Подделка

Глава 8

Оказавшись в подвале, Тильда включила свет в мастерской отца и впервые заметила, как холодно поблескивают белые шкафы и стены. Стерильная чистота больницы. Оказавшись в се белой спальне, Дэви мгновенно подметил, что комната выглядит как морозильная камера, и теперь, находясь в безупречно чистой мастерской, она поняла его правоту. Монохромная белизна прекрасно подходила к студии, заполненной картинами, и наводила тоску в жилых помещениях. Может, стоит на недельку оторваться от работы, нарисовать на чердаке джунгли, сочные зеленые листья, вьющиеся по стенам и в изголовье кровати? Только на этот раз никаких Адама и Евы, они слишком банальны, просто дешевка, она нарисует джунгли, в которых сможет прятаться Стив.

Тильда грустно усмехнулась. Ей еще много лет не удастся оторваться от работы, а если и удастся, то какие тут джунгли? Джунгли – для малолеток вроде Надин. Нет, она выкрасит стены в приятный голубой цвет… может, с десяток звезд на по толке, несколько легких облачков на стенах, чтобы спать на небесах…

Очередная глупость. Пора становиться практичной!

Она поставила завтрак на чертежный стол, прошла в другую часть мастерской, где располагались шкафы с многочисленными ящиками, и выдвинула тот, на котором была наклейка «Девятнадцатый век».

Перебирая репродукции, Тильда нашла «Лилии» Моне, которым скоро предстояло красоваться на стене ванной в Нью-Олбани. Что же, подделка импрессионистов требует не так много времени, как мастера Ренессанса, так что на следующей неделе у нее, возможно, будет время выкрасить свою комнату. Может, в желтый цвет. С подсолнухами по стенам, только с настоящими солнышками вместо головок…

– О, ради Бога, – произнесла она вслух. – Никаких подсолнухов!

Тильда положила репродукцию на стол, поставила запись Мелиссы Этеридж и включила привинченную к краю стола лампу, которая отбрасывала чистый белый свет, не искажавший цвета на репродукции. Она принялась есть левой рукой, правой размечая оттенки, сосредоточившись на той работе, которая приносила деньги, и почти не слушая Мелиссу, певшую «Я единственная». Что же, работа как работа, ничем не хуже других. Она сама себе хозяйка, а если и приходится рисовать, то она это любит. И пятнадцать лет провела, создавая себе репутацию большой художницы. Мастера подделок размером с фреску.

Жизнь могла бы быть куда хуже. Что, если бы ей пришлось зависеть от кого-то? Отчитываться перед боссом? Притворяться, будто симпатизирует кому-то, чтобы только иметь деньги и еду? Вот это был бы ад! Так что ей еще крупно повезло.

Тильда всмотрелась в репродукцию.

«Ненавижу Моне. Просто ненавижу», – подумала она и вернулась к работе.

Всего в трех кварталах от галереи Клеа сидела за завтраком, нетерпеливо барабаня пальчиками по кофейной чашке. Она едва сдерживалась, чтобы не швырнуть ею в Мейсона, однако ухитрялась при этом излучать нежность и теплоту; он должен понять, что она именно та женщина, лицо которой ему хочется видеть за столом до конца дней своих.

– Не могла бы ты прекратить? – буркнул Мейсон, глядя на нее поверх газеты.

– Ах, извини, – пропела Клеа, отнимая руку. – Просто задумалась.

– В таком случае не думай, – посоветовал Мейсон, возвращаясь к газете.

Нехорошо, Совсем нехорошо. Сначала пришлось провести целый вечер в этой крысиной норе, именуемой галереей, и наблюдать, как Мейсон трясется над никому не нужными бумажками и флиртует с Гвен Гуднайт. Потом откуда-то взялся Дэви Демпси, и в довершение всего Мейсон, вернувшись домой, заявил, что чувствует себя слишком усталым для секса. Нужно немедленно что-то предпринять.

– Снова барабанишь, – проскрипел Мейсон, сворачивая газету.

– Прости. – Клеа отодвинула чашку и вымучила улыбку. – Так что мы собираемся сегодня делать?

– Лично я буду работать над исследованием творчества Скарлет Ходж. Что будешь делать ты – не знаю, – отрезал Мейсон.

– Вот как, – прощебетала Клеа, стараясь выглядеть независимой и жизнерадостной. – Тогда я поеду в музей, посмотрю здешних примитивистов. Хочу сравнить их с коллекцией Сирила.

– Прекрасно, – сухо обронил Мейсон. – Тем более что уровень коллекции Сирила вряд ли дотягивает до музейного.

– А он считал иначе, – возразила Клеа, с огромным усилием сохраняя на лице улыбку. Во всяком случае, Рональд уверил в этом Сирила незадолго до смерти последнего. Возможно, конечно, что Рональд и тут ошибся, тем более что страховая компания почему-то подозрительно тянет с выплатами.

