Подкидыш

ТРИ ИСКАТЕЛЬ

В оконное стекло кто-то скребся. От ужаса все во мне так и заледенело. А вспомнив, что моя комната на втором этаже, я вовсе на миг обезумела. К счастью, память тут же подсказала, что окно выходит на козырек над крыльцом. Но легче мне стало ненамного. Дрожащей рукой я повернула лампу так, чтобы она светила прямо на окно.

Из темноты на меня смотрел Финн Холмс! И при этом вовсе не походил на человека, которого застукали за подглядыванием.

Он снова осторожно постучал в стекло, и тут я поняла, что именно от этого звука и проснулась.

Вон оно что… Он не подглядывал, он ко мне в спальню пробраться захотел. Странно, но догадка эта почему-то меня вдруг успокоила, страх рассеялся. Я встала и подошла к окну, успев бросить взгляд на свое отражение в зеркале. Чучело то еще: пижама мешком, волосы всклокочены, глаза опухшие.

Та часть моих извилин, что еще не сбрендила окончательно, велела не пускать Финна в комнату. Мало ли чего взбредет в голову психу. А кроме того, Мэтт за стенкой может услышать что-то, и тогда нам обоим не жить.

Я остановилась у окна, горделиво скрестила руки на груди и надменно уставилась на непрошеного гостя. Пусть знает, что я оскорблена до глубины души.

Вообще-то я не обижаюсь по пустякам. И уж точно никогда не показываю, насколько обижена. Но на этот раз мне хотелось продемонстрировать свои чувства, пусть Финн знает, что я ему ничего не спущу.

— Венди, прости, — донесся приглушенный голос.

Лицо Финна и вправду выражало раскаяние. А вдруг он на самом деле искренен? Но я не стану торопиться с прощением. А может, и вовсе никогда не прощу.

— Чего тебе? — спросила я.

— Извиниться. И поговорить… Это важно.

Я разрывалась между благоразумием и любопытством.

— Пожалуйста, Венди!

Наплевав на здравый смысл, я открыла окно, быстренько отошла и села на кровать. Москитную сетку я оставила — пусть сам с ней ковыряется. С поразительной легкостью Финн вынул сетку, и я тотчас начала подозревать, что он не впервые пробирается в чужие спальни.

Осторожно спрыгнув с подоконника, он закрыл окно и оглядел комнату. Я невольно покраснела. У меня вечно страшный кавардак. Повсюду разбросаны шмотки и книги, у стены громоздятся коробки, из которых тоже торчит тряпье.

— Так чего ты хотел? — мрачно спросила я.

— Прости меня, — повторил Финн все с той же искренностью. — Я не должен был тебе грубить. — Он помолчал и добавил: — Я не хотел тебя обидеть.

— Но обидел, — отрезала я. — Почему?

Он облизал губы, вздохнул, но ничего не ответил. Получается, намеренно меня обидел, так? Это была не случайность и не проявление дурного нрава. Похоже, он все спланировал.

— Не хочу тебя обманывать. Но, поверь, это вышло ненароком, я не собирался говорить тебе ничего подобного. Большего сказать не могу.

— А по-моему, у меня есть право знать, в чем дело! — Я чуть не сорвалась на крик, но вовремя вспомнила про Мэтта за стенкой.

— Я затем и пришел, чтобы все рассказать тебе. Все объяснить. Обычно это так не делается, и мне пришлось сначала позвонить. Поэтому я так поздно. Прости.

— Позвонить? Куда?

— Это касается того, что ты сделала с Патриком, — спокойно произнес Финн.

Я постаралась скрыть испуг.

— Ничего я с Патриком не делала. Не понимаю, о чем ты.

— Правда не понимаешь? — Финн сверлил меня взглядом.

— Н-не понимаю…

— Все ты понимаешь, — мрачно буркнул Финн. — Просто сама пока не знаешь, как тебе это удается.

