хорошо. Это было правильно. Она хотела навсегда остаться с Фальконом. Она хотела, чтобы они были мужем и женой. Но он? Что, если она оттолкнула его своими словами сегодня утром? Что, если он не захочет после этого оставаться с ней и с Сюзанной? Ей необходимо было узнать правду.

— Я была не права сегодня утром, — с трудом произнесла она. — Если ты хочешь избавиться от нашего брака, только скажи.

— Что?

Мара не поняла даже, облегчение или ярость прозвучали в этом коротком вопросе, но руки Фалькона сжали ее чересчур крепко, так, что ей стало больно.

— Мне тяжело дышать, — жалобно запротестовала она.

Он ослабил объятие, но не отпустил ее. И не сказал ничего. Может быть, он все-таки хочет разорвать их союз?

Она продолжала:

— Когда Сюзанна спросила тебя, правда ли, что ты всегда будешь ее папой, я ответила «да». Но ведь мы никогда не говорили с тобой об этом, Фалькон. Ты можешь свободно выбирать. Я знаю, было бы нечестно удерживать тебя, если ты хочешь освободиться от нас обеих…

Он резко развернул ее, не ослабляя хватки.

— Посмотри-ка на меня, Мара. Но она не осмелилась. Ей стало страшно. Он приподнял ее подбородок и повторил:

— Посмотри на меня.

Он подождал, когда она наконец поднимет глаза, прежде чем говорить дальше.

Его глаза были близко, совсем близко. Рот решительно сжат. Фалькон не был слабым мужчиной. Он не позволит ей упасть в бездну. И всегда будет рядом, чтобы подхватить ее в минуту опасности.

— Я хочу быть отцом Сюзанны, — проговорил он низким, сдавленным голосом. Очень хочу.

— Но это значит, ты будешь связан со мной, — сказала Мара, вымученно улыбаясь.

Фалькон отпустил ее подбородок и обнял за плечи.

— Я люблю тебя, Мара. Я хочу, чтобы ты стала моей женой навсегда.

Сердце Мары чуть не выпрыгнуло из груди, когда она услышала это признание в любви. Но ей нужно было убедиться, что это правда, что Фалькон не сомневается в своем решении.

— Ты уверен?

Последовала тишина. Мара затаила дыхание.

Фалькон был потрясен этой очередной попыткой освободить его. Разве она не слышала, что он сказал? Неужели она не понимает, как сильно он ее любит? Только одно могло изменить его намерение быть мужем Мары Эйнсворт — то, что она сама этого не захочет. Ему тоже нужно было услышать, что Мара его любит. Ему нужны были именно эти слова. Но он боялся спросить ее. Что, если она скажет «нет»?

Первый раз в жизни Фалькон не находил слов для объяснения с женщиной.

— Мара, ты… Может быть, ты сама… но если это возможно…

— Что ты говоришь, Фалькон? Я не понимаю…

— Он хочет знать, любишь ты его или нет, — раздался детский голосок позади них.

— Что?

Оба взрослых уставились на маленькую девочку, лежавшую на животе. Подперев голову, Сюзанна легкомысленно болтала в воздухе ногами.

— Я думала, ты спишь… — смутилась Мара.

— А я не сплю, — бойко возразила Сюзанна. — Ты его любишь, мама?

Мара покраснела, а Фалькон испугался. Он попытался что-то сказать, облегчить ей путь к отступлению, произнести слова, которые погубят их любовь, но в горле у него стоял комок, он чуть не задохнулся. В следующую секунду ему уже не надо было говорить, потому что Мара просто объявила:

— Да, Сюзи, я его очень, очень люблю. Мара и Фалькон обменялись ликующими взглядами, и Фалькон заключил Мару в объятия, чтобы наконец с полным правом поцеловать ее. Сюзанна подбежала к ним и потянула Фалькона за рубашку, требуя и ее включить в семейные объятия.

— Люби и меня, папа, — сказала она.

— И тебя, Сюзанна, — уверил Фалькон девочку, — я люблю вас обеих и буду любить всегда.

Фалькон поймал взгляд Мары, и ее глаза сказали ему больше, чем любые слова. Нет гарантий, что они будут жить долго и счастливо: таких гарантий нет ни у кого на земле. Но одно им было обещано на все века — любовь, и этого вполне достаточно.

— Пойдем домой, — сказал Фалькон и добавил Маре на ухо:

— Я хочу заняться любовью со своей женой.

— Да, — ответила Мара нежно, — пойдем домой.