– Да, вот только после его кончины не нашлось ни одного такого же ценителя, не так ли? – Мейсон отодвинул стул и встал. – Прости, Клеа, не хотел неуважительно отзываться о твоем муже, но коллекционером он был никудышным.

– Зато человеком хорошим! – вскинулась Клеа, удивим не только Мейсона, но и себя.

– А вот это правда, – согласился Мейсон, улыбнувшись впервые за все утро.

– Скажи, если потребуется помощь, – попросила Клеа, подавшись вперед и демонстрируя не только готовность, но и восхитительный вид спереди.

– Знаешь, какой помощи я от тебя жду? – Клеа еще больше подалась вперед. – Было бы очень неплохо, если бы ты приготовила завтрак. Уже неделю мы обходимся тостами и кофе. Сможешь сделать омлет?

Клеа почувствовала, как улыбка застыла у нее на губах.

– Омлет?

– А, ладно, – отмахнулся Мейсон, отворачиваясь. – Пожалуй, нам стоит нанять кого-то. Как звали того официанта, что организовал здесь ужин?

– Томас, – с трудом ответила Клеа, все еще не в силах справиться с губами.

– Может, Томас умеет готовить завтраки? – бросил Мейсон, поднимаясь наверх.

Клеа тяжело осела на стул. Завтрак. Он хочет превратить ее в кухарку. Она, со своей безупречной кожей, четвертым размером, знанием каждой сексуальной позиции, какую только может захотеть мужчина за пятьдесят, неувядаемой жизнерадостностью, способностью поддержать, сделать комплимент, изобразить страсть, должна готовить завтраки?!

Честное слово, будь у нее деньги, она навеки отказалась бы от мужчин!

В дверь позвонили, и Клеа пошла открывать. Вдруг это Томас снова ищет работу? Если нанять его, он сможет заодно и двери открывать.

Справившись с тяжелой дубовой дверью, она удивленно моргнула. На крыльце стоял мужчина. Высокий, с обветренным лицом. Черные, седеющие на висках волосы, холодные серые глаза, квадратный подбородок, плечи, на которые может опереться женщина… определенно не Томас.

«Как было бы хорошо, имей ты деньги…» – подумала Клеа, вбирая взглядом все остальное: потертый твидовый пиджак, поношенные джинсы, ботинки, видевшие лучшие дни… не богат.

Она не позволила себе еще раз посмотреть ему в лицо.

– Мы ничего не покупаем.

И уже хотела закрыть дверь, но он просунул в щель ботинок.

– Клеа Льюис?

– Да, – прошептала Клеа, ежась от внезапного озноба. Она была уверена, что никогда раньше не встречала этого человека, и все же…

– Меня послал Рональд Эббот. Решить вашу проблему.

– Проблему?

– Будет лучше, если я войду, – медленно протянул незнакомец. – Чем дольше соседи будут любоваться мной, тем лучших свидетелей получит правосудие.

– Свидетелей? – пролепетала Клеа.

«О Господи, я ведь велела Рональду избавиться от Дэви!» Мужчина наконец улыбнулся. Клеа не назвала бы его улыбку приятной.

– Если что-то пойдет не так, – добавил он.

«Я не заслужила ничего подобного. Моя жизнь должна была пойти по другому пути».

– Миссис Льюис? – вернул ее к реальности незнакомец. Клеа открыла дверь.

Дэви проснулся в прекрасном настроении, чего с ним не бывало вот уже несколько месяцев. Мало того, ощущение чего-то хорошего не улетучилось, когда он перевернулся на спину и вспомнил, кто он и где находится: разоренный, одинокий, согласившийся украсть четыре совершенно ненужные ему картины.

Он нашел ванну Тильды, принял душ, побрился и быстро оделся, задержавшись только однажды на пути к двери, когда заметил вышивку, висевшую над белоснежным письменным столом. Приглядевшись, он увидел обнаженных Адама и Еву, стоявших под раскидистым, вышитым крестиком деревом в окружении крошечных животных с крошечными зубами.

Под всем этим были вышиты строчки:

Дэви мысленно приказал себя быть повежливее с Гвенни и, перепрыгивая через ступеньку, отправился на поиски Тильды и завтрака, причем не обязательно в таком порядке.

Вместо этого он нашел Надин, сидевшую в офисе за стаканом сока в платье с узором из маленьких красных чайников. В белых локончиках запуталась красная лента, кукольный ротик накрашен красной помадой, на ногах – короткие носочки с красными пятками. Тут же сидел Стив, завороженный бантами на ее туфлях, и время от времени поддевал носом то один, то другой, явно намереваясь откусить заманчивую игрушку.

– Выглядишь в точности как Донна Рид, – приветствовал Дэви. – Где твоя тетя Тильда?

