Подруги

VII

Получилось так, что 1 мая с утра к Осиповым пришли гости — хозяйкин брат с женой и еще одна пожилая тетка, то ли родственница, то ли просто знакомая. Володя из деликатности хотел сразу же уйти, но Алексей не отпустил, сказал, что ему одному со стариками говорить будет не о чем, а посидеть с ними для приличия необходимо. Володя присел к столу.

— Смотри, недолго, у тебя же три трактора пашут и сеют, люди в поле, — предупредил он Осипова. — Логинов узнает — спасибо не скажет.

— Не беспокойся, у меня все налажено, я же вчера каждому растолковал, что надо делать, — заверил Алексей, нетерпеливо поводя носом при виде бутылок и закусок, выставленных на стол матерью.

— Мне-то что, сам рассчитывай, — пожал плечами Володя.

— Для всех праздник, а он что же, окаянный? — вступилась за Алексея мать. — В кои-то веки родные навестят, и уж посидеть с ними нельзя?

Володя промолчал. Собственно, его это не касалось, и предупредил он Осипова потому, что слышал, как Логинов наказывал учетчику-нарядчику с полной отдачей использовать переброшенные с другого участка тракторы, обеспечить их всем необходимым. Почва поспевала неодинаково, и Логинов маневрировал техникой, чтобы не прозевать, быстро засеять подсохшие поля.

Говорить с гостями, действительно, было не о чем. Выпив, они расчувствовались, вспоминали старину и умерших родственников, жаловались на жизнь и болезни. Алексей изредка поддакивал и подливал в стаканы, Володя смотрел в окно и думал о том, что никогда еще в такой праздничный весенний день ему не было так скверно и тоскливо, как сегодня.

Они проканителились с гостями до полудня. Володе некуда было спешить — изгородь, которую он ставил на пастбище вместе с Юрой Ивашкиным, могла спокойно подождать хоть до послезавтра. Вряд ли вышел на работу и Юра, ему хватит хлопот с подготовкой праздничного концерта. Об Алексее Володя больше не беспокоился — пусть расхлебывает сам, если что случится.

— Пройдемся со мной по полям, тебе ж все равно делать нечего, — предложил Алексей.

Володя кивнул: ему было все равно, куда идти. Дурак он, что не махнул с утра в поселок, вот и пропал день…

На улице ему стало веселее. Где-то играла гармошка, из раскрытых окон пятистенной, обшитой тесом избы всплесками вырывались захмелевшие бабьи голоса, слышался отчаянный перепляс обутых в новую обувь ног. А улица была безлюдна, только ребятишки в нарядных рубашках играли в какую-то свою игру возле большого, наглухо запертого амбара. Там стояли распряженные подводы, на подставке — бочка для протравливания семян, ящики с золой.

Володя удивился, что амбар заперт, но вслух сказал:

— Ну, брат, и родственнички у тебя…

— Старье, чего с них возьмешь? Зато выпили, — ухмыльнулся Алексей.

Выпили они порядочно, Осипова даже чуть пошатывало, хотя он не подавал виду и говорил, что вполне мог бы выпить еще столько же.

— Ладно, мы это сообразим вечером. Двинем по зимнику, на ферму зайдем, поздравим девчат с праздником. Они сейчас как раз на ферме. Ты как?

— Давай, — вяло согласился Володя. Его беспокоила встреча с Верочкой, хотя он и понимал, что глупо с его стороны избегать встреч с ней. Раз уж они оба оказались в колхозе, давно пора бы сказать Верочке, что он приехал сюда из-за нее. Только поверит ли она ему? Еще подумает, что он к ней навязывается. Хуже всего то, что Верочка, наверно, все еще, стыдится за Володю перед Леной и Катей. Подумаешь, авторитеты! Что они могут понимать? Дед Никифор случайно назвал Володю «неприкаянным», так тут и обижаться не на что, неприкаянный он и есть, но не по своей же это воле. А эти дуры считают его ниже себя, потому что он в колонии сидел. И в поселке чересчур уж «порядочные» люди косились на него, побаивались, как бы он чего-нибудь не спер или скандала не учинил. Но не доказывать же, каждому свою честность! Они бы его оскорбляли, а он бы доказывал? Черта с два!.. И Верочке не будет доказывать — сама должна догадаться.

Алексей неожиданно спросил:

— Слушай, Володя, эта Лена — всегда она такая?

— Какая? — переспросил Володя, обрывая собственные мысли.

— Ну гордая, что ли… — замялся Алексей. — Слова лишнего не вытянешь. Или переживает, что в деревню попала?

— Понятия не имею. По-моему, просто воображает о себе много.