— Ну… я просто очень… убедительна, — неуверенно протянула я.

Отрицать и дальше было бы глупо, но и признаваться я не собиралась.

— Вот именно, — согласился Финн. — Но сейчас это делать нельзя.

— Ничего я не делала! А если и делала, тебе-то что? Собираешься помешать мне?

И тут меня осенило, что я могу вот сейчас взять и закончить этот неприятный разговор. Я попыталась сосредоточиться.

Финн качнул головой:

— Со мной у тебя ничего не выйдет. Не такая уж это великая сила.

Я устала притворяться, что не догадываюсь, о чем речь.

— И что это за сила? — спросила я тихо.

— Это называется «убеждение», — серьезно сказал Финн, но понятнее мне не стало. — Технически это разновидность психокинеза. Умение управлять чужим сознанием.

От его обыденного тона мне окончательно сделалось не по себе. Он говорил так, будто мы задание по биологии обсуждали, а не потустороннюю чертовщину.

— А ты откуда знаешь про мою силу? Ты что, тоже экстрасенс? Как ты вообще понял, что я управляю людьми?

Он пожал плечами:

— Опыт.

— И откуда он у тебя?

— Это сложно. — Он нервно взлохматил волосы. — Для тебя это будет… необычно. Но я тебе не лгал и никогда лгать не буду. Ты можешь этому поверить?

— Посмотрим, — уклончиво ответила я.

Учитывая, что мы разговаривали всего пару раз, у него и не было настоящей возможности мне солгать. Но сам он, похоже, искренне верил в то, что говорил.

Финн вздохнул:

— Ну хоть что-то.

Мы молчали. Я нервно теребила прядь волос. Финн уставился в стену. Наконец он посмотрел на меня и коротко сказал:

— Ты подкидыш.

Я замерла, потом с трудом выдавила:

— И что это значит?

Финн вдруг ухмыльнулся:

— А то не понимаешь! Тебя подменили, но ты, разумеется, не в курсе.

— Вот это точно, — согласилась я, — не в курсе.

— Тебя подкинули, подменили, подсунули вместо другого ребенка.

Комнату словно заволокло туманом. В мозгу вспыхнули давние слова матери. Выходит, я и вправду не ее ребенок? И это странное чувство, будто я чужая, везде и всюду…

Неужели все объясняется так просто и так страшно? И весь тот ужас, который обрушила когда-то на меня мать, на самом деле правда?

Но отступать так просто я не собиралась.

— Но тебе-то откуда это известно? Даже если все так и есть?

— Ну… — Финн помолчал. — Ты трилле.

— Трилле? Это что, фамилия такая? — И тут же поспешила блеснуть эрудированностью: — Скандинавская?

— Нет, — Финн даже рассмеялся, — трилле — это название нашего народа. Объяснить это… в общем, все очень сложно. Мы… тролли.

— Хочешь сказать, я тролль?

Ну и ну! Горазд же сочинять! Хотя… нет. Все с ним ясно. Он псих. Чокнутый. Окончательно и бесповоротно сбрендивший. Неужели он считает, что я хоть немного похожа на жутких монстров из кино? Или на куклу с розовыми волосами и бусиной в пупке, которая в отделе игрушек красуется под названием «красотка-тролль».

— Тролли вовсе не похожи на тех тварей, какими их изображают люди, — сказал Финн, словно прочитав мои мысли. — Поэтому мы предпочитаем называться трилле. Чтобы хоть как-то отмежеваться от чудищ из сказок. Итак, ты окончательно убедилась, что я псих, правда?

— Ты и есть конченый псих.

Меня чуть потряхивало. Не очень-то приятно посреди ночи беседовать с психом, да еще наедине. Надо выставить его из комнаты, но как? Не брата же звать. Какая же я идиотка, сама ведь впустила этого маньяка.