– Работает в подвале. Стив, немедленно прекрати. Она велела передать, что все записи о каких-то картинах – в верхнем ящике стола. И я изображала Люси Рикардо. Донна не слишком любила узорчатые платья. Хотите сока? Ананасно-апельсиновый. Бабушка, видите ли, придает большое значение витамину С.

– Мудрая женщина! – восхитился Дэви. – Наливай.

Надин вынула из серванта стакан, и Дэви невольно ухмыльнулся. Уж очень она походила на домохозяйку пятидесятых.

– И для кого же ты так оделась? – поинтересовался он.

– Для дантиста. Доктор Марк обожает ретро. У него классная неоновая вывеска и много старых стоматологических прибамбасов. Люси – это для него.

– Ретро-дантист, – кивнул Дэви, направляясь к письменному столу. – Понятно.

– Он еще и лечит зубы без боли. И это самое главное. Гуднайты вообще очень практичны.

Дэви еще раз просмотрел старые фотографии на стене.

– Да, это сразу видно.

Открыв верхний ящик, он сразу нашел скрепленные вместе шесть карточек. На верхней значилось «Скарлет Ходж». Надин принесла ему сок и встала рядом.

– Как говорит бабушка, нельзя путать способности с непрактичностью. – И, строго посмотрев на него поверх стакана, уточнила: – Это совершенно разные вещи.

Дэви забрал карточки и закрыл ящик.

– После всего услышанного я могу заключить, что передо мной сорокалетняя женщина, изображающая шестнадцатилетнюю девчонку.

– Я – свободный дух, – покачала головой Надин. – Не следует оценивать меня обычными мерками.

– Да, это было бы ошибкой, – согласился Дэви и, сунув карточки в карман, принялся за сок. Сладкий, с отчетливой кисловатой ноткой. Чем-то напоминает Тильду.

Вошедший Эндрю кивнул Дэви, явно не в восторге от встречи, и бросил перед Надин пакет из кондитерской.

– Когда тебе к врачу?

– Через полчаса. Пройдусь пешком. Свежий воздух очень полезен для здоровья.

Эндрю кивнул и показал на ее платье.

– Миленько. Настоящая Люси.

– Спасибо, – просияла Надин.

«Хороший отец», – подумал Дэви.

– Хочешь сегодня вечером порепетировать со мной попурри из Пегги Ли?[8] – продолжал Эндрю.

– Нет, – обронила Надин, внезапно заинтересовавшись потолком.

– Свидание с пончиком? – Эндрю тяжело вздохнул и взглянул на Дэви. – Погодите, вот будет у вас дочь, начнет приводить в дом мальчишек. Тогда в голове у вас завертится только одна мысль: «Где и в чем я ошибся?»

«Может, когда впервые нарядился Мэрилин?!» Но Дэви тут же стало стыдно за такие мысли, едва Эндрю бросил на него страдальческий взгляд.

– Вы нигде и ни в чем не ошиблись, – утешил его Дэви. – Надин – замечательная девчонка.

– Должно быть, вы еще не знакомы с пончиком.

– То есть Бартоном? – Эндрю кивнул. – К сожалению, знаком. Примите мои соболезнования.

– Съешь тост из зернового хлеба, – велел Эндрю дочери, направляясь к двери. – Тебе нужна клетчатка.

– Уже съела кусочек. С тетей Тильдой. И он не пончик, – сказала Надин в спину отца, вдруг становясь нерешительным подростком – впервые за все то время, что Дэви ее знал.

– Почему пончик? – спросил он.

Помрачневшая Надин открыла шкаф и вынула буханку зернового хлеба.

– Согласно бабушкиной классификации, в мире есть только два вида мужчин: пончики и булочки.

– Скажи, в вашей семейке есть хоть один нормальный человек?

– Сначала определите, что такое «нормальный», – потребовала Надин, сунув два кусочка хлеба в желтый тостер Гвен.

– Не важно. Значит, пончики и булочки.

– Пончики – это парни, от которых у вас слюнки текут, – пояснила Надин и поставила на стол арахисовое масло. – Шикарные, неотразимые, с хрустящей корочкой, покрытые шоколадной глазурью. Стоит увидеть такого, как немедленно хочется заполучить, а если не удается, думаешь об этом целый день и все равно возвращаешься и пробуешь снова, потому что это пончик.

– Поджарь и мне пару тостов, – попросил зверски проголодавшийся Дэви.

Надин подтолкнула к нему пакет:

– Там булочки с ананасно-апельсиновой начинкой.

Дэви немедленно выудил одну.

– У вас пристрастие к ананасам с апельсинами?

– Скорее, ко всему пряному. Но вообще мы любим всякие смеси.

– Это я уже понял. Так, значит, от пончиков слюнки текут.

– Верно. А вот булочки совсем неинтересные. Так, комки теста, все одинаковые, и никакой глазури.

Дэви взглянул на свою булочку. Поджаристая, аппетитная, С высокой золотистой короной. И никакой комковатости.

Он жадно надкусил булочку. Изумительно. И уж во всяком случае, пряно.