— Н-нет, вряд ли, — покачал головой Осипов; его румяное лицо приняло растроганно-задумчивое выражение, глаза из-под козырька фуражки смотрели вдаль серьезно и отрешенно, словно он увидел там что-то такое, чего не мог увидеть и понять Володя.

Володя и в самом деле не понимал. Он искоса посмотрел на товарища и присвистнул насмешливо:

— Влюбился что ли в нее? Не иначе, она на ту девочку, из Свердловска, похожа, а? Помнишь, ты как-то рассказывал?

— Ну не совсем, — деланно усмехнулся Алексей и умолк.

Володя, насвистывая, прошагал за Осиповым метров двадцать, потом напомнил:

— Сворачивай-ка, Алеша, вправо, тракторов-то что-то не слыхать. Узнай, в чем дело, а потом и на ферму можно. Имей в виду, это, о чем ты думаешь, морока одна. Ленка сама себя раз в год любит, первая над тобой посмеется, точно говорю.

— Ты это всерьез? Я же просто так про нее спросил, а ты уж подумал, что я ею интересуюсь? Вот чудак! А может, приревновал, а? — Осипов весело расхохотался, но взгляд его был пристален и холоден. — Ежели так, то давай уж сперва на ферму, посмотрим твою недотрогу.

— Валяй туда один и смотри, сколько хочешь, мешать не буду, — сбитый с толку, обозленно сказал Володя.

— Да ладно, пойдем. Шуток что ли не понимаешь?..

Они спустились по обрыву к скотному двору. Осипов хозяйской походкой вошел в тамбур и был чуть не вышиблен оттуда стремительно выбежавшим из двора Юрой Ивашкиным.

— Ты что, сдурел? — угрожающе схватил его за рукав Осипов.

— Сдуреешь тут! — огрызнулся Ивашкин и почему-то зло посмотрел на Володю. — Видал, какие номера откалывают эти самые добровольцы? У меня праздничный концерт, афиши по деревням расклеены, а она третий день в колхозе не появляется…

— Кто не появляется, говори толком, — нахмурился Осипов.

— Да она же, эта артистка, активистка и черт ее знает кто еще. Катя Орешкина. Мы ей поверили, в скетч включили, сольное пение в афишах объявлено, и на репетициях у нее здорово все получалось, а сейчас по ее же милости все насмарку…

И Юра опять неприязненно посмотрел на Володю.

— Что же это у вас за самодеятельность, если из-за Орешкиной все насмарку? — насмешливо сказал Володя. — А до этого-то вы концерты ставили?

— Не беспокойся, ставили, — отрезал Юрка. — И теперь обошлись бы, так она же сама заявила: я могу, я умею, на областном смотре выступала… Напросилась, а сама дезертировала.

— Да, это непорядок, — сдвигая фуражку на лоб, сказал Осипов. — Придется обсудить…

Он не знал, как отнестись к этому непредвиденному случаю, зато был явно раздосадован появлением Ивашкина на скотном дворе. А Юрка, казалось, не спешил уходить.

— И обсудим, — кипел он, так что даже веснушки на его смуглом и вообще-то добродушном лице побледнели. — За такие штучки выговор стоит влепить, а то и похуже.

— Не горячись, Юра, — спокойно проговорила вышедшая в тамбур Лена. — До вечера еще далеко. Возможно, Катя еще вернется… Я думаю, что вернется, ну, а если нет, тогда я ее заменю. Я знаю ее роль.

— Да? — просиял Юрка. — Что же ты сразу не сказала? Тогда приходи к пяти в клуб, мы еще раз прогоним постановку, чтоб без осечки было. Договорились?

— Конечно, — скупо улыбнулась Лена, развязывая на халате пояс.

Как видно, у Ивашкина гора упала с плеч, но тут же нахлынули другие заботы, и он стремглав бросился к обрыву, с ловкостью кошки взобрался наверх и исчез с глаз.

Осипов поправил фуражку, вежливо произнес:

— Поздравляю вас, Лена, с праздником…

— А вы, кажется, гуляете? Завидую вам, — без обычной усмешки ответила Лена, так что нельзя было понять, шутит она или говорит серьезно.

— Что вы, Лена! — шутливо-обиженно возразил Осипов, однако не сумел скрыть смущения. — Сев же в разгаре, туда-сюда, вздохнуть некогда. Вот только на минутку зашли вас поздравить.

— Спасибо, — чуть приметно кивнула она и ушла в помещение, чтобы повесить халат.

Лицо Осипова вытянулось. Володя нетерпеливо сказал:

— Подожди, они сейчас выйдут.

— По-твоему, она заметила, а? — с беспокойством спросил Осипов.