— Венди, подумай хорошенько, проанализируй. Ты везде чувствовала себя чужой. Ты слишком вспыльчива. И слишком умна. И очень разборчива в еде. Ненавидишь обувь и обожаешь ходить босиком. Волосы у тебя гуще, чем у большинства людей. Глаза карие, а волосы темно-каштановые.

— Господи, а это-то при чем? — не выдержала я.

— Оттенки земли. У нас глаза и волосы всегда цвета земли, — спокойно ответил Финн. — И у многих из нас кожа чуточку отдает зеленью.

— Я вовсе не зеленая!

Невольно я поглядела на свои руки, просто чтобы убедиться, что не превратилась в жабу.

— Это почти незаметно, — улыбнулся Финн. — Но ты права, ты не зеленая. Просто очень бледная. Но это пока. А вот если будешь достаточно долго находиться среди других трилле, то…

— Я не тролль! — шепотом заорала я. — Что за чушь! Да все подростки чувствуют себя чужаками. Это ничего не значит!

— И все же я знаю, кто ты, Венди. Ты трилле. Поэтому я и пришел за тобой.

— Пришел за мной? — Я отшатнулась. — Так вот почему ты постоянно пялишься на меня в школе? Ты меня преследуешь!

— Да не преследую. Я искатель. Такая у меня работа. Находить подкидышей и возвращать их домой.

Из всего нагромождения нелепостей, которые Финн обрушил на меня, эта последняя почему-то задела особенно сильно. Значит, для него это просто работа? И он ко мне на самом деле ничего не испытывал?

Молодец, Венди! Какой-то псих хочет утащить тебя неведомо куда, а ты распереживалась, что его поведение объясняется вовсе не романтическими побуждениями.

— Я понимаю, переварить такую информацию сразу сложно, — продолжал Финн. — Извини, что вот так на тебя все обрушил. Обычно мы ждем, пока подкидыш повзрослеет. Но если ты уже сейчас используешь силу убеждения, значит, тебе пора возвращаться домой. Ты слишком быстро развилась.

— Это как? — Я в недоумении уставилась на него.

— У тебя на удивление сильные паранормальные способности. Все трилле обладают ими, но у тебя они запредельно сильны, хотя ты еще недостаточно взрослая.

— У них… у трилле… есть способности? — Я нервно сглотнула. — И у тебя тоже есть?

А вдруг? Неужели?.. От испуга даже перехватило дыхание.

— Говори честно, ты можешь читать мои мысли?

— Нет, мысли я читать не умею.

— Не ври мне!

— Тебе я врать бы не стал.

Ох, как же он все-таки привлекателен! Если бы не это, было бы гораздо проще игнорировать его слова. И если бы не чувствовала странную связь с ним. Но так сложно смотреть ему в глаза и не верить тому, что он говорит. Но с другой стороны, как можно принимать за чистую монету всю эту ерунду? Ведь если Финн не врет, то, выходит, мать была права, выходит, я не человек, а жаба! Не хочу быть жабой! И не буду. И не позволю морочить себе голову.

— Я тебе не верю.

— Венди, — голос Финна звучал как-то непонятно, — ты же знаешь, что я не вру.

Странно, но я это действительно знала.

— Да… Но моя мать сумасшедшая, и еще одного психа в свою жизнь я не пущу. Так что уходи!

— Венди!

Я вскочила, встала перед ним.

— А ты что, вообразил, будто сначала можешь смешать меня с дерьмом на балу, затем посреди ночи залезть ко мне в комнату и заявить, что я тролльчиха из сказки? А я поверю каждому твоему слову и запрыгаю от радости? Неужели ты и вправду так думал? И что я должна была, по-твоему, сделать?

— Вернуться со мной в общину, — сказал Финн растерянно.

— Ух ты! — Я ухмыльнулась.

— Другие так и поступали, — обескураженно ответил Финн.