– И хотя булочки тоже могут быть превосходны, – продолжала Надин, – особенно ананасно-апельсиновые, они все же не пончики.

– Значит, пончики так хороши? – заключил Дэви, стараясь поддержать беседу.

– Ну да, на одну ночь, – засмеялась Надин. Тост выскочил, она сунула в тостер еще два кусочка и набросилась на масло, намазывая его толстым слоем. – Но наутро корочка больше не хрустит, глазурь прилипла к пакету, пончики размякли, липкие и вообще ужасные. Нельзя сохранить пончик больше чем на одну ночь.

– Вот как? Значит, булочки… – догадался Дэви.

– На следующий день они еще лучше. Булочки – для долгого употребления, они всегда остаются вкусными. Такую булочку совсем не обязательно возжелать любой ценой, но наутро ее по-прежнему хочешь.

Она вгрызлась в тост крепкими белыми зубами, делающими честь трудам доктора Марка.

– А Бартон – пончик, – уточнил Дэви.

– Еще не определила, – призналась Надин с полным ртом. – Я считаю, что в нем много от булочки, но могу и ошибаться.

– Ты ошибаешься.

– Может, и нет, – сказала Надин, вынимая тосты Дэви. – Мне кажется, он меня понимает.

– В таком случае держись за него, – посоветовал Дэви. – Он один на миллион.

– Да, я так и решила, – кивнула девочка, поставив Стакан в раковину. – Пойду почищу зубы. Было приятно поболтать. Кстати, утром я встретила на лестнице вашего друга Саймона. Он тоже очень милый.

– Спасибо, обязательно ему передам, – пообещал Дэви и, не удержавшись, спросил: – А кто же я? Пончик или булочка?

– Приговор пока не вынесен. Бабушка считает, что вы булочка, притворяющаяся пончиком. Папа считает, что вы пончик, притворяющийся булочкой.

– А тетя Тильда?

– Тетя Тильда говорит, что вы пончик, но она – на диете. Только насчет диеты она врет, – призналась Надин, искоса поглядывая на Дэви. – Но если вы пончик, значит, скорее всего, уедете, хотя мы, наверное, будем по вас скучать.

– Правда? – удивился Дэви.

– Да. Вы могли бы прекрасно вписаться в нашу семью. Но пока говорить об этом слишком рано. Так что будьте булочкой.

Она похлопала его по плечу и устремилась к двери.

– Попытаюсь, – слегка смущенно пообещал Дэви. – Эй, Надин!

Надин просунула голову в дверь.

– А как насчет Саймона?

– Пончик. Неутомимый.

– Ты еще слишком молода, чтобы знать насчет неутомимости, – строго заметил Дэви.

Надин закатила глаза.

– Вы и понятия не имеете, для чего я слишком молода, дедушка, – хихикнула она и, повернувшись, налетела на Саймона.

– Здравствуй, Надин, – приветствовал ее тот с легким британским акцентом – подтянутый, безукоризненно вежливый.

Надин вспыхнула, кивнула, взлетела по ступенькам, тут же вернулась:

– Дэви, не могли бы вы присмотреть за Стивом, пока я у дантиста?

Дэви оглядел Стива, ответившего ему откровенно недоверчивым взглядом.

– Конечно. Прошлой ночью мы делили постель. И вообще, мы с ним приятели.

Стив втянул носом воздух и фыркнул. Дождавшись ухода девочки, Саймон спросил:

– Разве я сказал что-то грубое? Почему она покраснела?

– Нет, – заверил Дэви, протягивая ему пакет. – Съешь булочку.

– Чересчур рано для сладостей. Есть здесь поблизости приличный ресторан, где подают завтрак?

– Вечно забываю, какой ты геморрой, – проворчал Дэви. – Живешь в Америке двадцать лет, а все никак не привыкнешь есть здешнюю дрянь, черт бы тебя побрал!

– Дурная ночь? – поинтересовался Саймон, отодвигая пакет.

– Была бы намного лучше, если бы вы на пару не приватизировали мою постель, – солгал Дэви.

– Луиза, – произнес Саймон с нескрываемым уважением. – Люблю американок.

– Луиза, возможно, не вполне типичный представитель, – заметил Дэви.

– Луиза может быть всем, чем пожелает. Чрезвычайно одаренная особа.

– Счастлив за тебя.

Дэви допил сок, поднялся и поставил стакан в раковину.

– Что это ты сегодня такой мрачный? Разве ты не провел ночь со своей Бетти Буп?

– Тильдой, – поправил Дэви. – Провел.

– Вот как? Похоже, тебе стоит посочувствовать.

– Посмотрим. Почему ты здесь?

– Позвонил Кролик, – сообщил Саймон, устраиваясь за столом. – Мне он показался несколько расстроенным.

– Я и пальцем его не тронул, – поклялся Дэви, убирая сок в холодильник.