— Не слепая. Да и разит от нас за версту.

— Брось. Я абсолютно трезвый. Да и какое это имеет значение?

— Для меня — никакого. Подумаешь! Плевать мне на их мнение.

Володя и в самом деле сплюнул, раздраженный неизвестно чем — то ли обвинениями Ивашкина, то ли упрямством Осипова. Он поднял с земли обломанный прутик и, постегивая им по сапогу, медленно зашагал к обрыву, к лесенке, ведущей вверх. Осипов продолжал нерешительно топтаться возле тамбура.

Девушки вышли минут через десять. Лена и Верочка были в легких ситцевых платьях, в одинаковых косынках, в туфлях на босу ногу. Аня Шустикова все еще не могла решиться сменить сапоги, на плечах у нее небрежно болталась поношенная жакетка.

Лицо Верочки выглядело расстроенным, Лена казалась усталой, но, как всегда, спокойной и рассудительной. Только что у них состоялся такой разговор:

— Неужели ты сыграешь, Лена?

— Ну и сыграю, что ж такого?

— Но ведь ты никогда не выступала…

— А сегодня выступлю.

— Это же просто ужас, что Катя сделала. А может, с ней случилось что-нибудь?

— Да уж наверно случилось, — невесело усмехнулась Лена.

Осипов был поражен весенним видом девушек, особенно Лены — такой он ее еще не видел. Платье почти насквозь просвечивало в солнечных лучах, облегая ее чуть полнеющую фигуру, тонкие губы показались Осипову не менее яркими, чем тогда, когда Лена красила их, только темные глубокие глаза оставались по-прежнему холодно-насмешливыми, несмотря на усталость, на солнце, на праздничный день.

— Дорогие наши труженицы и патриотки, позвольте вас поздравить с праздником! — торжественно и восхищенно заговорил Осипов, испытывая необычайный прилив чувств, хотя вызваны они были лишь присутствием Лены. — Хочу сделать для вас приятное: избавить от вечерней дойки. Как? Очень просто: уговорю двух-трех старушек, им же все равно в клуб не идти, а подоить они сумеют на совесть. Положитесь на меня, девчата, и все будет в порядке.

— Вот хорошо было бы, — вздохнула Аня. — Пропадет же вечер…

— Ни в коем случае, — горячо сказала Верочка. — Как же это так: мы будем гулять, а кто-то за нас работать? И не стыдно тебе, Аня?

— Катя же гуляет, — невинно опуская глаза, возразила Аня.

— И кроме того, Лена должна выступать, — вставил Осипов.

— Все равно, — упрямо мотнула головой Верочка. — Лену мы сами заменим, да и Катя… — Она вдруг заметила Володю, на мгновение остановилась и, словно испугавшись, что он сейчас исчезнет, бросилась к нему.

— Вот это да-а… — изумленно и не без зависти протянул Осипов. — Значит, у них это, так сказать… — И он вопросительно посмотрел на Лену.

— Ничего это не значит, товарищ Осипов, — сухо проговорила Лена и поспешила добавить: — А со старушками у вас ничего не выйдет.

— Напрасно, напрасно, — посочувствовал он. — Ничего в этом предосудительного нет, зря Верочка упрямится… Но вам же все равно придется выступать.

— Конечно, если Катя не придет.

— А вам бы не хотелось сегодня побывать в поселке?

— Нет. Какая разница — что там, что здесь?

— Но, может быть… — Осипов смотрел ей прямо в глаза, затаив дыхание, но Лена спокойно ответила:

— Нет, в поселке мне делать нечего. Скажите, есть тут другая тропка наверх?

— Ясное дело, есть, — радостно сказал Осипов. — Пойдемте, покажу…

Володя, завидев Верочку, в первую минуту хотел вернуться и вместе с Алексеем проводить девушек, но потом раздумал. Помахивая хворостинкой и изредка незаметно оглядываясь, он не спеша поднимался со ступеньки на ступеньку, пока не услышал за спиной такой знакомый голос:

— Володя, подожди!

Он вздрогнул, постоял с секунду, не оборачиваясь, и сел там, где настиг его Верочкин оклик.

Верочка опустилась рядом с Володей.

— Ты чего? Платье-то измяла, видишь… — несколько растерянно проговорил он, уступая свое более удобное место.

Она машинально выправила платье, прикрыв оголенные колени, переведя дыхание, заговорила:

— Слыхал, что наша Катя учудила?