Другие… Этим он меня окончательно оттолкнул. Может, я и готова была подыграть его бредням, но после намека, что он уже опробовал свои чары на других девчонках, весь мой запал пропал. С психами я еще могу поладить, но с бабниками — увольте.

— Уходи, — сказала я твердо.

— Обещай хотя бы подумать над моими словами. Так случилось, что тебе сложнее, чем другим. Поэтому я дам тебе время на размышление. — Он шагнул к окну, открыл створку. — Но знай, там ты не будешь чужой. Там твоя семья. Просто подумай.

— Обязательно. — Я одарила его саркастичной улыбкой.

Финн перелез через подоконник. Я подошла, чтобы закрыть за ним окно. Он повернулся ко мне. Нас разделял лишь оконный проем. В глубине его глаз словно тлело темное пламя.

От этого взгляда я оцепенела, как загипнотизированная. Интересно, а Патрик так же себя чувствовал, когда я его обрабатывала?

— Чуть не забыл, — тихо произнес Финн. Его лицо было так близко, что я ощущала его дыхание. — Ты сегодня была очень красива.

Еще секунду он помедлил, а затем отвернулся, ухватился за ветку дерева, растущего рядом с домом, и через миг уже стоял на земле. Порыв ледяного ветра ворвался в комнату, я захлопнула окно и плотно задернула шторы.

Как в тумане я доплелась до кровати и рухнула в постель. В ушах все еще звучали последние слова Финна…

Остаток ночи я почти не спала, а в краткие минуты забытья мне пригрезились зеленые тролли, явившиеся похитить меня. Но в основном я просто пыталась разобраться в своих мыслях, однако лишь окончательно запуталась. Разумеется, я не поверила ни единому слову Финна, но как было бы здорово, окажись я и вправду особенной. Везде и всегда я чувствовала себя чужой и никому не нужной. До недавних пор только с Мэттом у меня были хоть какие-то общие интересы.

За окном рассвело, сквозь шторы в комнату пробрался тусклый свет, защебетали птицы. Я встала, не в силах больше валяться и изводить себя дурацкими фантазиями. Тихонько, чтобы не разбудить Мэтта и тетушку, спустилась на первый этаж. Мэтт и так завел привычку вскакивать раньше всех, чтобы приготовить мне завтрак, а потом отвезти в школу. Пусть выспится хотя бы в выходные.

Мне отчаянно хотелось найти подтверждение того, что мы настоящие брат и сестра. Всю свою жизнь я пыталась доказать обратное, но после слов Финна все во мне восстало против этого. Мэтт — мой брат, и никак иначе! Они с Мэгги пожертвовали всем ради меня. Я изводила их бесконечными капризами и выкрутасами, но они всегда любили меня. Ведь это что-то да значит?

За диваном я отыскала наглухо заклеенную коробку, на которой каллиграфическим почерком Мэгги было выведено: «На память». Тетя никогда не распаковывала эту коробку, мы так и перевозили ее с места на место.

Под дипломами брата, документами тетки и стопкой фотографий с выпускного Мэтта обнаружилось несколько фотоальбомов. Одного взгляда на обложку было достаточно, чтобы понять, какие из них приобретала Мэгги. Она выбирала альбомы в цветочек, горошек или с каким-нибудь веселеньким орнаментом. Матери принадлежал только один — в потертой однотонной коричневой обложке.

В самом низу я нашла потрепанную голубую тетрадку и осторожно достала ее вместе с альбомом матери. Это оказалась не тетрадка, а мой детский альбом. И голубого цвета он был потому, что результаты УЗИ показали, что мать ждет мальчика. Внутри даже лежал немного поцарапанный снимок УЗИ, на котором врач обвел деталь, ввергнувшую всех в заблуждение.

В нормальной семье это стало бы предметом шуток, но только не у нас.

— Ты должна была родиться мальчиком, — не уставала повторять мать.