– Похоже, он считает, что тебя кто-то заказал, старик.

Дэви закрыл дверцу холодильника и призадумался.

– Заказал? Меня? Быть не может.

– Он намекнул на оскорбленную женщину, что звучит довольно правдоподобно. И особенно напирал на то, что не имеет к этому никакого отношения.

– Кролик в своем репертуаре, – усмехнулся Дэви. – Прослышал о чем-то и прежде всего заботится о собственной заднице. Но меня так просто не возьмешь. И Тильда не настолько спятила… – И тут он осекся, вспомнив позапрошлую ночь, – Ну конечно, Клеа.

– Совершенно верно.

Дэви облокотился о стол.

– Что же, она любит, когда мужчины таскают для нее каштаны из огня. Но все же мне трудно поверить. Не ее стиль.

– Лично мне все это показалось достаточно серьезным, поэтому я и прилетел, – заявил Саймон тоном безупречной добродетели.

– Скажи лучше, что умирал от скуки и решил поразмяться, – огрызнулся Дэви. – И что собираешься тут делать? Учти, у меня нет времени тебя развлекать, даже если квартирной хозяйке заплачено твоими деньгами.

– Подумываю навестить любимые места…

– Вроде тюрьмы?

– …а потом посмотреть, не нуждаешься ли ты в помощи с…

– Нет, – оборвал Дэви.

– Исключительно в качестве компетентного консультанта.

– Тебя снова поймают, посадят под замок и выбросят ключ. И как бы ты ни раздражал меня, вести переговоры по телефону, одновременно любуясь тобой в оранжевом комбинезончике, по моему мнению, в сто раз хуже.

– Снова идешь на взлом? – без усмешки спросил Саймон.

– Приходится. Не хотелось бы, но там осталось кое-что, позарез мне необходимое. Но не сразу. Я сдуру разговорился с Клеа и довел ее до белого качения. Нужно подождать пару дней, дать ей остыть.

– В таком случае я тебе нужен, – постановил Саймон.

– Может, только затем, чтобы войти в дом. Но не более того. Можешь давать свои советы из Майами.

– И оставить Луизу? – ужаснулся Саймон.

Услышав шорох, Дэви обернулся. В дверях стояла Ив, белокурая, голубоглазая, свеженькая, в розовой футболке, казавшаяся моложе собственной дочери.

– Доброе утро, Ив, – улыбнулся он. – Это мой друг Саймон.

– Добро пожаловать в Колумбус, – пролепетала Ив, краснея и отворачиваясь.

– Спасибо. – Саймон как ни в чем не бывало улыбнулся ей в спину. – Прекрасный город.

– Особенно Джермен-Виллидж, – подчеркнула Ив и, взяв из пакета булочку, поспешно ретировалась. – Желаю хорошо провести время, – бросила она на ходу.

– Кто это был? – осведомился Саймон.

– Ив. Мама Надин. И лакомый кусочек.

– Не смотри в ту сторону, мальчик мой. И никогда не спи с матерями. Это неизменно приводит к скорби и угрызениям совести.

– Странное правило, – удивился Дэви. – Мое куда понятнее: никогда не спи с сестрами. Но ты должен признать, что Ив – настоящая красавица.

– Верно, – согласился Саймон. – Но она не Луиза.

Усадив киллера в гостиной, Клеа неловко откашлялась и попыталась объяснить:

– Не знаю, что именно сказал вам Рональд, мистер…

– Браун. Форд Браун. Он упомянул только, что у вас проблема, о которой следует позаботиться.

Он откинулся на спинку чиппендейловского стула. Спинка скрипнула.

– Видите ли, тут появился некий человек, – начала Клеа, сцепив пальцы, чтобы не так дрожали. – Из моего прошлого. Но я надеялась, что этим займется сам Рональд.

– Он и занялся. Послал меня сюда. – Браун вытянул ноги и сложил руки на груди. – Итак, чего вы от меня хотите?

Вот они и дошли до сути дела. От нее только и требуется, что сказать: «Убейте Дэви Демпси», и все трудности будут позади. Этот мужчина способен на многое, тут нет сомнений. Он, возможно, прикончил десятки людей. И теперь он тут, подарок Рональда возлюбленной. Ничего, она еще поговорит с Рональдом на эту тему!

– Миссис Льюис?

– Не могли бы вы держать его подальше от меня? Этого ужасного человека. Не могли бы вообще не подпускать его ко мне?

– Надолго?

Клеа неловко заерзала:

– Ну… я не желаю больше его видеть. Никогда.

Мужчина укоризненно покачал головой:

– Вы должны точно объяснить, чего хотите.

– Хочу, чтобы он перестал меня преследовать, – проныла Клеа, стараясь изобразить бедную, ни в чем не повинную, необоснованно преследуемую женщину. – Не знаю, во сколько это обойдется…

– Мистер Эббот уже дал мне задаток. Сумма окончательных расчетов будет зависеть от того, что именно вам потребуется.