— Ну слышал. Ты же ее нахваливала…

— Она хорошая, Катя, ты не думай, только взбалмошная. Ну где она может быть? Поехала на день, и вот третий день нету. Это же пятно на всех на нас, понимаешь? Вот я и подумала… — Верочка ухватилась за Володин рукав, почувствовала запах водки, поморщилась, но рукав не выпустила, сказала умоляюще: — Володя, съезди ты на велосипеде в поселок, разузнай, где она. Не верю я, что Катя заболела, а если и заболела, нам тем более надо это знать. Чтоб люди худое не думали, понимаешь? А то вон Юрка бог знает что о ней да и о нас думает…

Володя высвободил руку, хлестнул прутом по голенищу и почти злобно сказал:

— Не поеду. К черту! Что я, нянька твоей Катьке? Она там с Виктором будет тары-бары разводить, а я в ихние дела вмешиваться?

— Причем тут Виктор? — пыталась возразить Верочка, в душе убежденная, что всему виной именно Виктор.

— А кто же? — зло и мстительно спросил Володя. — Да еще оба, наверно, дураками нас считают, а себя утиными. Я про себя не говорю, мне на них наплевать, но и другие некоторые Катю идеалом считали.

— Да не в ней же только дело, Володя…

— Не поеду. У нее своя голова на плечах. Вон какую речь на проводах завернула… Да ты чего о ней беспокоишься? Лена же сказала, что выступит.

— Она же никогда не выступала, и роли нисколько не знает, — чуть не простонала Верочка. — Опозорится, а потом неизвестно, что с ней будет.

— Ерунда, суфлер подскажет.

— Значит, не поедешь?

— Нет. Сказал — нет, значит, нет.

— Тогда я сама поеду, — и не успел Володя опомниться, как она уже карабкалась вверх.

— Ну и глупая, — пробормотал он, до хруста повернув шею, чтобы видеть, как Верочка взберется на кромку обрыва. — А ведь и в самом деле поедет. Вот черт… Догнать, что ли?

Но догонять не стал. Одна мысль, что он должен где-то разыскивать эту взбалмошную Катю, которая наверняка веселится сейчас с Виктором, приводила его в бешенство. «Небось, я уехал, так Верочка и не заметила бы, а тут, видишь, места себе не находит…»

Все-таки ему было страшно досадно, что он так грубо отказал в ее просьбе. И во всем была виновата эта дура Катя, которую Володя теперь, как ему казалось, возненавидел на всю жизнь. А Верочка? Неужели поедет? Она ведь на велосипеде-то с грехом пополам ездит. Если только попадется попутная машина…

В несколько прыжков Володя достиг края обрыва и глянул на зимник. Верочка была уже далеко, догонять и отговаривать ее сейчас было бы нелепо. Добежит до деревни и одумается. На всякий случай Володя ускорил шаг, но тут его снова окликнули.

С пашни, нелепо размахивая руками, петушиным скоком бежал дед Никифор, еще издали запаленно кричал:

— Эй, обожди, парень! Алешку-греховодника не видал?

«Ну, так и есть: что-нибудь стряслось, — не без тревоги за товарища подумал Володя. — А он, дурья голова, за Леной увязался».

Володя сказал:

— Да Осипов же на пашню пошел, минут этак десять назад…

— На пашню! — чуть не подпрыгнул Никифор. — Его там и следа не было! Я с самой зари между тракторами мотаюсь, дело организовываю, потому как Логинов мне строго-настрого приказал: смотри, говорит, чтоб все в ажуре было, а что касается праздника, то трактористы и сеяльщики, говорит, вечером отгуляют. Ну, ребята понимают же обстановку, взялись по-ударному, но и они взъелись на Осипова за его нахальство. Сперва один трактор поломался, а потом семена кончились. Только то и рассеяли, что вчера было привезено, а сегодня ни зернышка не подвезли. Это как называется, по-твоему?

— Худо, Никифор Савельич. Что же теперь делать?

— Я лошадь выпряг, послал тракториста в мастерскую за нужной частью, а сам бегу семена добывать. Да разве же это мое дело? Мое дело — контроль, а на побегушках находиться мне годы не указывают. Где он может быть, паршивец? Не в гостях?

— Нет. Вот что, Никифор Савельич, ты возвращайся к тракторам, а я Алексея живо найду, и семена мы тебе через час доставим.

— Не врешь? — подозрительно глянул на Володю старик.

— Слово даю. Ты топай назад, а я это дело обтяпаю. Никакой паники. Утихомирь там ребят.

— Ладно, пойду, — неохотно согласился Никифор. — Бегом-то мне все равно духу больше не хватило бы. Но я этому стервецу устрою! Все как есть Логинову доложу, он ему пропишет. Хоть и выпивали вместе, а доложить непременно доложу, так и передай Алешке…