Многие матери ведут детский альбом, но редко кто забрасывает его, не успев начать. Однако моя мать не оставила в альбоме своей дочери ни единого слова. Все записи были сделаны либо отцом, либо Мэгги. А еще тут были отпечатки моих ножек, данные о росте и весе, а также свидетельство о рождении. Я осторожно прикоснулась к листку, словно пытаясь убедить себя, что мое рождение — реальность, а не выдумка. Я родилась в этой семье, что бы ни думали мы с матерью по этому поводу.

— Чем занимаешься, милая? — раздался негромкий голос Мэгги, и я вздрогнула. — Извини, не хотела тебя пугать. — Тетушка зевнула и провела рукой по растрепанным волосам.

— Ничего страшного, — пробормотала я и проворно запихнула голубую тетрадку в коробку, будто устыдившись чего-то. — Почему так рано вскочила?

— Я у тебя то же самое хотела спросить, — улыбнулась Мэгги.

Она опустилась на пол рядом со мной.

— Слышала, как ты встала. — Она кивнула на коричневый альбом, лежавший у меня на коленях: — Затосковала?

— Даже не знаю.

Мэгги погладила коричневую обложку:

— Ты тогда совсем малышкой была.

Я раскрыла альбом. Снимки шли в хронологическом порядке. Первые страницы были посвящены детству Мэтта. Увидев фото отца, тетушка хмыкнула, затем осторожно дотронулась до снимка и заметила, что отец был очень красивый.

Мы редко вспоминали о нем. Таким образом мы избегали разговоров о матери и ее сумасшествии. Мы старались забыть обо всем, что случилось в первые шесть лет моей жизни, в том числе и отца.

На большинстве фотографий в альбоме был брат. Мать, папа и Мэтт выглядели до нелепости счастливыми. Все трое светловолосые, голубоглазые. Словно сошли с рекламы «Холлмарк»[5].

Но стоило появиться моим фотографиям — и мать как подменили: вечно хмурая, угрюмая. На самом первом снимке мне было всего-то несколько дней. Я — такой умильный карапуз в комбинезончике с голубыми паровозиками, а мать смотрит на меня, как на мерзкое насекомое.

— Ты была такой милой малышкой! — засмеялась Мэгги. — А первый месяц щеголяла во всем голубеньком, потому что ждали мальчика.

— Это многое объясняет, — пробормотала я. — А почему мне новую одежду не купили? Деньги ведь были.

— Даже не знаю, — вздохнула Мэгги. — Мать твоя так решила. Она порой была очень странной.

— А как меня собирались назвать?

— Хм… — Мэгги щелкнула пальцами. — Майкл! Майкл Конрад Эверли. Но ты родилась девочкой, всех обманула.

— И откуда взялась Венди? Было бы логичнее назвать меня Мишель, что имени зря пропадать?

— Ну… — Мэгги задумалась, глядя в потолок, — мать была в депрессии и отказалась давать тебе имя. Отец тоже самоустранился, то ли чтобы мать поддержать, то ли фантазии не хватило. Так что имя тебе выбрал Мэтт.

— Ах да! — Я вспомнила, что уже слышала эту историю. — Но почему Венди?

— Трудно сказать. Просто ему нравилось это имя. Он очень любил сказку про Питера Пена. Забавно, правда? Ведь Питер Пен — мальчик, который не взрослеет, а Мэтт, наоборот, с детства был взрослым. Может, именно поэтому он всегда так тебя защищает. Он тебя назвал. Ты для него самая родная.

Я смотрела на фото. Мне года два, и меня держит Мэтт. Я лежу на животе, растопырив руки и ноги, а на лице брата до идиотизма счастливая улыбка. Он часто носился со мной по дому, держа меня так, словно я летаю. Он называл меня «птичкой Венди», а я заходилась от смеха.

По мере того как я росла, внешний контраст между мной и моими родными становился все заметнее. Я совсем не походила на них. Темные волосы, карие глаза.