Клеа задумалась. По-настоящему ей требуется, чтобы Гвен Гуднайт сбросили с моста, а Дэви Демпси толкнули под автобус. Сидящему перед ней парню по плечу и то, и другое.

Она прикусила губу и подняла на него умоляющие глаза. Он выглядел настоящим профессионалом. Наконец-то она встретила мужчину, на которого можно положиться, и он оказался убийцей. Ее проклятое везение.

– Миссис Льюис…

– Я думаю, – подчеркнула Клеа. Ладно, пожалуй, лучше всего двигаться шаг за шагом. – Пока что понаблюдайте за ним. Его зовут Дэви Демпси. Если он попытается преследовать меня или прийти в этот дом, вы должны будете его остановить. Защитить меня. Он каким-то образом связан с этой особой, Гвен Гуднайт. По-моему, они пытаются надуть моего жениха, так что вы должны присмотреть и за ней.

– За женщиной?

– Но только присмотреть. Ничего больше. Если она подберется к Мейсону, если он станет с ней видеться, я должна это знать, чтобы предупредить его.

– Угу, – кивнул мужчина. – Понял. Хотите, чтобы я следил.

– За обоими, – уточнила Клеа. – Дайте мне знать, если они сделают что-то, показавшееся вам подозрительным. И держите их подальше от меня и Мейсона.

Да, именно так. Вот это звучит неплохо. Никто не умирает, и она остается с Мейсоном.

– Это, пожалуй, все. Ах да, постарайтесь найти что-нибудь незаконное или аморальное в жизни Гвен Гуднайт. Буду очень признательна за все, что сможете найти на Гвен. – Похоже, ее тирада его не впечатлила. Поэтому она добавила: – Я должна уберечь Мейсона от нее. И от Дэви. Это часть вашей работы.

– Где они?

– Она управляет «Гуднайт гэлери». Вот адрес. И Дэви в последний раз я видела именно там.

– А расходы?

– Рональд все оплатит, – пообещала Клеа, вставая. – По какому телефону можно связаться с вами?

– Обязательно сообщу вам, как только найду жилье, – пообещал он. – Но сначала опишите этих людей.

Клеа снова села, не зная, как от него избавиться.

– Сначала о Дэви: рост шесть футов, темные глаза, темные волосы, хорошо сложен… – Тут она немного запнулась, вспоминая. – Чертовски дерзок, самоуверен, считает себя чуть ли не самим Богом. Гвен – около пяти футов, светлые седеющие волосы, водянисто-голубые глаза, не слишком полная, фигура – ничего особенного. Владеет галереей. – Она улыбнулась Форду, стараясь принять невинный вид. – Не знаю, что еще Дэви делает в городе, кроме того, что постоянно меня преследует.

– О’кей.

Браун не делал никаких заметок, что, возможно, было к лучшему. Не останется свидетельств.

И тут он встал, что было уж совсем хорошо.

– Итак, вы позвоните, если что-то случится? – уточнила Клеа, провожая его до двери.

– Нет. Если что-то случится, я положу этому конец.

– Ах да, конечно. Вы же опытный человек. Желаю вам удачи.

Закрыв за Брауном дверь, она облегченно вздохнула. Слана Богу, он ушел и к тому же будет теперь присматривать за Дэви. Интересно, где это Рональд откопал его? Должно быть, вхож в те круги, о которых она понятия не имела. Зато теперь се беды кончились.

Правда, у нее мелькнула мимолетная мысль: а что именно Браун подразумевал под обещанием «положить этому конец», но Клеа тут же решила, что поскольку она не высказала вслух своего тайного желания увидеть труп Дэви в канаве, то и не ответственна за все то, что может с ним случиться. Если его труп и найдут в канаве – не ее вина.

Но в основном утро оказалось удачным.

Она пошла к себе, чтобы одеться для посещения музея искусств, но по дороге кое о чем вспомнила. Завтрак. Где-то у нее был номер Томаса. Для того чтобы жизнь шла гладко, следует всего лишь нанять подходящих людей.

Просто и выгодно.

Помня, что сегодня суббота, Гвен позволила себе проспать допоздна, но в полдень открыла галерею, налила себе кофе, включила автомат с записью попурри любимых мелодий восьмидесятых, вытащила из пакета последнюю булочку и отнесла завтрак в галерею, на мраморную стойку, где лежала последняя книга кроссвордов. Справа от нее солнце лило свои лучи в разбитое стекло над витриной, оторванная металлическая балка под потолком тихо колыхалась на теплом ветерке, дующем от центрального калорифера. Она подумала, что вот уже сто лет, как повторяет по утрам одни и те же телодвижения, но какая разница? Впереди еще сто таких же лет.

Гвен оглядела увешанную работами Финстерс галерею, покачала головой и склонилась над кроссвордом.

Итак, «Подверженный или склонный к греху». И что это такое, спрашивается? Семь букв, начинается, возможно, с «г» и совершенно точно кончается на «к».

Нет. Она не знает. Может, Дэви знает – ведь назвал же он фильм Милланда.

Из автомата понеслись громовые раскаты «Уэзергерлз», одновременно звонок возвестил о чьем-то приходе, и Гвен подняла глаза. Мужчина, входивший в дверь, был выше и шире в плечах, чем Дэви, темные волосы начинали седеть на висках, на лице – следы нелегкой жизни.

– Вы сдаете комнату? – спросил он.

Голос оказался не таким резким, как она ожидала, но и мягким тоже его не назовешь.

– Э… да, – промямлила она, стараясь не броситься наутек. Не то чтобы его вид был таким уж угрожающим, просто этого человека было так много, что он ухитрился заполнить собой весь дверной проем. – Только мне понадобятся рекомендации…

– Мне вас рекомендовала Клеа Льюис, – перебил он. – Меня зовут Форд Браун. Можете ей позвонить.

– Вот как? – Гвен воровато зыркнула на телефон. – Э…

Но тут он вынул бумажник, открыл, и она увидела деньги. Много денег.

– Восемьсот в месяц, – выпалила она. – Плата за два месяца вперед.

Под ее неотрывным взглядом мужчина принялся отсчитывать банкноты, Почти все сотенные.

«Бен Франклин. Какое прелестное зрелище». Где, черт возьми, Клеа выкопала этого типа?!

– Вы из этих мест, мистер…

– Браун, – повторил он. – Нет.

Гвен выжидающе улыбнулась.

– Я из Майами, – сообщил он, протягивая деньги.

– Должно быть, вы там и познакомились с Клеа, – высказала она предположение.

Браун терпеливо молчал, не улыбаясь в ответ. «Слава Богу, он совсем не обаяшка». Не то, что Дэви, который тоже из Майами.

– Вы не знаете Дэви Демпси?

– Нет, – все так же терпеливо ответил он.

– Видите ли, он тоже из Майами, – пояснила Гвен, чувствуя себя последней идиоткой. – Как вы. И Клеа.

– Вы проводите зиму во Флориде, мы на лето уезжаем в Огайо, – ответил он с абсолютно каменным лицом.

– Вот как? – Вероятно, это такая шутка? Или нет? – Почему же вы на лето уезжаете в Огайо? – допытывалась она, ожидая, что он ответит: «Это шутка».

– Здесь прохладнее.

Гвен ожидала услышать что-то еще, но он продолжал стоять молча, удивительно похожий на гигантского языческого идола. Уже в этом было что-то неправильное, а Гвен за свою жизнь навидалась достаточно неправильностей. С нее довольно.

– А там, где вы живете, не так прохладно?

– Почему, и там неплохо.

– Кондиционеры? – догадалась Гвен.

– Нет. – Продолжения не последовало, и молчание затягивалось до невозможности. Гвен уже открыла рот, но тут он сказал; – Я живу на воде.

«Ну да, конечно. Именно поэтому ты явился в Огайо, что бы пожить в темной, маленькой, чересчур дорогой каморке».

– Квартира с окнами на океан?

– Моя яхта.

– Ваша яхта? – Белый песок, голубая вода, коктейли с крошечными зонтиками.

«Хочу яхту», – подумала Гвен и мысленно отругала себя. Куда она ее поставит? В витрину для экспонатов?

– Что-то не так?

– Нет. Просто я думала о вашей яхте. Бьюсь об заклад, вода у вас там голубая, песок белый, и на всех стаканах с напитками – крошечные зонтики.

– Только не на моих.

– Ну разумеется, – разочарованно кивнула Гвен. – А на вашей яхте есть кухня, постель и все такое?

– Да.

– И вы все бросили, чтобы приехать в Огайо, только потому…

– У меня здесь работа. Я долго не пробуду.

– Вот как? Тогда почему…

– Потому что комната дешевле, чем номер в отеле. Хотя, как выяснилось, процедура вселения куда дольше…

– Сейчас принесу ключи.

Гвен пулей полетела в офис, но только роясь в ящике стола, сообразила, куда его придется поместить.

2В. Как раз напротив ее спальни.

Гвен взяла трубку, нашла бумажку с телефоном Мейсона, приколотую к доске объявлений, набрала номер, прислушиваясь к «Уэзергерлз», певшим «Я чувствую, грядет шторм», и одновременно наблюдая за бродившим по галерее мистером Брауном. Похоже, он рассматривает морские пейзажи Доркас. Они помогут ему не тосковать по своей яхте. Работы Финстерс кого угодно отвратят от моря, причем навеки.

– Алло?

– Клеа? Это Гвен Гуднайт. Некто по имени Форд Браун хочет снять у меня комнату. Он сослался на вас.

– Я его знаю. Все в порядке, – заверила Клеа.