На всех фотографиях мать выглядела раздраженной, словно она полчаса перед этим яростно ругалась со мной. Возможно, именно так и было. Я всегда и во всем ей перечила.

— Ты была упрямой девочкой, — признала Мэгги, глядя на снимок, на котором я позировала, вся перемазанная кремом с торта. В тот день мне стукнуло пять. — И всегда делала все по-своему. Даже совсем младенцем сутки напролет капризничала из-за колик. Но ты всегда была прелестным ребенком. Очень умная и очень забавная девочка.

Мэгги нежно убрала прядь волос у меня с лица.

— Ты всегда была достойна любви. Ты ни в чем не виновата, Венди. Ты не виновата в ее безумии.

— Знаю…

Но впервые в жизни я считала, что во всем виновата именно я. Если в невероятных утверждениях Финна есть хоть крупица истины, то я не дочь своих родителей. А наша очевидная несхожесть — наглядное подтверждение. Но лишь одна мать поняла это, поняла, кто я такая. Чудовище.

— В чем дело? — встревожилась Мэгги. — Что с тобой?

— Ничего, — соврала я и убрала альбом.

— Вчера вечером что-то случилось? Ты вернулась с бала сама не своя, да и сейчас…

В глазах тети Мэгги было столько беспокойства и любви, что мне стало чуть легче.

— Как ты спала?

— Просто я… еще толком не проснулась.

— Так что произошло на балу? Проблемы с тем мальчиком, да?

— Ну… все пошло не так, как я надеялась. Если честно, все вообще пошло шиворот-навыворот.

— Этот Финн тебя обидел? — В голосе Мэгги зазвучали угрожающие нотки.

— Нет, нет, ничего подобного. Он прекрасно себя вел. Но оказалось, что он просто друг.

— А-а…

В глазах тетушки промелькнуло понимание.

— Ничего, деточка, в твоем возрасте всем нелегко приходится.

— Не сомневаюсь, — пробормотала я.

Сверху донесся шум — проснулся Мэтт. Мэгги засуетилась, засовывая альбомы в коробку. Я помогала ей. Мэтт вряд ли стал бы ругать нас за то, что мы с утра пораньше смотрели старые снимки, но и не обрадовался бы. А меньше всего на свете я хотела сейчас расстроить брата. Достаточно того, что я усомнилась в том, что он мне брат.

— Если захочешь, можем снова как-нибудь поболтать о старых временах, — прошептала Мэгги. — Конечно, когда рядом не будет Мэтта.

— Договорились, — улыбнулась я.

Мэгги встала и потянулась.

— Займусь-ка я завтраком. Как насчет овсянки со свежей клубникой? От нее-то ты не будешь отбрыкиваться?

— Чудесно, — кивнула я.

Ну вот еще одно напоминание о моей непохожести на остальных. Угодить мне с едой всегда было непростой задачей. В младенчестве я даже от грудного молока отказывалась. Еще один аргумент в копилку доказательств моей инакости.

— Тетя Мэгги… Спасибо за все. За то, что… готовишь для меня… ну и все такое.

Мэгги удивленно улыбнулась:

— Всегда пожалуйста.

Вскоре к нам спустился Мэтт, изумленный, что мы с Мэгги умудрились опередить его. Не часто в нашей жизни случались семейные завтраки. Тетя Мэгги так и сияла от счастья. Пришлось соответствовать и тоже изображать блаженную радость.

Кто же они мне? Родные ли мы? Столько мелочей свидетельствовало об обратном. Но они вырастили меня, всегда и во всем поддерживали. Они моя настоящая семья. Только тетя Мэгги и Мэтт всегда были рядом. И всегда любили меня, тогда как я вечно отвечала черной неблагодарностью.

Так, может, в этом и кроется ответ? И главное доказательство? Они всегда отдавали, а я всегда брала. Я была паразитом.