– Ну что же… – Гвен снова взглянула через стекло. Несмотря на обнадеживающие сведения, тревога ее ничуть не уменьшилась. Неприятный тип. – О’кей. Спасибо.

Значит, Клеа поручилась за него. И у него оказалось шестнадцать сотен наличными. «Ну а если он убьет меня, я вполне заслужила такую участь – зато, что продалась», – решила Гвен и вышла к Брауну, чувствуя, что по крайней мере операция удалась лучше, чем с Дэви, хотя Дэви и знал фильм Милланда.

– Дверь по коридору слева, – сказала она, вручая ему ключи. – Я вас провожу.

– Спасибо, – кивнул он.

Гвен стала подниматься по лестнице, чувствуя спиной его взгляд, потому что он шел по пятам. «Господи, прошу, подай мне знак, что все будет хорошо!» Гвен вдруг стало бесконечно тоскливо, и она резко обернулась. Их глаза оказались на одном уровне, потому что Браун стоял на две ступеньки ниже.

– Вы, случайно, не знаете слова из семи букв, означающего человека, склонного к греху?

Он бесстрастно смотрел на неё. Только губы чуть дернулись.

– Нет, мэм.

– Жаль. – Гвен пожала плечами, чувствуя себя редкостной идиоткой. Чего еще ждать от жизни, когда даже такие неприятные типы посмеиваются над ней? – Ничего страшного. Просто я разгадываю кроссворды, а этот никак не дается.

Он кивнул. Гвен вздохнула и повела Брауна в его комнату. Он вошел, молча огляделся, поблагодарил ее за помощь и закрыл дверь, оставив ее в коридоре, все еще расстроенную происходящим.

Черт, кажется, она сдала комнату убийце. Убийце, имеющему яхту.

Гвен повернулась и увидела на лестнице Тильду.

– Кто это был? – спросила та.

– Мистер Браун. Он только что снял 2В.

– Небеса милосердные! – ахнула Тильда, входя за ней в офис. – Прямо напротив твоей. Гвенни, твоя удача наконец-то проснулась.

– Он всего лишь жилец, – напомнила Гвен.

– Никакого воображения! Нет чтобы хоть попытаться!

–. Как ты? – съязвила Гвен, и Тильда моментально заткнулась.

Дверь галереи открылась, и с улицы вошла Надин, сосредоточенно водившая языком по зубам.

– Какое-то странное ощущение, – тараторила она. – Доктор Марк передает привет. Там все удивлялись, до чего я модная. – Но, хорошенько приглядевшись к родственницам, немного притихла: – Что на этот раз?

– Гвенни только что сдала последнее помещение, – пояснила Тильда. – Очень крутому парню.

– Саймону?

– Кто такой Саймон? – удивилась Гвен.

– Нет, еще одному крутому парню, – продолжала Тильда, хмурясь. – Хотя действительно, у нас здесь наблюдается редкостное изобилие мужчин.

– Кто такой Саймон? – недоумевала Гвен.

– Друг Дэви, – ответила Надин. – Временно живет в его комнате. Это он заплатил за аренду.

– А где теперь живет Дэви? – поинтересовалась Гвен.

– Так как насчет мистера Брауна? – вмешалась Тильда.

– Кажется, он перебрался к тете Тильде, – выдала тетку Надин.

Гвен посмотрела на дочь, но та уже уставилась в потолок.

– Да… мистер Браун. Уверена, что он прекрасный человек. В нем есть что-то от киношного ковбоя. И зовут его Форд. Возможно, мама вспомнила Джона Форда, когда выбирала ему имя.

– Форд Браун? – переспросила Тильда, отвлекаясь от потолка. – А второе имя?

– Понятия не имею, – пожала плечами Гвен, возвращаясь к своему табурету за стойкой. – Зато я получила шестнадцать сотен долларов.

– Потому что если его второе имя – Мэдокс,[9] значит, он живет по фальшивым документам. Или потомок знаменитого художника, но вряд ли на это много шансов.

– Знаменитого художника? – оживилась Надин.

– Или его мама очень любила свой «тандерберд», – покачала головой Гвен, открывая книгу с кроссвордами, – Боюсь, паранойя разыгралась у нас по полной программе. По-моему, хватит.

– У меня репетиция, – с сожалением объявила Надин. – Но держите меня в курсе насчет этого ковбоя-художника.

– Обо всем узнаешь первая, – заверила Гвен, возвращаясь к кроссворду.

– Мы с Дэви собираемся добыть картину, – сказала Тильда, целуя мать в щеку. – Позвоню, если понадобится залог.

– Договорились, – рассеянно пробормотала Гвен, погруженная в сложности разгадок, почти не заметив, как ушла дочь. Слава Богу, что существуют кроссворды. Уж там не найдешь ничего огорчительного.

Итак, «склонный к греху». Семь букв.

«Форд Браун», – подумала она.

Нет, тут девять букв.

«Может, пончик?»

Гвен перешла к следующей цифре.